Глава 3. Предпринимательство в петровскую и послепетровскую эпохи (xviiIв.)

Восемнадцатое столетие - век пограничный, переходный, действительное начало нового периода русской истории. Пет­ровские реформы и пополнивший их просвещенный деспотизм Екатерины II, имели весьма долговременные последствия в го­сударственном строе, экономике, ментальности страны. Существенное влияние оказали эти реформы и на степень эконо­мической свободы россиян, на их предпринимательскую активность, на положение третьего сословия в России. Учи­тывая неоднозначность этого влияния, а также различие оценок деятельности реформаторов в восемнадцатом столетии, необхо­димо выделить основные направления преобразований, а также их результаты.

Петровские преобразования, которые открыли эпоху дого­няющих модернизаций в истории России, в значительной сте­пени определялись личностью и деятельностью самого Петра. Но, анализируя ход российской истории, С. М. Соловьев видит предвестья российских преобразований уже в попытках Ивана IVвыйти к морским берегам, а также в направлении первых Романовых. Успехи европейских раннебуржуазных государств уже вXVIIвеке тревожили умы преобразователей в патриар­хальной России. Поэтому когда мы говорим о новизне преобра­зований Петра, мы должны учитывать, по меньшей мере, два обстоятельства. Во-первых, допетровская Русь уже была слож­ным продуктом этноисторического синтеза, народные начала в значительной степени утратили цельность и тождественность самим себе. Во-вторых, не стоит преувеличивать саму новизну петровских преобразований: по крайней мере некоторые из них явственно прослеживаются еще вXVIIвеке. Так, "полки ино­земного строя" завел еще Алексей Михайлович, а князь Васи­лий Голицын, фаворит правительницы Софьи, пытался своими преобразованиями изменить российский общественный быт. Еще в 1681 году царь Федор Алексеевич (старший брат Петра) издал указ всем вельможам, дворянам и приказным людям но­сить короткие кафтаны вместо прежнего длинного платья, в котором никто не смел являться не только во дворце, но и в Кремле. Длинная и широкая русская одежда являлась выражением спокойной домашней жизни, отдыха и сна, а узкая евро­пейская одежда выражала бодрствование, сильную деятель­ность. Да и сами главные цели петровской внешней политики: выход к Балтийскому морю и обеспечение безопасности южных границ - были вполне традиционными.

С самого начала в России сталкивались и приходили во взаимодействие два потока мировой истории, Восток и Запад. И всегда в русской душе боролись два начала, восточное и за­падное. Реформаторство Петра и было одним из ярких прояв­лений этой борьбы, в которой насильственность преобразова­ний и возможность рассматривать их как "революцию сверху". Максимилиан Волошин назвал Петра Iпервым большевиком, так как он задумал вытянуть неразумный народ к вершинам цивилизации, насилием пытался привить самостоятельность. Но великий преобразователь действовал в ту эпоху, при кото­рой он родился. И отсюда вся противоречивость и его реформ, и его личности.

Историческое движение вообще невозможно без раскола на противоположности, возбуждающие это движение. Изменение любой системы, а тем более сложной социальной, невозможно без нарушения равновесия. Распадение на противоборствующие элементы - это необходимый этап процесса, подготавливающий переход к более содержательной стадии существования. Но тут нет никакой гарантии успеха, потому что противоборство впол­не может окончиться ничем, возвратом к сходному состоянию или даже взаимным уничтожением. Тем большее значение при­обретают индивидуальная и коллективная инициатива, энергия и подвижничество. Это один из моментов противоречивости движения по пути прогресса России. Без Петра и его начинаний этот путь страна бы прошла за 200 лет (Щербатов), за шесть веков (Карамзин). Но очевидно и то, что Петр задер­жал развитие России по меньшей мере на столетие, а также предопределил катаклизмы и потрясения последующих двух веков. Одни говорят, что Петр все создал в России, дру­гие - что все порушил. Великий человек является сыном своего времени, своего народа, его личность не имеет сверхъестест­венного значения, его деятельность теряет характер случайности, произвола. Никакой произвол великого человека не может переменить сути народной жизни. "Допустить в вели­ком движении этого народа перерыв, уклонение, допустить в перемене бытовых форм измену началам народной жизни, и все это по воле одного человека - значит низвести великий ис­торический народ ниже кочевых народов Средней Азии.

Долгое время все внимание русского человека было обраще­но на Восток, к миру степных, хищных варваров, народов кочевых, нехристианских, стоящих на более низких ступенях развития, чем русский народ. С западными народами тоже бы­ли различия в характере, и самым главным из них стала разни­ца в религиях. Эти духовные границы долгое время держали русский народ сильнее географических. Но постепенно богатст­во и умелость иностранцев, противопоставленные собственной бедности и неразвитости, пробудили в сильном исторически, то есть способном к развитию народе, стремление выйти из своего затруднительного, печального положения, преодолеть односто­ронность земледельческого быта промышленным и торговым развитием, действенность этих средств была уже очевидной. Постепенное движение к Западной Европе началось после по­беды над монгольским игом. Но европейские народности тоже не останавливались в своем развитии. В западноевропейских странах оно было даже быстрее, так как механизм приводился в движение естественными пружинами исторического развития. Деньги, движимое, соперничало там с землею, недвижимым, золото спорило с мечом и побеждало его. Прежде династии основывались на силой, теперь они основываются посредством денег. Примером может служить династия богатых купцов Ме­дичи во Флоренции. Развитие в Европе промышленности и торговли ведет к развитию умственному через расширение сфе­ры наблюдения, через усиление международной жизни. Это развивает и западную науку, и культуру. Русский народ, заим­ствовавший у западноевропейских стран плоды цивилизации, должен был гнаться за ними со страшным напряжением сил. Русский народ часто останавливался между явлением, которое он видел у других народов и для него желанным, и отсутствием условий для его произведения на родной почве или неумением отыскать эти условия.

Итак, в начале XVIIIвека народ был потенциально готов к переходу от одного порядка своей жизни к другому. Появляется и человек, сам царь, одаренный наибольшими способностями и яснее других осознающий потребности своего времени, силою своей воли и неутомимой деятельности побуждающий тяжелое на подъем большинство, робкое перед новым и трудным делом. Петр с неукротимой энергией вел движение за пределы, на­значенные народной потребностью и народными средствами. Это производило известную неправильность и установку в дви­жении, часто заставляло делать шаг назад, то, что мы называем реакцией. Попытки волевым путем нарушить логику истории привели к печальным результатам. Но эти результаты считались временными, а заслуги признавались вечными, и признатель­ный народ называл ПетраIВеликим и благодетелем своим.

Замыслы Петра носили всеобъемлющий и целенаправлен­ный характер, он мечтал создать "регулярное" государство с целесообразным устройством государственной и общественной жизни с высокой культурой его граждан "хотя бы высших сло­ев", с развитыми наукой и промышленностью. Поэтому преоб­разования царя затронули все сферы жизни общества: рефор­мирован государственный аппарат в центре и на местах, созданы регулярная и дипломатическая служба, единые армия и флот, проведены преобразования в промышленности и торгов­ле. Реформы затронули культуру и просвещение, различные стороны жизни людей. Но все изменения носили откровенно неравнозначный характер. Были сферы жизни, которые опреде­ляли все остальные и даже подчиняли себе их.

Речь идет прежде всего о военном деле. За все время своего существования Москва была занята делом своей обороны, но не упускала случая и перейти в наступление. Московское госу­дарство, по выражению историка А. А. Кизеветтера, было пре­жде всего "государством национальной обороны". Война и подготовка к войне была постоянной движущей силой государ­ственной мысли, и Петр довел это дело до логического конца. Устройство управления, сословный строй, финансовая органи­зация - все носило печать военной задачи. Все население и в XVIIIвеке как и раньше, делилось на людей служилых и тяглых (войско и содержатели его). И в этом отношении военная ре­форма Петра, создание армии по европейскому образцу и фло­та, которого Россия не имела раньше, была делом первостепен­ной важности. Без нее России грозило бы, скорее всего, участь Оттоманской империи или Китая, которые перестали быть субъектом исторической инициативы и на долгие столетия пре­вратились в заповедники мертвого традиционализма. Победо­носный исход Северной войны свидетельствовал о том, что Россия впервые достигла внешней безопасности от натиска За­пада. Вместе с Петром Россия вошла в избранное семейство великих держав, и произошло это обычным для того времени путем - посредством военной силы. При этом, победив безого­ворочно, Россия вела себя достаточно великодушно, оставила в завоеванных землях прежнее устройство и выплатила Швеции, как возмещение убытков, довольно крупную сумму денег. Больше всего пострадал от военной реформы и войн победи­тель - русский народ.

Для военных дел с населения брались бесконечные налоги. Они делились на окладные (постоянные) и неокладные (разные сборы). С начала сборы соответствовали названиям, а потом стали распределяться произвольно, как "тришкин кафтан". Во всем государстве сохранялись общинные порядки - налоги па­дали на определенную группу плательщиков, и те разверстыва­ли их между собой. Это порождало паразитизм, уравниловку, стремление скрыть богатство.

Главную тяжесть податей несли те земли, которые принад­лежали государству или самим крестьянам. Но самые хорошие, центральные и южные земли были розданы дворянам за служ­бу, поэтому главные сборы должны были давать малоземельческие районы промыслового Севера. При всем напряже­нии неразвитые хозяйства много дать не могли и к концу XVII- началуXVIIIвека наибольший доход давали таможенные и кабацкие деньги (53 %), а примерно 60 - 70 % расхода шло на армию, 10 % - на потребности государства.

Финансовая политика Петра служила войне: "денег как возможно собирать, понеже деньги суть артерия войны". Начало нового войска, постройка флота в Воронеже, два Азов­ские похода, последующие события Северной войны, нарвский погром и его последствия в буквальном смысле очень дорого обошлись налогоплательщикам. Финансовая реформа Петра конца XVIIвека (1699 г.) сосредоточила сбор налогов за Рату­шей, но источники налогов остались старые, эта мера только предельно централизовала сборы. При этом не было сделано самого главного - не была дана свобода предпринимательства, народу не позволяли богатеть, самому поднимать свое благосос­тояние. Реформа носила вынужденный, лихорадочный харак­тер, была подчинена военным проблемам. Петр попытался в этих реформах провести другие идеи, но они остались на бу­маге, в качестве пожелания. Например, он понимал, что торговым и промышленным людям приходится нести большие убыт­ки от воевод и приказных людей, от проволочек и взя­точничества. Поэтому вышел указ о том, чтобы всем промыш­ленным людям решать свои проблемы и тяжбы, собирать доходы выборными людьми в земских избах. Целью было приучение к совместной деятельности, самостоятельности. Бургомистра (городского голову) должны были избрать и сме­нять ежемесячно (что, может быть, демократично, но неудоб­но). Эти благие намерения были осуществлены привычными средствами: малые города приписали к большим и составили провинцию, каждый низший бургомистр зависел от высшего, и все они зависели от московского бургомистра. И самое главное, что сводило на нет все намерения - все доходы собирались в Ратуше, а расходы производились только по царскому указу. Фактически это означало лишь безграничное усиление центра­лизации и делало новшества формальными. Более того, такое двусмысленное положение, когда все фактически запрещено, все же заставляло людей решать свои проблемы, но обманным путем, чиня произвол. Богатые налагали на бедных несносные поборы, больше, чем на себя, а иные себя и совершенно обхо­дили. Стремясь избежать платежа податей, люди, имеющие достаточное состояние и ведущие торговлю, жили как бы в "защите" и "закладе" у разных людей; горожане, жившие своими домами, собирали милостыню, помещались в богадель­ни, выставляли бедность и болезни. Одни люди надрывались в труде, а другие жили за их счет в лености.

Новая сложная финансовая машина оживлялась только ки­пучей деятельностью Петра, и это, на первых порах, дало свой результат. Доходы к 1701 году увеличились до 3 млн. рублей, а расходы составляли 2,5 млн. рублей. Зато расходы на армию возросли с 62 % (1680 г.) до 78 % (1701 г.), а дворцовые умень­шились в 4,5 раза. Потребности армии все росли и за 10 лет удвоились, а Ратуша, при отсутствии механизмов развития эко­номической активности, не могла полностью собрать сумм, которые требовались армии и флоту. Поэтому Петр был выну­жден сделать следующий неперспективный шаг в финансовой политике: прибегнул к перечеканке монеты, сделал ее более мелкой, то есть обесценил. Были выпущены и медные монеты. Сначала доход от этого казне был огромный, но потом, естест­венно, уменьшился, цена русской монеты упала наполовину. Следующий шаг был сделан под руководством А. Д. Меньши­кова, возглавившего Ингерманландскую (по сбору налогов) канцелярию (1705 г.). Были обложены все стороны общественной. частной и хозяйственной деятельности. Меньшиков хотел даже ломать частные бани, а всем ходить в общественные за плату. Порча монеты и увеличение оброков не выручали казну, тогда царь пошел на монополизацию выгоднейших статей сбы­та. Начал в 1705 году с соли, увеличив при этом ее цену вдвое, но это снизило ее потребление. Потом ввели монополию на табак, деготь, мел, рыбий жир, сало, щетину. В 1705 - 1707 гг. Петр был словно глава большой оптовой фирмы. "Здешний двор, - писал англичанин Витворт в 1706 году, - совсем превра­тился в купеческий; не довольствуясь монополией на лучшие товары собственной страны, например, смолу, поташ, ревень, клей и т. д., которые покупаются по низкой цене и перепрода­ются с большим барышом англичанам и голландцам, так как никому торговать ими, кроме казны, не позволяется, он (двор) захватывает теперь иностранную торговлю: все, что им нужно, покупают за границей у частных купцов, которым платят толь­ко за комиссию, а барыш принадлежит казне, которая прини­мает на себя и риск". В целом такие лихорадочные поиски сиюминутных денег подрывали предприимчивость и будущий доход. В 1706 году положение так запуталось, что государству грозил финансовый крах; не выплачивали жалованье, платежи погашались только самые срочные. О правильной финансовой реформе не могло быть и речи. Займов иностранцы не давали, так как были напуганы произволом Петра в отношении не только частных лиц в своем государстве, но и к иностранцам: он силой снимал матросов с торговых кораблей в Архангельске, когда ему нужны были моряки для своего военного флота, аре­стовал табачные запасы английской компании и т. д. Народ, по сведениям иностранцев, был так ограблен, что иноземные куп­цы в 1707 году уезжали из Москвы, опасаясь бунта московской черни, которая грозила "немцам" резней, так как они испорти­ли русского царя и он перестал жалеть своих. Опять происхо­дил процесс, обратный задуманному Петром приглашению иностранцев. Недобор налогов и на этот раз все же собрали, разложив его ("временно") на все податное население.

Для упорядочения финансов было решено провести пере­пись населения, пока покрывать только срочные расходы, а прочие предоставить Божьей воле. Перепись выявила, что по­датное население с 1678 года уменьшилась на 1/5 (в Архангель­ске, например, на 40 %). Власти решили в областях, где был хороший прирост населения (Сибирской, Казанской) брать на­логи по новой переписи, а где убыток - по старой, разверстывая недостачу на оставшихся людей, заставляя платить за пустые

дворы. Для жителей Архангельска это означало удвоение пода­тей. Кроме того, самых перспективных плательщиков забирали в армию и на флот. Из-за ненадежности деятельности Ратуши по сбору налогов Петр передал финансовое хозяйство губерна­торам, тем самым сняв вопрос о самоуправлении. С 1710 г 11 гг. все полки были распределены по губерниям, которые должны были их полностью содержать. Но порядка не по­лучилось, так как собранные для полков деньги заимствовал Сенат, а потом не мог их отдать. У любителей порядка от этого опускались руки, а любители беспорядка наживали огромные капиталы, например, А. Д. Меньшиков. С 1712 года опять началась перечеканка монеты, а медной наделали столько, что суммы в несколько тысяч рублей везли на лошадях и пе­ресчитывали целыми днями (неудобно особенно купцам). Про­дажа соли обходилась казне дорого, так как производилась под­невольными казенными людьми, и в целом выгодная отрасль, приносила не такой уж большой доход и находилась в жалком состоянии. Увеличивать доходы без тягости населению оказа­лось невозможным, никакие штрафы, наказания порядка не установили.

С 1715 года, по мере утихания войны, Петр обращается к гражданским делам, интересуется проблемами финансовой по­литики и экономики. В это время появляется много финансо­вых проектов. Купцы были недовольны тем, что царь разрешил торговать всем (и дворянам), и предлагали ограничить торговлю казенными товарами. Люберас пишет для Петра рассуждения в духе меркантилизма Кольбера: в основе хозяйственной жизни должно лежать развитие частной и свободной торговли и про­мышленности, народное богатство увеличивается в зависимости от увеличения золота и серебра в стране, которое зависит от сокращения ввоза иностранной продукции. Не следует также торговать сырьем.

С 1717 года Петр осуществляет поданную ему идею о введении "поголовщины" - подушного налога. Царю стали поступать проекты: как лучше брать этот налог и следить за его сбором. К 1719 году стали поголовно переписывать крестьян, но без посылки солдат дело не обошлось. К 1727 году была закончена эта работа, но уже к 1724 году было определено число плательщиков - 5,5 млн. человек. Введенный при этом Петром налог повышал в три раза размер подати. Подушная подать учитывала, как и раньше, умерших и беглых как полноценных налогоплательщиков. И все равно четверть налогов не набира­ли, что задерживало всякие платежи. Из-за этого матросы, на­пример, собирались грабить богатых. Из собранных доходов 66 % тратилось на армию, 13 % на государственный аппарат.

Преобразования Петра в области торговли и промышленно­сти тоже были достаточно противоречивы. Основное противо­речие заключалось в несовпадении провозглашенных целей и используемых средств, а также и полученных результатов. Пре­образователю было ясно, что без купцов и предпринимателей и создаваемого ими богатства никакие проблемы в стране не мо­гут быть решены. Поэтому указы Петра касались этой сферы довольно часто. В 1703 году создана первая в России биржа (купеческое собрание) в Петербурге. Казенные полотняные заводы в Москве были переданы в частные руки - Туркину, Цынбалыцикову и другим, вышел указ об организации торгово-промышленных компаний (1712 г.), устроены железоделатель­ные заводы Демидовым на реке Тагиле (1716 г.). В 1719 году учреждены Берг- и Мануфактур-коллегии и принят их регла­мент; в этом же году сокращены казенные и торговые монопо­лии. Принят указ о разрешении купцам наравне с дворянами покупать к заводам крестьян, об освобождении заводчиков от градских служб (1721 г.). И, наконец, в 1722 году - учреждение гильдии купцов. Меры эти были своевременными, например, давно уже русские торговые люди признавались, что им трудно тягаться с иностранными купцами, так как те торгуют сообща. Теперь Петр предписывал: "Купцам торговать так же, как тор­гуют в других государствах купцы, компаниями, иметь о том всем купцам между собою с общего совета установление, как пристойно бы было к распространению торгов их. Повсюду преобразователь будет требовать деятельности сообща, коллеги­альной формы, вследствие понимания, что причина болезни - в разрозненности действий, а средство к исцелению - деятель­ность сообща и деятельность самостоятельная. "Чтобы собрать эту рассеянную храмину" купечества, по выражению Петра, он учредил в Петербурге Главный магистрат, имевший коллеги­альное устройство, президентом был избран князь Трубецкой, вице-президентом - московский купец Исаев. Все горожане были разделены на три части, гильдии. Гильдии выбирают старшин, решающих все дела. Должны они были и принуждать к работе ленивых и гуляк. Воспользовались ли купцы новым положением? Воевод заменили магистраты, а дела шли так же, сильные отнимали у слабых. Многие купцы разошлись по другим сословиям, такого обмана не было и в XVIIвеке. Так, сам ПетрIсчитал возможным "заимствовать", в случае необхо­димости, у купцов деньги, вводя выгодные для себя постанов­ления, или без них - эти меры подрывали торговлю. Царю с горечью доносили: "Купечества весьма мало, и можно сказать, что уже нет, ибо все торги отняты у купцов, и торгуют высокие персоны, и их люди, и крестьяне". "Извольте, ваше величество, вопросить новых всероссийских купцов, то есть князя Меньшикова, сибирского губернатора князя Гагарина и им подроб­ных, могут ли они прокормить многое число разоренных через отнятие торгов?" Препятствовали также торговле недостаток капиталов, неумение соединяться в компании, отношение воо­руженного сословия к невооруженному (считавшемуся вторым сортом), взяточничество, казнокрадство, плохие дороги. Россия с плохими дорогами скорее разделяла Европу и Азию, чем со­единяла. Осенью 1722 года голландский резидент ехал из Мо­сквы в Петербург пять недель из-за грязи и поломанных мос­тов. Во время ПетраIв городах жило всего 3 % населения.

Что касается общих перемен в промышленности, то петров­ское государство часто создавало фабрики и передавало затем в частные руки, давало льготы людям, организующим фабрики, кредиты, становясь в положение банкира крупной промышлен­ности, и тем приобретало право строго следить за деятельно­стью компании. Это вмешательство в частное предпринима­тельство оно считало не только правом, но и обязанностью. Ни одно переустройство, даже самое мелочное, не могло быть сде­лано без соответствующего донесения в Мануфактур-коллегию. От фабрикантов требовалось ежегодно доставлять в Мануфактур-коллегию образцы своих изделий, затем правительство устанав­ливало вид, форму, цены на те товары, которые поставлялись в казну и запрещались к продаже в розницу. Правительство удо­стаивало наградить исправных фабрикантов и подвергало стро­гим взысканиям нерадивых. Особенно большими размерами и многолюдством отличались казенные горные заводы. К девяти пермским заводам было приписано 25 тысяч крестьян. Для управления пермскими и уральскими заводами был построен город, названный в честь царицы Екатеринбургом.

Из частных фабрик обширностью отличалась суконная фаб­рика Щеголина "со товарищи" в Москве, имевшая 130 станов и750 рабочих, на Казанской суконной фабрике Микряева работало 740 человек, на шелковых фабриках Евреинова - до 1500 человек. Это все были московские купцы - члены гостинной и суконной сотен. На фабрике, например, Тамсена при неплохом устройстве рабочие получали столько, сколько получают арестанты. Работа­ли там девушки и женщины, отданные на фабрику в наказание, некоторые насовсем, с вырванными ноздрями. Чистая прибыль фабриканта составляла 30 %.

С 1721 года фабриканты могли покупать деревни, а с 1736 года фабрикант становится для рабочих официальным судьей. Крепостные рабочие иногда получали только корм и одежду. Плата на казенных фабриках (из-за льгот) в целом бы­ла выше, чем на частных. Товары фабрик были низки качеством, а цену имели вдвое выше, чем иностранные. Чтобы отечественные товары имели сбыт, Петр стал накладывать вы­сокие пошлины на иноземные товары. Но после смерти царя купцы стали жаловаться, что нет выгодных импортных товаров, поэтому пошлину снизили с 75 % от стоимости товара до 15 %. С 1716- 17 гг. усиленно раздаются разрешения на устройство частных фабрик.

Все это сложное экономическое хозяйство, подчиненное го­сударству, нуждалось в управлении, поэтому необходимо неко­торое отступление от вопроса о деятельности Петра в области промышленности и представление роли управленческих орга­нов торговлей и промышленностью - Коммерц-коллегии. Пер­вые сведения о петровских коллегиях относятся к 1715 году. Но уже в 1712 году из иноземцев и московских знатных купцов был создан Коллегиум по исправлению торгового дела. Его задачей было увеличение внешнеторгового оборота, соблюдение российских интересов, пресечение "непотребностей, которые купечество портят". Пока на первый план выдвигалась идея привлечения иностранных купцов, а о защите интересов рус­ских говорилось вскользь. Еще предлагалось, как, например, в Швеции, пошлин внутри государства не платить, а только в портах, как приезжим, так и местным. Но это означало недобор налогов, поэтому правительство на это не согласилось, и соот­ветствующая таможенная реформа прошла только к середине XVIIIвека, когда дворянство втянулось в торговлю.

С 1715 года необходимость создания коллегий была твердо осознана Петром. При их создании были трудности со служащими. В Коммерц-коллегии, например, было 29 человек (14 иностранцев и 15 русских), причем русские получали жало­ванье вдвое меньше иностранцев.

Примечательными и даже характерными людьми для управ­ленческого аппарата были служащие Коммерц-коллегии - бра­тья Соловьевы, бывшие дворовые люди А. Д. Меньшикова. В начале XVIIIвека они вели торговлю казенными товарами, Дмитрий - в Архангельске, а Осип - в Амстердаме. В 1712 году Д. Соловьев был привлечен к организации Коммерц-коллегиума, а в следующем году ему была отдана вся казенная за­граничная морская торговля. Но уже в 1713 году началось след­ствие по обвинению братьев Соловьевых в нанесении ущерба казне "за преступление его величества указов и за кражу по­шлин и за подложные торги". Они были арестованы и за­ключены в тюрьму. В 1719 году Канцелярия конфискации за­нималась продажей отписанного в казну их движимого имущества, завершая цикл, в начале которого - кражи из каз­ны, а в конце - возвращение украденного в казну. Это бес­смысленный круговорот, так как он идет практически без при­ращения богатства. Но и будучи под следствием Соловьевы не прерывали службы по коммерческим делам. Только в 1721 году Петр приказал освободить Соловьевых с тем, чтобы они отра­ботали свою вину. Но полную отставку они получили только в 1738 году.

Деятельность коллегии в 20-е годы была подчинена главной цели - накоплению денежных богатств. Строго регламенти­рующей была и деятельность коллегий по промышленности. В начале 30-х годов, изыскивая возможность экономии на содер­жании государственного аппарата, Коммерц-коллегию объеди­нили с Берг-коллегией и Мануфактур-коллегией, тем самым подчинив промышленность не только государству, но и торгов­ле. Управление коллегиями еще раньше было подчинено дво­рянству, в указе 1724 г. запрещалось определять в секретари лиц "не из шляхетства", участие купцов допускалось лишь в виде консультаций. "Купцы-чиновники" (Исаев, Евреинов) были исключением. Как видно, управляли промышленностью, объективно не заинтересованные в ее развитии люди, а даже самые достойные представители третьего сословия от управле­ния сферой предпринимательства были устранены.

