Глава II

Причинив ущерб различным группам населения и приостановив «ос­воение» Запада, прокламация 1763 г. явилась одним из источников уси­ления недовольства колоний зависимостью от метрополии. В целях осу­ществления политики, провозглашенной прокламацией, правительство по­ручило верховным контролерам (суперинтендантам) по индейским делам осуществлять строгий надзор за торговлей пушниной и ведением всех переговоров с племенами. Королевская администрация неуклонно отка­зывала компаниям в удовлетворении их претензий о приобретении запад­ных земель. Офицеры и солдаты из британских гарнизонов, расположен­ных на границе, сурово пресекали самовольные попытки переселения за Аллеганы. Однако скваттеры продолжали продвигаться на Запад, не счи­таясь с установлениями королевской прокламации. В провинциях сущест­вовало мнение, что объявленное запрещение является временной мерой. Дж. Вашингтон, например, настолько был убежден в том, что колониза­ция Запада вскоре вновь будет разрешена, что послал за Аллеганы своего землемера. Но эти ожидания оказались тщетными. В апреле 1773 г. правительство подтвердило свои указания губернаторам колоний о том, чтобы опи без согласия короны воздерживались от выдачи патен­тов на приобретение земель западнее установленной границы.

Надежды на изменение политики метрополии в отношении колониза­ции Запада были окончательно подорваны Квебекским актом, принятым британским парламентом в 1774 г. Границы Канады (провинции Квебек) расширялись на юг до р. Огайо. В Квебек включались территории, на ко­торые тогда претендовали Виргиния, Массачусетс и Коннектикут. Про­дажа земель зааллеганских территорий, после того как их откроют для засоления, должна была производиться в Квебеке. Квебекский акт, как и королевская прокламация 1763 г., затрагивал экономические интересы различных слоев населения, участвовавших в экспансии на Запад или связывавших с нею свои надежды на будущее, и явился одним из факто­ров, стимулировавших назревание революции.

Набиравшая силу английская буржуазия рассматривала колонии как источник сырья для своей промышленности, Стремление превратить колонии в сырьевую базу в немалой степени способствовало тому, что складывавшееся здесь производство специализировалось на поставках нужных метрополии материалов. В то же время Англия видела в севе­роамериканских провинциях надежный рынок сбыта товаров британ­ского производства.

В годы английской буржуазной революции XVII в. колониальная эко­номика, ориентировавшаяся на британский ввоз и на вывоз товаров первичной обработки в метрополию, оказалась в тяжелом положении. Связь с Англией была прервана, и для американских предпринимателей стало ясно, что в сложившейся обстановке необходимо развернуть произ­водство товаров первой необходимости непосредственно на месте. Коло­ниальные законодательные собрания вскоре издали ряд постановлений, поощрявших развитие своей промышленности. В июне 1641 г. генераль­ная курия Массачусетса в целях стимулирования добычи полезных иско­паемых объявила о том, что гарантирует право покупки земли непосред­ственно у индейцев тем, кто организует создание шахт и рудников. В вы­данной властями колонии хартии на организацию компании по добыче железной руды Дж. Уинтропу-младшему указывалось, что предпринима­тели имели право вывозить продукцию за пределы колонии «лишь сверх удовлетворения нужд населения» данной местности.

Развивалась добыча железной руды и ее обработка. В 60—70-х годах XVII в. возникли кузнечные мастерские. Производилась выплавка ме­талла в Род-Айленде, Нью-Джерси. Наибольшее развитие эти предприя­тия получили в Пенсильвании. К 1770 г. сложилась группа Карлейльских заводов. Создавались специальные компании, приобретавшие земли с най­денными месторождениями железных руд. Так, в Мэриленде одна из ком­паний владела в 1724 г. 30 тыс. акров земли и предприятиями по изготов­лению металлических изделий. К началу войны за независимость собст­венность компании оценивалась очень высоко.

