Критика религии

После таких кровавых распрей по поводу всех этих фанати­ческих, ужасных и непостижимых догматов люди отказываются от них и обращаются к общечеловеческой морали, которая одна только и является истинной религией и истинной философией...

Всякий, кто захочет прислушаться к голосу разума, который существует у всех людей, очень легко поймет, что мы не для того родились, чтобы исследовать вопрос, создал ли несколько миллионов лет тому назад бог «депта» или гениев, как учат брах­маны, возмутились ли эти «депта» или были они осуждены или бог простил их, или же обратил их в людей и коров? Мы можем со спокойной совестью не знать теологию Индии, Сиама, Тата­рии и Японии так же, как народы этих стран не знают нашей. Не более мы предназначены и для изучения воззрения или, вернее, лишенной всякого смысла болтовни, сходившей за такие воззре­ния, какая распространялась в Сирии меньше чем 3 тысячи лет тому назад, какое нам дело до всех этих эбионитов, назареев, манихеев, араиан, несториан, евтихиан и других смехотворных

сект?..

Ни одна полезная истина не возникла, в этом нет сомнения, в результате кровавых распрей, которые, опустошая Европу и Азию, начинались для того, чтобы выяснить, имело ли вечное и вездесущее существо дочку или же скорее сына, был ли этот сын зачат до или после сотворения мира, единосущен ли он своему отцу или отличается только по своей природе; был ли он рожден на земле или на небесах, умер ли он во время ужасной казни,

воскрес ли он, спустился ли он в преисподнюю и вкушаем ли мы с тех пор его тело и пьем его кровь, предварительно вкусив тела, в котором была эта кровь; имел ли этот сын одну или две приро­ды, составляли ли эти две природы два лица, был ли святой дух сотворен только дыханием отца или дыханием отца и сына и представляет ли святой дух одно существо с отцом и сыном?

Я не хочу вспоминать здесь о всех тех непостижимых ужа­сах, которые обрушились на головы наших отцов вследствие хри­стианских распрей. Увы, подобные кровавые спектакли происхо­дили везде в Европе, в той самой Европе, которая вовсе не была родиной христианства. Повсюду та же самая трагедия, под раз­личными именами...

Откройте глаза и сердца, магистры, государственные деяте­ли, князья, монархи, вспомните, что не существует в Европе ни одного королевства, где попы не преследовали бы королей. Вас уверяют, что такие времена миновали и никогда не вернутся? Увы, они вернутся завтра же, если вы изгоните веротерпимость, и тогда вы станете жертвами попов, как стали ими многие ваши предки.

Вольтер. Бог и люди. В 2 т. М., 1961. Т. 1. С. 106—108.

О жертвах религиозных (внутрихристианских) распрей

Общий подсчет дает нам сумму всего в 9 468 800 человек, зарезанных или утопленных, сожженных, колесованных или по­вешенных во имя любви к богу...

Я признаю, что наши вычисления страшны, и все же они показывают итог, который значительно ниже истинного.

Там же. С. 236—237.

О веротерпимости и свободе мысли как Принципах Просвещения

Было бы пределом безумия пытаться заставить всех людей одинаково мыслить о метафизике. Гораздо легче подчинить себе вселенную при помощи оружия, чем подчинить себе все умы од-ного-единственного города...

Да помнят люди, что все братья. Да убоятся они тирании над душами, как устрашаются они разбоя, силой похищающего пло­ды трудов наших и мирных дел наших.

Там же. Т. 2. С. 39, 44—45.

Ламетри Жюльен-Офре (1709—1751) — французский фи лософ-материалист и атеист.

Основные сочинения: «Естественная история души» (1745), «Человек-машина» (1747), «Человек-растение» (1748), «Система Эпикура» (1751).

Сущность и свойства материи

Хотя мы не имеем никакого представления о сущности мате­рии, мы не можем отказать ей в признании свойств, открывае­мых нашими чувствами.

Открывая глаза, я вижу вокруг себя только материю или про­тяженность. Итак, протяженность — свойство, всегда принадле­жащее всякой материи, могущее принадлежать только ей одной и, следовательно, присущее своему предмету...

Протяженность есть атрибут материи, атрибут, который об­разует часть ее метафизической формы.

Ламетри. Сочинения. М. 1983. С. 60—61.

Человек как особое «изобретение» природы

Итак, мы видим, что дары природы — источник всего того, что может нас обогатить,. — встречают на устах и в сердце мате­риалиста уважение, в котором все другие им несправедливо от­казывают. Наконец, материалист, убежденный вопреки собствен­ному тщеславию в том, что он просто машина или животное, не будет плохо относиться к себе подобным: он слишком хорошо знает природу их поступков, бесчеловечность которых всегда от­ражает степень рассмотренной выше аналогии между людьми и животными; следуя естественному закону, свойственному всем животным, он не пожелает делать другим то, чего он не хочет, чтобы делали ему.