При оценке промышленной деятельности Петра в качестве достижения называют обычно создание (даже скачок) черной и цветной металлургии. При нем было построено 11 заводов на Урале, а также в других местах (тульские, липецкие, олонецкие и др.)- Но Россия, конвульсивно вырвавшаяся при Петре на Iместо по уровню черной металлургии, потом резко и чем даль­ше, тем больше отстает от всех без исключения стран Запада. Причина этого явления в том, что монопольное положение уральской промышленности, огромные запасы топлива, богат­ства российских недр, государственные заказы и дотации - все это не создавало как у уральских заводчиков, так и у руководи­телей казенных заводов, стимула к отказу от экстенсивного крепостного труда и примитивной техники. Уральская метал­лургия не создала прогрессивных элементов в феодальной эко­номике. Наоборот, был создан исторический уникум - про­мышленность на крепостном труде, крепостная фабрика закрепилась на два века. Этим дворянство подпитало свои уга­сающие силы еще на двести лет. Промышленность на Западе толкала феодализм к могиле, а крепостная промышленность укрепляла его. Европейские заводчики под угрозой гибели в конкурентной борьбе тратили прибыль на расширенное вос­производство и техническое переоборудование заводов. Так, в ходе промышленной революции в Англии, имевшей своим следствием широкое применение машин, английская метал­лургия с 1770 года по 1800 год скачкообразно расширила свою продукцию почти в 5 раз, в то время когда в России она не дос­тигла в этот период даже удвоения. Уральская промышленность родилась с монополией на рабский труд, на леса и недра, с за­щитой от конкурентов. На расширение производства тратилась ничтожная часть прибыли, проще было взять денег у казны. Технические изобретения и усовершенствования уральских умельцев, как правило, не получали применения на производ­стве, а наличие на отдельных заводах наряду с водяными двига­телями паровых машин не меняло общего характера уральской промышленности. Крепостная промышленность давала мизер­ный рост производительности труда. Затраты труда на одну ус­ловную тонну чугуна в допетровские времена (1660 г.) состав­ляли 183 часа, в 1723 году - 161 час, то есть за 63 года они уменьшились всего на 6,3 %. Отсюда и загнивание уральской металлургии, и ее исключительный паразитизм, который кра­сочно описан Д. Маминым-Сибиряком и вина за который воз­ложена исключительно на "богатых". При росте производства металлов их потребление увеличивалось незначительно. Стало больше только пушек и ружей. Металл вывозили за границу, чтобы покупать для знати предметы роскоши. А крестьяне по-прежнему имели примитивные орудия труда, пахали деревян­ной сохой.

Развитие производительных сил становится даже опасным, если оно не формирует соответствующих производственных от­ношений. Несмотря на проведенные Петром преобразования, буржуазия в XVIIIвеке не принимала заметного участия в обще­ственных движениях, она оказалась обиженной просительницей реформ. Купеческий капитал был таким защитником самодержа­вия, что поддерживал его в не урезанном виде даже тогда, когда неизбежность перемен поняла большая часть дворянства. Преоб­разования Петра в жизнь проводило чиновничество. Бюрократия на Западе была орудием в руках буржуазии против феодалов, бю­рократия в России подавляла имеющиеся ростки капитализма. Крепостное хозяйство не испытывало потребностей в грамотных и умных людях, поэтому неграмотными были не только крестья­не, но и поголовно купцы. В целом это определяло не движение вперед, а регресс. Французский историк Левек замечал: "Петр еще больше увеличил рабство русских, требуя, чтобы они стали похожими на свободных людей". Это поэт Вяземский подсказал Пушкину идею о том, что Петр вовсе не повел Россию вперед, а вздернул ее на дыбы.

Эпоха Петра объективно была временем жестокого удуше­ния ростков подлинного промышленного подъема, мешала оформлению буржуазии. Многим наблюдателям казалось, что длительное гниение России в послепетровскую эпоху объясня­ется лишь неспособностью его наследников продолжить дело Петра. При анализе событий, как видно, дело обстоит несколь­ко иначе. Личные таланты Петра, его энергия и жажда деятель­ности, умение учитывать горький опыт объективно вели к уси­лению и оживлению отмирающих клеток государства, к колоссальному ослаблению экономически прогрессивных сил. Прекращение реформ произошло и из-за непоследовательности действий царя: и за торговлю, и за промышленность и за другие дела Петр брался наскоком, с середины и конца, поддаваясь и временным настроениям.

Резкую оценку результатов петровских преобразований дал В. О. Ключевский в небольшой рукописной работе. Он считает, что реформа Петра пошла вся на пользу государству в самом узком смысле правительства. Она создала армию, флот, кото­рые усилили в народе страх, не подняв в нем чувство нацио­нального достоинства. Мотовскими ссудами из палочных сбо­ров с полуголого и полуголодного плательщика она выкормила десятка полтора крупных капиталистов, фабрикантов и за­водчиков, ставивших в казну по воровским подрядным ценам пушки, ружья, солдатское сукно, парусинное полотно и образо­вавших первые кадры русской плутократии. Эта реформа ничего не дала народу - никаких новых жизненных средств, никаких живительных возбуждений. Из-под петровского молота он вышел таким же невежественным и вялым, каким был пре­жде, только значительно беднее и развитее прежнего. Корен­ные области государства, наиболее устоявшиеся экономически, стали малолюдными от бесконечных рекрутских наборов, от нарядов на постройку и утрамбовку человеческими костями трясинного петербургского болота и от массовых набегов на недосягаемые для бритого чиновного сыщика места.

Значительная масса нового труда, внесенного в народнохо­зяйственный оборот новоказенными фабриками, заводами, мастерскими, пропала бесследно для народного благосостояния, так как плоды этого промышленного подъема поглощены были бездонной пропастью казны, дырявыми демидовскими карма­нами и походными помещичьими расходами. Народ не только не стал богаче прежнего, он стал еще безгласнее, чем был пре­жде. Прежде хоть купцы на Земском соборе или в совещатель­ной комиссии заявляли царю или его боярину о своих нуждах, о народном разорении, о глупостях правительства.

Таким образом, петровские преобразования привели: 1) к реанимации крепостнических отношений, что во многом предопределило мучительно затяжной процесс их последующей ликвидации; 2) к усилению самодержавия, процессу, обратному тому, что происходил в Европе; 3) к созданию бюрократии, ко­торая становится проводником монаршей воли, сплачиваясь общим источником средств к существованию - государевым жалованьем. Самодержавное государство выступало как само­стоятельная политическая сила, которая выше всего ставила свой собственный интерес, а прочие интересы учитывала лишь постольку, поскольку они не противоречили его целям. Гово­рить о главенстве в то время "торгового капитала" на том осно­вании, что царь покровительствовал купечеству, не представля­ется возможным. До Петра Великого Московское государство было слабосильной полуазиатской державой, державшейся за слабосильный народ. После Петра оно стало могущественной европейской империей, покоившейся на обнищавшем, безглас­ном, порабощенном народе. Многие граждане, не желая пла­тить налогов, не занимались никакими промыслами и жили бедно, разгульно, пьяно, воруя и разбойничая; "магистрат предлагал присматривать за такими "тунеядцами" и понуждать заниматься ремеслами.

Основной признак варварства есть лень, стремление самим не делать ничего или делать как можно меньше и пользоваться плодами чужого труда, заставлять другого трудиться на себя. Приобретя добычу, варвар предается бездействию и вследствие того коснеет умственно и нравственно, личное развитие пре­кращается, чужое добро впрок не идет, варвар живет до тех пор, пока нужда не заставит напасть его снова - непроизводительно для него чужое добро. Особенно нравятся ему пленные, рабы, чтобы заставить их работать на себя. Общество выходит из со­стояния варварства, когда является и усиливается потребность в честном и свободном труде, стремление жить своим трудом, общество богатеет и крепчает, рабство, естественно, исчезает, как помеха труду, помеха развитию, преуспеянию. Тем общест­во совершеннее, развитее, чем сильнее в нем стремление к тру­ду; тем оно слабее, чем более между его членами стремления жить на чужой счет. Россия не была варварским государством, но есть в ней эти черты: плохое состояние сельского народона­селения, бедность городов, отсутствие промышленности, не­значительность торговли, сильное холопство, привычка силь­ного человека окружать себя толпою слуг, стремление обманным .путем взять за свой труд больше, чем он стоит, взя­точничество, стремление перейти из промышленного сословия в приказные люди, чтоб жить с меньшим трудом за чужой счет. В огромной стране люди больше всего страдали от тесноты и пожаров, с ней связанных.

Нравственные последствия этих процессов (деспотизм пра­вительства, деградация общества) всегда были в центре внима­ния иностранцев, писавших о русском "национальном характе­ре". Всеобщность рабства в империи иностранцы называли крепостным правом: зависимость дворян от императора, кре­стьян от дворян ("все классы одинаково находятся в рабстве, а не в подданстве"). "Как персы в описании Ксенофонта, русские научились подчиняться до того, как им это прикажут". Именно окончательное закрепление такого режима и ставилось в вину Петру Великому.

Рассмотренные выше самые общие направления петровских реформ не вина, а трагедия России и русского народа, и важно усмотреть в них не серию краткосрочных актов, закончившихся смертью преобразователя, а фермент постоянных перемен, путь, предначертанный для России. Причины движения по та­кому пути лежат в древней истории России. Древний мир дал два течения общественному развитию: 1) античный мир через Афины и Рим направлял отважный ум человеческий на изучение наличного, наблюдаемого мира, получался человек-мыслитель и делец, таким путем пошла Европа; 2) восточно-христианская цивилизация через Византию толкала пугливую людскую совесть к созерцательному культу загробной жизни. Народ понес свой заработок в церковь, особенно в монастырь, как откуп от ада, и тем расслабил свою трудовую энергию. Мис­тически-фаталистический тип характера принадлежит России.

Среди правящего класса, боярства и дворянства, кормив­шегося за счет народа под предлогом внешней его защиты и внутреннего упорядочения, среди хищного и невежественного монашества и столь же невежественного, но забитого белого духовенства, среди сельского простонародья, кое-как работав­шего, чтобы только прокормиться и избыть податного правежа, не было класса, достаточно независимого и организованного, воспитанного в чувстве права и собственного достоинства и солидарного в интересах с народом, не нашлось ни одной об­щественной силы - ни духовной, вроде западноевропейских университетов, ни экономической, похожей на тамошние го­родские общины.

Верховная власть, сперва рассыпанная среди княжьей ме­люзги удельных времен, а потом скомканная всеми правдами и неправдами в руках московского государя и всея Руси, не встречая сдерживания ни в рыхлой общественной среде, ни в собственном притупленном общественном сознании, все пухла и расширялась как пустой пузырь, надуваемый воздухом и, на­конец, раздулась до потери чувства меры и предела. Враги с Востока и Запада были единственными возбудителями кое-какой нравственной энергии в этой покати-шаром стране.

Западноевропейская культура несла к нам знания: опыт, энергию, предприимчивость, житейские удобства, легкие нравы, новые увеселения. В русском обществе она не нашла клас­са, готового к ее восприятию. Поэтому она пала новой государ­ственной повинностью на общество: государство извлекало из западного опыта только элементы обороны и казенного обога­щения, а не суть его. Такое отношение легло в основу петров­ской реформы и до сих пор служит нездоровой почвой нашей жизни. Заимствуя, таким образом, сначала из западной культу­ры преимущественно полезное, мы потом стали хватать только приятное.

Замедлили развитие России, кроме выбора византийского пути, и другие известные причины - иго, географический фак­тор и т. д. На публичных чтениях о Петре Великом в 1872 году С. М. Соловьев вводит для России термин "страна запоздав­шего развития". И если при Владимире Крестителе и Ярославе Мудром запоздание было не таким заметным, то ко времени Петра, по описанным уже причинам, оно составляло уже около двух веков. Россия к этому времени потеряла историческое время и истощила силы. В XVII, а тем более вXVIIIвеке, раз­витие экономических связей, географические открытия, созда­ние новых средств связи и технических связей объединяют мир в единую систему, каждый элемент которой зависит от других. В этих условиях отставание в темпах развития оборачивается угрозой суверенитету государства. Организация передовых, в данном случае европейских, стран становится моделью жела­тельного переустройства для других. Но в Западной Европе этот процесс рационализации и модернизации шел века эволюци­онным путем, где каждый последующий шаг был логичным, более или менее, продолжением предыдущего. Для России та­кого исторического времени отпущено не было. Поэтому к началуXVIIIвека у Петра Великого не оставалось выбора. Вер­нее, выбор был, но выбирать приходилось из двух зол: либо превращение во второстепенную державу, слаборазвитую, ско­рее всего распадающуюся страну даже не на окраине, а на за­дворках Европы, либо использование иной, чем в развитых странах, революционной модели рационализации и модерниза­ции. Сущность петровских реформ состояла в том, что они представляли собой классический пример радикальных преоб­разований, которые нужны обществу в принципе и даже суще­ствуют в зародышевом состоянии, но они проводятся государ­ством сверху, без участия, при сопротивлении широких слоев общества. Переход жизни общества от традиционного к рацио­нальному происходит настолько резко, что возможен только при наличии особого типа руководителя, выступившего с программой реформ. В условиях утраты прежнего образа жизни, понятий, идеалов только вера в харизматического (обладающего особым даром) руководителя, позволяет обществу не прийти к состоянию всеобщего хаоса. При этом еще сохраняются живые и активные силы, заинтересованные в сохранении старого по­рядка или не могущие морально примириться с его уничтожением. ПетруIв целом удалось найти верный путь ук­репления и расширения государства через усвоение достижений ушедшей вперед Европы. Он замыслил создать рациональное государство, в котором использовались бы хорошо продуман­ные законы, обеспечивающие бесперебойное функционирова­ние всего механизма управления и ограждающие население от произвола чиновников. На практике же этот идеал оказался утопией, он привел к созданию полицейского государства по образцу (но не по сути) западноевропейских абсолюстических монархий. При отсутствии каких-либо инструментов социаль­ного контроля государство было ничем не связано в ходе осу­ществления реформ. Идеальные прожекты приобретают харак­тер принудительных по отношению к обществу мероприятий, ломают старую жизнь, ничего не давая взамен. Это порождает социальный протест и закладывает основы контрреформ, кото­рые снова отбрасывают страну назад.

И еще некоторые моменты, касающиеся реформирования России Петром и относящиеся к истории предпринимательства, хотелось бы отметить. Петра Iмногие воспринимали как за­падника. Но его западничество являлось относительным и не­сло в себе отпечаток реальных российских условий "прифрон­тового государства". Еще Н. Г. Чернышевский отмечал, что венценосному реформатору были нужны главным образом только военные учреждения Запада. Все остальное было взято мимоходом и произвело слабое, а иногда и отрицательное влияние на российскую жизнь. И это не случайно. Эконо­мическая жизнь, нравы, традиции - очень малоподвижный элемент, особенно в традиционных обществах. Политические же и связанные с ними военные сферы более подвижны и не­устойчивы. Именно их и можно было реально изменить в России, так как они более опосредованно касались жизни общества и были подвластны воле преобразователя. Громадная энергия Петра была направлена на то, что сейчас называют военно-промышленным комплексом. Для этой цели выписыва­лись образцы оружия и специалисты, суконные фабриканты и "шлесарные мастера", создавались полотняное, канатное, ко­жевенное производство, металлургия, швейные предприятия, чтобы не покупать "мундиру заморского". Импортированные акционерные общества - "компании" - становились частью государственной системы. В результате возникла своеобразная общественная организация, определившая российскую историю на многие века. Речь идет о модели империи добуржуазного типа, которая вынуждена существовать и соперничать с более развитыми модернизирующимися государствами. Отсюда такие ее черты: 1) выборочное заимствование главным образом в во­енных целях, технологии и организационного опыта у передо­вых стран в обмен на сырье и сырьевые продукты; 2) ужесточение эксплуатации собственного народа добуржуазными методами; 3) прогрессирующая централизация и бюро­кратизация управления, отчасти использующая европейские методы рационально-бюрократического манипулирования. Гер­цен как-то сказал о петровских преобразованиях, что Петр к азиатскому туловищу приделал европейские руки. Эта противо­речивость российской имперской модели была источником как ее силы, так и слабости. Силы - так как военное ведомство бы­ло предметом неусыпных забот и новаций, использовался весь западный опыт. Слабости - так как основа жизни оставалась азиатской. Более того, модернизации военных структур соот­ветствовала обратная тенденция - ужесточение архаичных форм жизни и эксплуатации людей. В таких условиях непомерного перенапряжения, серьезных противоречиях и перекосах система нуждалась в периодических обновлениях или перестройках. Петровские преобразования были лишь первыми на этом пути. Религия объективно закрепляла такой порядок: пассивность граждан, с одной стороны, и бессмысленный бунт доведенных до отчаяния людей - с другой.

После ухода бескорыстного деспота Петра к власти приходят люди, которым удобна созданная управленческая система. При всей кажущейся бессмысленности послепетровского периода (1725 - 1761 гг.), когда наследники и вельможи ослабляли друг друга и налаженную Петром бюрократическую машину, про­изошла метаморфоза российского общества. По мнению некото­рых историков, реформы только и начинаются со смертью ре­форматора. При внешнем отходе от преобразований Петра и как бы переходе к периоду контрреформ, черты созданной им систе­мы сохранялись и развивались. Получил все права и блага новый господствующий класс - дворяне, крестьяне закрепощались дальше, усиливалась роль гвардии, совершенствовались бюрокра­тическая машина и военное ведомство, вступал в конфликты с властью разбуженный к жизни народ. И самое трагичное было в том, что при всех жертвах и страданиях российского народа жизнь основной массы людей менялась очень мало, и в основ­ном в сторону ухудшения. Ключевский определил это состояние страны следующим образом: закон жизни отсталых государств среди опередивших их - нужда реформ назревает раньше, чем общество созревает для реформ. Необходимость ускоренного движения вдогонку ведет к перениманию чужого наскоро.

В экономике после смерти Петра остались старые проблемы: истощение казны, разорение крестьян, содержание войска и приказных людей тяжело лежит на народе. Общественное движе­ние, высшие общественные формы его являлись тогда, когда на­род начинал богатеть. Но после смерти Петра потребности госу­дарства постоянно не были в уровень со средствами, доставляемыми ему бедным народом. Армия была вновь отдана на кормление народу, а кормление армии само по себе есть следст­вие бедности государства и причина бедности народа. Сохранялось варварское положение, когда все достойные члены общества -воины, а не воины - значит рабы. Спасаясь от такого бесправия, многие тысячи людей побежали за границу, на окраины.

Экономическая политика послепетровского времени нашла отражение в указах цариц, а точнее их фаворитов, которые при любом содержании последовательно закрепляли черты дворян­ской империи и приспосабливали к ней интересы всех других групп населения. В 1726 году крепостные крестьяне были ли­шены права свободно уходить на промыслы, в 1730 г. отменен приказ Петра о единонаследии у дворян. Затем крепостные крестьяне были лишены права брать откупы и подряды, то есть заниматься торговлей (1731 г.), а рабочие-мастеровые на ману­фактурах были "вечно закреплены" (1736 г.). В 1736 году за­прещено, а в 1747 году разрешено фабрикантам покупать де­ревни к фабрикам. Далее - указ об уничтожении внутренних таможен (1753 г.), указ об учреждении первого Коммерческого ("Купеческого") банка в России, о запрещении "заводить фаб­рикантам "безуказное" производство", и, наконец, в 1758 г. -установление монополии винокурения для дворян-помещиков. Некоторые примеры могут подтвердить, что это время для про­мышленности и торговли, предприимчивых людей - потерян­ное. Так, в 1744 году, после 25-летнего действия петровского указа о свободе промышленности и торговли, в Петербурге бы­ло 709 ремесленников, а в Москве 117. После Петра много рассуждали об уменьшении податей и снизили с 74 до 70 копеек с души. Войска перевели из деревни в города, уменьшили про­винциальное начальство. Но от этого народное благосостояние не улучшилось. Во главе финансового дела стояла Камер-коллегия. Но дело финансов было распылено по всем государст­венным органам, и от этого были большие беспорядки. Коллегия занималась в основном входящими и исходящими бумагами, а не улучшением финансов страны и благосостояния подданных. Низшие финансовые проблемы решал земской комиссар, кото­рый не имел ни жалованья, ни помощников и за свою работу брал с населения. Переписи с целью учета налогоплательщиков были очень неточны, и за XVIIIвек их было всего пять. Народ сам приспособился к этой неразберихе, насчитывая налоги по-старому на всех. Здесь большую роль играло умение "дого­вориться" со сборщиком податей. Но все равно новый финансо­вый порядок с чиновничеством был настолько тяжел, что только ждал смерти своего создателя, чтобы вернуться к старому. Фран­цуз Кампредон еще в 1721 году уверял, что учреждения, создан­ные царем не переживут его. Понимал это и Петр. Его наслед­ницы опять централизовали, упростили финансовые отношения, приближая к старым московским порядкам. Финансовое управ­ление попало в руки воевод вплоть до Екатерины П. Были идеи и о выпуске акций, но до 1757 - 58 гг. в России не образовалось ни одной акционерной компании.

Несмотря на благие намерения, экспорт в течение XVIIIвека все увеличивался, но за счет сырья и промысловых изделий. Цена их в Европе была высокой, готовые же изделия не выдерживали конкуренции с западными. Экспорт сырья да­вал доходы государству и причастным к вывозу людям, не тре­буя существенных капитальных вложений и болезненной пере­стройки аграрной экономики. Со второй четвертиXVIIIвека произошло странное, наперекор усилиям Петра, явление в эко­номике - ее аграризация. Быстрое развитие аграрного сектора было связано с повышением цен на сельскохозяйственные про­дукты больше, чем на другие товары. Причиной, скорее всего, было то, что в 1724 году подушную подать увеличили в 2,6 раза, примерно так же выросли и цены на хлеб. Быстрый рост цен и отставание доходов граждан заставляли их держаться за огород, скот и даже пашню, что в течение многих лет консервировало аграрные черты российских городов, можно сказать - аграрного города. Миграция крестьян в город вXVIIIвеке была слабой, а во второй половинеXVIIIвека и уменьшалась, иногда происхо­дила ремиграция в деревню. Промышленность и торговля со второй четвертиXVIIIвека развивалась в сельской местности быстрее, чем в городе, что сказывалось на состоянии городской буржуазии. Как видно, увеличение налогов не развивает про­мышленность страны, даже если собранные средства направля­ются на ее развитие, а усиливает аграризацию.

С 1742 года по 1801 год процент городского населения уменьшился с 12 % до 8,2 %.

Вторая половина XVIIIвека поставила перед Россией еще более серьезные задачи. Мир становился все более интегриро­ванным и взаимосвязанным. На Западе подходила к концу пер­вая индустриальная революция, а также рождалась в конфлик­тах доктрина либерализма. Своеобразным ответом Российского государства на быстрое экономическое и социальное развитие Западной Европы и усиление социальных конфликтов внутри России становится политика просвещенного абсолютизма. Ли­бералка ЕкатеринаIIсама ставила вопрос о том, как обес­печить социальный контроль над властью, согласовать сувере­нитет с правами народа. Но, как и во времена Петра, основными оставались вопросы о сущности, средствах и цене преобразований. Главное противоречие реформ состояло в не­разрешимом конфликте между декларируемыми целями - идеа­лом социального консенсуса - и средствами - господством вне­экономического принуждения, то есть армии, бюрократии и полиции. Экономические и социальные основы жизни остава­лись прежними, крепостное право достигло предела, а фак­тическому реформированию подвергались только политические, военные и, частично, социальные стороны жизни. Позднее Екатерина сама поняла беспочвенность своих социальных уто­пий и закрыла российскую границу от "французской заразы" (революции), и именно ей принадлежат слова: "Весьма худа та политика, которая переделывает законами то, что надлежит поменять обычаями". Но Екатерина все-таки взрыхлила почву для будущих перемен.

Кроме того, появляются два важных в последующем для России фактора ее развития, которые были следствием ее исторического пути и в то же время определяли ее дальнейшее развитие. Это идеологическая борьба - непримиримый кон­фликт консерваторов и революционеров при неизменном по­ражении умеренных. А также "русская идея", возникшая на гребне петровских, а затем румянцевских и суворовских по­бед, естественных при таком усилении военной мощи России. Эта идея - вера в неограниченные возможности русского на­рода и стремление сделать его свободным и счастливым. Это становится основой будущего освободительного движения русской интеллигенции. Но пока, лишенное нормальных пер­спектив развития, русское общество конца XVIIIвека видело возможности улучшения своего состояния лишь в конфронта­ции сословий и перераспределении материальных благ при помощи государственной власти.

Если судить только по законотворческой деятельности Ека­терины II, то ее время было самым благоприятным для разви­тия предпринимательства. С 1762 года приняты первые указы о свободной для всех торговле, отменены привилегии "указных" фабрикантов. Но почти следом повышен соляной налог для покрытия бюджетного дефицита и проведена секуляризация (перевод в светскую собственность) церковных имений и отбирание у Церкви крепостных ("экономических") крестьян. В 1765 году учреждено Вольное экономическое общество в Рос­сии, и в то же время введена монополия дворянства на виноку­рение и принят указ о праве помещиков ссылать крепостных на каторжные работы. 1767 г. - первые сенатские указы о разре­шении всем заводить ткацкие станы и заниматься промыслами, 1769 г. - начало выпуска ассигнаций в России, в начале 70-х -первые государственные иностранные займы. В 1775 году при­нят Манифест о свободном заведении промышленных пред­приятий, отмене промышленных и торговых монополий. Вен­цом преобразовательной деятельности стали "Жалованная гра­мота дворянству" и "Грамота городам" (1785 г.), а также городовое и ремесленное Положение. В 1787 году был издан первый "Коммерческий словарь" Левшина, в 1792 г. - восстановление отмененной в 1771 г. продажи крепостных с публичного торга.