В 1750 г. английское правительство издало специальное постановле­ние, по которому запрещалось сооружение кузнечных цехов и других металлообрабатывающих мастерских. В то же время разрешалось бес­пошлинно ввозить полосовое железо в лондонский порт и чугун в другие порты. С 1757 г. были сняты ограничения на беспошлинный ввоз поло­сового железа во все порты Англии. Принятые меры обусловливались тем, что Великобритания ввозила дорогое железо из Швеции и других стран. Развитие металлургии в колониях позволяло обеспечить более дешевый источник сырья. Вместе с тем Англия, как отмечалось, вся­чески противилась развитию в заокеанских владениях обрабатывающей промышленности. Благодаря этому вывоз железа из Америки на Британ­ские острова возрос и в 1770 г. составил 5747 т металла в чушках и 2102 т полосового железа. К 1775 г. колонии по производству железа обгоняли Англию и Уэльс, вместе взятые.

Метрополия поощряла развитие тех отраслей за океаном, в продукции которых она нуждалась. В таком положении, в частности, находилось судостроение, получившее наибольший расцвет в провинциях Новой Анг­лии. Толчком к его развитию явились акты 1651 и 1660 гг. о торговом мореплавании. Согласно этим законам товары направлялись в метропо­лию и колонии на судах стран, в которых эти товары произведены, а позднее — на английских или колониальных, что способствовало даль­нейшему росту кораблестроения в Северной Америке. В связи с сокраще­нием поступления стройматериалов из балтийских стран правительство Великобритании стало ввозить сосновые мачты и расширило закупки дегтя и других морских припасов из Новой Англии.

Многие колониальные предприниматели, нажившие большие капи­талы на неэквивалентной торговле с индейцами, на торговле рыбой и рабами, стали помещать капиталы в прибыльную для них отрасль — судо­строение. К 1698 г. Массачусетс имел 171 корабль. Правда, основная масса судов была небольшого водоизмещения — от 20 до 100 т. Верфи имели многие города, располагавшие удобными гаванями. Судостроение развивалось и в других колониях, но в меньших размерах.

Южные колонии зависели в перевозках своих товаров от судовладель­цев метрополии и Новой Англии. Своих кораблей у них было недоста­точно. В целом к концу колониального периода судостроение достигло по тому времени значительных размеров. В 1769 г. в провинциях насчи­тывалось 389 рыбацких и торговых судов водоизмещением 20 тыс. т. Английские купцы проявляли большой интерес к американскому судо­строению. Так, к 1676 г. в Новой Англии ежегодно сооружалось около 30 судов для британских заказчиков, а к 1760 г. — по 300—400 су­дов. К этому времени треть всех кораблей (2342 из 7964), плававших под флагом Великобритании, были колониального производства. Такое по­ложение объяснялось тем, что построенные в колониях корабли стоили значительно дешевле, чем в Англии или в других европейских странах. Судостроение сыграло большую роль в вовлечении колоний в мировую торговлю, что еще более укрепляло позиции предпринимателей в про­винциях.

Быстрое развитие судостроения явилось мощным стимулом для воз­никновения лесообрабатывающей промышленности. Большой спрос на древесину побудил колонистов с одобрения законодательных собраний к строительству лесопилен. Первые предприятия такого рода появились п Новой Англии еще в 1628 г. Больше всего их было в Нью-Гэмпшире, Делавэре, Нью-Джерси.

Производительность лесопилен с каждым годом возрастала. Так, в Нью-Йорке в 1708 г. одна лесопильня за час перерабатывала столько строевого леса, сколько едва бы выполнили за два дня 50 рабочих. В 60-х годах XVIII в. в этой же колонии на таких предприятиях распи­ливали по 500 бревен в день. В 1770 г. вывоз пиломатериалов из ко­лоний в денежном выражении составил значительную сумму.

Правительство метрополии, стараясь сохранить ценные породы дре­весины для нужд своего флота и промышленности, внесло их в список «запрещенных» товаров. За порубку деревьев, предназначенных для вы­воза в Англию, налагался штраф в 100 ф. ст. Но колонии обходили это постановление, и вывоз лесоматериалов продолжал осуществляться в Вест-Индию, Испанию и другие места.