Итак, мы должны сделать смелый вывод, что человек явля­ется машиной и что во всей Вселенной существует только одна субстанция, различным образом видоизменяющаяся. И это вовсе не гипотеза, основанная на предубеждениях и предположениях, не продукт предрассудка или одного только моего разума. Я бы отверг подобного руководителя, которого считаю мало надеж­ным, если бы мои чувства, вооруженные, так сказать, факелом истины, не побудили меня следовать за разумом, освещая ему путь. Но опыт высказался в пользу моего разума, и я соединяю их воедино.

Вы могли убедиться в том, что я делаю самые решительные и логические выводы только в результате множества физических наблюдений, которых не будет оспаривать ни один ученый: только за ученым я признаю право на суждение о тех выводах, которые я делаю из этих наблюдений, отвергая свидетельства всякого че­ловека с предрассудками, не знающего ни анатомии, ни той един­ственной философии, которая в данном случае имеет значение, а именно философии человеческого тела. Какое значение могут иметь против столь прочного и крепкого дуба слабые тростинки, богословия, метафизики и различных философских школ? Это — детские игрушки, подобные рапирам наших гимнастических за­лов, с помощью которых можно доставить себе удовольствие по­тренироваться, но ни в коем случае не одолеть противника. Надо ли прибавить, что я имею здесь в виду пустые и пошлые идеи, избитые и жалкие выводы, которые будут приводить относитель­но мнимой несовместимости двух субстанций, беспрестанно со­прикасающихся и воздействующих друг на друга, — идеи, кото­рые будут существовать, пока на Земле останется хотя бы тень предрассудка или суеверия? Такова моя система или, вернее, если я не заблуждаюсь, истина. Она проста и кратка. Кто хочет, пусть попробует оспаривать ее!

Там же. С. 225—226.

Руссо Жан-Жак (1712—1778). Французский философ-про­светитель, писатель, политический мыслитель, педагог, те­оретик искусства. Основные сочинения: «Рассуждения о на­уках и искусствах» (1743), «Рассуждения о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1755), «Об обще­ственном договоре, или Принципы политического права» (1762), «Эмиль, или О воспитании» (1764).

Критика науки, искусства, цивилизации

Наши науки и искусства обязаны своим происхождением на­шим порокам; мы не так сомневались бы в преимуществах наук и искусств, если бы они были порождены нашими добродетеля­ми.

Их порочное происхождение ясно видно из их назначения. К чему нам были бы искусства, если бы не было питающей их рос­коши? Нужна ли была бы юриспруденция, если бы не существо-

вало человеческой несправедливости? Во что обратилась бы ис­тория, если бы не было ни тиранов, ни войн, ни заговорщиков? Одним словом, кто пожелал бы проводить жизнь в бесплодном созерцании, если бы каждый, считаясь лишь с обязанностями человека и требованиями природы, отдавал все свое время отече­ству, обездоленным и своим друзьям? Неужели мы созданы для того, чтобы умирать от жажды у колодца, в котором сокрылась истина? Уже одно это соображение должно было бы с самого начала остановить всякого, кто серьезно вознамерился бы про­светить себя изучением философии.

Сколько подводных камней, сколько ложных путей в науч­ных исследованиях! Истина достигается ценою множества заб­луждений, и опасность этих заблуждений во сто крат превышает пользу от этих истин...

Если для достижения той цели, которую ставят перед собою наши науки, они бесполезны, то по производимому ими дей­ствию они еще и опасны. Будучи порождены праздностью, они в свою очередь питают ее; первый ущерб, неминуемо причиняе­мый ими обществу, — непоправимая потеря времени. В полити­ке, как и в морали, не делать добра значит творить зло, и всякий бесполезный гражданин может рассматриваться как вредный для общества...

... если даже труды просвещеннейших ученых и лучших граж­дан приносят нам так мало пользы, то что же мы должны ду­мать о толпе невежественных писателей и праздных ученых, ко­торые высасывают соки из государства, ничего не давая ему вза­мен?

Что я говорю — праздных? О, если бы с божьего соизволе­ния они бы просто бездействовали! Тогда и нравы были бы здо­ровее. Но эти пустые и ничтожные болтуны, вооруженные свои­ми пагубными парадоксами, стекаясь отовсюду, подкапываются под основы веры, уничтожают добродетель. Они встречают пре­зрительной улыбкой такие слова, как отечество и религия, и упот­ребляют свои таланты и философию на разрушение и поношение всего, что священно для людей...

Большое зло — пустая трата времени, но науки и искусства влекут за собой еще большее зло — роскошь, порожденную, как и они сами, людской праздностью и тщеславием. Редко бывает,

чтобы роскоши не сопутствовали науки и искусства, последние же никогда не обходятся без нее...

О добродетель, высшая наука бесхитростных душ! Неужели нужно столько труда и усилий, чтобы познать тебя? Разве твои правила не начертаны во всех сердцах? И разве, для того чтобы изучить твои законы, недостаточно углубиться в себя и, заставив умолкнуть страсти, прислушаться к голосу своей совести? Ведь в этом и заключается истинная философия.

Руссо Жан-Жак. Избранные сочинения. В 3 т. М., 1961. Т. 1. С. 53-55, 64.