При Екатерине основана Российская академия наук (1783), общественные банки в Петербурге и даже в Сибири, созданы фабрики стальных изделий, кожевенные заводы, мно­гочисленные мануфактуры, литейни, разводились шелковичные черви на Украине. Министры России заключали торговые договоры почти со всеми европейскими державами. Кяхта в отдален­ной Сибири стала рынком русско-китайской торговли. Но даже поверхностный взгляд на указную деятельность Екатерины IIпозволяет заметить противоречивость и непоследовательность преобразований, а также их результатов. Например, попытки даже относительно снизить собираемые налоги привели только к иностранным займам, эмиссии бумажных и медных денег, что не позволяло сводить концы с концами в военных расходах. Ино­странцы, которым одним было позволено иметь критическое мнение о российской действительности, отмечали: "Русские за­коны представляли хаос - государи издавали новые законы, не учитывая старых, судьи, не имея ни правил, ни начал, которыми бы могли руководствоваться, судили произвольно.

Екатерина IIпри составлении нового уложения созвала представителей провинций и сословий, но они не восприняли идеи Монтескье в изложении Екатерины, а крепостные, про­слышав о свободе, стали волноваться. Наказы купечества боль­шинства городов содержали предложение о том, чтоб им было позволено покупать крепостных. В результате собрание было распущено, а царица сама занялась составлением законов. Но она не могла совершить тех великих преобразований, для кото­рых нужна благоприятная среда, обычаи, совпадение цели за­конодателя со стечением многих обстоятельств.

Екатерина IIпри всем желании не могла пренебречь инте­ресами класса, который помог ей взойти на престол и далее являлся ее опорой. В "Жалованной грамоте дворянству" в 1785 году разрешалось "в вотчинах их заводить местечки и в них торги и ярмарки", феодалам было предоставлено право "оптом продавать, что у них в деревнях родится или рукодели­ем производится". Дворянство приобретало экономическую силу в ущерб другим классам. Создавалась парадоксальная си­туация: крепостническая система в России играла крупную роль в генезисе капитализма в экономике. "Крепостное поме­щичье хозяйство было денежно-хозяйственным клином, глубо­ко вбитым в натурально-хозяйственное тело страны. Производ­ство хлеба на продажу вовсе не было чем-то противоречащим существу крепостного хозяйства, а, наоборот, составляло его движущий мотив и определяющую цель. В течениеXVIIIвека дворянское предпринимательство усиливалось, особенно в ви­нокурении, где с 1754 года дворяне имели монополию на про­изводство и продажу вина. Крупнейшие феодалы широко поль­зовались системой откупов (исключительного права на продажу), тормозя своими монопольными ценами рост торгов­ли и промышленности. В дворянских усадьбах устраивались ярмарки (до 50 % к концу века). Экспорт хлеба шел через дво­рян, минуя и город и, частично, казну; между тем деньги дво­рянством не вкладывались в новое дело, а проедались: зарабо­танные средства дворяне тратили на европеизацию быта и образа жизни. В то же время свыше 90 % населения страны оставались приверженцами традиционной культуры, а часто просто бескультурья. К концуXVIIIвека крепостничество в России приняло близкие к рабству формы, барщина уве­личилась в 2,5 раза, реальный оброк - в 1,35 раза, крестьянина можно было ссылать на каторгу, отдавать в солдаты, переселять в другую местность, продавать без семьи.

Уничтожение во второй половине XVIIIвека откупной сис­темы, несомненно, способствовало росту внутреннего рынка. В это время усиливается роль купцов, торгующих крестьян, ме­щан, однодворцев, казаков, иностранной торговли. Но в целом свободное предпринимательство развивалось слабо, не выдер­живая неравноправной конкуренции с Западной Европой и с сельской и дворянской промышленностью. В "Грамоте горо­дам" были удовлетворены некоторые требования купечества, выраженные ими в наказах 1767 года, но осталось без внимания основное требование - ограничить торгово-промышленную дея­тельность помещиков. Запрещали часто крестьянскую промыш­ленность, которая могла стать основанием свободного пред­принимательства. У "безуказных" товаропроизводителей можно было отнимать орудия труда и продукцию и отдавать тем, кто на них донесет. Только с 70-х годов монополия "указных" фаб­рикантов постепенно ликвидируется.

Не улучшала положение русских промышленников и то­гдашняя внешняя протекционистская политика. После смерти Петра тарифы на импорт были невысоки и иностранные про­мышленные изделия недороги, так как дворяне и иностранные купцы были заинтересованы одни в покупке, другие в продаже дешевых товаров. Но это не стимулировало развития оте­чественной промышленности и ремесел и вызывало недовольство владельцев отечественных мануфактур. Самые предпри­имчивые из буржуазии при малейшей возможности одворянивались. Миллионы рублей были изъяты из торгового и про­мышленного оборота в результате "вхождения великого числа купцов в дворяне и офицеры. Это усиливало абсолютизм и дворянство, с одной стороны, и лояльность и пресмыкательство буржуазии, с другой, а также неспособность создать альтерна­тивную силу в общественном развитии.

Самым показательным опытом Екатерины в попытках пере­нести цивилизованные экономические отношения на русскую почву, показавшей утопичность такой деятельности, был опыт переселения немецких колонистов на свободные русские зем­ли. Истоки этого процесса в том, что императрица, воспитан­ная на идеях философов-просветителей, при восшествии на престол обнадежила своих подданных, что хочет видеть импе­рию в высшей степени благополучия, славы, блаженства и спо­койствия. Для этого нужно утвердить хорошие законы и посте­пенно приучать к ним граждан. Один из шагов в этом направлении - создание в 1765 году Вольного экономического общества, почетным председателем которого была сама импе­ратрица. Общество ставило своей целью собирать иноземный опыт и передавать его россиянам, а также устранять эконо­мические недостатки внутренней жизни. Общество призывало все чины к сотрудничеству и выпускало каждый год "труды" в количестве 400 экземпляров. Члены общества хотели отыскать источники развития сельского хозяйства вне крепостной дерев­ни. И этим опытом стало приглашение экономических колони­стов из-за границы.

Еще ранее, в 1762 - 63 гг., только что созданное правитель­ство Екатерины решило заселить южные, вновь приобретенные пустующие земли иностранными колонистами. Идея была сходной с мыслями Петра при строительстве Петербурга, - соз­дать новое общество на чистом месте, без груза прежних про­блем и отношений. Приглашенные колонисты освобождались от повинностей, им предоставлялись земля, очень большая ссу­да и право свободно заниматься предпринимательской деятель­ностью. В общественном устройстве предполагалось самоуправ­ление и свобода религии. Но приехали не те, кого ожидали увидеть - ни носители более высокой агрикультуры, ни созда­тели образцового хозяйства. Из густонаселенной Европы, польстившись на большие льготы, приехала масса народа, негодного ни по физическому навыку, ни тем менее по "нравственному складу". "Гостеприимным призывом императрицы, - пишут современники, - могли равно воспользоваться и великий и ма­лый, старый и молодой, всякий тотчас зачислялся в списки и с того же дня получал казенное обеспечение". В результате прие­хавшие не сумели ни обустроить себя, ни прокормить. Правда, приезжали и иные. В 1764 году к императрице обратилась об­щина христиан-евангелистов. Это были люди, отличающиеся трудолюбием и высокой нравственностью. На родине они под­вергались преследованиям за свою веру. Им разрешили поселе­ние и дали дополнительные привилегии. Так в Заволжье поя­вилась колония Сарепта, вскоре ставшая образцовой среди многих ей подобных.

По отношению к прочим колонистам были и просчеты в организации дела. Многих из них привезли на плохие места, их стали утеснять местные власти. Среди поселенцев распростра­нилась нищета, дикость, распущенность, измождение. Для них были выделены дополнительные средства, то есть люди стали полными иждивенцами. А Екатерина IIв это время уверяла Вольтера в благополучии подданных.

С 1766 года въезд колонистов приостановили и вновь раз­решили в Заволжье лишь в 1772 году. В действиях российского правительства в этой истории проявился обычный порок: пре­увеличение административных мер. При возникновении слож­ностей не решали вопросы по существу, а обвиняли, например, низшие власти в нераспорядительности и меняли их, считая, что тем самым совершенствуют механизм. Кстати, Павел Iдо­вел линию администрирования до логического конца: создал местные органы управления колонистами из россиян, то есть ликвидировал их самостоятельность.

В 1775 году всех уже приехавших колонистов проверили, не­способных к земледелию выслали с возвратом ссуды, а в случае неуплаты переводили в город и заставляли отрабатывать. Те­перь принимали колонистов только с грамотой "о благонравии" и капиталами не менее 300 гульденов. Были увеличены земель­ные наделы, отсрочена выплата ссуд. Корректировка курса дала результаты. Поселения греков в Крыму, гагаузов в Молдавии, немцев в Поволжье, на Кавказе и в Причерноземье стали зона­ми образцового земледелия и садоводства.

Противоречия общественного развития и экономической жизни России XVIIIвека отразились и на развитии предпри­нимательства. Поскольку без экономической активности страна не могла развиваться, постольку государство и правители сти­мулировали деятельность предпринимателей. Но их растущая экономическая сила вступала в конфликт с господствующими силами, и эти силы постоянно стремились эту деятельность ограничить - законодательно и фактически часто беззаконно. Другим аспектом особенностей развития предпринимательства в РоссииXVIIIвека было то, что, как и все другие народы, рос­сияне не могли не быть предприимчивыми и стремиться к ус­пеху, это естественное состояние мыслящих людей. Обстоя­тельства российской жизни, подавление активности людей запретами, а также отсутствие морального оправдания приобре­тения богатства для большинства населения, не прекратили предпринимательской деятельности, но заставили уродливо приспосабливаться к бессмысленным ограничениям и распоря­жениям, которые все равно все обходили для достижения своих целей. От этого страдала предпринимательская деятельность, не повышалось благосостояние людей, портились нравы, остава­лось бедным государство и общество. По поводу порчи нравов, подобно путешественникам-иностранцам вXVIIвеке, высказы­ваются иностранцы, побывавшие в России, через столетие (в конце царствования ЕкатериныII), но не увидевшие никаких изменений в поведении русских купцов. Фонтен де Пиль пи­шет: "У русских купцов нет ни малейшей добросовестности; забавно испытать на самом себе, до какого предела может дой­ти их жульничество... Добросовестность, - эта единственная основа торговли, - не существует в России". Апогеем рассужде­ний о нарочитой бесчестности русских купцов является книга Макензи Уоллеса "Россия", вышедшая в конце 70-х годовXVIIIвека, написанная английским журналистом, долго про­жившим в России: "Двумя большими недостатками в характере русских купцов как класса, согласно общему мнению, является их невежество и бесчестность". Относительно первого разных мнений быть не может. Что касается бесчестности, которая, как говорят, столь обычна у русского торгового класса, то здесь со­ставить точное мнение трудно. В том, что происходит огромное количество бесчестных сделок, нет сомнения, но нужно считать, что в этом деле иностранец излишне строг и забывает, что торговля в России только выходит из примитивного со­стояния (все еще), при котором твердые цены и умеренный заработок неизвестны. Книга М. Уоллеса в свое время вызвала много шума и немало протестов в России, но в течение ряда лет она была на Западе главным источником ознакомления с Россией.

Предпринимательство существовало в XVIIIвеке в сфере торговой деятельности, которую осуществляли купцы, торгов­цы, крестьяне, горожане, а также дворяне и государство, в сфе­ре ростовщичества, ссудного капитала, а также в деятельности российских промышленников; предпринимательство по-преж­нему существовало только в городах, но и в селах, поместьях, на ярмарках. Вся эта многообразная деятельность тесно пере­плетается, существует одновременно, взаимопроникает, и ус­ловно разделить ее и выделить основные направления можно только в анализе.

Несмотря на усилия Петра Iи ЕкатериныII, ведущей оста­валась торговля и связанная с ней деятельность.

Процесс первоначального накопления в России, как и в прежние века, был связан с купеческим капиталом. Правитель­ство петровских времен неохотно (за редким исключением) помещало деньги в промышленность. Положение меняется при Екатерине, государство даже отстаивает свое монопольное пра­во на создание промышленных предприятий, но все же основ­ное богатство создавалось как бы непроизводственной торговой деятельностью. Однако это не было победным шествием торго­вого капитала и его носителей, а экспансией крепостничества и абсолютизма. В результате господства крепостничества была создана база торговли, прежде всего хлебной. По существу, это был положительный процесс, так как он освобождал горожан от заботы о продуктах, городские жители начали больше зани­маться свойственным городу ремеслом. Но прибыль от хлебной торговли не развивала архаичное сельское хозяйство страны, так как основывалась на бесплатном труде крепостных и трати­лась на потребление дворян-помещиков, что давало не хозяйст­венное развитие, а застой и гниение экономики.

При существующих ограничениях, свободной торговлей за­вести большой капитал было трудно. Крупные капиталы созда­вались посредством откупов и казенных подрядов. Это сковы­вало торговлю и привязывало ее к казне, делало зависимой от самодержавия, чиновников. Отсутствие свободных капиталов было особенностью русской торговли.

Следующей особенностью торговли было то, что на без­брежных просторах страны весьма значительными были сезон­ные колебания и территориальные различия в ценах. Причина была в том, что были плохие дороги и мало свободных купцов. Основную роль играл гужевой транспорт, и летом, а тем более зимой, по проселочным дорогам двигались бесконечные обозы. Появляющиеся шоссейные дороги и тракты (например, Охотский тракт, который прорезал всю Россию), из-за ма­лочисленности не решали проблемы. Затрудняли движение » удорожали товар внутренние таможни и таможенные сборы, число которых в середине XVIIIвека равнялось 17. Только ука­зом 1753 года они были отменены. Этим пользовались купцы, неоправданно повышая цены на товары, а тем самым снижая интенсивность торговли и ее оборот. По этой причине многие богатые зерном области Украины страдали из-за трудностей сбыта зерновых продуктов. Разница в ценах в самих районах Украины была в 3 - 4 раза, а на Северной Украине хлеб вообще отказывались покупать.

Отсутствие разделения труда в российской торговле приво­дило к тому, что во второй половине XVIIIвека большая часть крестьян, а в Архангельской области до 98 %, занималась ре­меслом, промыслами и торговлей. Если крестьянин не мог вес­ти торговлю сам, то попадал в руки скупщика, который с боль­шой выгодой для себя забирал продукцию. Займы крестьянам выдавались обычно под будущий урожай. За счет таких опера­ций, а не за счет улучшения производства сельскохозяйствен­ных продуктов, происходило имущественное расслоение в де­ревне. Крестьяне через свой труд, да еще учитывая зависимость от помещика, не могли богатеть. Если же крестьянин торговал самостоятельно, то это не давало ему возможности сосредо­точиться на сельскохозяйственном труде, формы ведения хо­зяйства оставались примитивными.

Но, пожалуй, самой показательной для России особенностью торговли, которая исходила из общего принципа государственной власти, присвоившей себе право вмешиваться в частную жизнь людей, осуществлять слежку и контроль за подданными, была деятельность по надзору за торговлей. Надзор за торговлей в XVIIIвеке осуществлялся государственными, финансовыми и полицейскими органами (с 1718 г. - генерал-полицмейстером). Сначала полицию хотели по европейскому образцу создать при магистратах и ратушах, но фактически она зависела от канцеля­рий и контор, и в надзоре за торговлей тоже. Полиция была ма­лочисленной, поэтому в патрулировании участвовали воинские команды и представители из местных жителей, выбранные сот­скими (старостами). В торговых рядах выбирали своих сотских и десятских, полицейские конторы осуществляли за ними кон­троль. Так, в Новой Ладоге в 60-е годы старосты и десятские избирались купцами на год. Списки избранных направлялись в полицейскую контору, которая вместе с магистратом составляла инструкции для избранных.

В эпоху, когда социальная демагогия возводилась в ранг го­сударственной политики, расхождения между узакониванием и осуществлением были особенно значительными. Об этом сви­детельствуют и материалы, дошедшие до нас. Наибольшее вни­мание в торговом надзоре органы регулярной полиции уделяли ценам. Надзор за ценами на продовольствие был в центре вни­мания Торговой экспедиции. Цены на продовольственные то­вары в XVIIIвеке постоянно возрастали, в том числе из-за эко­номической политики правительства, повышения налогов. Но снижать их пытались административными методами. Государ­ственные органы держали под пристальным вниманием этот вопрос. За первое полугодие 1741 г. присутствие Главной по­лицмейстерской канцелярии 21 раз рассматривало вопросы, связанные с торговлей. Членам Ратуши в полиции строго ука­зывали смотреть за ценами и доброкачественностью продукции. Наибольшую активность в регулировании цен полиция прояв­ляла в чрезвычайных обстоятельствах: при неурожаях, после больших пожаров, наводнений и т. п. Когда в Белгородской губернии был голод, Сенат приказывал губернской канцелярии описывать хлеб у купцов и следить, чтоб не возвышались цены. Диктовались цены и в обычных условиях, например, на мясо и рыбу в Петербурге. Санкции за нарушение этих предписаний были довольно суровыми: наказание кнутом и ссылка. В 1761 году после больших пожаров Сенат приказал генерал-полицмейстеру в Петербурге учесть все стройматериалы и про­давать их только погорельцам по нормальной цене. Это реше­ние выглядит справедливым. Но, во-первых, после такого при­казания большинство стройматериалов будет спрятано, а цены поднимутся. Во-вторых, казна перекладывает свои проблемы на плечи граждан, которые и так платят налоги, чтобы государство само поддерживало их в трудных обстоятельствах.

Деятельность оптовых скупщиков - перекупщиков хлеба бы­ла запрещена еще в 1725 году. Было запрещено до полудня пе­рекупать в Петербурге и близлежащих уездах продовольствие, фураж, дрова, лесоматериалы. Половина товаров, купленных с нарушением срока, передавалась в госпиталь, а другая половина - доносителю. Доход купцов не должен был превышать 10 %. За этим полиция строго следила. В полиции часто устанавлива­лись две цены на продукты питания: оптовая (с возов) и роз­ничная (с лавок), этим определялась прибыль торговцев. После обеда товары разрешалось продавать по "вольным" ценам. Рег­ламентировались также вес хлеба, его качество. Копеечные ка­лачи должны весить 50 или 70 золотников. Из пуда ржаной му­ки следовало всюду выпекать 1 пуд 20 фунтов хлеба, из пуда пшеничной муки - 1 пуд 8 фунтов саек или 1 пуд 4 фунта крен­делей. Ассортимент при этом не менялся десятилетиями, но воровство и обман все равно существовали.

Еще раньше, в 1716 году, именным указом была запрещена торговля продовольствием в лавках, своих домах или на улице, а также вином в кабаках после "пробития зари" (с 9 утра до 7 вечера). И только в 1765 году, когда Сенат доложил о том, что летом рабочие после работы не успевают побывать в кабаках и от этого урон казне, торговлю продлили. Были ограничения торговли у церквей, в праздники и т. д. Для торговли были от­ведены определенные места, кое-где торговля была запрещена.

В середине XVIIIвека в Петербурге насчитывалось свыше деся­ти значительных рынков. Полиция поставила на рынках образ­цовую торговую палатку и повела борьбу с шалашами. Это ска­зывалось отрицательно на торговле и на благосостоянии мелких торговцев, которые не могли завести себе такой палатки. Враз­нос разрешалось продавать только мелкие пищевые продукты, прочие товары следовало отнимать, продавать, а вырученные деньги использовать на нужды полиции. Золото и серебро можно было продавать только в серебряном ряду.

Много внимания уделялось кабакам. Акцизные конторы бо­ролись с "корчемством", присваивая часть штрафа за это, на нарушителей должны были доносить окружающие. Но "корчемники" множились, солдат и офицеров, посланных для выемки спиртного, били, в "питейном сборе был великий не­добор". Эта довольно бессмысленная война продолжалась це­лые столетия.

При Елизавете Петровне, как и при Петре I, детально рег­ламентировались форма и цена одежды, а в военное время -число лошадей в экипаже в зависимости от сословной принад­лежности и чина людей. Те, кто носили платья более дорогие, чем положено по чину, подвергались наказанию или штрафу. Но полиция следила, чтоб и купцов чиновники не обижали.

Полиция наблюдала за доброкачественностью привозимых продуктов, например, рыба была часто плохого качества. Следила полиция и за санитарным состоянием мест продажи. Она же, вместо суда, разбирала тяжбы граждан. Магистраты и рату­ши, хотя торговля была их кровным делом, оказывали пассивное сопротивление административным мерам, из-за этого полиция еще больше вмешивалась в торговлю. Там, где интересы дворян­ства и купечества сталкивались, например, при перекупке това­ров, самодержавное государство было на стороне дворянства.

Торговля очень сильно подрывалась войной и подготовкой к ней (а военное положение - это характерная черта российской жизни), и не только в смысле увеличения налогов и разорения. Царская бюрократия собранные с огромным трудом для армии деньги нерационально расходовала на покупку по чрезвычайно высоким ценам фуража, продовольствия, боеприпасов. С по­мощью взяток поставщики казны добивались неоправданных затратами прибылей, это развращало купцов, нарушало свобод­ное ценообразование. При Екатерине IIнеобычайно разбогател на казенных поставках архангельский купец иностранного про­исхождения Фредерике, умерший в 1780 году. Особенно много прибылей принесла ему Первая русско-турецкая война (1768 -1774 гг.), во время которой он устроил роскошный пир под Ло­зунгом: "Война кормит, мир истощает. Во второй половинеXVIIIвека быстро разбогател за счет казны курский купец Фа­леев, состоявший при Потемкине поставщиком для армии и флота. Он брал с казны за все тройную цену. Правда, были некоторые фирмы, которые, охраняя свою репутацию, избегали брать казенные подряды.

Продажа вина - самый выгодный способ увеличения капи­тала. Государство через "градских бургомистров" собирало пи­тейные налоги, но чиновники часто воровали. Согласно доносу 1706 года в Ярославле было украдено 40 тысяч рублей, а в Пскове - 90 тысяч. При Петре Iначинается введение откупной системы, которая восторжествовала к 1767 г. Из-за выгодности продажи коммерция тесно переплеталась с политикой, откуп­щики широко пользовались возможностями абсолютизма. От­купщик мог содержать военно-полицейскую команду, мог но­сить шпагу, как дворянин. Например, во второй половинеXVIIIвека крупные капиталы за счет "винно-откупной части" составил крестьянин деревни Мальково Саратовской губернии Василий Злобин. Одно время он являлся откупщиком всей Пензенской губернии, ежедневно получал по 1000 рублей дохо­да и угощал "на славу знатных людей в Петербурге. Винные деньги, обогащая отдельных лиц, в конечном итоге фактически не пополняли даже казну, так как народ, нищая, относил в ка­бак последние деньги, а с нищего и пьяного народа взять, как известно, в перспективе нечего.

Итак, особенностями русской торговли в XVIIIвеке были: отсутствие свободных капиталов и многочисленных купцов, плохие дороги и сезонные колебания цен, полицейский надзор за торговлей, создание капиталов не на быстром обороте и ор­ганизации торговли, а на винных и воинских подрядах. Эти особенности подавляли предприимчивость, заставляли торгов­цев приспосабливаться к условиям и обстоятельствам и тратить усилия не на создание, а преодоление трудностей.

Наиболее выразительно представляла российскую торговлю торговля в Москве. Торговля была мелкая и крупная. Мелкая торговля (свечами, луком, мясом и т. д.) имела оборот от двух до десяти рублей. Большая по достатку часть людей из слобо­жан имела годовой оборот несколько десятков рублей. "Маломочные" торговые люди торговали "походя" или на мес­те, не в лавках (дорогая аренда), а в шалашах, чуланах, на скамьях, столах, рундуках. Был "походящий" торг снедью: ка­лачами и пирогами, курами и рыбой, яблоками и орехами, на­питками - квасом и морсом, которые разносили в кувшинах и ведрах. Торговали своим и чужим товаром. В Москве было око­ло 4300 лавок, иногда они делились на двух - четырех хозяев. В Москве было 150 торговых -рядов. Но их специализация не всегда выдерживалась, что объяснялось расширением торговли и покупателей. Но в целом торговля, как и в предыдущие века, носила примитивный характер и служила людям средством су­ществования, а не развития предпринимательства.

Крупная торговля существовала рядом с мелкой, только в больших торговых помещениях. Крупную торговлю вели вы­ходцы из мелкой торговли или промышленники, только более удачливые и активные. Например, садовник Кондратий Хваст­ливый, крупнейший винокур в Москве, купил в Китай-городе в Смоленском суконном ряду лавку за 1000 рублей, а В. Щеголин, один из первых "суконных" фабрикантов при Петре, приобрел каменную лавку за 500 рублей и т. д. Такая лавка равнялась стоимости большого двора с хорошими строе­ниями. Ценилось и расположение ее на бойком месте. Ла­вочники платили солидный доход в казну, что представляло выгоду для всех участвующих сторон: покупателя (больше това­ра - ниже цены), самого купца и казны. У крупной торговли были покупатели и основательные: из дворян, купцов, высшей приказной или канцелярской среды. Купцы и чиновники заку­пали очень много продуктов, что все-таки являлось следствием нестабильности, неразвитости торговли, о чем свидетельствуют сохранившиеся описи имущества. Постоянным покупателем, главным образом предметов роскоши, был дворец.

Для внутреннего рынка России и в XVIIIвеке была характер­на разбросанность торговли. Она свидетельствует об отсутствии даже у значительных продавцов специализации на одном виде товара, а также показывает ограниченность емкости рынка даже в Москве, где на одном "не пошедшем" в торговле товаре можно было разориться. Такое состояние рынка побуждало купца рас­кинуть торговую сеть, чтобы уловить покупателя в разных местах. В условиях недостаточно емкого рынка и преобладания мелкого покупателя известность торговых фирм и солидность торговых предприятий еще не оказывала магического действия на покупате­ля, зачастую бродившего в рядах с несколькими алтынами в кар­мане и случайно соблазнявшегося попавшей на пути лавочкой.