Широкое развитие получил морской промысел. К 1660 г. Новая Анг­лия не только полностью освоила богатые рыбой отмели у своих берегов, но и создала специальный флот для этих целей. Последнее английское судно, нанятое для рыболовства в колонии, плавало в 1661 г. Ведущими купцами колонии по сбыту рыбы стали Р. Сэджуик, В. Хилл, Г. Шримп-тон. В 1675 г. рыбным промыслом занимались 665 судов с 4 тыс. матро­сов. Рыболовством преимущественно занималось население Новой Англии. Промысел ежегодно приносил 255 тыс. ф. ст.

Получил развитие и китобойный промысел. Добывавшиеся при этом жир, китовый ус вывозились в Европу, а из спермацета изготовлялись свечи, что вызвало к жизни развитие свечной промышленности. В 1720 г. насчитывалось более 250 китобойных судов, в 1774 г. — 360. Современ­ники утверждали, что в 1767 г. этим промыслом занималось 7290 моря­ков. С 1735 г. крупным китобойным Судам устанавливалась премия в 20 шилл. с добытой тонны, а с 1777 г. — по 40 шилл. В 1772—1775 гг. 150 судов добыли 30 тыс. баррелей китового жира на сумму в 167 тыс. ф. ст. Огромные доходы от реализации продуктов китобойного промысла способствовали росту богатства и влияния многих зажиточных семей в Новой Англии. В то же время рыбный и китобойный промысел содей­ствовал судостроению, производству спиртных напитков, солеварению и другим отраслям колониальной промышленности.

Значительное внимание уделялось развитию текстильного производ­ства как путем организации специальных предприятий, так и раздачи заказов на дом. К 1643 г. относится сооружение шерстовальни Дж. Пир­соном в городке Роули в Массачусетсе, где поселилась группа ткачей из Йоркшира. Вскоре появились шерстовальни, сукновальни и в дру­гих городах. Были приняты меры к поощрению развития овцеводства. В 1661 г. насчитывалось всего лишь около 100 тыс. овец, а к концу колониального периода их численность достигла 8 млн.

Росту шерстяной мануфактуры в колониях в определенной мере со­действовала и политика английского правительства, запрещавшая вывоз из Великобритании овец, шерсти и пряжи. В таких условиях колониям но оставалось ничего другого, кроме принятия ответных мер. Так, общее собрание Массачусетса в 1656 г. призвало горожан уделить внимание развитию своего прядения и ткачества. То же самое делалось и в других провинциях Северной Америки. К середине XVIII в. в Пенсильвании возник ряд шерстовальных предприятий, особенно славились тонкие сукна Филадельфии, где было налажено производство прялок, число ко­торых к концу колониального периода достигло 1500. Крупными цент­рами по производству тканей являлись Лондондерри (Нъю-Гэмпшир), Джермантауи (Пенсильвания).

Английские предприниматели враждебно отнеслись к развитию шер­стяного производства в колониях. В их интересах правительство метро­полии издало в 1699 г. так называемый «шерстяной акт» (Woolen act), согласно которому колониям запрещалось вывозить шерстяные изделия в другие страны и в соседние колонии. С 1700 г. отменялись ввозные пошлины на шерстяные изделия британского производства .

Постановление Англии наносило ущерб развитию мануфактуры, но полностью ее уничтожить не могло. В ответ колонии приняли меры, ко­торые в конечном счете способствовали дальнейшему развитию шерстя­ного производства. К их числу относились: покровительство овцеводам, поощрение производства текстильных машин, чесалок для хлопка и шерсти. Эти меры не замедлили сказаться, и уже в 1775 г. в Норвиче (Коннектикут) возникла мануфактура по производству проволоки для хлопкочесалок. В Филадельфии в 1775 г. была основана хлопчатобумаж­ная фабрика. Следует отметить, что уже в то время в колониях пони­мали значение развития культуры хлопка для экономики страны. Так, А. Гамильтон говорил, что при использовании благоприятных условий южных колоний можно «в каких-нибудь два года обеспечить производ­ство хлопка, необходимого для изготовления одежды на целый конти­нент». Однако лишь после победоносной революционной войны за неза­висимость наблюдается расцвет хлопчатобумажной промышленности.

