
sbornik_lecture_2009_filosofiya
.pdfс таким несоответствием. Выход Кант видит в одном: если понятие чистого разума
(свобода, бессмертие души и Бог) не могут быть доказаны теоретическим разумом, то они должны стать непосредственно достоверными для разума практического.
Согласно метафизике Канта, человек живет как бы в двух мирах: 1. Чувственном,
детерминированном, т.е. в мире вещей. В этом случае человек знает, что ему нужно и представляет, как надо осуществлять свои намерения. Человек этого мира – такой же феномен, как и окружающие его вещи. Нравственный императив поведения человека (т.е.
форму его морального долга) Кант определяет в этом случае как гипотетический. 2.
Другая сфера бытия человека – это сверхчувственный мир. Он подчинен человеческим идеалам. Все причинные связи осуществляются в нем свободно, произвольно. Человека этого мира никак нельзя рассматривать в качестве средства в цепи объективных жизненных обстоятельств. Он свободен, он – «цель в себе». Поэтому нравственный закон в этом случае носит категорический (априорный) характер.
Как и его мир, человек ноуменален, интеллигибелен. Его характер не привит ему окружением, он изнутри присущ личности. Иначе говоря, основу личной нравственности,
согласно Канту, не следует искать в естественной природе индивида или в его жизненных обстоятельствах. Искать ее можно и должно в самой сущности человеческой свободы, в
нравственной метафизике. Что же она означает? Может, свобода – это абсолютный произвол: я делаю то, что хочу? Нет! Настаивая на абсолютной свободе, Кант постоянно подчеркивает ее антиномичность. Нравственная свобода личности состоит в осознании и выполнении высшего нравственного долга.
Вот именно так: свобода и долг. Свобода заключается, прежде всего, в том, что поступки людей не подчинены какой либо прагматической цели. Они ценны сами по себе.
Совершаться поступки должны не сообразно долгу, а из чувства долга. Нравственное начало личности - это именно субъективное осознание своего долга, это апелляция к своей совести как «внутреннему судилищу». Поступая свободно, человек, как утверждает Кант, полагает всеобщую нравственно-правовую формулу: «поступай так, чтобы
максима твоей воли могла стать и принципом всеобщего законодательства». Это и есть формула категорического императива (императива второго мира). Она имеет силу для каждого, кто обладает разумом и волей. Долг – это своеобразный мост между личным счастьем и общественным благом. Категорический императив, являясь практическим синтетическим априорным суждением, выступает как своеобразное «метанорма», как идеальный стандарт для принятия решения о том, являются ли общезначимыми или нет конкретные нормы, конкретные поступки людей.
Понятно, что такое утверждение, с одной стороны, символизирует величайшее уважение философа к достоинству человеческой личности, но с другой, - оно явно игнорирует всю сложность реальной общественной жизни, в которой человек никогда не может быть абсолютно независимым и самодовлеющим. Категорический императив – это по существу перефразированная идея формального гражданского равенства, равенства провозглашенного, но на деле исключающего истинно свободные действия людей перед непредсказуемыми, зачастую конфликтными социальными обстоятельствами.
* * *
Противоположность учений о теоретическом и практическом разуме Кант преодолевает особой формой философии – эстетикой – наукой о прекрасном. Перед красотой едины природа, мир человеческой свободы, сферы познания и морали. Поэтому характерная для любого вида искусства творческая самодеятельность, по заключению Канта, делает сотворенный художником образ или высказанное им эстетическое суждение способными быть посредствующим звеном между областью понятий природы и областью понятий свободы. Если гносеология объясняет способность души к познанию, этика – способность желать, то эстетика объясняет чувство удовольствия и неудовольствия.
Эстетическое восприятие мира опирается на такое априорное суждение, которое способно особенное содержание чувственного опыта подвести под определение всеобщего. А это значит, что эстетический вкус человека направляет его внимание на «умопостигаемое»,
которому соответствуют высшие его (человека) познавательные способности. В «Аналитике прекрасного» Кант утверждает, что прекрасное свободно от практического интереса, это то, что нравится без понятия, нравится всем вообще, нравится своей чистой
формой. Вместе с тем прекрасное и соответствующая ему эстетическая мысль призваны восполнить те нравственные требования, которые в реальной жизни неосуществимы.