Из таких особенностей развития торговли в России в XVIIIвеке формировался внутренний рынок, который не за­вершил процесса своего складывания в предыдущие века. На­ряду с новыми, более прогрессивными чертами своего разви­тия, он имел и хронические недостатки, а по некоторым направлениям наблюдался даже регресс. Всероссийский ры­нок - это система взаимосвязанных местных рынков страны, объединенных в целое общей функцией - осуществлением то­варообмена между производителями и потребителями в мас­штабе всей страны, на основе товарного производства и разде­ления труда. Для него характерна торговая сеть, торговые связи, соотношение спроса и предложения, единая структура цен, но это, конечно, в идеале. Внутренний рынок являлся основным полем деятельности отечественных предпринимателей и качественно определялся не только товарными и геогра­фическими показателями, но, главным образом, отношениями между участниками производственного и торгового процесса.

Внутренний рынок XVIIIвека, как уже говорилось, от­личался медлительностью торгового оборота, малой специали­зацией, множеством (4 - 6) посредников при передаче товара от производителя к потребителю. В районе производства товара мобилизационный поток состоял из четырех человек, почти столько же составлял реализационный поток в районе недос­татков данного товара. Одни и те же торговцы реализовывали товары всеми способами, из лавок, на базарах, на ярмарках, вразнос и в развоз, что опять же затрудняло торговый оборот. Общая численность торговых пунктов существенно возросла к концуXVIIIвека, причем в деревне в два раза быстрее, чем в городе, возросла и плотность торговых поселений. Половина всей продукции реализовывалась через ярмарочную и развозно-разносную торговлю, а меньше половины - через стационар­ную. Услугами стационарной торговли пользовались в 1750 году не более 4 % жителей, как раз столько городского населения было в стране.

Оптовая торговля совершалась в основном на ярмарках, так как в стране не было товарных бирж, элеваторов, оптовых тор­говых фирм. "Купцы закупают свои товары либо на тех местах, где они производятся, или ездят за ними для больших торгов по торговым делам и по ярмаркам, как то: к Макарьеву на Волгу, в Ирбит, находящийся во Восточную сторону Уральских гор, в Нежин при реке Остре и др. места На сии годовые тор­жища съезжаются также и чужестранные, как европейские, так асийские купцы. Кочевой образ российской торговли отражен и в других документах XVIIIвека, в знаменитых записках дмитровского купца И. А. Толченова: "В сем году переездил я в разные места 5946 верст. В разлуке с хозяйкою находился 195 дней" (1774 г.). "В сем году переездил я в разные места 5087 верст. В разлуке с хозяйкою находился 193 дня" (1775 г.). До появления телеграфа, телефона, железных дорог и парохо­дов, позволяющих торговцам быстро обмениваться эконо­мической информацией, следить за конъюнктурой, спросом и предложением, заказывать, покупать и посылать товары в лю­бое место и в определенный срок, торговая деятельность могла осуществляться только в разъездах и купцов, и их агентов. Не случайно тот же Толченов вскоре по прекращении своей кочевой жизни разорился. Причины этого, совершенно одина­ковые и дляXVIIIвека, и раньше, и позднее, указаны в некоем отчете: "Дробность производства, сосредоточение главных от­раслей мануфактурной промышленности в немногих центрах, огромные пространства, редкость населения, плохие пути со­общения, недостаток капиталов, - все это придает нашей торговле особый вид и порядок. В России истинно ком­мерческими пунктами, в которых торговля получила вполне правильное развитие, можно назвать лишь Москву, Петербург, Ригу, Одессу. Другие места только ярмарки могли превратить в важные торговые пункты.

На ярмарках сутью торговых операций является переход то­вара от оптовиков - от фабрикантов до гуртовщиков - в руки розничных торговцев. Ярмарки превращались в обширные торги и базары, систематически собирающиеся в определенном месте. Из опыта Западной Европы известно, что такая торговля относится к ранним формам обмена. Все рынки проходят через определенные стадии развития (низкая, средняя, высокая, ста­ционар), перепрыгнуть через которые нельзя, но задержаться на какой-то стадии надолго, как показывает российский опыт, возможно. Ускорение развития региональных рынков из-за благоприятной экономической конъюнктуры возможно, но ста­дии развития все равно чередуются последовательно. В стацио­нарную форму оптовая торговля переходила целый век. В течение всего XVIIIвека в России действовала только одна То­варная биржа в Петербурге, открытая еще в 1703 году. Указание Регламента главного магистрата в 1721 году об открытии бирж не реализовывалось до 1796 года, когда была создана Вторая биржа в Одессе. Видимо, все эти годы ярмарочная торговля удовлетворяла российских предпринимателей. Наиболее интен­сивное развитие ярмарочной сети происходило в 60-е гг. в ре­зультате реформ ЕкатериныII- каждый год на 10 %, но потом темпы замедлились. Такая задержка на уровне ярмарочной торговли была связана с продворянской политикой и с преоб­ладанием сельскохозяйственного производства в стране, конти­нентальное™ торговли и непрерывном расширении внутреннего рынка за счет присоединения Белоруссии, Литвы, Финляндии, Крыма, Северного Кавказа, Закавказья и Казахстана.

К концу XVIIIвека ярмарочная сеть представляла собой стройную систему, каждая часть которой связана с другими и выполняет определенные функции Формируется разделение труда между ярмарками, различие по величине. Большие яр­марки - оптовые, они находятся далеко друг от друга и проис­ходят в промежутки времени, достаточные для переезда с одной на другую. Это Макарьевская, Ирбитская, Кяхтинская ярмарки. Большие ярмарки не конкурировали друг с другом. Малые яр­марки поддерживали цветущее состояние больших, так как на них распространялось в розницу то, что покупалось на боль­ших, а также мобилизовался товар на экспорт, сырье для фаб­рик и партии товаров для крупных ярмарок (из доклада Комис­сии о коммерции ЕкатеринеIIот 1 июля 1781 года).

Ярким примером ярмарочной торговли того времени явля­ется создание крупнейшей российской ярмарки - Макарьевской. На месте будущего монастыря в XVв. жил старец - Макарий, посвятивший 83 из своих 95 лет монашеству. Через два столетия монастырь восстанавливает монах Авраамий. На этом очень удобном месте, где на Волге соединяются Восток и За­пад, основывается всероссийское торжище. Здесь встречались суда с "низу" и с "верху" Волги - дальше и тем и другим было плыть убыточно. Все ярмарки открывались поздней осенью, после окончания сельскохозяйственных работ, а Макарьев­ская - в самый разгар лета (25 июля - праздник преподобного Макария). Купцы начинали торговлю с молитвы и жертвовали большие деньги монастырю. Большой доход монахам давал провоз торговцев через реку, на само торжище, а также сдача складских и торговых помещений.

В 1691 году Никита Зотов, наставник Петра I, советовал ему обратить на ярмарку внимание. Царь понял это по-своему, ре­шив обратить доходы ярмарки на пользу государству. В ущерб монастырю стала пользоваться выгодами ярмарки и деревня Лысково, на другом берегу Волги. ВXVIIIвеке дворцовые кре­стьяне Лысково попали под владычество князей Грузинских. Потомки грузинских царей заменили лысковское своеволие на княжеское самодурство. Князя Георгия Алексеевича, который считал себя в 103 колене от библейского царя Давида, И. П. Мельников (Печерский) вывел под именем князя Заборовского в "Старых годах". Ярмарка открывалась только с его появлением в монастыре после торжественной литургии. Сам князь следил за порядком на ярмарке, безо всякого на то права, не велел купцам обманывать неимущих, не брать с них втридорога. Ослушников либо наказывал, либо закрывал лавку. Но и свою выгоду не за­бывал - вскоре стал монополистом на провоз через Волгу.

Князь И. М. Долгорукий писал о ярмарке: "...все противо­положности здесь соединяются и превращаются в империалы, в целковые, в бумажки, наконец, в огромные векселя. Заготовле­ние всего на всю Россию, словом, центр всех купеческих расчетов. Вот что такое Макарьевская ярмарка...". Особую роль играл ярмарочный быт. Над торгом стоял огромный столб пыли и несмолкаемый гул. Огромные размеры ярмарки побуждали к большим сделкам и кутежу, трактир являлся местом всеобщих встреч. Даже когда ярмарку перенесли в Нижний Новгород и выстроили для торговых встреч биржу - она пустовала. Посети­телей Макария отличала набожность, они ставили свечку "на путь", и не напрасно, так как он был опасен, особенно у Жигу­лей, у утеса Стеньки Разина. От разбоев уже при Павле Iбыли созданы специальные гардекотные охранные команды. Обманув на ярмарке, купец спешил замолить свой грех, подать нищему. Рядом с торгом и молитвой шли развлечения, кому какие по положению: верхи посещали Модную линию, "ресторации", театры с "императорскими актерами", простонародье ходило в цирк, в балаганы, на медвежьи потехи, у всех было популяр­ным лодочное катание. К началуXIXвека ярмарка стала зады­хаться в старых пределах, но тем не менее там с огромными затратами построили гостиный двор, который сгорел в тот же год (1816 г.). Судьба ярмарки была решена, и возобновилась она уже в Нижнем.

Кроме ярмарочной торговли, большую роль играла развозно-разносная. Среди скупщиков в XVIIIвеке главная роль принадлежала так называемым прасолам. Они скупали по де­ревням мед, воск, перо, пух, щетину, мех, сало, пеньку и т. д. Те, кто занимался скупкой хлеба, назывались кулаками, шмырями, закликалами, мартышками. Каждый скупщик монополи­зировал свой район, знал его жителей, привозил им товары по заказу. Скупщики объединялись в артели.

Кроме скупщиков были мелкие торговцы - офени, ходеб­щики, коробейники, слобожане. Первое место среди них при­надлежало офеням - уроженцам Ковровского, а также Шуй­ского и Вязниковского уездов Владимирской губернии; они ходили по всей стране. Широкое распространение такого про­стейшего вида торговли указывало и на то, что предпринима­тельство было не нужно значительным группам населения, но более всего на то, что недостаточно была развита перио­дическая и стационарная торговля.

Стационарная форма торговли, производившаяся в лавках, магазинах, балаганах, лабазах, палатках, на столах, была монополизирована купцами. Она развивалась слабо из-за узости рынка и традиционности образа жизни. За исключением дво­рянства, никто не придерживался моды в одежде и предметах быта. Все предметы домашнего обихода, включая одежду, дела­ли "на века", понятия морального старения одежды прак­тически отсутствовали. Ассортимент предметов личного пользо­вания был невысок. Одежда приобреталась на долгий срок. "Замечательною чертою русской старой торговли было то, что продажа была чаще всего оптовая... Домовитый и расчетливый хозяин всегда старался покупать для себя запасы оптом на долгое время, потому что при этом выигрывал четверть рубля... Товар, который не портился, закупали на год и больше. Съест­ные припасы покупали пудами и бочками, ибо мясо и рыба по­треблялись большей частью соленые, а зимою и свежее не пор­тилось. Рукодельные товары, закупаемые в лавках, приобретались также большими порциями. Дом его был полон всякой всячиной на долгое время, это считалось знаком расчетливости и ума".

Общество в XVIIIвеке не являлось "обществом массового потребления", поэтому существовавшие формы торговли прак­тически его вполне удовлетворяли, рынок не отставал от по­требностей населения и развития экономики, а, наоборот, ста­рался их стимулировать, "заводить". В целом узость внутрен­него рынка была связана не только с ограничениями "сверху", со стороны государства и законов, но и "снизу", со стороны традиций и образа жизни русского народа, эти же причины ставили в определенные рамки предпринимательскую трудовую деятельность.

Самая благоприятная обстановка для предпринимательства в России складывалась, как прежде, во внешней торговле. Внешняя торговля в России и в XVIIIвеке развивалась по четырем основным направлениям. Южное - через Азов и Аст­рахань в Черное и Каспийское моря, оно связывало Россию с южными и восточными регионами - Балканами, Турцией, Ира­ном и Средней Азией. Западное направление - сухопутная торговля из Москвы, Смоленска, Торопца, Новгорода и Пско­ва, ведомая через западную границу с Польшей, Южной Гер­манией, Инсбруком и далее в Западную Европу. Северное -северный торговый путь через Холмогоры, Архангельск и Колу в Норвегию, Данию, Англию и Голландию. Северо-западное направление - балтийское, со странами Балтийского региона, Центральной и Западной Европы. Морские пути имели выгоду и дешевизне. Главная роль вXVIIIвеке в торговле принадлежа­ла Лондону, а потом Амстердаму и Гамбургу. "Первостатейные" купцы, преимущественно московские, снабжали столицу им­портными товарами, покупая их чаще всего в Архангельске, Астрахани, а в последние годы при Петре также в Петербурге. С Астраханью особенно интенсивно поддерживали связи када-шевцы. Например, Дм. Авксентьев возил в Астрахань скор­няжный товар - "шубы бельи да кошки черные", а оттуда в Москву "астраханский товар", которые он покупал и брал в долг "у индийцев Мураша Мурыча, да у Кромчана Мурыча до спуску". Очевидно, долговые "обязательства перед индийца­ми" основывались на доверии, которое в свою очередь свиде­тельствует о длительности и налаженности торговых отношений между московскими и восточными купцами. Некоторые торго­вые люди везли товар и дальше Астрахани. В 1701 году кадашевец Павел Иванов провез через Астрахань московские товары за море, где на вырученные деньги купил шелку разных цветов 1200 ансырей (фунтов). В 1721 году в Шемахе было разграблено "великое число" товаров десяти крупнейших московских купцов (Евреинова, Исаева, Докучаева, Стрежнева, Старцева, Комцев-никова и др.) на огромную сумму 240498 рублей. Сами купцы заявили, что в Персии они имеют "торги немалые" Эти факты говорят о том, что торговля на востоке по-прежнему опасна, а также выгодна, что заставляет купцов пренебрегать опасностями. Когда в серединеXVIIIвека Оренбург стал центром значительной торговли с Востоком, то русские купцы здесь по­лучали прибыль 100 %.

Потом конкуренция снизила ее до 40 %. Хлеботорговцы из Тюмени в 1778 - 79 гг. получали при­быль в размере 75 %, снижая цены на хлеб осенью и повышая весной. В начале XVIIIвека с Китаем из-за трудностей пути велась караванная торговля. В Китай шли меха, холст, грубое сукно, обувь, рукавицы. Из Китая везли в слитках золото и се­ребро, шелк, чай, посуду... Такая торговля приносила огромный доход казне и купцам. Так как выход во внешнюю торговлю имели все,wбольшую роль в ней играли монополии промыш­ленного и торгового характера. В 50-е годыXVIIIвека монополия Персидской компании на поставку шелка-сырца привела к повышению цен на него, когда сама эта компания прекратила его поставку, а другим доставлять не разрешалось. Эти примеры свидетельствуют о том, что монополия во внешней торговле не упорядочивает отношения с заграницей, а повышает цены и затрудняет торговлю; тогда как свободная торговля и конкурен­ция цены снижают.

Но самой выгодной, конечно, была торговля морями - Бе­лым и Балтийским. В Архангельске москвичи встречались с представителями западной торговой буржуазии, которые при­езжали за крупными партиями сырья и полуфабрикатов, меха­ми, пенькой, смолой, юфтью, салом. Эти товары могли дос­тавлять только крупные купцы, скупая товар на местах. С Архангельском в начале XVIIIвека были связаны крупнейшие гости - Филатьевы, Панкратьевы, Грудцын, Семенников, и наиболее видные из гостинной сотни: Евреинов, Цынбалыциков, Мушников.

В течение первых двух десятилетий XVIIIвека Петербург­ский порт не являлся серьезным конкурентом Архангельска, хотя правительство ПетраIделало все возможное для активиза­ции внешнеторговых связей через новую столицу. Однако ни обещания наград капитанам первых судов, которые придут в Петербург, ни обращения к правительствам морских держав начать торговлю с Россией через балтийские порты, ни обсуж­дение выгодных проектов договоров о торговле не принесли русскому правительству желанных результатов. Северная война явилась непреодолимым препятствием для торговли с Россией по Балтийскому морю. Известны лишь единичные случаи захо­да иностранных кораблей в столичный порт в 1703, 1704, 1710 годах, и то по предварительной договоренности со Шве­цией. Шведские военные корабли не пускали торговые к сто­лице. В 1713 г. Петр с удовольствием констатировал приход шести кораблей в Петербург. С этого момента предписывалось экспортные товары - юфть и пеньку - вывозить только через Петербург. Соотношения указной торговли Архангельска и Пе­тербурга постепенно менялись. Изменилась и позиция Англии в отношении России в конце Северной войны. Но тем не менее Петербургский порт при жизни Петра не стал основным "окном в Европу". И причина не только в блокаде Швеции. У России не было торговых кораблей (Петр строил в основном военные), а также опытных купцов, поэтому деятельность рос­сийских портов зависела от деятельности иностранцев, которые были не очень заинтересованы в усилении мощи России через торговлю. В 1716 - 20 гг. происходит затоваривание предметами экспорта в столичном порту. В 1718 году значительная часть привезенных с внутреннего рынка товаров осталась не распро­данной: до 44 % говяжьего сала и конопляного масла, до 60 -63 % пеньки и юфти, до 75 - 85 % пряжи, льна и железа, а свиная щетина осталась не распроданной полностью.

С 1716 года стала уже очевидной тенденция сокращения торговли в Северном порту в Архангельске. С 1722 года насту­пает перелом: в столичный порт пришло 119 кораблей, а в Архангельск - 60. И уже к 1766 г. торговля иностранными товарами в Петербурге давала купцам следующие доходы: ви­на - 70,5 %, макароны - 54,5 %, шоколад - 26,0 %, масло дере­вянное - 27 %, краски - 24,5 %. Торговля Петербургского пор­та абсолютно ясно показывает, что военными средствами Петр не решил те проблемы выхода на европейские рынки, которые не без успеха решали свободные предприниматели России еще в XVIIвеке. Попытки насилием решить этот вопрос привели к ухудшению ситуации - в результате Северной войны русским купцам были запрещены въезд и торговля в Стокгольме, кото­рый они уже считали освоенной территорией. Русских кораблей вообще в иностранных портах не было. Только в 1722 году в Стокгольм из Петербурга прибыл один корабль купца Барсуко­ва. Подтверждением того, что насилием не решить проблемы развития, если они не затрагивают реальные интересы людей, не стимулируют предприимчивость, если их решение не улучшает нравы, служит анекдотичное появление неких русских купцов, приплывших в Стокгольм на каких-то скорлупках из Ревеля через Або. Привезли эти купцы, по донесению русского резидента в Швеции Бестужева, "мелочь" - немного полотна, деревянные ложки и каленые орехи, купили сани и развозили свой товар по Стокгольму, криками восхваляя их достоинства, как продавали в русских городах. Из экономии купцы остано­вились не в гостинице, а под открытым небом, у пристани, где пристают корабли, и здесь же варили себе кашу из привезенных круп. Бестужев запретил им выказывать свою предпри­имчивость по ввозу в Швецию деревянных ложек и каленых орехов, но они его не слушали. Бестужев жаловался, что они постоянно пьяные, бранятся и дерутся между собой, от чего происходит бесчестье русскому народу. В одежде они не содер­жат чистоты, ходят в старом русском платье без галстука, неко­торые с бородами. Этот эпизодический случай выглядит как бы итогом деятельности Петра и его наследников во внешней торговле, которую они рассматривали как способ обогащения государства, а не общества и граждан.

Влияние абсолютистского государства на внешнюю торгов­лю особенно ярко проявилось в торговле Ревельского (Тал­линского) порта при переходе его к России в 1710 году. Ревель стал аванпостом торговли Петербурга. Из Ревеля сухим путем товары везли в Нарву, Петербург и Выборг. Во внешней тор­говле через Ревель преобладало местное (немецкое) купечество. Определенную роль играли и местные купцы, жившие в Ревеле или прибывавшие туда с товарами из Питера, Нарвы, Вологды, Ярославля и Ладоги. Основную группу ревельских купцов со­ставляли богатые гильдейские купцы, а также верхушка город­ского патриархата. Крупные торговые дома Ревеля, Пернова (Пярну) и других городов Прибалтики посредничали в эконо­мических контактах России с заграницей. Они имели агентов в зарубежных странах, их приказчики скупали продукцию на ме­стных рынках. В Прибалтике шел в это время процесс развития и укрепления капитала купцов, которые крупно наживались на несоответствии цен на внутреннем и внешнем рынках, на раз­личии уровня цен на отдельных местных рынках и на сезонном колебании цен. Русские купцы выгодами от этой торговли не пользовались. Ревельская гавань специализировалась на вывозе сельскохозяйственной продукции - льна, пеньки, льняного се­мени, кожи, шкур, зерна, солода, воска, сала, масла. Стали по­являться и товары русских мануфактур - парусина. В неболь­шом количестве экспортировали из Ревеля готовые изделия -ботинки, сапоги, фитили. В Россию везли ткани, вина, сахар, кофе, предметы роскоши.

Неблагоприятное влияние на торговлю оказывали колебания политической конъюнктуры и войны, например, демонстрации в Балтийском море флотов - России (1723), Англии (1726 - 27 гг.),

Франции (1733 - 34 гг.), а также европейская Война за польское наследство (1733 - 35 гг.), Русско-шведская война (1741 - 43 гг.), Война за австрийское наследство (1740 - 48 гг.). В Ревельском порту после присоединения к России наблюдался рост товаро­оборота, но уменьшался экспорт и возрастал импорт. Скорее всего, на этот процесс оказывала влияние неуклюжая протек­ционистская политика России, которая следила, в интересах государства и господствующего класса, за экспортом и импор­том, то есть нарушала естественное течение экономических процессов.

К XVIIIвеку относится и начало политики и деятельности русских на постепенно осваиваемых восточных рубежах Рос­сии. В результате двух камчатских экспедиций В. Беринга (1725 - 1730, 1733 - 1743 гг.) русские открыли для себя Север­ную Америку и стали ее осваивать. Туда хлынули добытчики пушнины, промысловики и просто искатели приключений. Та­кой свободный промысел продолжался почти 40 лет, пока ир­кутский купец Гр. Шелехов не выхлопотал высочайшее дозво­ление на монопольный промысел "на всех материковых и островных землях" в Тихом океане. Ему удалось это после того, как он привез в Охотск 3 корабля с трюмами, полными мехов с Аляски и Алеутских островов.

С 1790 г. первым правителем России на Аляске стал А. А. Баранов. Он основал поселение Новоархангельск (Ситка). До этого он занимался предпринимательством в Москве, Пе­тербурге и Сибири. Была создана Российско-американская компания с главной конторой в Иркутске.

Благодаря Баранову компания расширила связи с Россией и Калифорнией, Гавайскими островами и Китаем. Быстро были возведены судовые верфи. Организовывалось медеплавильное производство и добыча угля. Первый корабль с паровым двига­телем в Америке построили русские. Руководитель Российско-американской компании Николай Петрович Рязанцев собирал­ся основать форт в Калифорнии. Но в 1867 г., при Алек­сандре II, все российские территории, называвшиеся Русской Америкой, вместе с поселениями были проданы США в Ва­шингтоне за 7 млн. 200 тыс. долларов.

Несмотря на ограничения и трудности предприниматель­ской деятельности в России, приспосабливаясь к обстоятельст­вам, приобретая извращенные экономические понятия и опыт, живя в своеобразном экономическом мире, развивалось и множилось племя русских купцов и предпринимателей. В этом движении отдельные представители терпели поражение, разо­рялись; исчезали целые группы торговцев (например, гости), но в целом в XVIIIвеке это был неостановимый процесс.

В XVIIIвеке понятие "купечество" не представляло опреде­ленной категории населения. Оно характеризовало вид торгово-промышленной деятельности. С 40-х годовXVIIIвека понятие купечества охватывает все посадское население определенной состоятельности. Доступ в это состояние был широко открыт и для крестьян. С 1750-х годов "купечество" - торговая часть по­сада, требует монополии на торговлю и получает ее в 1755 г. В 1760-х гг. эта монополия была подтверждена. Вплоть до 1755 г. предприниматель мог заниматься торговлей лишь в том случае, если был купцом. 1775 - 85 гг. - время окончательного оформления купечества. ВXVIIIвеке купечество, как от­мечалось, в целом развивалось, но группы (составы) купечества заменились в России три раза. ВXVIIIвеке главную роль игра­ли гости и гостинная сотня. В началеXVIIIвека происходит резкое сокращение количества гостей, так как их заменяли ку­печеские гильдии. Гости стали постепенно оскудевать еще по­сле московского разорения 1649 г. В началеXVIIIвека их предпринимательская деятельность из активной сферы торгово-промышленных интересов переместилась в использование ра­нее нажитого имущества путем сдачи его внаем. Причинами разорения гостей были причины, характерные для военно-этатического государства: 1) государственная монополия при ПетреIна выгоднейшие товары - пушнину и соль; 2) возросшие в Северную войну налоги; 3) благосостояние гостей строилось на льготах, которые умел получить разными способами глава семьи; с его смертью все приходило в упадок, льготы отменялись, пред­приимчивости наследники, как правило, не проявляли.

Гостинная сотня уцелела дальше, так как Северная война на ее торговлю (внутреннюю, в основном) повлияла меньше. Но их разоряли налоги. В 1713 г. брали десятую деньгу, "полтинные деньги", а также десятую деньгу "за умерших". Петр разорял купцов уже не отнятием насильно состояния в казну, как в прежние века, а душил налогами, причем страдали преж­де всего самые богатые. Многие переходили в мещане и более низкие сословия.