Наличие ценных пород пушного зверя, дорогостоящих мехов, в част­ности бобровых шкурок, привело к возникновению в колониях производ­ства теплых меховых головных уборов. Хотя эти товары по качеству зна­чительно уступали британским и стоили намного дороже импортных, все же сам факт их появления обеспокоил предпринимателей метропо­лии. В интересах своих промышленников английский парламент, после того как специально посланная им комиссия установила, что в колониях Новой Англии и Нью-Йорке ежегодно производится около 10 тыс. шляп, издал в 1732 г. так называемый «шляпный акт» (Hat act). Согласно этому постановлению вывоз шляп в соседние колонии запрещался. Кроме того, не разрешалась выделка фетровых шляп лицам, которые не прошли специального семилетнего срока обучения этому ремеслу. Владельцы ма­стерских не могли иметь более двух учеников, для которых срок обучения

также устанавливался в 7 лет. Оговаривалось, что учениками нельзя брать негров. За нарушение закона виновные подвергались штрафу в 500 ф. ст. С целью сохранения уменьшившихся запасов цепных мехов парламент в 1764 г. внес в список «запрещенных» предметов и товары пушного промысла. Однако, несмотря па это, в 1775 г. из всех континен­тальных колоний было вывезено в метрополию пушнины более чем на 51 тыс. ф. ст.

Большое значение для развития колоний имели экономические и внешнеторговые связи с островами Вест-Индии. Тамошние владельцы са­харных плантаций длительное время производили собственный ром, кото­рый первое время ввозился и в Новую Англию. Однако колонисты вскоре сами научились получать ром из сахарной патоки (мелассы). Началась конкуренция между предпринимателями Новой Англии и плантаторами вест-индских островов, принадлежавших Великобритании. На побережье Новой Англии появились предприятия по производству спиртных напит­ков. В Род-Айленде их насчитывалось в середине XVIII в. около 30, а в Массачусетсе — свыше 60. Работорговля африканскими неграми увеличивала спрос на ром, на который обменивали черных невольников на побережье Африки. В целях увеличения выпуска столь выгодной про­дукции купцы Новой Англии проявили большую активность в налажи­вании регулярных закупок патоки па вест-индских островах, принадле­жавших Франции, Нидерландам, Испании. Только в 1763 г. 97% масса-чусетского импорта мелассы поступило из островных владений Фран­ции. И это несмотря на то, что под давлением плантаторов британской Вест-Индии, а также из опасения роста связей колоний с другими стра­нами правительство метрополии издало в мае 1733 г. так называемый «мелассовый», или «сахарный акт» (Molasses act) , облагавший высо­кими пошлинами и ограничивавший эту торговлю.

Известное развитие в колониях получила пищевая промышленность. Увеличивалась выпечка мучных изделий. В 1763—1766 гг. колонисты Нью-Йорка вывозили в другие страны в среднем 250 тыс. баррелей муки и мучных изделий ежегодно на сумму 250 тыс. ф. ст., мясо-молочных продуктов — па 18 тыс.; Пенсильвании соответственно — па 350 тыс. и 45 тыс. ф. ст. Попытка колонистов увеличить экспорт продуктов земле­делия пресекалась английскими правящими кругами, которые ввели вы­сокие таможенные пошлины на ввоз колониального сельскохозяйствен­ного продукта.

Британское правительство, как уже отмечалось, пыталось помешать самостоятельному развитию промышленности в колониях, контролировало их экономику, в которой англичане видели будущего конкурента. В этих целях издавались различные постановления, ограничивавшие, а подчас и запрещавшие производство той или иной продукции. В результате такой политики со стороны Англии многие колониальные предприниматели тер-

пели значительные убытки. Так, включение в 1767 г. изделий из железа и число так называемых «перечисленных» товаров привело к тому, что У. Аллен вынужден был закрыть половину своих предприятий в Фила­дельфии. Подобные меры приводили колониальных промышленников не­редко к банкротству. Ограничительные и запретительные меры англий­ского правительства вызывали возмущение среди широких слоев амери­канского общества. В апреле 1765 г. жители Бостона жаловались на анг­лийских предпринимателей, указывая, что «колонист не может изготовить пуговицы, подковы или гвоздя» без того, чтобы не вызвать недоволь­ство британских промышленников, видевших в развитии колониальной экономики вызов своему могуществу. Остановить рост промышленного производства в американских колониях метрополия была не в силах, по она могла па некоторое время задержать ход его развития.