Эстетическое – средний член между истиной и добром. «Прекрасное есть символ нравственно доброго». (7, 195). Воспринимая прекрасное, душа сознает в себе «некое облагораживание и возвышение над одной лишь восприимчивостью к удовольствию посредством чувственных впечатлений». Поскольку красота как символ нравственного образует с ним единство не в чувственном, а в умопостигаемом мире, постольку искусство вынуждено использовать особый выразительный язык. Пример тому даже такие простые определения, как: «величественная природа», «смеющиеся поля», «невинные, нежные цветы». Иначе говоря, эстетически привлекательные предметы мы называем именами,
имеющими нравственный смысл.
Эстетический образ, соединяя в себе истину, добро и красоту, призван культивировать у человека чувство собственного достоинства. Именно оно помогает человеку противостоять чуждым ему силам и, как правило, одерживать над ними победу.
Так Фауст свободно общается с могучим духом, которого он вызвал силой своего знания и воображения. Поэтому героя поэмы Гете можно оценивать и как существо эстетическое и как высоконравственное. Говоря об эстетическом творчестве, Кант формулирует необходимые для творца искусства (гения) качества. Во-первых, художественный гений должен быть абсолютно оригинален. Во-вторых, творчество его должно быть образцовым;
именно он способен создавать правила, эстетические нормы, обязательные для других. В-
третьих, объяснить, каким образом он творит, гений не может.
Исходным пунктом подхода Канта к проблеме общества стала проблема соотношения свободы и необходимости. Исторический прогресс эмпиричен, поскольку он протекает во времени и зависит от конкретных целей и действий реальных людей. Кант не находит для истории «умопостигаемого» субъекта. В процессе общественного развития свобода неосуществима. Обращаясь к теориям французских просветителей и английских социальных философов, Кант пытается противопоставить им свою модель разумного общества. Как было отмечено выше, в качестве надежной опоры его (общества)
гуманности философ рассматривал мораль. Теперь Кант добавляет еще один фактор. Это -
право. Идеальная форма государственности – представительная республика. Нормы правового порядка определяются представительством народа в законодательстве,
подчинению власти закону и независимостью судей. Согласно «закону свободы» главой государства может быть только сам народ.
Но отношение народа как главы государства к тому же народу как совокупности подданных осуществляется, по Канту, в тройственном делении властей: на законодательную, исполнительную (правительственную) и судебную. В основу всей правовой системы Кант кладет юридическую идею совокупного владения. Это, как разъясняет он, есть веление практического разума, согласно которому всякий живущий в обществе человек должен повиноваться правовому порядку, определяющему права каждого общим для всех законом. Понятие о совокупном владении, положенное в основу частного права, расширяется до понятия о державной соединенной воле всех лиц,
образующих народ, организованный в государство. Принцип развития правового общества, полагает Кант, это не революционная ломка, это всегда только реформы.
Проблема создания совершенного гражданского общества зависит во многом и от внешних факторов, т.е. установления законосообразных отношений между государствами.
Вот почему социальный идеал Канта – «великий союз народов».
* * *
Попробуем в итоге еще раз оценить новаторский смысл философии Канта.
Исследователи его творчества сравнивают степень влияния Канта на мировую философию с влиянием Шекспира на развитие литературы, Бетховена на развитие музыки, с
переворотом Коперника в астрономии. И такие оценки совсем не гипербола. Главное в творчестве Канта – это выбранная им, принципиально новая позиция относительно самого предмета философии, характерного для эпохи Просвещения. Мы уже отмечали выше, что философия как теоретическая рефлексия культуры меняет свой предмет в зависимости от
ее(культуры) исторической формы. Культурная установка Нового времени,
провозгласившая самодостаточность человека как ответственного автономного субъекта деятельности, в том числе и познания, породило трудноразрешимую проблему антиномии
субъективности разума и постигаемого им объективного мира. Античность, эллинизм,
средневековье не знали такой проблемы. Мыслителям не приходилось делить между объективной устроенностью мира и субъективной способностью к познанию человека. «Разум был космичен в качестве ипостаси Единого или момента божественной творческой силы. Вообще не вставало вопроса о взаимосвязи Разума и дела. Дело было разумным, по определению, и потому, знание было философией». Объектная ориентация науки Нового времени, ее отрыв от философии привели к потере ею критериев всеобщности, к
гипертрофированной специализации, к культу «частичного» знания.