В экономической жизни страны в начале XVIIIвека веду­щую роль стали играть гильдейские купцы, которые делились на первостатейных, среднестатейных и третьестатейных - в за­висимости от капитала. До реформы Петра (1705 г.) купцы бы­ли подчинены общине (посаду), царь переподчинил их короне, но самоуправления не дал, поэтому зависимость от видимого "мира" заменилась на более бездушную и невидимую, но вез­десущую - от чиновников. Правда, за счет государства эти куп­цы и богатели. Наиболее прочные роды вXVIIIвеке были представлены владельцами фабрик и заводов. Но выделялись те из них, которые использовали возможности казны (например, Евреиновы). Им давали подряды, привилегии, беспроцентные ссуды, которые и спасли их от разорения при плохом россий­ском развитии конъюнктуры. Это опять был искусственный капитал предприятий феодального типа. Ухудшило положение купцов принятие Главным магистратом в 1721 г. нежизнеспо­собного принципа деления купцов по профессиональному при­знаку, который не соответствует зажиточности. Купцы все рав­но делились фактически по капиталу, но это усилило трудности приспособления и увеличило обман. Купец сам объявлял капи­тал и платил с него 1 % в казну. Читать доход нужно было при всех, и этот порядок стимулировал доносительство среди куп­цов. 16 % купцов первой гильдии вышли из посада, 21,1 % - из крестьян, 16,0 % - из разночинцев, 38,7 % переехали из других городов; основательные купцы стремились в Москву, поближе к привилегиям. В течение всегоXVIIIвека государство огра­ничивало выход из крестьян в купцы - имущественным цензом, бюрократическими препонами, двойным окладом за переход. Судя по всему, душили самый активный слой народа, так как вопреки препятствиям Богомоловы, Сунгуровы, Грачевы и др. вышли в первую гильдию из крепостных крестьян, а всего они составляли пятую часть купечества.

Ослабление в 60-х годах правительственного контроля за торговлей и промышленностью, а также городские реформы в том же направлении в 1775 - 85 гг. привели к постепенной за­мене торговых первогильдейцев "петровского образца" более предприимчивыми купцами I,II,IIIгильдий времен Екатери­ны. Купцы, по-прежнему должны были сами объявлять о своем достатке: третья гильдия - капитал до 500 рублей и торговля по городу; вторая гильдия - до 1 тыс. рублей, внутренняя оптовая торговля и розница; первая гильдия - до 10 тысяч рублей, внешняя торговля; она освобождалась от телесных наказаний.

Эта реформа наконец-то привела в соответствие состояние купцов и род их занятий. Переход из одной гильдии в другую стимулировался привилегиями, а также увеличивал обязанно­сти. Например, купцы первой гильдии могли ездить на тройке лошадей или цугом, а прочие - парою, в карете или коляске. Но и выбирали на обременительные должности только купцов IиIIгильдий. Деление на гильдии сохранилось до 1863 года. Реформа Екатерины разделила также купечество и мещан (городские граждане), при этом верхушка купцов слилась с гос­подствующим классом, а низшая часть - с народом, что не по­зволяло третьему сословию формировать общие требования. Независимость от власти, которую предполагали реформы Ека­териныII(выбор старосты, бургомистра), ограничивала, как и раньше, сама государственная власть; даже "купеческие обще­ства" не имели реальных полномочий.

В конце XVIIIвека происходит третья смена состава купцов, которая продемонстрировала слабость их как предпринимате­лей без поддержки абсолютистского государства. Вытеснялись те купцы, которые достигли вершины после реформ 1775 -85 гг. Появляются новые группы купцов буржуазного типа, вы­росшие путем конкуренции из недр мелкотоварного производ­ства. Подавляющее большинство прежних первогильдейцев кXIXвеку было вынуждено покинуть первую гильдию, опустив­шись одной - двумя ступенями ниже в купеческой иерархии. Падение было не только массовым, но и бесповоротным, не менее глубоким по своему характеру и значению, чем исчезновение гостей и "петровских" купцов. Они разорились из-за конкуренции в производстве и продаже товаров широкого потребления, где победили мелкие предприниматели, лучше связанные с потребителем. Кроме того, отмена привилегий купцам во второй половинеXVIIIвека разорила именно тех, кто был связан с капиталистическим производством, уцелели те, кто сумел сохранить привилегии. Разорялись из-за дробле­ния капиталов среди наследников и неумения их поддержать состояние, а также из-за перехода купцов при любом удобном случае во дворянство.

Наряду со связью крупных купцов с абсолютизмом и феода­лизмом, капиталистические отношения в конце XVIIIвека на­ходились на таком уровне, который не обеспечивал ус­тойчивости от одного предпринимательства, не приносил морального удовлетворения от принадлежности к своему сосло­вию. Мечта о дворянстве была типичной чертой русского ку­печества. Состояние купечества было менее устойчивым, чем дворян, так как принадлежность к дворянству не зависела от личных качеств, а у купцов личные качества являлись опреде­ляющими. Хотя общество активно развивается только тогда, когда тенденция прямо противоположная. В концеXVIIIвека положение купечества определялось и феодализмом, и капита­лизмом. Одни могли жить только в связи с абсолютизмом и представляемыми им льготами, их положение было УЖЕ неус­тойчивым. Новые же купцы не могут пользоваться шаткими еще капиталистическими отношениями, их положение ЕЩЕ неустойчиво. С этим противоречием торговое предпринима­тельство вступало вXIX.

В связи с развитием предпринимательства необходимо упо­мянуть о группе городских жителей, которые, наряду с купца­ми, должны были представить третье - самое активное в отно­шении предпринимательства сословие: мещане. Эта группа оформилась в 60-х годах XVIIIвека в результате реформ Екате­рины. Мещане должны были объективно иметь интересы, сходные с интересами купечества, и вместе с ним противосто­ять абсолютизму. Но историческая судьба развела их в разные стороны - купцы стремились в высшие сословия, а мещане сливались с народом, даже само понятие "мещанства" в даль­нейшем имело смысл чего-то неразвитого, недалекого, огра­ниченного.

Слово "мещане" польского происхождения, оно означает "горожане" ("място" по-польски - город). В 1671 - 72 гг. под Москвой была основана Мещанская слобода. Здесь жили вы­ходцы из польских владений. Все - превосходные мастера, что обусловило их заметную роль в жизни столицы. Уровень гра­мотности жителей Мещанской слободы составлял 52%, а в ос­тальных слободах - 24 %. Население ее пользовалось льготами. Отличалась она и внешне: здесь впервые была применена ли­нейная планировка с четырьмя прямыми параллельными ули­цами, прямопересеченными переулками. Слово "мещане" по­степенно переходит в быт как олицетворение городского жителя. С 1760-х годов так называют горожан вообще.

В записках 1765 года Екатерины IIотмечается "крайний в мещанских людях недостаток". Вскоре правительство решает заняться проблемой городских жителей. Была выделена вер­хушка городской буржуазии - купечество, которое было отго­рожено от основной массы предпринимателей всевозможными льготами и привилегиями. Более бедные горожане были отнесены законом к податному сословию и становились мещанст­вом. Мещане могли заниматься любым городским ремеслом или служить у купцов. Звание мещанина стало наследствен­ным, зато купечество, наоборот, ежегодно подтверждало свои сословные права путем уплаты особых взносов. За неуплату этих взносов переводили в мещане. Основная масса мещан вхо­дила в мещанское общество, где господствовал общинный принцип круговой поруки и взаимопомощи. Это была доста­точно сплоченная и удобная для государства форма объедине­ния податного сословия, исключающая развитие и активность внутри сообщества. Важнейшей привилегией мещан было пра­во на торги и промыслы, но это сословие слабо проявило себя вXVIIIвеке.

Что касается конкретных состояний купеческих фамилий, то в период правления Петра богатеть было сложно. В первые го­ды Северной войны покупательная способность народа, слабая вообще, еще больше падала, на что жаловалось заинтересован­ное в рынке купечество. Начальник канцелярии Щукин сооб­щал А. Д. Меньшикову: "И так-де деньга стала туга в народе, что не токмо на покупку товаров, но и пошлинных платежах исправиться они не могут. Но тем не менее у купцов были сосредоточены определенные богатства, которые делались часто на товаре массового спроса и широкого потребления. Так, в 1704 году у торговцев Шустовых в селе Дединове при обыске было обнаружено "между полов червонной монеты весом 4 пуда 6 фунтов, китайского золота в кусках на 8 фунтов 13 злотников, старых денег в кулях и рогожах 14 пудов 8 фун­тов, старых денег под полом весом в 91 пуд 37 фунтов". В этом примере поражает то, что золото и деньги были только средст­вом накопления, превращения в сокровище, а не вложения в дело или недвижимость.

Состояния делались на торговле больше, чем на промыш­ленности. По сказке (отчет о доходах) мещанина Семена Дани­лова, он семь лет жил у хозяина Андрея Кенкина и когда ухо­дил от него, имел денег 36 рублей, торговал лоскутьями. Это было начало торговой деятельности, а в конце, в 1704 году, у предпринимателя было 10 тысяч рублей. Данилов, недавний неграмотный приказчик, в этих крупных операциях, построен­ных на заемных деньгах и риске, выделился настолько, что в 1714 году был определен среди первостатейных купцов в Петербург на житье. Его сосед и компаньон Григорий Соколов­ский - не менее яркая фигура в торговом мире. Взятый в плен ребенком в 1654 году, он был привезен в Смоленск и отдан тяглецу московской Бронной слободы, а тот отдал его в Москву к племянникам Фроловым, у которых Соколовский и прожил 20 лет. В переписной книге 1677 г. он значился рядовым тягле­цом, торгующим в Подошевном ряду. Через 25 лет из него вы­шел крупнейший поставщик юфти в Архангельск, а сын его в числе "лучших" московских купцов стал петербургским жите­лем. Мещанин Петр Христофоров, меховщик по специально­сти, ежегодно отправлялся на Макарьевскую ярмарку, где по­купал овчинки и мерлушки, красные, белые и черные, а затем отправлял их через Москву к Свенской ярмарке. Там, на вы­рученные от продажи мехов деньги, покупал привозившиеся с Украины и из Польши товары, которые Христофоров распрода­вал в течение зимы в Ветошном ряду.

Можно привести примеры купеческих фамилий и способы обогащения и в середине XVIIIвека. Родоначальник купеческой фамилии Вишняковых, посадский человек М. И. Вишняков, ро­дился в 1733 году в г. Кашине. В 1762 г. Вишняков переписался из кашинского купечества в московское. Торговлю он вел в Охотном ряду несколько десятков лет, в результате этой торгов­ли и разбогател. Были и другие способы обогащения. Армян­ский купец Лазарев разбогател в концеXVIIIвека на чисто авантюристической основе. Он появился в Петербурге около 1770 года, а до этого торговал в Персии. На новом месте он приобрел поддержку графов Орловых, князя Вяземского, графа Воронцова, графа Безбородко, организуя с их участием разного рода торговые предприятия, приносившие значительную при­быль при помощи афер (скупки медной монеты, ее перепрода­жи и т. д.). Он привез в Петербург похищенный в Персии крупнейший в мире бриллиант и продал его графу Орлову за 450 тыс. рублей и за пожизненную ренту 2 тыс. рублей. Он ку­пил у Орлова Ропшу за 12 тыс. рублей, благоустроил имение с затратой 300 тыс. рублей, а продал царю ПавлуIза 400 тыс. рублей. К моменту своей смерти в 1802 г. Лазарев обладал уже имуществом в 12 млн. рублей. В истории образования капитала Лазаревых сочеталось торгашество, авантюризм и фаворитизм.

Эти примеры составления состояний показывают то, что простые люди могли выбиться "в люди" только через торговлю, а именно ее, как "спекуляцию", постоянно ограничивали, яко­бы для защиты простых людей. Они также подтверждают то, что, несмотря на запреты, люди находят выход из положения, но энергия людей при этом чаще тратится на неправедные де­ла, чем при свободном развитии. Но в целом купечество не процветало. В 1700 - 1715 гг. выходцев из самого купечества было 64 %, пополнение шло из крестьян и мещан. Например, в Смоленске в середине XVIIIв, было 1395 душ купцов. Но фак­тически торговлей занималась лишь четвертая часть. В самом Смоленске было 2 купца первой гильдии, многие были просто сидельцами и лавочниками, 100 были увечными и дряхлыми, многие занимались ремеслом. В своей записке Гр. Теплев ут­верждал, что в России среди купечества "насилу сотая доля в государстве есть, чтоб прямо имя купца заслуживали", он ука­зывал, что очень многие из купцов "обретаются в работах под­лейших, в бурлачестве, пьянстве, крайнем невежестве".

Как уже отмечалось, самая активная предпринимательская среда в России была среди торговых крестьян, так как именно они должны были преодолевать существенные препятствия в своей торговой карьере. Поэтому в XVIIIвеке интересен процесс выхода из крестьян буржуазии. Этот процесс не на­блюдался в европейских странах, так как крестьяне там в свое время были полностью охвачены феодальной крепостной сис­темой, а торговлей занимался город. В России следствием неза­вершенности и незрелости феодального строя была и неполная закрепощенность крестьян. Государственные крестьяне в Рос­сии не были в строгом смысле крепостными, могли менять ме­сто жительство и заниматься любым ремеслом. Их эконо­мическая активность встречала лишь полицейские затруднения, порождавшиеся "казенным интересом". Территориальный рост империи, процессы колонизации еще больше увеличивали раз­меры независимого населения.

Внутри этого общинного населения долгое время не возни­кало капиталистических отношений, так как оно жило в крайне примитивных экономических условиях. Мобилизации земли мешала община. Экономические ресурсы незакрепощенной части деревни выкачивал абсолютизм своими налогами.

В XVIIIвеке население деревни соприкасается со всерос­сийским рынком, окрепшими городами и промышленными селами, развивавшеюся мануфактурой. Это ускоряет процесс экономической дифференциации государственных крестьян, начинается выделение из них скупщиков, формирование сель­ской буржуазии - кулачества, лавочников, предпринимателей. Способствовало этому процессу и широкое распространение оброчных, денежных форм расчета с хозяином или казной. В хозяйстве оброчного крестьянина иногда появлялись свободные материальные ресурсы. У крестьянина появлялись спекулятив­ные наклонности и доходы. Он нанимал батрака для обработки своего надела, а сам становился скупщиком и постепенно ско­лачивал значительный капитал.

В 1723 г. 60 - 63 % зерна в столицу привозили крестьяне, а остальное дворяне и горожане. В 1728 г. 48 - 50 % крестьян продавали хлеб по более низким ценам (на 7 %). Хлебная тор­говля была обычным источником первоначального накопления для крестьянской буржуазии. Так, один зажиточный крестья­нин дер. Бакулевской Слободского уезда Вятской провинции, разбогатев на скупке и перепродаже хлеба, около 1751 года пе­ребрался в город Слободской, купил там дом и устроил не­большой завод для литья ямских колокольчиков. Со временем дело разрослось, и в 1793 г. началось литье больших колоколов.

Ивановские мануфактуристы XVIIIвека сколачивали капита­лы первоначально торговыми путями, иногда пускаясь на махи­нации. Так, в 1741 г. М. Грачев обвинялся крестьянами в том, что при отпуске товаров на Ирбитскую ярмарку он, при помощи "воровских выписей", присвоил себе 500 рублей прибыли. Кре­стьяне прямо утверждали, что Грачев такими путями "себе и по­житки нажил". Предки известных фамилий Бугримова, Гра­чевых, Ямановских, Зубковых, Гандуриных, Кокуриных и др. богатых мануфактуристов второй половиныXVIIIв. были в пер­вой его половине мелкими товаропроизводителями и торговцами. В первой половинеXVIIIв. крестьяне села Иванова использова­ли капиталы почти исключительно в сфере торговли, во второй половине этим капиталам уже было дано промышленное приме­нение. В 40-е гг. в селе Иванове на базе мелкотоварного произ­водства возникает знаменитая Ивановская мануфактура.

Выступая в 60-е гг. на заседаниях Комиссии о коммерции, Теплов предлагал установить свободу крестьянского торга, так как именно ему торговля России обязана своим развитием. Он указывал на то, что запреты этого торга со времени царя Алек­сея Михайловича ни к чему не привели, а сам корпус россий­ского купечества, "весьма малый в государстве", отличается невежеством и убожеством".

Купечество было недовольно торговлей крестьян, и в "Наказах" (1767 г.) тульские, осташковские и костромские куп­цы требовали запрещения дворянской и крестьянской торговли. Но выделение среди крестьянства богатой прослойки было по­всеместным явлением. В 60-70 гг. XVIIIв. некоторые из уральских казаков имели по 50 лошадей, 30 коров, 100 овец, 10-20 ульев пчел и почитались людьми богатыми. Среди воль­ных колонистов на окраинах процесс экономической диффе­ренциации шел весьма интенсивно.

В Пермской губернии уже в 80 - 90 гг. XVIIIв. выделялась богатая верхушка крепостных крестьян, бравшая подряды, за­нимавшаяся ростовщичеством, торговлей. В ярославских вотчинах Шереметевых в концеXVIIIв. господские мельницы находились в аренде у зажиточных крестьян. Например, в 1792 г. 9 мельниц Юхотской волости арендовались двадцатью четырьмя местными крестьянами. Павловские и пермские "кустари", как отмечалось в 1804 г., находились в зависимости от богатых крестьян, будучи их неоплатными должниками, и страдали от их "прижимок".

Самым показательным и детально исследованным примером развития крестьянского предпринимательства является развитие Осташковской слободы в XVIIIв. Осташковская слобода (по­том город) находится в Новгородской губерния на озере Сели­гер, поэтому древнейшим промыслом была ловля рыбы. Кроме того, Осташковом отправлялись на промыслы на Финский за­лив и на реку Неву. К серединеXVIIIвека рыболовство приоб­ретает товарный вид, происходит расслоение среди рыболовов. Многие семьи, кроме рыболовства, занимались вязанием сетей, выделкой кож, шитьем сапог, изготовлением бочек. В 40-е гг.XVIIIв. развивается кожевенное, кузнечное, сапожное дело. Сначала выделывали кожи для шитья сапог, рукавиц, кожаных фартуков и др., потом появляются кожевенные заводы, один из первых - завод А. Г. Савина, родоначальника известной фами­лии фабрикантов. В 30-е гг. кожевенное производство уве­личивается. Из числа заводовладельцев - простые кожевники -Аврам Савин, Федул Савин, Мих. Северов, Родион Лукашев и др. В 1783 г. в Осташкове было 35 заводов. На привозном с Урала железе развивается железоделательная промышленность. Из кузнецов вышли в купцы Мирон Антонов, Никифор Северов, Архип Ужинский. Многие занимались перевозкой гранит­ных плит и камня в столицу. Некоторые имели собственные суда, нанимали рабочих: к серединеXVIIв. наемных рабочих было 25 % от всего мужского населения. Приходили в Осташковские слободы окрестные крестьяне для промыслов и торговли.

Кожевенное производство влекло за собой продажу мяса, разведение скота. Некоторые продавцы мяса и солода стали крупными предпринимателями. Например, Никита Белков по­мимо продажи мяса и солода в Петербурге занимался торговым огородничеством, (шесть огородов). Многие осташковцы, став фактически купцами, оставались оброчными крестьянами, учитывая трудности перехода в другое сословие и неодно­значность положения самих купцов. Иногда крупные торговцы до конца жизни были крестьянами, и только их дети записыва­лись купцами. Интересно, что в начале деятельности все кре­стьяне находились в примерно равных условиях, но при помо­щи своей предприимчивости, а также удачных операций быстро богатели. Постепенно происходило накопление денежных средств у торгующих крестьян. Некоторые крестьяне сохраняли верность рыболовству, например, Петр и Конон Тереховы спе­циализировались на ловле и продаже снетков. Для своего по­требления ловили все; уловы, особенно в плесах, были очень богатыми: заведенными одновременно тремя неводами выта­щили судаков и лещей 19 возов, а ловили и по 40, а старики помнили, что и по 120.

Стал крупным купцом осташковец, откупщик Терентий Рез­вой из крестьян. В 1736 г. в числе 16 других купцов он участвовал в компании Саввы Яковлева, взявшей на откуп все казенные сборы по Москве и Петербургу на 7 лет. Но самым показательным примером было создание капитала Саввы Яков­лева - осташковского крестьянина. Он превзошел всех торгую­щих крестьян. Сначала он занимался торговлей мяса вразнос, потом поставлял продовольствие во дворец и для армии. Потом взял винные, а затем и прочие откупа в столицах. В 1758 г. по указу императрицы Елизаветы Петровны, он был возведен в потомственное дворянство. Позже стал вкладывать деньги в промышленность, основал кожевенный завод в Петербурге. Скупал заводы на Урале - у графов Воронцовых, графа С. П. Ягужинского, обер-прокурора Сената А. И. Глебова, в его руки перешли заводы потомков Акинфия Демидова. Строил Савва Яковлев и новые заводы. Всего он купил 17 и построил 5 горнометаллургических заводов на Урале. В 1764 г. он купил у предпринимателя И. Затрапезного в Ярославле крупнейшееполотняное производство, в будущем Ярославскую Большую мануфактуру.

Деятельность осташковских крестьян определяла общий эко­номический рост - именно благодаря таким предприимчивым людям хозяйство России еще как-то развивалось. Для их дея­тельности не требовался кнут и особые льготы, нужна была лишь хотя бы относительная свобода и прогрессивные налоги.

Представление о торговле и купечестве в России в XVIIIв. будет неполным, если не упомянуть об образе повседневной жизни русских купцов само по себе и в сравнении с другими сословиями. В феодальном обществе процесс социализации носил сословный характер.

В результате академических экспедиций 60 - 70 гг. XVIIIв. ученые пришли к выводу: "общий уровень их (купцов) знаний и развития был почти таков же, как у крестьян, очень немногие умели читать, писать и механически считать на счетах". Спус­тя двадцать пять лет этот вывод был почти дословно повторен на основе материалов Уложенной комиссии 1767 г. При опре­делении "степени интеллигентности отдельных сословных групп" было подчеркнуто, что в условиях крепостнического строя русский городXVIIIв. влачил "довольно жалкое сущест­вование", городское население "в культурном отношении должно было лишь немногим отличаться от жителей сел и де­ревень". В наказах купцов в 1767 г. для законодательной дея­тельности ЕкатериныIIтолько 5,36 % из указывало на необхо­димость распространения образования, а из сельских жителей 0,63 %. Оценивая несоответствие деклараций ЕкатериныIIи ее действий, историки искали причины в закоренелом невеже­стве и косности русских купцов, из-за которых они не отклик­нулись на предложения и начинания, направленных на разви­тие отечественной коммерции и подъем культурного уровня купечества. Пример - посылка купцов за границу и их нежела­ние ехать, открытие в Москве в 1772 г. Коммерческого училища. Неграмотность низших разрядов купцов объяснялась но только бедностью и непониманием, но и отсутствием необходимости в образовании. В глазах купцов их достоинства и ледовые качества никак не связывались о образованием, гра­мотностью. Например, в Можайске выбрали в бурмистры Макея Мишкина, который "грамоте и писать не умеет". Его вы­брали и на повторных выборах. Главный магистрат отклонил эту кандидатуру и пригрозил штрафом. Главному магистрату неоднократно приводилось отклонять кандидатуры неграмот­ных купцов. Больше было грамотных купцов в тех местах, где были развитые посады и люди издавна вели торговлю, напри­мер, на севере. Меньше было грамотных людей там, где рас­пространено землепашество, огороды и работа по найму.

Созданные еще при Петре в 1714 - 1716 гг. цифирные шко­лы для массового обучения вызывали протест среди купцов, поэтому Сенат освободил купеческих детей от обязательного обучения в этих школах, ведь купцы с раннего детства должны были приучать детей к торговому делу. Городские магистраты с 1721 г. имели широкую программу развития городской эконо­мики, здравоохранения, образования, но не имели средств (только скудные, общинные). В итоге даже в 1760 году в Моск­ве и С.-Петербурге не было школ для обучения купечества. До 30-х гг. овладение грамотностью шло через частное уче­ничество, в основном у местных священников. Богатые при­глашали учителей на дом, для обучения иностранным языкам нанимали иноземцев. Во второй половине XVIIIв. среди знат­ного купечества нередким явлением стали домашние библиоте­ки. Рядом с книгами церковными были и светские - учебные, общеобразовательные, новинки ("Езда в Остров любви", на­пример). Появлялись идеалы поведения и образа мыслей, кото­рым следовали купцы.

В течение XVIIIв. изменялся и уклад жизни всех слоев рос­сийского общества, причем чем выше были слои, тем быстрее они изменили свой образ жизни, и наоборот, народ дольше сохранял традиционность как экономического, так и бытового склада. Дворянство покупало у купцов предметы роскоши и европейского быта, тем самым стимулируя торговлю, с другой стороны, предприниматели, предлагая новые товары знати, формировали у нее новые потребности. Описание быта русской знати находим в записках Берхгольца, побывавшего в 1720-х гг. в домах, можно сказать, всей аристократической знати Москвы и Петербурга, одного из свиты герцога Карла Фридриха.

Он описал визит к барону Строганову, только что вышед­шему из купеческой знати в титулованную: "Он живет здесь (в Москве) в большом каменном дворце, стоящем на горе, и оттуда такой чудный вид, какого не имеет ни один дом в Моск­ве... В комнате, где танцевали, был устроен буфет, наполнен­ный прекрасным хрусталем и дорогою серебряною посудой, и стоял большой стол, установленный по здешнему обычаю хо­лодными кушаньями... Но в другой комнате находился еще стол, убранный истинно по-царски, и с таким вкусом, какого здесь и не воображал". При визите к Измайлову, недавно вер­нувшемуся из Китая, иностранец был поражен обилием редких китайских вещей, служивших для украшения комнат и стола. В дневнике Берхгольца мелькают сведения о дворцах, прекрасно убранных запах, другой утвари, пышных нарядах. Ввоз товаров из-за границы заметно увеличивался.

К концу царствования Екатерины IIкупцов-миллионеров стало значительно больше. Огромные состояния были у Шемя­кина, Лукина, Логинова, Яковлева, Горохова. Последний поль­зовался такой популярностью, что Адмиралтейская улица, где находились дом и заведение Горохова, стала называться Горо­ховой. Логинов, откупщик и приятель Потемкина, снискал себе известность после устроенного им зимнего праздника: от обилия выставленной народу водки лишилось жизни несколько десятков человек. Неплатежи его в казну к концу жизни соста­вили 2 млн. рублей. Завоевал широкую известность и Савва Яковлев, уже упоминавшийся откупщик вина с "уличной" фа­милией Собакин. При восшествии на престол царицы Екатери­ныIIон не отпустил бесплатно водки, как было приказано, поэтому народ "произвел буйство" на улице. Но он выслужился другим способом: в считанные дни восстановил церковь, по­нравившуюся императрице. В дальнейшем известности его имени прибавил тезка-племянник: прославившийся самодурст­вом и пьянством, он заставлял гостей под дулом пистолета вы­пивать бутылку вина из кубка в форме гроба и плохо кончил, при этой затее случайно выстрелив себе в рот. Слава о такого рода кутежах становилась преданием.