Характерная особенность колониальной экономики состояла в том, что в большинстве отраслей самое широкое развитие получили мануфак­туры. Цеховые ограничения и различного рода регламентации не нахо­дили здесь благоприятной почвы. Многие прибывавшие в Америку ре­месленники боролись против стеснений цеховой регламентации у себя на родине и в повой стране стремились создать независимые мастерские. Среди американских предпринимателей, купцов нередко оказывались лица, недовольные королевской политикой раздачи монополий своим при­ближенным. Нарождавшаяся за океаном буржуазия стояла за свободное предпринимательство, и этот принцип она стремилась как можно полнее претворить в жизнь.

Своеобразие первых мануфактур в колониях заключалось в том, что они организовывались общественными и муниципальными органами и не принадлежали какому-либо владельцу. Как уже отмечалось, их возникно­вение относится к 40—60-м годам XVII в., когда связи метрополии с ко­лониями оказались прерванными. Так, в 1646 г. в Джемстаупе (Вирги­ния) были основаны две общественные мануфактуры по выработке льня­ных тканей. Для подготовки ткачей и других специалистов вводилось обучение молодых людей в специальных школах, куда посылалось по два человека от каждого графства. Занятия вели специально выделенные мастера. В 1655 г. 20 предпринимателей Бостона согласились оказать помощь в организации обучения подростков и юношей, желавших тру­диться в различных отраслях промышленности. Подобные заведения-школы открывались и в других американских колониях.

Развитию мануфактурного производства в Северной Америке содейст­вовал не только рост внутреннего рынка, по и активное вмешательство местных законодательных собраний. Так, на средства, пожертвованные почетными гражданами Бостона, организовалась крупная прядильно-ткацкая мануфактура. Для постройки здания данного предприятия гене­ральная курия в 1750 г. выделила 1,5 тыс. ф. ст. Власти Массачусетса оказывали финансовую поддержку развитию мануфактур и в других го­родах колонии. В 1754 г. они ассигновали 1215 ф. ст. па организацию производства стеклянных бутылок в Джермаптаупс, в 1763 г. предоста­вили кредит в 400 ф. ст. владельцам бумажной фабрики в Милтоне.

Разновидностью общественных предприятий, организованных при участии колониальных властей, являлись мануфактуры, в которых все более возрастала доля частного капитала. В отчете губернатора Нью-Йорка в январе 1767 г., например, указывается, что при участии «Обще­ства ремесел и сельского хозяйства» в городе основана мануфактура но производству парусины. Это предприятие имело 14 ткацких станков. Недалеко от Нью-Йорка возник чугунолитейный завод, принадлежавший группе частных лиц. В 1751 г. в Бостоне было организовано «Общество поощрения промышленности и предоставления работы бедным». Паевой взнос равнялся 50 ф. ст. В течение следующих 25 лет подобного рода объединения создавались и в других колониях.

С развитием колониальной экономики частный капитал играл все бо­лее заметную роль. Вначале большая доля вкладов предприятий, органи­зованных на паевых началах, как правило, принадлежала английским предпринимателям, жившим в метрополии и ожидавшим получения при­были на вложенный капитал. Такой была, например, уже упоминавшаяся компания Дж. Уинтропа-младшего по добыче железной руды в Массачу­сетсе. Расширение торговли, появление сравнительно крупных промыш­ленных предприятий в Бостоне, Линне, Филадельфии, Сейлеме способст­вовали росту состояний колониальных торговцев. В связи с этим все бо­лее увеличивалась их доля в промышленном развитии страны. Некоторые местные купцы сами возглавляли мануфактуры или контролировали их деятельность и играли значительную роль в какой-либо отрасли произ­водства. Так, уже в 1698 г. около 12% всех капиталовложений в мае-сачусетском судостроении принадлежало пяти ведущим колониальным купцам. Они контролировали около 17,6% всего тоннажа флота Масса­чусетса. Некоторые предприниматели подчас распространяли свое влия­ние на другие предприятия. Так, под контролем П. Хасенклевера из Нью-Йорка были шесть доменных печей, семь кузниц и другие заведе­ния. Однако около 50 тыс. ф. ст., вложенных в его предприятия в Нью-Йорке и Нью-Джерси, принадлежало английским предпринимателям.