Знаменательно, что именно Кант в отличие от философов Нового времени сознательно избирает объектом своего внимания всеобщую (общественную) сущность человека, соотнесенную со всем полем человеческой цивилизации. «Метод Руссо – синтетический, он исходит из естественного человека. Мой метод аналитический, и
исхожу я из человека цивилизованного». Понятие цивилизации Кант употребляет как синоним культуры в самом широком значении этого слова. В создании культуры видит Кант природное предназначение человека. «Приобретение разумным существом способности ставить любые вещи вообще (значит, в его свободе) – это культура.
Следовательно, только культура может быть последней целью, которую, мы имеем основание приписывать природе в отношении человеческого рода». Нетрудно убедиться,
что процитированная мысль Канта – это по существу оправдание философом универсальности своего гносеологического учения об априорном характере способов отношения человека к миру. Понятие культуры и раскрывает природу кантовских априорных форм чувственности, категорий и суждений рассудка. Именно культура отделяет человека от натуральной чистой природы. (Культура – искусственная природа.)
Потому человек во все времена постигает объективный мир через призму предзаданных,
т.е. априорных форм знания – знания о способах своей целеполагающей активности относительно тех или иных объектов действия. Любая форма человеческого знания от чувственно-наглядного ритуального до современного, как правило, математизированного теоретического выражает в определѐнной знаково-предметной форме всеобщность способов постижения мира. «Первобытный человек – «теоретик», по определению. Ибо выжить он может в том и только в том случае, если «припишет» объективным условиям своей жизни априорные постулаты своего видения мира».
Однако один существенно важный момент в учении об априоризме Кант обошѐл своим вниманием. Это вопрос об историческом характере самих априорных форм. Так рассудок, категориально оформляющий содержание чувственного опыта, меняет смысл своего логического аппарата от эпохи к эпохе. К примеру, одна из ведущих в его системе категорий – категория причинности в истории философии трактуется по-разному. Это античное «архэ», это – единство материи, формы, действия, цели (Аристотель), это – эманация сущего из единого начала (средневековая теология), это – механическое взаимодействие (Ньютон), это, наконец, функциональная зависимость (современная феноменология). Кант впервые основательно «препарировал» логическую структуру исследовательской деятельности, связав воедино ее эмпирический и рациональный моменты. Историческое обоснование выделенным Кантом формам познания продолжили его великие последователи Гегель и Маркс.
Следующей несомненной заслугой Канта явилась постановка им проблемы творчества: теоретического и художественного. Их антиномичность, искусство формулировать глобальные проблемы разумного познания потребовала от философа определения иных, нежели узкорассудочные, способов полагания истины. Проблемы бессмертия души, свободы, Бога Кант пытается решить внерационально, через постулаты воли, не исключающие творческое воображение, интеллектуальные интуицию и наитие.
И, наконец, проблема нравственной свободы человека, примата практического разума над всеми видами познавательной и социальной деятельности. Кант открыл в человеке духовный космос, тот самый «нравственный закон во мне», который наряду со звездным небом так поражает его воображение. Свобода личности увязывается Кантом с нравственным долгом в отношении другого человека, а точнее – других.
Идеал философа – это основанный на идеях гуманизма союз народов. На первый взгляд идея такого союза – это красивая, добренькая, но далекая от реальности формула.
История заставляет нас изменить такую оценку. В наше тревожное, наполненное острыми социальными проблемами и катаклизмами время, время с его нарастающей тенденцией к
глобализации прогрессивных и негативных движений формула Канта приобрела особое
звучание. Так, например, современная кризисная экологическая ситуация, положившая начало распаду органически целостной природной системы, для решения своих задач настоятельно требует: 1. Объединения усилий всех государств мира («союз народов»); 2.