Но подавляющее число купцов жило гораздо проще. Хотя спрос на изделия роскоши имели не только высшие, но и сред­ние слои. Например, двор дьяка Ивана Алферова, мелкого зем­левладельца, состоял из каменного дома из двух жилых и двух казенных палат, с двумя каменными крыльцами и садом позади. Кожаные кресла, стулья, лавочные тюфяки, ковры и полоза астраханские, так же как и 19 кафтанов, крытых шелковыми материями, свидетельствуют о развитых, по тому времени, вку­сах этого представителя служилой среды. В его хозяйстве среди других запасов хранились разнообразные ткани.

Новый стиль жизни проникал и в купеческие дома, в основ­ном в столицах. Недаром Берхгольц констатировал: "как хорошо живут между собою здешние купцы; они ни одного вечера не остаются одни и постоянно собираются друг у друга". Правда, об этом же образе жизни купцов были и другие мнения, что они редко бывают в ратуше, а проводят все дни в банкетах. Некото­рые купцы обставляли дома по-европейски: зеркала, картины, портреты, мебель европейского типа. Проявились новые запросы и в костюмах купцов. В доме кадашевца Кузьмы Алмазникова в сундуках были и французский кафтан, и кафтан венгерский с немецким кружевом, и три кунтыша на польский манер - один беличий и два лисьих. Встречаются не употреблявшиеся ранее веши и у рядовых московских тяглецов. Двор и имущество Же-лезникова Садовой слободы были оценены всего в 39 рублей. Но среди имущества были и суконные камзолы, и башмаки.

Растущей роскошью был озабочен И. Посошков, он предпо­лагал: 1) сократить ввоз предметов роскоши; 2) ограничить в законодательном порядке потребности в них и связанные с ни­ми расходы. Богатое платье он оставлял только для знати.

Стиль большинства купцов отражал другие потребности: "блаженство состояло в том, чтобы иметь жирную лошадь, тол­стую жену, крепкое пиво, в доме своем особую светелку, баню и сад". Утром сидел такой купец в лавке, выпивал с покупате­лями несколько "галенков" (0,7 л) чаю. После обеда купец спал до трех часов по русскому обычаю, а затем играл с приятелями в шашки на пиво. Летом купцы с друзьями ездили за город с пирогами, самоваром и водкой - выпить купцы любили. Зимой они смотрели кулачные бои, медвежью травлю, катались с гор. Обычный купец носил русское платье, ходил "при бороде", летом в чуйке (душегрейке), зимой в шубе. Жил в деревянном доме, вид имел почтенный и богобоязненный. Состоятельный купец всегда имел в запасе "свою пословицу", которая в кругу знакомых заменяла ему остроумие, вызывая смех и давая повод к выпивке. Поговорками купец буквально "сыпал", особенно при первом знакомстве, желая произвести положительное впечатление. Главным достоинством купеческих сыновей считалось умение читать, писать и считать на счетах. Но особенно почитались способности зазывать покупателя, быстро говорить, нахваливая свои товары. Желанными для разорившихся дворян служили купеческие дочери. Петербургские моты стремились жениться на московских купчихах, а московские - на петер­бургских. Да и для самих купцов родственные связи имели большое значение. Выгодная женитьба могла поправить со­стояние, перевести купца в новое качество. До трети всех первогильдейских купцов состояло в родственных связях. Наслед­ник обычно находил дела, оставленные отцом, в сравнительном порядке. Шли годы. Вместо деревянного домика сооружалось большое каменное здание, купец брил бороду, надевал сюртук и вправлял брюки в сапоги. Но, главное, он старался продол­жить дело отца. Многие купцы были старообрядцами и даже пытались установить контакты с Е. Пугачевым, надеясь, что он не только сделает более свободным предпринимательство, но и разрешит придерживаться своей веры.

Особый интерес представляют свидетельства о новых нравах вообще и нравах купцов в частности, в России XVIIIвека, ино­странцев. Они судили о положении дел с позиций того уровня цивилизованности, которого достигла Европа вXVIIIвеке, без отечественной снисходительности, но и без достаточного пони­мания русских проблем. Хотя именно посторонний взгляд мог указать не только на явление, но и на причины, его породившие.

Наблюдательный путешественник-француз пишет, что сель­ские жилища русских напоминают простоту первобытных нра­вов; они построены из сколоченных вместе бревен, маленькое отверстие служит окном, в узкой комнате со скамьями вдоль стен стоит широкая печь. В углу висят образа, и им кланяются входящие прежде, чем приветствуют хозяев. Каша и жареное мясо - обыкновенная еда, они пьют квас и мед, употребляют и водку, которую не проглотит горло европейца. Богатые купцы в городах любят угощать с безмерною и грубою роскошью; они подают на стол огромнейшие блюда говядины, дичи, рыбы, яиц, пирогов, подносимых без порядка, некстати, и в таком множестве, что самые отважные желудки приходят в ужас. Причину сохранения быта на примитивном уровне Сегюр видит в том, что у низшего класса в этом государстве нет всеоживляющего и всеподстрекающего двигателя - самолюбия, нет желания возвыситься и обогатиться, чтобы умножить свои на­слаждения. Ничего не может быть однообразнее их жизни... ог­раниченнее их нужд и постояннее их привычек. Нынешний день у них всегда повторение вчерашнего, ничто не изменяется, даже их женщины, в своей восточной одежде, с румянами на лице, одевающиеся в одежды, украшавшие их бабушек и прабабушек.

Русское простонародье, погруженное в рабство, не знакомо с нравственным (одобряемым обществом) благосостоянием, но оно пользуется некоторой степенью внешнего довольства, имея всегда обеспеченное жилище, пищу и топливо; оно удовлетво­ряет самым необходимым потребностям и не испытывает стра­даний нищеты, этой страшной язвы просвещенных народов. Помещики в России имеют почти неограниченную власть над своими крестьянами, но, надо признаться, почти все они поль­зуются ею с чрезвычайной умеренностью; при постепенном смягчении нравов подчинение их приближается к тому поло­жению, в котором были в Европе крестьяне, прикрепленные к земле. Каждый крестьянин платит умеренный оброк за землю, которую обрабатывает, и распределение этого налога произво­дится старостами, выбранными из их среды. Сепор описывает роскошь и образованность высшего дворянства, требующие больших денег. Для езды в карете на любое расстояние запря­гают 4-6 лошадей. Содержится очень много дворовой при­слуги, часто не занятой делом - отсылка в деревню являлась наказанием. Крестьяне преданы добрым хозяевам, известны случаи, когда они собирали деньги и отдавали барину, чтоб он не продал их за долги. Но в принципе произвол даже самых кротких помещиков был безграничен. Во время пятилетнего пребывания в России, утверждает Сепор, он не слыхал ни од­ного случая жестокости и угнетения. Крестьяне действительно живут в рабском состоянии, но с ними хорошо обращаются. Нигде не встретишь ни одного нищего, а если они попадаются, их отсылают к владельцам, которые должны их содержать.

В целом торговые отношения и их носители получили опре­деленное развитие в XVIIIвеке, но не такое существенное, как было заявлено в программах двух главнейших деятелей столе­тия - ПетраIи ЕкатериныII. Предпринимательство развивает­ся только тогда, когда строится на естественных основаниях жизни людей, которые можно только осторожно корректиро­вать, но ни в коем случае грубо не вмешиваться в этот процесс. Кроме того, предпринимательство должно строиться на интере­се, честолюбии, стремлении выделиться - именно эти качества в людях подавлялись, в интересах и "верхов", и "массы" наро­да. Усилия предпринимателей в стесненных обстоятельствах тратились не на развитие, а на преодоление препятствий. По­этому и вXVIIIвеке Россия представляла собой страну даже не с традиционным, а скорее с примитивным образом жизни, народ которой видел своего врага не в тех, кто сковывал его жизненные силы, а в тех, кто пытался свои возможности реализовать.

Другой формой предпринимательской деятельности является ростовщичество, отношение к которому в России всегда было неоднозначным. Ростовщический капитал обнаруживает себя на поздних стадиях развития феодализма. Он объективно способствует расслоению в обществе - превращению мелких производителей в рабочих, в держателей крупных сумм в предпринимателей. Но, как и любая предпринимательская деятельность, ростовщичество в России имело свои особенно­сти. Прежде всего кредитные операции в XVII-XVIIIвв. осу­ществлялись не через банки, а через ростовщиков. Главными ростовщиками были мелкие ростовщики - богатые крестьяне и ремесленники, отдельные землевладельцы^ монастыри, купцы, крепостные графа Шереметьева, Морозовских вотчин. При феодальном землевладении особенное значение имела дача ссуд знатным расточителям. Им не хватало дохода, приносимого им крестьянами. Вообще ссуды запрещались еще уложением 1649 г. (чтоб "несправедливо не богатели"). Но этот закон лег­ко обходили, создавая только обман и новые трудности. Этот закон существовал до 1754 года, в котором был принят новый и размер среднего процента ограничен в процентах годовых. За­кон долго не менялся, так как большой необходимости в ссудах у господствующего класса не было, можно было деньги безо всяких процентов взять у своих крестьян. Но доходность крепо­стных поместий не возрастала, так как труд крестьян и управ­ление были примитивными, а мотовство и роскошь дворянства

превращалась в обязательный атрибут поведения. Во второй половине XVIIIвека возрастает задолженность русского дво­рянства ростовщикам. Для определенной части населения рос­товщичество было способом накопления капитала. О поль­зовании ростовщическим кредитом свидетельствовали многие выступления депутатов в Уложенной комиссии 1767 г., об этом же свидетельствовал представленный Г. Р. Державиным план организации "Патриотического банка", имевший задачей вызволение дворянства из "лап ростовщиков". Нормальным кре­дитным отношениям, как и торговым, была противопоставлена корректирующая правительственная политика.

Ростовщики вкладывали деньги не только в торговые опера­ции, но и в улучшение хозяйства, в покупку и аренду земли, в улучшение инвентаря, наем рабочих и т. д. Обеспечением ссу­ды могло служить любое имущество, земля. Обычно сейчас же по получении ссуды земля передавалась заимодавцу. Доход, получавшийся с земли, являлся как бы "ростом" и, вместе с тем, гарантировал интересы кредитора. Но это характеризовало отношения между незнатными людьми. Законодательство дво­рянского государства делало невозможным легальный переход дворянских земель в руки представителей других сословий. По­этому крепостные не давали деньги помещикам, хотя у некото­рых были такие возможности, так как без залога под кредит не было никакой гарантии возврата денег: "потребовать оных обратно и в случае неуплаты пожаловаться крестьянину невоз­можно". Но среди ростовщиков были и дворяне, а ростовщики-недворяне небезуспешно прибегали ко всякого рода подставным лицам и юридическим трюкам. Открывалась "страшная" пер­спектива утраты "благородным" сословием их владений. Так, А. Болотов писал: "Роскошь и непомерное мотовство большей части наших дворян скоро произведут то, что большая часть на­ших сел и деревень принадлежать будут фабрикантам, купцам, подьячим, секретарям, докторам и лекарям, и не мы, а они гос­подами и владельцами будут".

В течение XVIIIвека было принято несколько указов против ростовщичества. Указ 1733 года и Манифест 1786 года говорили о необходимости обуздать "лихву". А указ об учреждении Вспомогательного банка для дворянства (созданного в 1797 году на деньги налогоплательщиков) с горечью констатировал, что значительная часть землевладельцев попала в "руки алчных корыстолюбцев и ростовщиков". Исходя из этих соображений, русские банкиXVIIIвека были поставлены на службу дворян­ству, которому выдавали долгосрочные дешевые ссуды из 6 % годовых. Размер ссуды был тем больше, чем .больше было у дворянина "душ". На протяженииXVIIIвека органы кредитования помещичьего землевладения роздали в виде ссуд (многие из которых превратились в безвозвратные) громадные суммы. Эти суммы не сыграли никакой положительной роли в хозяйственном развитии страны, уничтожали имеющиеся ростки пред­приимчивости среди дворян, тратились на непроизводительные расходы. Получалось, что кто брал в долг, жил лучше рачи­тельного хозяина, так как хороший хозяин ссуд чаще всего не брал, а сам платил налоги в этот же самый банк.

Но, учитывая ограниченность возможностей банков, а также неограниченность потребностей дворянства, деньги у ростов­щиков все же брали, и банки только на короткое время могли уменьшить ростовщический процент. Даже более того, все по­туги дворянских банков (выпуск ценных бумаг и т. д.) обо­рачивались выгодой для ростовщиков. Ростовщичество изымало феодальную ренту в пользу буржуазных элементов, объективно способствуя развитию капитализма. Задолженность высшей знати ростовщикам составляла миллионы рублей. Граф Шере­метьев, крупнейший землевладелец, брал ссуды не только у купцов, но и у богатых крестьян. К 1800 году его долг достиг 2 млн. рублей. Громадными ссудами пользовались Демидовы, долг которых в 1794 г. составлял 812 тыс. рублей. Это нерацио­нальное хозяйство могло жить только на дотациях и льготах. В целом мануфактуристы брали в долг у купцов, но даже в се­редине XVIIIвека пользование кредитом считалось у русских мануфактуристов признаком плохого состояния дел и даже могло быть поставлено предпринимателю в вину. Иногда рус­ские брали в кредит у иностранцев под высокий процент, так как невозможность получить ссуду поднимала его еще больше. Совершенно верно подметил эту особенность А. Радищев в "Проекте гражданского уложения" (1801 г.), где он писал о бесцельности закона о "лихве": "лихва тем больше, процент тем дороже, чем больше может быть опасности в нарушении закона". Правовая незащищенность кредитора заставляла брать высокий процент "за страх". Более выгодной и менее опасной была дача в долг государству, но и здесь из-за неопре­деленности законов ростовщик рисковал своим состоянием.

Но больше всего необходим был кредит купцам, промыш­ленникам, торговым и оброчным крестьянам, поэтому все за­коны против ростовщиков были направлены фактически про­тив народа. Собственное состояние и "животы и промыслы", были недостаточны не только для начала дела, но и для уплаты налога. Купцам ссуды выдавали в последнюю очередь, хотя был создан специальный Медный банк для поддержки предприни­мателей. Деньги из этого банка расхищались придворной зна­тью, крупными землевладельцами, такими, как граф Шувалов. Иногда государственные ссуды вместо купцов отдавали на во­енные расходы. В России дореформенной поры (1861 г.) все банки были государственные, коммерцией они не занимались и при трудностях брали деньги у государства, а значит, у налого­плательщиков. Российские рантье, вкладывающие деньги в банк, жили на проценты на празднолежащие капиталы, то есть брали у того же государства, у предпринимателей через налоги, не давая им становиться на ноги. "Зло монополизации казен­ного кредита произошло не от доступности его заемщикам, а от его доступности вкладчикам, которые безо всякого труда могли не только жить на проценты, но и копить капиталы, получая проценты на проценты. Это сделало из казенных банков средо­точие самого тупого и скупого ростовщичества". Не имея воз­можности официально взять кредит, купцы давали взятки чиновникам и получали "неучтенные" суммы, за которые не всегда платили проценты.

Чаще государство раздавало ссуды промышленникам. При Петре было построено 200 промышленных предприятий, из них на казенные средства - 43 %, на частные - 57 %. Частным про­мышленникам давали льготы, денежные ссуды. Иногда казен­ные предприятия передавались безвозмездно частникам, да еще с приплатой. Государство кредитовало таких крупных за­водчиков, как А. Виниус, Марселис и др. Но чаще бедная казна вместо кредитов давала землю, ее недра, крепостную рабочую силу. Эти факторы, как не стоящие ничего предпринимателю, не работали на богатство, а просто эксплуатировались.

Чаще всего люди брали кредиты друг у друга, договариваясь об условиях и сами регулируя отношения. В селе Иваново

в XVIIIвеке в долговом списке крестьянина И. Бабурина в 1780 году значилось 154 человека, в основном крестьян, и из соседних районов, у него кредитовались даже князья (Вязем­ский, Голицын, Шаховской). Интересен список кредиторов брянского купца Никулина, составленный в 50-х годахXVIIIвека. Суммы были невелики, но всего кредиторов было 43 человека, он кредитовался в Брянске, Курске, Орле, Ка-рачеве, Трубчевске, Мценске, Стародубе, Козельске, Волхове, а также в некоторых уездах. О широте вексельного оборота и кредитных связей свидетельствует тот факт, что по векселям, опротестованным в Туле в 1764 - 65 гг., в качестве должников фигурировали десятки фамилий купцов. В 1770 году было опи­сано имущество московского купца Михаила Евреинова для покрытия его долгов в "кригс-комиссариате" (на 23 тыс. руб­лей) и в "штате-конторе" (на 15 тыс. рублей). Однако при этом оказалось, что самому Евреинову фабрикант Рюмин был дол­жен 27 тыс. рублей, граф Воронцов - 7300 рублей и барон Строганов - 2800 рублей.

В целом развивающаяся и приобретавшая некоторый им­пульс российская экономика в XVIIIвеке и складывающиеся первоначальные капиталистические отношения требовали ак­тивной кредитно-финансовой политики, но эта политика должна была поддерживать наиболее экономически активные, предприимчивые слои населения; она же была направлена на поддержку отмирающих, паразитических классов. Из-за этого высок был ростовщический процент, уродливы отношения кредиторов и должников, и, самое главное, эти отношения консервировали примитивную экономику, а не давали им­пульс ее развитию.

Производство, промышленность всегда считались высшей степенью развития предпринимательства, так как там создаются продукты, которые становятся объектом самых разных видов предпринимательской деятельности. В России XVIIIвека раз­витие промышленности, как и другие сферы, имели свои осо­бенности. П. Н. Милюков считал, что РоссияXVIIIвека - это страна "без капиталов, без рабочих и без покупателей". "Искусственно перенесенная с Запада ПетромIмануфактура на пустом месте" могла держаться только искусственными средствами и могла привиться благодаря продолжительному и успешному покровительству. Рабочие были даровые, покупатели - обязательные, и тем не менее "какие скудные плоды при­несли первые усилия создать путем покровительства нацио­нальную промышленность". М. И. Туган-Барановский рас­суждал о "первобытном хозяйстве" РоссииXVIIIвека, при ко­тором "крупное производство не могло основываться на сво­бодном (наемном) труде. Крепостной труд был гораздо выгод­нее для фабриканта". "Если на Западе мануфактура получила прекрасно обученных рабочих из ремесленников, то у нас и необученных было достать крайне трудно". В результате "у нас водворилось крупное производство с принудительным трудом", отличавшимся низкой производительностью и обусловившим то, что "промышленная техника в течение всегоXVIIIвека не делала на них (мануфактурах) никакого успеха".

М. М. Покровский считал Россию XVIIIвека страной "тор­гового капитализма", где происходил даже возврат к натураль­но-хозяйственным отношениям, усиление крепостничества. "Вольнонаемный рабочий, уже снившийся дворянскому публи­цисту первой половиныXVIвека и местами действительно за­водившийся в более передовых имениях, исчезает на целых два столетия". Отсюда и "крах петровской крупной промышлен­ности", от которого "капитал, загнанный дубинкой в промыш­ленность, опять просился в торговлю", именно "от Петра ведет свое начало крепостная фабрика". "Момент добровольного найма имел некоторое значение только в начальный период создания заводов. Стоило рабочему очутиться на заводе, как он превращался в крепостного". Мануфактура при ПетреI"стро­ится на крепостной основе, с широким привлечением даровой крепостной рабочей силы" и является "придатком к поме­щичьему крепостному хозяйству". Владельцами петровских ма­нуфактур были помещики, а купец в качестве промышленника появился в серединеXVIIIвека. При низкой "производи­тельности крепостного труда, отсутствии капиталов и ото­рванности от рыночного спроса, крепостная мануфактура первой четвертиXVIIIвека могла сложиться лишь в условиях проводимой правительством политики монополий и запретительных пошлин и раздачи заказов-поставок и подрядов, то есть искусственным путем". "Кризис дворянской (помещичьей) мануфактуры дает себя знать уже в 40-х годах, почти ни одна петровская мануфактура не пережилаXVIIIвек".

В этих наиболее характерных высказываниях известных ис­ториков о промышленном и мануфактурном производстве XVIIIвека обозначены не только причины, но и результаты развития производства в этом столетии. К основным факторам, действующим на это развитие, относятся: отсутствие свободы деятельности и для промышленников, и для рабочей силы. Та­кой неестественный экономический процесс должен быть по­стоянно контролироваться, регулироваться и поддерживаться материально государством. Кроме того, что вся промышленная система держалась на каких-то чрезвычайных усилиях, в этом процессе была задействована целая армия чиновников, которые тормозили процесс, брали взятки, неправедно делили государ­ственные средства, кормились кто как может и от государства, и от промышленности. Следствием этого были огромные за­траченные средства и незначительный для народной жизни России результат. Кроме того, носителями новых мануфактур­ных отношений были часто не свободные предприниматели, которым для осуществления своих интересов нужны постоян­ная прибыль, расширение производства, техническое обновле­ние и порядок с рабочей силой, а государство, которое может черпать деньги почти бесплатно для себя из казенных средств, и дворянство, не нуждающееся в особой активности из-за льгот и привилегий. В таких объективных условиях все декларации и попытки индустриализации России оборачивались тягостями для общества без улучшения жизни его граждан. Народ выра­жал свой протест в бунтах, саботаже, побегах, а государство объединилось против него в чиновничье-дворянскую монархию с бюрократической системой управления и большой регулярной армией, которая легко переориентировалась с внешнего врага на внутреннего. Дополняли всю систему политические и идео­логические учреждения.

В таких своеобразных условиях развивалась промышлен­ность России в XVIIIвеке. Возможностей для предпринима­тельства у разных групп населения, но по разным причинам, фактически не было. Феодальная форма собственности явля­лась определяющей для тех мануфактур, которые были основаны землевладельцами - феодальным государством, дворцовым хозяйством, дворянами и теми представителями купечества, которые при мануфактурах имели купленные или приписные деревни. Купеческая и крестьянская мануфактуры представляли новые отношения, но у них не было земли, и они должны были все равно пользоваться крепостным трудом и даже желали этого. ВXVIIIвеке существовали следующие виды мануфактур: вотчинная, помещичья, с крепостными крестьянами; посессион­ная, также крепостная, появляется после указа 1721 г., разрешаю­щего передачу в условное владение купцам для работы государст­венных крестьян; частная, созданная купеческим капиталом.

Безо всякого сомнения, создание промышленности в России было насущной необходимостью. Но необходимость, в связи с планами Петра I, была обусловлена потребностью содержания армии и ведения войны. Все обмундирование и вооружение приходилось завозить из-за границы, нужно было одеть им­портным товаром 100 тысяч солдат, которые находились на го­сударственном обеспечении. В расходных статьях бюджета 1701 года 78 % падало на военные расходы. Чтобы получать все это "даром", решено было строить казенные мануфактуры, ос­нованные на имеющемся материале - крепостном труде; в рам­ках существующей системы поведение власти было логичным. "Тяжелая" промышленность была главным образом казенной. Легкая промышленность была представлена купеческой ману­фактурой, где существовал наемный труд, центр ее был в Мо­скве. Но мануфактуры даже легкой промышленности работали в основном на государственный заказ и были связаны с вой­ной - такие "дворы", как Хамовный (парусный), Кожевенный, Шляпный, Чулочный, Пуговичный.

У перестройки, а вернее, создания промышленности в усло­виях Северной войны, не имелось четкого плана до 1719 года. До Берг- и Мануфактур-коллегии управление "лихорадочно" создававшейся промышленностью не было сосредоточено в од­ном учреждении. Некоторые предприятия отдавались случай­ным учреждениям - если предприятие основано не на интересе, то нужны многочисленные контролеры.

Мануфактуры имели от 15 до 1000 рабочих, появлялась на них и специализация. Чисто внешне работа на мануфактуре выглядела как на Западе, но социальные отношения были дру­гими, мануфактура - казенная, а рабочие - крестьяне. Причем при Петре рабочих еще окончательно не прикрепили к ману­фактурам; указ "о вечной приписке" к новым хозяевам ману­фактур вышел в 1736 году, это указывает на тенденцию разви­тия. Было и объяснение такому закреплению. Мануфактура держалась на обученных кадрах, которых было немного в России, они первыми уходили от хозяев при плохих условиях, этот указ - желание мануфактуристов удержать их у себя.

Запреты распространялись не только на рабочих, но и на мануфактуристов. Создавалась сложная система монополий и привилегий, правительственной регламентации промышленной деятельности. Без указа или привилегии промышленная дея­тельность законом не допускалась. 40 - 50 лет XVIIIвека запол­нены законодательной борьбой со всякими проявлениями сво­бодного предпринимательства, при энергичной поддержке замкнувшихся в узкий круг "указных" предпринимателей. Об этом свидетельствует, например, правительственный документ, относящийся к 1741 году и констатировавший, что "многие разных чинов люди", несмотря на беспрестанные жалобы "настоящих фабрикантов", заводят "безуказные фабрики"; или сенатский указ 15 октября 1751 года, предписывавший, чтобы никто без дозволения Мануфактур-коллегии "никаких товаров делать не дерзал и не отваживался".

Обстановка в самой среде "указной" промышленности то­же была различна. Большинство только освобождались от ка­ких-то повинностей, но некоторые имели монопольное право на производство товаров определенного рода на определен­ный срок, казенные ссуды, земли, право покупки крестьян, таможенную защиту, освобождение от пошлин. За все эти льготы предприниматель лишался одного - свободы действий и самостоятельности.