Экологическая стратегия предполагает также построение универсальной модели целостной природной системы («космологическая идея»); 3. Для достижения этой цели необходима содержательная интеграция всех видов узкорассудочного
(=узкопрофессионального), естественного и гуманитарного знаний. («Теоретический разум».) Германский философ поставил перед людьми проблемы, которые стали
«отправной точкой всего дальнейшего движения вперед». (Ф.Энгельс.)
Наше время полностью исключает какую-либо альтернативу жизни человечества по разуму и совести. Оно требует от людей осознания истинного смысла чистого и практического разума людей, его триединой общечеловеческой доминанты: истина – добро – красота, доминанты, одним из авторов которой был Иммануил Кант.
Литература:
1.Гегель Г.Ф. Сочинения. М-Л., 1934. Т.7.
2.Kant I. esammelte Schriften. Bd. XV.
3.Кант И. Сочинения. М., 1964. Т.3.
4.Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973.
5.Кант И. Сочинения. М., 1964. Т. 1.
6.Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. М., 2001. 7.Кант И. Сочинения. М., 1964. Т.5.
8.Длугач Т.Б. И. Кант. От ранних произведений к «Критике чистого разума». М., 1990.
9.Гулыга А.В. Кант. ЖЗЛ. М., 2001.
10.Скирбекк Г., Гилье Н. История философии. М., 2000. 11.Туровский М.Б. Философские основания культурологии. М., 1997.
12.Кант И. Сочинения. М., 1964. Т.2.
13.Михайлов Ф.Т. Самоопределение культуры. Философский поиск. М. , 2003.
14.Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Новое время.
Т.3. СПб, 1994.
Критическая философия Иммануила Канта.
И. Кант – философ Просвещения
И.З. Шишков
И.З. Шишков
Перефразируя В. Виндельбанда, (1, 21) можно сказать, что все мы,
философствующие сегодня - ученики Канта. Как метко заметил в своѐ время этот выдающийся историк философии, ―в обширном уме кѐнигсбергского философа представлены в известном смысле все мотивы человеческого мышления о мире и жизни,
равномерно затронуты все струны, и это привело к тому, что так же, как уже сразу после него из его учения выросло множество разных философских систем, каждая из которых могла притязать на последовательное развитие его принципов, и в дальнейшем в зависимости от господствующей направленности философы брали из его учения то, что представлялось важным им‖ (2,336). Стало быть, философия Канта столь богата своим содержанием, что фактически каждый, кто обращается к философии, неважно, кто он – критик или сторонник философии великого кѐнигсбергца – всегда найдет в ней что-то своѐ.
В этом смысле Кант сродни с Сократом, личность и философия которого столь всеобъемлюща, многогранна, что даже сегодня – спустя более двух с половиной тысячи лет – мы вынуждены обращаться к этой загадочной и величественной фигуре. Если Канта и можно сравнивать с кем-то, то, пожалуй, лишь с Сократом, ибо между ними много общего как в личностном, так и философском плане. И тот, и другой оказали самое значительное влияние на развитие европейской культуры (3). Оба символизировали собой один и тот же стиль философствования, тип настоящего мудреца и философа, не только постоянно ищущего истину, но и живущего в соответствии с ней. Оба обвинялись в покушении на государственную религию и в «развращении молодежи». Оба считали себя в этом невиновными и оба боролись за свободу мысли, учили мыслить самостоятельно,
ради чего они и совершили свой интеллектуальный подвиг, который становится понятным в свете провозглашенного Кантом девиза Просвещения: «Sapere aude!― (4). Оказывается,
что во все времена - будь то на заре европейской цивилизации (эпоха Сократа) или в эпоху европейской классики (век Канта) - для того, чтобы мыслить самостоятельно,
необходимо было иметь большое мужество публично пользоваться своим собственным разумом. И первым среди европейцев, кто проявил это мужество, - великий Сократ,
первый европейский просветитель. А последним великим поборником Просвещения был великий кѐнигсбергский философ. Оба превосходили своих противников своей
философской искренностью, загадочной наивностью, за которой сквозит доброта их души, проявили любовь к живому общению, трапезе, просветленной духовной радостью.
Как тонко подметил в свое время Ф. Шеллинг, «будучи в известной степени philosophe malgré lui (5) Кант не может быть понят в его истинной гениальности, если рассматривать его, как это обычно делается, только как философа» (6, 30). И в этом великий кѐнигсбергец сродни с великим греческим мудрецом. Подобно жизни Сократа,
жизнь Канта – вечный поиск Истины, истинной философии. Внешняя жизнь Канта текла не менее дерзновенно, напряженно, драматически, чем его внутренняя жизнь, жизнь его духа, мысли. Жизнь Канта представляет не меньший интерес, чем жизнь Сократа, ибо она есть воплощение его философии, творение им самим себя (7).
Прежде чем перейду к реконструкции кантовской философии, хотелось бы сделать одно предварительное замечание, которое позволит в дальнейшем дать адекватную оценку философского творчества Канта. В нашей отечественной историко-философской литературе уже стало общепринятым связывать имя Канта с немецкой классической философией, он считается ее родоначальником, родоначальником философской школы,
представленной именами, прежде всего, И. Фихте и Г. Гегеля. С такой оценкой философского творчества великого кенигсбергца трудно согласиться, если иметь в виду дух и стиль кантовской философии. Вопреки мнению К. Поппера, полагавшего ―почти кощунственным ставить эти имена (Канта и Гегеля - И.Ш.) рядом‖, (8, 470)попытаюсь в очень сжатой, тезисной форме сопоставить дух и стиль философствования этих двух великих мыслителей.
Мне представляется, что по своему духу и стилю мышления, Кант, с одной стороны, Фихте и Гегель - с другой, являют два совершенно противоположных типа философствования. В чѐм это, прежде всего, выражается?
Во-первых, ещѐ при жизни, как известно, Кант неоднократно пытался уточнить свою философскую позицию, отмежевываясь от философии И. Фихте (9, 625).
Последнюю он считал ―совершенно несостоятельной системой..., представляющей собой только логику, которая своими принципами не достигает материального момента познания...‖ (10).
Во-вторых, дух и стиль Канта как философа - это сократовский тип мудреца,
постоянно ищущего, исследующего и любящего Истину. В то время как Фихте и Гегель представляют собой тип платоновского философа-софократа (11, 186), который Истину
не ищет, а надменно ею обладает и, подобно дельфийскому оракулу, вещает ее.
В-третьих, Кант - этот великий ―гражданин мира‖, отстаивавший идеи Просвещения - идеи равенства, космополитизма, вечного мира - ничего общего не имеет с
Фихте и Гегелем, которые дали человечеству идею ―великого германского духа‖,
неоднократно пытавшегося утвердиться на ―подмостках‖ мировой истории.
В-четвѐртых, не следует упускать из виду общий характер и методологические интенции критической философии Канта и немецкого идеализма. Если первая, как известно, является открытой, проникнутой духом критицизма, и язык еѐ существования -
это язык поссибилизма (возможного), то второй, напротив, проникнут духом догматизма,
говорящего языком аподиктичности.
Но, видимо, наиболее явно расхождение Канта с немецким идеализмом обнаруживается в самом главном, в том, что составляет альфу и омегу кантовской критической философии - в постановке трансцендентального вопроса. Постановка этого вопроса Кантом связана, прежде всего, с его критикой чистого разума, задачу которой он видел ―...в попытке изменить прежний способ исследования в метафизике‖, (12, 26) подобно тому, как это проделал в своѐ время Коперник в космологии. Способ исследования, который должен позволить разрешить задачи метафизики, Кант именовал
трансцендентальным (критическим) исследованием способности разума. ―Слово же
трансцендентальный, - пишет философ, - ...обозначает отношение нашего познания не к вещам, а только к познавательной способности...‖ (13, 50). Трансцендентальное исследование способности разума совпадает у Канта, по сути, с исследованием вопроса,
могут ли быть обоснованы суждения метафизики как априорные синтетические суждения.