Вся эта система монополий и привилегий призвана была служить развитию промышленности, стимулом привлечения иностранных купцов и мастеров в Россию. Каждый такой случай тщательнейшим образом подводился под соответствую­щий пункт Петровского регламента Мануфактур-коллегии. Так, в 40 - 60 гг. была выдана монополия М. В. Ломоносову на заве­дение нового производства - бисерной и стеклянной фабрики; на 15 лет - генерал-аншефу Сумарокову на выделку козлиных кож, на 5 лет - графу Ягужинскому на выделку шелковых чулок. Известен случай, когда гофмаршал барон Сивере возбудил ходатайство об уничтожении бумажной фабрики купца Ольхина, на том основании, что его, Сиверса, бумага высшего качества и в достаточном количестве, и Сенат запретил Ольхину "рас­пространять свою бесполезную фабрику". Как заметил один иностранец, это была система обогащения небольшого числа "партикулярных" особ.

В таких условиях земля и природные богатства в XVIIIвеке стали широко использоваться для промышленности. Заводчики получали земли преимущественно за счет "черносошного" и "ясашного" крестьянства, которое сохранилось почти ис­ключительно на окраинах, а также за счет казны и частично городов, причем в любом случае это не наносило прямого ущерба для землевладения помещиков. Промышленники пред­почитали окраины России. Мануфактура требовала много зем­ли, так как одноэтажные деревянные сооружения занимали много места. Затрапезное, мануфактурист фабрики по произ­водству полотна, в 1729 году занимал площадь 90 десятин. Он осушал болота, благоустраивал окрестности, использовал об­ширные луга, которые нужны были для беления материй. Фаб­рикам нужно было огромное количество дров, угля, руды, фу­ража для лошадей, рабочего скота, сельскохозяйственных угодий. Русскую мануфактуруXVIIIвека с сельским хозяйст­вом связывала чрезвычайная узость ее энергетической базы, для поддержания производства некоторым мануфактуристам требо­валось огромное количество лошадей для перевозки дров. Иногда вокруг фабрик возникали целые сельскохозяйственные производства для решения проблем с продовольствием.

Нигде промышленность в эпоху меркантилизма не поощря­лась такими щедрыми раздачами земли, как в России. Когда правительству требовались земли и крестьяне для строительства заводов, Петр бесцеремонно отбирал у монастырей то, что тре­бовалось для этого строительства. В 1700 году при создании металлургических заводов на реке Каменке часть земли и неко­торое число Долматова монастыря были "отписаны на великого государя". Никите Демидову были пожалованы огромные леса "во все стороны" от заводов по тридцати верст. Хозяйство Де­мидовых - самый показательный пример меркантилистской политики времени Петра, со всеми ее противоречиями и уди­вительными успехами, на которые ссылаются при оценке той эпохи. Некогда по власти и богатству эту династию можно бы­ло сравнить лишь с царями. Да они и были царями - на Урале. Первым из Демидовых, обессмертивших свое имя, стал Никита Демидов Антуфьев. Был он зажиточным тульским оружейником и имел свою мастерскую. Имел золотые руки и назывался "кузнец - оружейного дела мастер". После знакомства с Пет­ром, о чем ходит много легенд, Никита стал поставлять в казну дешевое оружие (за ружье, например, брал 1 руб. 80 копеек, а иностранцы - по 10 - 12 рублей). Царь стал главным покрови­телем Никиты Демидова, он предоставлял ему разные льготы и привилегии и не только этим дал ему возможность развернуть­ся и пойти в гору, но и приучил к безнаказанности. Сначала Демидов завел заводик на речке Тулице, но в 1701 году царь издал указ, что местный строевой лес должен идти только на строительство кораблей, этим демидовский завод был почти лишен топлива. Демидов "попросил" себе заводы на Урале. В 1702 году вышел указ о пожаловании Никите Демидову заво­дов на реках Нейве и Тагиле, с громадными пространствами лесов и земель, с горой Магнитной. Но условия Демидову были поставлены жесткие - откупить пожалованное в пять лет. Де­мидов расплатился за три года. Уральские домны сразу же начали давать чугуна в 2 - 3 раза больше, чем тульские. Железо выходило высокого качества, что отмечали и иностранные куп­цы. Никита поставлял водою изготовленные на Нейве припасы "куда указано будет правительством". Так был восстановлен водный путь по Чусовой, открытый 120 лет назад Ермаком. Иностранцы отмечали, что нигде в России не было лучше до­рог, чем на демидовских заводах. Между тем Демидов добивал­ся от правительства льготы за льготой: его освободили от разо­рительного постоя войска, он беспошлинно провозил железо, предназначавшееся казне. В своей области Никита стал круп­нейшим монополистом, оставив далеко позади частников-конкурентов, таких, как Нарышкины и Мемеры. Демидова ста­вили в образец всем частным заводчикам, а вскоре Петр лично указал, "чтобы на всех заводах цены железу и другим вещам противу демидовских верстаны были". Уже в старости полугра­мотного Никиту пожаловали в потомственные нижегородские дворяне. Умер этот поистине великий предприниматель в 69 лет, в 1725 году. Большую часть наследства он передал стар­шему сыну - Акинфию. Сын оказался достойным отца, он умел работать и правильно вести дела. Империя Демидовых при нем добилась наибольших успехов. В сохранившихся письмах к приказчикам Акинфий кажется жестоким и энергичным человеком, входящим в подробности каждого дела. Он не дове­ряет крепостным приказчикам, ругает их за "обманство и озорничество", называет "лежнями и трутнями". Похоже, что вся империя держалась на энергии самого Демидова.

В первой половине XVIIIвека заводы Демидовых быстро росли: в 50-е годы их было уже 34. Акинфий добился новых милостей, заводы стали его наследственной собственностью, ему покровительствовали и Анна Иоанновна, и Елизавета Пет­ровна. Демидов тайно пользовался трудом беглых каторжников и раскольников. Этим возмущался начальник казенных заводов на Урале, известный историк В. Н. Татищев. Но это прошло без последствий для Акинфия Демидова, даже более того - в 1740 году он получил чин статского советника "за размножение заводов", а в 1742 году - действительного статского с рангом генерал-майора. Постепенно Акинфий стал главой государства в государстве, он захватывал чужие рудники, сгонял их перво­открывателей. Демидов имел свое войско и чеканил свою моне­ту. Возможно, чеканили эту монету каторжники с вырванными ноздрями в подвале Невьянской башни, и когда приезжали ре­визоры, подвал заливали водой, скрывая следы преступле­ния, тысячи и тысячи старообрядцев из Выговской общины и Керженца переселились к Демидову, как рудознатцы, мастера-профессионалы самого высшего класса. Можно лишь под­черкнуть, что, разрабатывая раскольничью тему в романе "Петр Первый", А. Толстой писал: "Промышленный капитал возглав­лялся раскольниками. Раскол был экономическим движением... У раскольников была сильная и крепкая организация, они вла­дели тремя четвертями русского капитала. Почти вся горная промышленность создана раскольниками. Весь Урал был в их руках. Часть раскольников была за Петра, преимущественно промышленная группа, но торговый раскольничий капитал бо­ролся с нововведениями, со всем новым, со всем иноземным. Они считали Петра Антихристом. Все это еще мало изученное, сложное историческое явление". Скорее всего, раскольничье движение, если бы с таким упорством не преследовалось рус­скими монархами, особенно Петром, смогло бы сыграть роль протестантских движений, как в Европе. Раскольники были предприимчивы, трудолюбивы, совестливы, считали, что трудо­вое богатство от Бога...

Акинфий Никитич умер в 1745 году в 67 лет по дороге на свои невьянские заводы. Общая цена недвижимого имуществаДемидовых составляла 2,5 млн. рублей. На их долю приходила четвертая часть производства чугуна в стране. Прибыль у Акинфия составляла 50 %, капитал оборачивался в два года. У Демидова было 22 завода, 210 сел в 10 уездах, 32,6 тысяч душ на вотчинах и заводах. Наследство поделили между тремя сы­новьями Акинфия. Потомки первых Демидовых были известны в основном своей благотворительностью и эксцентричностью. По­степенно следы демидовской династии потерялись во времени.

При Екатерине IIположение мануфактуристов усложняется из-за активизации борьбы дворянства за промышленность. Были урезаны дотации промышленникам от абсолютизма. Прави­тельство стало предлагать им самим приобретать угодья, хотя некоторым раздавали и так, "как исключение". Так, в 1778 году воронежским суконщиком Туликовым было отмежевано в Ор­ловском уезде 3000 десятин земли для завода сукон. Правда, за землю Туликовы платили небольшие деньги ив 1791 году дер­жали более 1 тыс. овец "разных иностранных пород". Казенные земли все же расхищались, так как за них не отвечал никто. Присваивались за бесценок земли вогул, башкиров. Наслоения разных социально-экономических отношений в России в серединеXVIIIвека существовали. Владелец полот­няной мануфактуры в Иванове Грачев скупал пустоши, необхо­димые ему для заготовки дров, оформляя свои приобретения на имя графа Шереметьева, крепостным которого он являлся. Грачевым были куплены даже деревни с крепостными крестья­нами. Некоторые покупки делались им на паях с помещиками. Ко времени своего выкупа из крепостного состояния (1795 г.) Грачев имел 3084 десятин земли вокруг Иванова. Обманы были всеобщими, так как сделать что-то "по закону" было невоз­можно. Боролись между собой заводчики за землю. Пользуясь покровительством императрицы Елизаветы, граф Шувалов за­хватывал заводы других предпринимателей и крупные земель­ные территории. Когда в 1759 году он построил молотовый за­вод на реке Иж, выяснилось, что эти земли, отличающиеся "лесами и прочими удобствами", принадлежат генерал-майору Тевкелеву. На Урале шла борьба за землю и богатства не только между Строгановыми и Демидовыми, например, но и самими братьями Демидовыми. Но так как земля, за которую они боролись, была для них как бы бесплатной, это не стимулировало интенсивность труда и технического введения, как в Европе, а сохраняли феодальные методы и примитивный труд.

Еще в XVIIвеке стали возникать "товарищества" купцов. ВXVIIIвеке на создание компаний обратило внимание и прави­тельство Петра. За время с 1715 по 1725 года возникло 15 компаний строительства и содержания мануфактур. Одни из тех компаний были созданы по инициативе правительства, другие - по почину самих мануфактуристов. К предприятиям второго рода относятся компании Тамеса с Затрапезным (полотняная мануфактура), Рюмина с Томилиным (игольная фабрика), компания Бабушкина, Кузнецова, Естифеева и Лукь­янова (каразийная фабрика). Очень часто объединялись про­винциальные предприниматели. Так, в 1735 году для строитель­ства суконной мануфактуры, не прося из казны денег, объединились 7 курских купцов (трое Голиковых, а также Лос­кутов, Нифонтов, Максимов, Мухин).

Принудительно компании насаждались лишь Петром I. Еще петровский указ 27 октября 1699 года предписывал купеческим людям торговать компаниями. В 1721 году он задумал даже об­ратиться к авантюристу Джону Ло с предложением построить в России торговую компанию. Участники многих компаний, возникших при ПетреI, вербовались приказными методами. Насколько бесцеремонным образом ПетрIобращался с купца­ми, создавая компании мануфактуристов, свидетельствует исто­рия Суконного двора в Москве. В 1720 году по указу ПетраIбыло решено "учинить из купечества и отдать ей все дворы су­конной мануфактуры в Москве подле каменного мосту", а так­же "мастеров и мастеровых людей, и что к тому заводу принад­лежит". Прилагался список купцов, собранных по всей России. Берг-коллегия послала этим купцам не только указы, но еще "нарочно из московского гарнизона солдат на их компанейских прогонах", чтобы компанейщики из своих городов были высла­ны в Москву. Понятно, что от таких компанейщиков толку бы­ло мало, и сама компания оказалась нежизнеспособной: в 1724 и 1726 гг. 10 компанейщиков из 14 были "за разные резоны от той суконной мануфактуры отрешены".

Иногда новых компанейщиков присоединяли к компании по просьбе старых: в 1721 году "интересанты" шелковой ману­фактуры Апраксина и др. объявили имена нескольких богатых

людей и просили Мануфактур-коллегию "их присовокупить к ним в компанию". Купцы, которых принуждали, обычно выго­варивали себе льготы. Так, в 1721 году те купцы, которых пра­вительство побуждало ко вступлению в компанию Апраксина, Шафирова и Толстого для организации шелковой мануфакту­ры, требовали предварительно дать им право на ввоз из-за гра­ницы в ближайшие два года парчи на сумму 50 тыс. рублей.

В XVIIIвеке наряду с промышленными были созданы и торговые компании, особенно для внешней торговли. Риск от­дельных компанейщиков в компаниях был небольшим, поэтому в компании вступали и самые осторожные купцы. Но и госу­дарственные, и частные компании были недолговечными из-за внутренних конфликтов. Иногда война между компанейшиками приобретала характер настоящего разбоя и сопровождалась на­падениями. Английский купец Маев в 1741 году вступил в ком­панию братьев Беловых для поддержания Кирицких железных заводов, добавив своего капитала 12 тысяч рублей к имеющим­ся 18 тыс. руб. Когда он в 1744 году приехал на завод, то Г. Бе­лов "с необычайным многолюдством учинил на него прежесто­кое нападение" и насильственно отобрал у него крепости на совместно купленные земли. Компанейщики, пользуясь всяким удобным случаем, обманывали и обирали друг друга. В 1786 го­ду олонецкий купец Мехкелев совместно с купцом Колесниковым получил разрешение на строительство медеплавильного завода в Вологодском наместничестве на реке Вишера. Мехке­лев взял от Колесникова деньги на строительство завода, но указ на "построение завода заложил без ведома и воли его на то" иностранному купцу Туссену за 11500 рублей. Иногда ком­пании создавали из боязни нового дела, но, видя выгодность и несложность при примитивной организации труда, выходили из компании и затевали свое дело.

Примерно так и возникла первая ситценабивная фабрика. Это самостоятельное и новое для России производство затеяли английские купцы Вильям Чемберлен и Ричард Козенс. В 1753 году они подали челобитную о предоставлении им льгот и прав (покупка людей с землями, свободная и беспошлинная продажа своего товара внутри страны и за рубежом, беспо­шлинный ввоз материалов на 20 лет, запрещение другим поль­зоваться их методом набивки рисунка на ситцы). С 1763 года велись активные работы по ситценабивке и даже утеснение соседей-фабрикантов. Инспекция фабрики показывала, что рабо­та идет хорошо, но ее продукция распространялась плохо, причиной была иностранная конкуренция. Предприниматели просили правительство с будущего 1757 года прекратить ввоз подобного иностранного товара. Потом они согласились, чтобы ввозили только дорогие ткани. Сенатский указ 1757 года полно­стью шел навстречу их домогательствам. Фабрикантам была выдана беспроцентная ссуда на 10 лет - 30 тысяч рублей, раз­решено было купить еще 300 крестьян. Эта фабрика не выделя­ется изо всей массы десятков других крупных предприятий XVIIIвека - детище меркантилистской политики русского аб­солютизма. Показательной особенностью было лишь то, что организаторами фабрики были английские купцы из промышленно развитой страны со свободным предпринимательством. Но они быстро усвоили всю практику российской действитель­ности, мечтали о праве стать крепостниками, вместо ничем не ограниченной конкуренции. А за выполнением правил монопо­лии Козенсом должны были следить - это целый слой фиска­лов, доносчиков, взяточников. Жаловались и купцы, что моно­польные фабрики дают мало товара и низкого качества, и всеми правдами и неправдами доставали заграничное. В начале 60-х годов в промышленной политике наблюдаются ничтожные сдвиги в сторону предоставления свободы промышленной дея­тельности. В этих условиях у Козенса, на его же фабрике вырос конкурент, датчанин Лиман, который в 1767 году после долгой борьбы стал единоличным обладателем Шлиссельбургской сит­ценабивной фабрики. В 1773 году прибавилась Славянская фабрика Катерины Шейдемановой, появляются и более мелкие фабрики, но это не означает развития свободной конкуренции, так как все фабрики просили себе льгот и монополии.

В XVIIIвеке возникали не только отдельные мануфактуры и промышленные компании, но и складывались целые отрасли производства, которые имели те же черты, что и хозяйство в целом. Показательным является развитие винокурения, даже эта выгоднейшая отрасль не могла прибыльно существовать как казенное производство, но и выпустить ее из своих рук госу­дарство не хотело.

В России производство вина из хлеба началось примерно на рубеже XV-XVIвеков, когда вино, как и другие хмельные на­питки (брага, пиво, мед), готовили и продавали держатели корчмы. В серединеXVIвека появляются кабаки. Если все до­ходы от продажи напитков в корчме шли ее держателю (за вычетом оброка), то в кабаке напитки принадлежали казне (или феодалу), ей же шла прибыль от их продажи. Кабаки имелись повсюду (и в деревнях), а корчмы, как частное предпринима­тельство, ликвидировали, но полностью покончить с кор­чемством (самогоноварением) не удавалось никогда. Доход от вина государству постоянно возрастал. Но в казенных винокур­нях производство вина было невысоким, в серединеXVIIвека они удовлетворяли потребность казны на 4 %. В 1699 году Бурмистерская палата и Ратуша в наказе обращали внимание на то, что производство вина в казенных винокурнях обходится доро­же, чем покупка вина у подрядчиков, поэтому в началеXVIIIвека пришли снова к откупной системе. В начале 20-х годовXVIIIвека купеческих предприятий было 80 %, а также казенные, помещичьи и дворцовые. Во второй четвертиXVIIIвека в отличие от первой, когда на заводах части поме­щиков использовался наемный труд, помещичье винокурное производство основывалось на эксплуатации крепостных ра­ботников. Но и при таких условиях труда помещичье и дворцо­вое землевладение было выгодным, и в 1742 году в Москву и Петербург было поставлено столько вина, что его нельзя было распродать. Купеческие заводы в 40-е годыXVIIIвека стали запустевать, так как существовала монополия государства и класса феодалов на землю, зерно для них было бесплатным и крепостной труд тоже. Но самые предприимчивые купцы все же изыскивали возможности богатеть. Тогда с 30-х годов стали поступать жалобы помещиков на купцов. Эти все обстоятельст­ва сокращали количество казенных винокурен, осталось 50 %, а дворцовые и помещичьи росли. Последнюю точку поставили реформы 1754 - 55 гг., когда была провозглашена монополия дворянства на винокурение. Были ликвидированы купеческие предприятия (из-за соображений конкуренции), а также казен­ные (из-за нерентабельности).

К особенностям развития экономики России приспосаблива­лись и частные предприниматели, которые своими усилиями спо­собствовали экономическому развитию России, но действовали также не по законам свободного предпринимательства и конку­ренции, а по существующим правилам.

В истории российского предпринимательства XVIIIвека од­но из видных мест занимала деятельность семьи Баташевых, которых долгое время заслоняла слава Демидовых. Выплавляв­шийся на заводах Баташевых металл иностранные купцы срав­нивали с известным всему миру "свейским" (шведским) желе­зом. Баташевское заводское хозяйство по выплавке чугуна было в ту пору третьим в России, уступая по мощности лишь знаме­нитым металлургическим предприятиям Демидовых и Яковле­вых. А в 1800 году на долю Баташевских приходилось 11,6 % всего чугуна, производимого в стране.

Родоначальником династии был выходец из тульской ору­жейной слободы Иван Тимофеевич Баташев. Благодаря покро­вительству Никиты Демидова за мастерство в горно-металлургическом производстве, Иван Тимофеевич стал скупать небольшие земельные участки на реке Тулице под заводское строительство (сначала на имя Демидова). В 1716 году Баташев приступает к строительству Тульского металлургического заво­да, но, поссорившись со всесильным Демидовым, подает челобитную и в 1728 году строит на реке Грязенке Медынский (Грязенский) завод, организовав там полный металлургический цикл и доведя объем производства до Тульского. Наследником дела стал младший сын Родион, который построил Молотовый завод. В 1754 году, после смерти Р. И. Баташева, все заводы перешли к его сыновьям. Но указ Сената о ликвидации (с це­лью сбережения лесов) металлургических, винокуренных и сте­кольных заводов на 200 верст от Москвы закрыл все заводы. Баташевы потерпели убыток в 40 тысяч рублей, которые им никто не компенсировал.

Баташевы перебираются в новый район - среднего и ниж­него течения Оки и притоков. Строят там 3 завода, продуман­ным, часто обманным, путем захватывая чужие земли и оформ­ляя их на себя. В 60-70 гг. XVIIIвека ими построено еще 2 завода близ Нижнего Новгорода. Чтобы приобрести землю и рабочую силу, Баташевы шли на хитрости, так как закон за­прещал приобретать крестьян недворянам (с 1726 г.). Качество продукции у Баташевых было хорошее, поэтому экспорт вырос с 1 % (1755 г.) до 7,5 % (1757 г.). Брались предприниматели и за военное производство для укрепления связей с казной, да­вавшей разрешение на строительство новых заводов. Особен­но они лили много пушек во время Русско-турецкой войны (1768 - 74 гг.), за что их освободили от подушной подати.

Семь лет хлопотали Баташевы о дворянском достоинстве. При помощи взяток собрали "доказательства" своего дворян­ского происхождения. Сенат ходатайствовал перед Екатери­ной IIо том, чтобы Андрея и Ивана Баташевых (третье поколение) "потомственно с детьми восстановить в первобытных предках их дворянское достоинство". В 1783 году братья были восстановлены в дворянском звании. В этом же году хозяйство поделили между братьями. К началуXIXвека Баташевы владе­ли 14 металлургическими и обрабатывающими предприятиями, на них производили и мирную продукцию - косы, проволока, гвозди, посуда, потом наладили производство паровых машин, а всего 85 наименований. В второй половинеXIXвека, и это характерно, в связи с конкуренцией Баташевы утратили свое прежнее значение.

Славу России составляли и частные предприятия производ­ства художественных и бытовых изделий. Речь идет о фарфоро­вой фабрике Гарднера. В XVIIIвеке в России обосновалось немало иностранцев. Многие из них успешно использовали благоприятные для предпринимательской деятельности воз­можности. Среди таких преуспевших предпринимателей оказался и основатель Вербилковской фарфоровой фабики английский купец Франц Гарднер, прибывший в Москву в 1746 году. Вначале он открыл банкирскую контору. Фарфоро­вую фабрику он "расположился завести" в 1760 году. После этого несколько лет Гарднер путешествовал по России (Украине, Сибири, Олонецкому краю, Соловецким островам и т. д.). Везде он искал добротный материал для фарфора, за­ключал договоры на поставку сырья, как человек деловой и сведущий в технических делах. Особенно ценные сорта так на­зываемой "глуховской" глины Ф. Гарднер нашел на Чернигов-щине. Только после всего этого в 1765 году он подал в Ману­фактур-коллегию челобитную об открытии фабрики.

Гарднер рассчитывал на льготы и помощь от государства, обещая удовлетворить потребности империи в фарфоровой по­суде взамен иностранной. Он просил 200 душ крепостных, так как вольные люди могут уйти и унести секреты изготовления. Гарднеру отказали в покупке крестьян как недворянину и ино­странцу, а землю он купил сам в с. Вербилки Дмитровского уезда Московской губернии. Купчая на крестьян была выписа­на на имя знакомого русского помещика Вырубова. Посуда, производившаяся на фабрике Гарднера, была хорошей и вошла в употребление в России, иногда вместо саксонского фарфора. В 1771 году на фабрике работало 70 человек, в конце 70-х -155 человек. Из них только управляющий и художник были иностранцами.

В 1777 году Вырубов проворовался, и в ходе следствия вла­сти могли забрать крепостных с фабрики, что означало ее оста­новку. Гарднер, пользуясь своей известностью, изготовил для двора несколько орденских сервизов - Андреевский, Александ­ровский и Георгиевский. За это Гарднер был принят Екатери­ной II, отклонил ее предложение вступить в российское под­данство, но фабрику спас. Также он получил немаловажное покровительство князя Н. Б. Юсупова, одно время управляв­шего императорскими фарфоровыми заводами. Предпри­имчивый англичанин был хорошим коммерсантом, наладив массовый выпуск посуды. Но наследница Гарднера плохо вела дела после его смерти, кроме того, обострились отношения с Англией в началеXIXвека. На имущество английских поддан­ных был наложен запрет, фабрика сохранилась, но переживала трудности. Ее возрождение связано с деятельностью третьего поколения Гарднеров вXIXвеке.

В целом промышленное развитие отражало объективные потребности развития России XVIIIвека, входящей при по­мощи побед Петра в мировое сообщество. Но процесс созда­ния промышленности и мануфактур лишь внешне напоминал европейский. Отсутствовали главные пружины поступатель­ного развития: свободное предпринимательство, конкуренция, неприкосновенность частной собственности, одобрение богат­ства, приобретаемого честным путем. Петр и его преемники пытались осуществить промышленное развитие России, не только игнорируя истинные источники саморазвития, но и всячески подавляли их. И в процессе этого подавления, вместо формирования нового класса промышленников, носителя более прогрессивных отношений, лучшие и активнейшие его пред­ставители подавлялись и устранялись под разными предлогами, переходили в другие сословия. Эти обстоятельства развития промышленности оказывали влияние и на другие стороны жиз­ни людей: ухудшали нравы, сохраняли примитивный быт, не стимулировали распространение просвещения.

Отрицательно сказывалось уродливое развитие торговли и промышленности России в XVIIIвеке на состояние городов как естественных центров предпринимательской деятельности. Ста­тус города на началоXVIIIвека был не определен. Делами городов занималось много приказов. Учреждение в 1699 году Бурмистерской палаты объяснялось в официальном акте по­печением государства о "купеческих и промышленных людях, отягощенными всякими делами и е. г. в. заводами и иными сборами в разных приказах". Но реальным основанием этого процесса была централизация не только доходов и сборов, но и всяких дел "купеческих и промышленных людей" в одном при­казе. Эта централизация не улучшила, а даже затруднила дело городского управления, так как на местах уже ничего нельзя было решить. В 1700 году усилилась роль ближней канцелярии, которая издала указ "о присылке изо всех приказов ведомостей о числе людей всяких чинов на Москве и по всем городам...". Предписывалось также присылать сведения о денежных, хлеб­ных и других запасах, имевшихся в приказах, и в Ратушу. Указ устанавливал, что такие сведения должны подаваться ежеме­сячно. Но Ратуша не стала самостоятельной, как предполага­лось, так как централизация коснулась и городских финансов, а без финансовой самостоятельности решения Ратуши превраща­лись в фикцию. Даже организационно выборный городской орган Ратуша был включен в систему государственного управ­ления. Центр должен был контролировать все стороны город­ской жизни. Губернская реформа 1708 - 10 гг. практически подчинила земские органы администрации и лишила даже мос­ковскую ратушу значения центрального органа городского управления.

Реформа центрального и местного управления 1718 - 20 гг. внесла больше четкости и определенности в управление торгово-промышленным населением городов, но опять же в сторону цен­трализации. Произошло полное искажение задач и целей город­ской реформы, которая должна была стимулировать самоуправ­ление городских жителей, третьего сословия, в целом всей предпринимательской среды. Но полностью интересы торгово-промышленного сословия игнорировать было нельзя, так как оно было значительной силой, на которую мог опереться абсолютизм. Поэтому при определении подушной подати 1721 - 22 гг. кресть­яне должны были выплачивать сумму, примерно равную содер­жанию армии и флота, без учета их хозяйственных возможно­стей. При рассмотрении же налогов посадского (городского) населения проявилась попытка создать более благоприятные условия для развития торговли и промышленности в стране, несколько облегчить тяжесть государственного тягла для посад­ских людей, "при использовании опыта купечества и налоговых платежей в Голландии, Швеции и других странах". Стремлени­ем найти взаимоприемлемые варианты в отношении ассорти­мента товаров, составлявших торговую монополию казны, было издание выраженного протекционистского тарифа 1724 года, который свидетельствует о желании больше использовать по­тенциал торгово-промышленного населения, принять решение в интересах и абсолютистского государства, и купечества. Но фактически все решалось в интересах государства и дворянства, которое нуждалось не в свободе, а в сильной власти и приви­легиях, поэтому фактически уничтожались или делались фор­мальными все "лишние" городские органы (ратуши, магистра­ты, бурмистерские палаты).

Главный магистрат не имел возможностей возглавить город­скую общину не только из-за отсутствия свободы и финансов. Сам город был очень неоднороден по составу - там жили не только бюргеры, но и, главным образом, дворяне, а они были заинтересованы во власти воевод, государственных органов, которые действовали в их интересах. Само купечество было тесно связано с абсолютизмом, например, участвовали в торго­вых операциях дворцового ведомства. Самые именитые купцы не представляли свое сословие, а были в распоряжении царицы и царевен. Это древняя традиция использования торговых людей для нужд феодалов ("дворцовые купчины"). Они были антиподами свободных предпринимателей. Один из них, И. М. Дмитриев, сын оброчного крестьянина с. Покровское, имел торги в Архангельске и дом в Москве. Этот обладатель парусной, бумажной и "восковой белильной" фабрик, по дан­ным 1724 года, ни в какой сотне или слободе не числился и открыто называл себя ("писался") "всепресветлейшей госуда­рыни императрицы Екатерины Алексеевны купчиною".

Характерен пример В. Н. Соленикова, купца Басманной слободы в Москве. Он отражает облик многих из тех, на кого распространилась реформа 20-х годов. Солеников владел дерев­нями, где были кожевенные и игольные заводы. За это его за­писали в санкт-петербургские жители. Потом при помощи взятки придворному В. Монсу (жемчугом на 300 рублей) через приказчика Г. Полибина он добился записи в придворный чин - "стремянного конюха". Перед "купчиной е. и. в. пресветлейшей государыни" открывались большие перспективы, но они прервались из-за разбирательства дела Монса. Обращает на себя внимание огромный объем торгов Соленикова, за 1723 год он поставил Е. Мейеру холста 900 тыс. аршин, пеньки - 28 тыс. пудов, масла конопляного - 4 тыс. пудов, юфти - 500 пудов, вос­ка - 150 - 200 пудов. Скорее всего продавались казенные (обще­государственные) богатства, деньги от которых шли на содержа­ние двора и его "слуг". Попытки вернуть Соленикова в слободу, чтоб он платил налог, ни к чему не привели. И таких купцов на службе абсолютизма было немало. Использование покровитель­ства со стороны феодальной верхушки, фактически не по­дотчетной законодательству, характерная деталь. Из-за таких раз­вращающих третье сословие отношений, идея с магистратами, которая была опробована в Европе, при общей несвободе в России проявилась уродливо. Магистраты сами чинили произ­вол. Уроженцы села Покровского жаловались, что "за малые торжишки их таскают в магистрат и записывают в слободы".

После смерти Петра IП. И. Ягужинский, А. Д. Меньшиков, А. В. Макаров, А. И. Остерман, А. Волков, обсуждая внутрипо­литическое положение страны с позиций крепостного дворян­ства, боявшегося крестьянских выступлений, пошли по пути недальновидного прагматизма. Демократия, даже урезанная, в лице Главного магистрата, оказалась хлопотной, дела торгово-промышленных людей по привычке волокитились. Проще по­казалось возложить "суд и расправу" на губернаторов и воевод, что и осуществил Верховный тайный совет в 1727 году. Линия развития выпрямилась, все возвратилось на круги своя. Попыт­ки установить торгово-промышленное самоуправление показа­ли, что роль городов и его населения незначительна, а чтобы она усилилась, третьему сословию нужна была свобода пред­принимательства и возможность богатеть.

В целом город не смог монополизировать промышленность и торговлю, как на Западе; городов на протяжении всего XVIIIстолетия было мало, а рынок чрезвычайно широк. Цехо­вой строй, характерный для первых этапов развития феодализ­ма и существовавший в зачаточном состоянии в России еще в прошлые века, так и не развился. В самом городе возникали очаги крепостничества, мешая борьбе за городские вольности, сосредоточению в городе ремесла. Разделение труда между го­родом и деревней, если бы оно было более четким, гораздо крепче связало бы город и деревню через обмен. А в России каждый занимался не своим делом: горожане сажали огороды, крестьяне заводили промышленность - отсюда специфические сословные проблемы были смазаны, отношения не вызревали и не разрешались, а превращались в хронические. Город был так же закрепощен, как и деревня. Например, если кто из го­родских граждан для каких-то своих нужд хотел выехать из го­рода, даже ненадолго, он должен был брать из магистратов пас­порт и пропускные письма, которые по возвращении у него отбирались. Как и в средние века, происходило принудительное переселение граждан "по государственным соображениям". Так, в Петербург переселялись на постоянное жительство дво­ряне, купечество и мастеровые. В 1712 году Сенат утвердил список из 1212 бояр, дворян, генералов и офицеров, подлежа­щих переселению, а в 1714 году с этой же целью предписыва­лось направить из всех губерний 300 семейств мастеровых: так заселяли новую столицу. Эти обстоятельства не могли не отра­зиться на облике русских городов, где никто не чувствовал себя хозяином, а каждый считал себя подневольным человеком, от которого ничего не зависит.

Иностранец, путешественник по России, в начале XVIIIве­ка описывал так русские города. В Архангельске улицы покры­ты ломаными бревнами и так опасны для проходящих по ним, что люди постоянно находятся в опасности упасть. Вдобавок в городе находятся беспорядочно разбросанные развалины домов и бревен после пожаров. Но снег, выпадающий зимою, уравни­вает и сглаживает все. В Нижнем Новгороде он отметил, что в праздник все были пьяные и весь день бродили вокруг кабаков, при этом женщины пьют не меньше мужчин. Другой иностра­нец, описывая Петербург, заметил следующее. Этот город пред­ставляет двойственное зрелище: здесь в одно время встретишь просвещение и варварство, следыXиXVIIIвв., Азию и Евро­пу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и неве­жественную толпу. С одной стороны - модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества и зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона, с другой - купцы в азиатской одежде, приказчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами, и иногда с топорами, за­ткнутыми на ременные пояса".

Если торговля, производство, деятельность купечества и жизнь городов относятся к проблемам, которые развивались в России из века в век, то в XVIIIстолетии появляется еще од­на сфера, влияющая на развитие предпринимательства - это экономическое образование и наука. Это совершенно необхо­димые элементы развития страны в эпоху просвещения и гума­низма также имели свои особенности проявления в России. Здесь сталкивались две линии: с одной стороны, расширение масштабов торговли, появление ее новых форм, потребовали от купцов специальных знаний, с другой стороны, привычка абсо­лютизма вмешиваться не только в социально-политическую сферу, но и в общественное сознание людей, затрудняли этот процесс.

Обычно купцы рано начинали учить своих сыновей на прак­тике, во время торговли. В своем челобитье в Сенат в 1719 году посадские люди Каргополя, Великого Устюга, Воло­гды, Калуги и др. в ответ на указ об учреждении цифирных школ писали, что "дети-де их от десяти до пятнадцати лет обучаются купечеству и вступают в торговые промыслы, и си­дят в рядах за товарами". С 14-летнего возраста участвовал в торгах своего отца, дмитровского купца первой гильдии, Иван Толченое. Сначала под надзором приказчиков, а потом само­стоятельно он закупал хлеб в Орле, нанимал барки и работных людей, сопровождал их до Петербурга и торговал хлебом в сто­лице. Выполняя различные поручения отца, находясь в посто­янных разъездах, уже в 15-летнем возрасте он проводил вне дома более полугода.

На практике молодые купцы овладевали навыками раз­личных форм торговли, учились выяснять конъюнктуру рынка, цену товара, условия торговли на разных рынках, постигали механизм кредитных сделок, учились брать подряды, нанимать транспортных работников, рассчитывать издержки и прибыль и многому другому, с чем сталкивались в процессе торговой дея­тельности. Трудности в закреплении опыта были связаны с не­устойчивостью торговых капиталов и фамилий. В этих условиях особое значение приобретали личные деловые качества купца, его способности, ум, энергия, сноровка.

До XVIIIвека государственного обучения в России не было. Не было и широко практиковавшегося в ряде стран Западной Европы, в том числе в Англии, обычая обучать купеческих де­тей в известных купеческих конторах, которые являлись шко­лой коммерции. Московские ученики купцов были обычными подручными работниками, а торговому делу не учились.

В 1721 году указом Петра 1 было велено послать в Италию и Испанию для обучения купечеству 12 человек. Поиск подходя­щих кандидатов в Москве столкнулся с немалыми трудностями и затянулся на несколько лет, ввиду нежелания и прямого со­противления московских купцов. Возникли и проблемы с опла­той этой поездки. Иностранные купцы отказывались прини­мать русских на обучение, видя в них будущих конкурентов, не желая терять выгоды от торгового посредничества. Неудачи не остудили пыл Петра, и с 1723 года он повелел постоянно дер­жать для обучения 15 детей за границей. Но купцы укрывали детей, за что арестовывали их имущество и их самих. Иногда богатые купцы перекладывали эту повинность на "мало­мочных", присылали вообще неспособных к обучению: "...понеже по смотру оные явились в летах немалых и выбраны из самой подлости, подобно якобы из крестьян, которые ко обучению безнадежны". Со стороны государства в этом деле было не только насилие, но и страшная волокита. В 1725 году из 43 человек, планируемых Главным магистратом для посылки за границу, в Ригу и Ревель, удалось собрать 12, и тех долго не посылали за границу из-за отсутствия средств, так, что они прожили свои деньги и просились домой. Потом этих детей распустили, так как они не обучены были арифметике и не­мецкому, а без этого за границу посылать не было смысла. Ста­ли собирать новых, но дело не двигалось. Казна не хотела тра­тить на это деньги, а хотела, чтоб оплатили богатые купцы.

Почему же отказывались обучать своих детей за границей купцы? Прежде всего торговля с Европой весь XVIIIвек осуще­ствлялась через посредников, что устраивало связанное с казной и ограниченное в действиях купечество. Для внутренней торгов­ли иностранных знаний не было нужно, а свою торговлю нужно было начинать рано. Сдерживали русских купцов и религиозно-нравственные мотивы и последствия общения с иностранцами.

Во второй четверти XVIIIвека обучение за границей тоже не удалось, хотя частным образом купцы делали это. Известно, что купец из Архангельска Иван Баженин (1733 - 1768 гг.) обучался в Голландии. Во второй половинеXVIIIвека, в 1764 году, в 208 городов были разосланы предложения обучаться за грани­цей за свой счет. Но желающих были единицы, и то с оговор­ками. В основном ссылались на "малолюдство и совершенное неимущество". И это не было преувеличением. Для купечестваXVIIIвека характерно отсутствие торговых капиталов, которые все находились в обороте. В 50-х годахXVIIIвека всего купцов по России было 1,5 % населения, из них 7 % - первой гильдии, а большинство - третьей. Были города, в которых торговли во­обще не было, а было землепашество (Звенигород, Воротынск, Кайгород).

Те же купцы, кто вел заграничные торги, сами приобщали к обучению своих сыновей, не дожидаясь указки правительства. Такие, как тульский купец Иван Пастухов, который "для опыту компанией) коммерции" в 1764 году отправил сына в Среди­земное море; или петербургский купец Егор Волков, сын кото­рого "для обучения языков и купеческого поведения" находил­ся в Данциге.

Другим направлением в области коммерческого образования было издание и распространение среди купцов коммерческой литературы. В 40-х годах секретарь Академии наук С. Волчков перевел с французского языка широко известный в Западной Европе труд Жака Савари де Брюлона "Лексикон о коммер­ции". Он напечатан в сокращении тиражом 1200 экземпляров. Через год вышел в свет тиражом в 400 экземпляров другой труд Савари - "Совершенный купец". Но систематический выпуск такой литературы начинается только в 60-е годы. Помимо ин­формации о торговле, большинство книг содержало мно­гочисленные примеры решения могущих возникнуть в процессе обращения товаров задач; образцы конторских книг и записей в них в приходной и расходной частях бюджета были прямо на­целены на обучение купцов различным приемам торгового ис­кусства. Чтобы заинтересовать купцов, основное содержание книг, как правило, выносилось в их название, которое приоб­ретало характер краткой аннотации. Труды распространялись очень медленно. Из 1200 экземпляров "Экстракта Савариева лексикона о коммерции" за 5 лет удалось продать 173 эк­земпляра, насильственным путем еще 139 экземпляров. При­чина неудачи в том, что труд Савари - объемная работа о миро­вой торговле, расширяющая кругозор. После выпуска в 60-х годах практичных изданий о коммерции их стали покупать охотнее. Например, популярными среди купцов были "прей­скуранты" о товарах и ценах на них. Кроме того, во второй по­ловине XVIIIвека стали доступнее для массового покупателя цены на книги.

Неудачи коммерческих изданий были и в том, что там были описаны способы "правильной" торговли, а в российской коммерции логика была своя: "мы и без бухгалтерии торговать и барыши с изъяном различать умеем". Целые века торговые лю­ди вели записи "по-своему": это несистематизированный пе­речень торговых сделок купца, затрудняющий возможность проникнуть в тайны купеческого ремесла; записи трудно сопос­тавить, они не равноценны по обстоятельствам, в них опущены некоторые существенные детали движения капитала. Отсутст­вие четких правил записей снижало их юридическую силу при конфликтах. Лишь в 1800 году Устав о банкротах предписал всем иметь книги определенного образца.

В последней трети XVIIIвека пришло осознание необходи­мости в сведениях по торговле. В 1764 году купцы из Архан­гельска указали на недостатки в знании коммерческого искус­ства, а именно: арифметики и особенно дробных чисел, иностранных монет и весов, бухгалтерии, "штиля" писем, гео­графии, иностранных языков, российских и иностранных прав, "до купечества принадлежащих".

В 1770 году разрабатывается проект Купеческой школы в Петербурге. Организацию Коммерческого училища взял на себя Прокофий Демидов, который выделил 205 тысяч рублей при условии открытия училища в Москве. В 1772 году императрица утвердила план Коммерческого воспитательного училища. Оно было рассчитано на 3 года, как дающее общеобразовательные и специальные знания в торговле, воспитание эстетических поня­тий, а также набожности, учтивости и благопристойности. В нем преподавали больше иностранцы, за более высокую плату.

Вся затея с училищем была в духе "просвещенного деспо­тизма", а расплачиваться за нее, то есть содержать училище, предлагали купцам. Но даже в составе учеников преобладали разночинцы, а купцов было не более 1/3. Мешали успехам коммерческого образования и училища, в частности, не "се­рость и косность" купцов и не "непонимание", а принципы, лежащие в основе образования. Образование было почти изо­лировано от купеческой среды, это не делало его необходимым. Образование не учитывало интересы купцов, а задумывалось как подготовка оплота монархии.

Особенностью XVIIIвека в России, по сравнению с преды­дущим периодом, было появление научных экономических тру­дов не только в виде фрагментарных заметок, но и в виде стройных учений. Они имели вXVIIIвеке еще более опосредо­ванное отношение к практическому предпринимательству, но идеи ранних экономистов, с одной стороны, отражали эконо­мические взгляды эпохи, а с другой - проникали постепеннов коммерческие круги. Самыми яркими представителями рос­сийской экономической мыслиXVIIIвека были И. Т. По­сошков, М. Ломоносов, а также некоторые другие.

Иван Тихонович Посошков (1652 - 1726 гг.) стоял у исто­ков политической экономии в России, создав оригинальное по тому времени учение о богатстве, предпринял попытку создания экономической программы обновления страны с использованием определенных традиций мировой культуры. Самая известная его работа - "Книга о скудости и богатстве", законченная в 1724 году и опубликованная в 1842 году. Посошковское богатство начинается не с денег, ас производства материальных благ, которые должны производить государст­венные предприятия. Посошков предложил вариант много­этапной крестьянской реформы, которая должна ликвидиро­вать крепостничество.

По сословию Посошков числился крестьянином, поэтому был лишен многих привилегий в дворянской империи. Когда он занимался коммерцией, его положение было неустойчивым, но при этом он приобретал коммерческий опыт. Иван Тихоно­вич порицал то, что чиновничества очень много и что оно бо­гаче купцов и имеет больше возможностей и привилегий. Мо­тив книги "О скудости и богатстве": все, что в пределах Российской империи "неисправно, подлежит изменению, ис­правлению, регламентации, вплоть до размеров повинностей помещичьих крестьян". Очень важна для Посошкова поли­тическая воля правителя, поскольку "царь яко Бог, еже возхощет, в области своей может сотворить". В книге проводится идея переборки дома - России ("всея гнилости из нея не очистити") и образ царя-плотника, Посошков предлагал созвать представителей от всех сословий, но последнее слово оставить за царем. Он критиковал "демократизм западноевропейских монархий", "короли их не могут по своей воле что сотворити, но самовластны у них подданные их, а паче купеческие люди". И в то же время Посошков считал, что при бедном народе не может быть богатства царственного. После сбора всех налогов народ должен оставаться богатым. Экономист считал, что бо­гатство должно быть умеренным, чтобы даром ничего не трати­ли, при этом он ссылался на "Домострой" Сильвестра.

Посошков был сторонником государственной монополии на цены, ему не нравился рост цен в начале XVIIвека. Он считал неприемлемым принцип хозяйствования дворян: "крестьянину не давай обрости, но стриги его яко овцу до гола", обращал внимание на то, что огромные пространства земли в России дают слишком мало для страны.

Но в целом Посошков был идеологом купеческого сословия и крестьянства, которые создают богатства для себя и страны. Б. Б. Кафенгауз считал его представителем "среднего купечества, охваченного... в беспокойную эпоху лихорадочной предпринима­тельской деятельностью и строительством мануфактур".

Другой великий деятель XVIIIвека формировал свои идеи в 40 - 60 гг. - это М. В.Ломоносов (1711-1765). В немного­численных работах Ломоносова несомненно присутствует пре­емственность идей и мыслей Посошкова. Главная его книга по экономике - "О сохранении и размножении российского наро­да", всего 20 страниц. Литература, посвященная этой работе, в десятки раз превосходит ее объем. Ломоносов считал, что для богатства России нужен рост населения. Все меры, которые он предлагал, требовали активных действий центральной власти: запретить, указать, учредить, следить... Главным для него был государственный интерес, но объективно идеи направлены на облегчение участи народа.

Другой просветитель, автор экономических идей - В. Н. Та­тищев (1686 - 1750). Главная его работа: "Представление о ку­печестве и ремеслах", в которой он развивает идеи эпохи Петра I, идеи "просвещенного монархизма".

Еще одним видным экономистом был П. И. Рычков (1712 -1777) - купец, друг Татищева. Главную задачу Рычков видел в просвещении: создании русского экономического словаря. Он писал статьи по истории торговли и о русской внешней торгов­ле, ратовал за введение среди русских купцов итальянской бух­галтерии. Рычков был одним из активнейших членов Вольного экономического общества, делал для него сообщения.

Были в России и другие экономисты. Д. А. Голицын (1743 -1803), аристократ и дипломат, в своем сочинении "О духе эко­номистов" (1793) предстает как сторонник личной свободы и частной собственности. "Свобода распоряжения избытками,

 

или, иначе, богатством, является действующей причиной пло­дородия полей, разработки недр, появления изобретений, от­крытий и всего того, что может сделать нацию цветущей".

Идею взаимосвязи сельского хозяйства и обрабатывающей промышленности активно развивает известный русский эконо­мист и писатель М. Д. Чулков (1743 - 1793), автор знаменитого многотомного "Исторического описания российской коммер­ции", где он утверждал, что "самый большой союз имеют ма­нуфактуры и фабрики с деревенской экономиею".

Против крепостничества выступал А. Я. Поленов (1736 -1816) - экономист и юрист. Он писал: "От владеющего собст­венным имением крестьянства все государство будет чув­ствовать великое облегчение, доходы его несравненно возрас­тут", "лишенный собственности земледелец наперед знает, что от своих трудов никоей пользы, кроме опасности истязания и насильствия, не получит".

Интересны экономические взгляды людей, которые пыта­лись насилием изменить существующий строй, - имеются в виду идеи пугачевского выступления (1773 - 1775). По идее пу­гачевского движения, все богатства передавались народу, кото­рый с этих пор не будут угнетать помещики и государство. Для этого требуется физически истребить дворян, губернаторов и чиновников. После этого гарантировалась "тишина и спокойст­вие жизни". Крестьяне сохраняли монархию, как гарантию свободного хлебопашества. Но попытки после побед пугачевцев организовать реальную жизнь не имели успеха. Реальную жизнь нельзя было переделать насилием и утопиями. Поэтому все закончилось грабежами и разбоем.

Были в России и представители европейского направления экономической мысли XVIIIвека, которых называли уче­никами Адама Смита (1723- 1790) - это С. Е. Десницкий и И. А. Третьяков. Учение А. Смита было очень популярным в концеXVIIIвека в Европе. Это был чрезвычайно образованный человек, и прославился он работой "Исследования о природе и причинах богатства народов" (1776 г.). Адам Смит считал, что "для того, чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении: все остальное сделает естественный ход вещей". Он считал, что труд, капитал и земля - абсолютно равные источники дохода, который по­лучается в виде заработной платы, прибыли и ренты. Эти спо­собы получения богатства совершенно равнозначны и обяза­тельны для общества. Смит выступает абсолютным защитником частной собственности: "Человек, не имеющий права приобре­сти решительно никакой собственности, может быть заинтере­сован только в том, чтобы есть возможно больше и работать возможно меньше". Капитал у Смита не средство эксплуатации или наживы, а источник, питающий благосостояние общества. Резко отзывался Адам Смит о роли государства в создании об­щественного богатства: "Весь или почти весь государственный доход в большинстве стран расходуется на содержание непроиз­водительных элементов. К последним следует отнести всех тех, кто составляет многочисленный и блестящий двор, обширную церковную организацию, большие армии и флоты... Эти эле­менты, поскольку они сами ничего не производят, содержатся за счет продукта труда других людей". "Чем больше государст­венная сфера потребления, тем меньше остается для поддержа­ния производительных работников". И, самое главное, было то, что Адам Смит не придумывал идеального человека. Он принял его таким, какой он есть: довольно эгоистичным, имеющим в виду прежде всего "собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества". Он сумел сохранить уважение к этому человеку и сделал удивительное открытие, которое, собственно, и составляет суть учения Адама Смита: когда человек "принимает во внима­ние свою собственную выгоду, это естественно, или точнее, не­избежно приводит его к предпочтению того занятия, которое наиболее выгодно обществу". При этом "обычно он и не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей". Но "он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения". Эти идеи проникали и в Россию. В 1761 году С. Е. Десницкий и И. А. Тре­тьяков были посланы в Глазговский университет в Шотландии и стали впоследствии первыми русскими экономистами европей­ского уровня. Они слушали лекции Адама Смита. Как и другие русские последователи Смита, они принимали учение шотландца не во всех его аспектах, а скорее вдохновлялись его духом и су­ществом. Они сознательно и бессознательно изменяли и приспо­сабливали это учение к условиям России.

В целом реформы Петра и его царственных последователей в XVIIIвеке, вне зависимости от оценки и результатов этих реформ - безусловно явление в истории России. В действиях Петра проявилась вечная утопия русских правителей - силою, власти создать просвещенное, гражданское общество, которое; однако, беспрекословно подчинялось бы этой власти. Такими насильственными методами, даже преследующими благородные цели, можно изменить только поверхностные элементы общественной жизни - политическую, военную, и то относительно Сущностные элементы - экономические, культурные традиции - невозможно изменить, не учитывая объективных законов. Насилие и попытки переделать "идеально" эти отношения лишь уродуют их, но не изменяют их естественной тенденции развития. Но, самое главное, пытаясь обойти препятствия, ак­тивные представители общества тратят силы на бессмысленную борьбу, теряют личные жизненные силы, а страна, вместо про-? движения вперед, теряет историческое время. Единственный выход, зарекомендовавший себя во всех странах, это освобож­дение предпринимательской энергии людей и в широком, и в специальном смысле, которое первоначально выглядит как ха­ос, анархия и трудно переживается россиянами, привыкшими к более жесткому управлению. Но именно этот "хаос" в конце концов, при регулирующей (только!) деятельности государства, приведет к складыванию естественных отношений в обществе, сочетанию интересов личности и общества, а не подстраиванию под утопические идеи. Этот путь не означает счастья и всеоб­щего благоденствия для всех без исключения, но он включает механизмы мобильности развития общества через развитие предприимчивости и активности его граждан.