Успешное решение задач метафизики возможно, с его точки зрения, при предположении, ―что предметы должны сообразоваться с нашим познанием‖ (14, 23). А это вполне возможно, поскольку предлагаемый Кантом метод состоит в том, что ―мы a priori познаѐм в вещах лишь то, что вложено в них нами самими‖ (15, 24). Этот метод даѐт метафизике верный путь и делает возможной еѐ в качестве науки. Поэтому в конечном итоге вся кантовская критика чистого разума есть не что иное, как решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще, вопроса о познании a priori. То есть основной трансцендентальный вопрос и истинная задача чистого разума сводятся Кантом, в конце концов, к вопросу: ―Как возможны априорные синтетические суждения?‖ (16, 52).
В целом же можно сказать, что трансцендентальный вопрос - это вопрос об условиях возможности познания, об условиях возможности того, что a priori
предшествует опыту, ―чтобы сделать возможным опытное познание‖ (17, 141). Отсюда очевидно, что у Канта речь шла, прежде всего, об условиях возможности эмпирической науки. Отвечая на появившуюся в Гѐттингенских ученых известиях рецензию на
―Критику чистого разума‖, Кант подчеркивает: ―Основоположение, всецело направляющее и определяющее мой идеализм ...гласит: ―Всякое познание вещей из
одного лишь чистого рассудка или чистого разума есть одна лишь видимость, и истина только в опыте‖ (18, 142). То есть критический идеализм, как кѐнигсбергский мыслитель именует свой идеализм, чтобы отличать его от догматического идеализма Беркли, ставит своей задачей ―...понять возможность нашего априорного познания предметов опыта...‖(19, 143). Такая постановка Кантом трансцендентального вопроса знаменовала собой отказ от прежней (догматической) метафизики и новое определение философии как метафизики не вещей, а знания, ставящей предел человеческому разуму, в сферу которого входит лишь так называемый мир явлений, а мир сущностей оказывается совершенно недосягаемым для него. Этим прозрением великий философ фактически разрушил сократовскую (наукократическую) культуру, основанную на вере во всемогущество разума и, прежде всего, разума научного, и положил начало, по словам Ницше, культуре трагической, важнейший признак которой «есть то, что на место науки как высшей цели продвинулась мудрость, которая, не обманываясь и не поддаваясь соблазну уклониться в область отдельных наук, неуклонно направляет свой взор на общую картину мира и в ней,
путем сочувствия и любви, стремится охватить вечное страдание как собственное страдание» (20, 128).
Но насколько эта новая - критическая - метафизика Канта нашла отзвук в немецкой философии XIX? К сожалению, бережно взращенные Кантом ростки новой - будущей трагической - культуры сгорели в бушующем пламени догматической философии Фихте и Гегеля. Даже предпринятые наиболее последовательными немецкими кантианцами Я.
Фризом и Фр. Апельтом усилия спасти эти ростки не увенчались успехом. Абсолютный авторитет творцов идеи великого немецкого духа восторжествовал в вильгельмовской Германии над здравым смыслом. И лишь А. Шопенгауэру и Фр. Ницше удалось возродить прерванную догматическим гегельянством кантовскую традицию. Пробужденные «от догматического сна» великим кѐнигсбергским мыслителем и датчанином С. Кьеркегором,
они смогли довести до конца начатое Кантом разрушение здания сократической культуры и «уничтожить спокойную жизнерадостность научной сократики ссылкой на ее пределы и указанием таковых, как этим указанием было положено начало бесконечно более глубокому и серьезному рассмотрению этических вопросов и искусства» (21, 136).
Кто знаком с историей философии, у того не может вызывать никакого сомнения тот факт, что критическая философия Канта не нашла своих достойных последователей
(22). Всѐ, что было представлено в Германии в XIX веке после Канта, оказалось, по сути,
лишь упадком и возрождением докантовской догматической метафизики. И это относится, прежде всего, к так называемому классическому немецкому идеализму -
школы Рейнгольда, Фихте, Шеллинга и Гегеля.