Политика Англии в отношении колониальной торговли сводилась к тому, чтобы обеспечить в ней свою монополию, за счет североамериканских владений расширить сбыт британской продукции, а следовательно, задер­жать и помешать развитию благосостояния колоний.

Один из американских исследователей отмечает, что «по замыслу пра­вительства Британской империи торговлю с заморскими территориями следует в основном сосредоточить в руках английских купцов, с тем чтобы в самих колониях не вырос торговый класс, который требовал бы своей доли в барышах и конкурировал бы с англичанами».

Североамериканские колонии в XVII—XVIII вв. являлись составным звеном в так называемой «треугольной» торговле. Помимо основного партнера — Великобритании, — в ней участвовали страны Атлантического бассейна. В торговле с метрополией торговый баланс колоний в целом

был пассивным. Превышение вывоза над ввозом имели лишь южные про­винции. По данным американских исследователей, стоимость импорта из Великобритании с 1700 по 1773 г. превышала стоимость экспорта ко­лоний на Британские острова за тот же период на 20,2 млн. ф. ст.

Неравноправное положение американских провинций в торговых от­ношениях с Англией дополнялось их общей финансовой зависимостью от британской денежной аристократии. По оценке Т. Джефферсона, накануне революции только одни виргинские плантаторы задолжали купцам мет­рополии 2 млн. ф. ст. Поскольку займы давались из 6% годовых, то долг ежегодно возрастал па внушительную сумму в 120 тыс. ф. ст. Многие плантаторы не могли погасить свою задолженность в течение всей жизни. Фактически в предреволюционные годы в колониях, располо­женных южнее Пенсильвании, едва ли был хоть один крупный купец, плантатор или владелец магазина, который не являлся бы должником английских торговцев. Плантаторы и местные купцы стремились осво­бодиться от зависимости, и это обостряло отношения с метрополией, спо­собствовало росту недовольства в колониях британской политикой.

Английские власти, придерживаясь политики меркантилизма, противо­действовали торговле своих заокеанских территорий с другими странами. Навигационные акты 1660 и 1663 гг. предписывали, чтобы все европей­ские товары для колоний сначала привозились в Англию, где с них взи­мали пошлину. При этом Шотландия и Ирландия также рассматривались как иностранные государства. Отсюда можно было вывозить непосредст­венно в колонии лишь «сервентов, лошадей и продовольствие».

Законы о мореплавании ограничивали импорт колоний только това­рами из Англии и других британских владений. Иностранным судам за­прещалось участвовать в торговле с заморскими владениями Великобри­тании. Такие ограничения на первых норах были в ряде случаев выгодны купцам Новой Англии, так как способствовали устранению конкуренции со стороны флотов других стран в перевозке различных товаров в бас­сейне Атлантического океана. Кроме того, в период войн Англии с Гол­ландией и Францией британское правительство было не в состоянии следить за неукоснительным соблюдением колониями своих предписаний. К тому же эти войны увеличивали спрос метрополии на продукцию коло­ниальной промышленности, что приносило североамериканским дельцам немалые выгоды и как-то на время примиряло их с зависимым поло­жением.

В целом же колонии стремились проводить самостоятельную торговую политику. Так, в Виргинии в 1643 г. был принят закон, предоставлявший право голландцам на свободный ввоз их товаров в колонию и разрешав­ший им перевозить виргинские товары на кораблях, принадлежавших Нидерландам. Что касается торговли с голландскими колониями, то она продолжалась даже в 1652—1654 гг., когда Англия воевала с Нидерлан­дами. В 1660 г. было заключено соглашение между Виргинией и Новыми Нидерландами о свободной торговле и дружбе. Устанавливались таможенные льготы на табак, который вывозился в обмен на черных неволь­ников.

Следует отметить, что в XVII в. среди американских дельцов наблю­дается тенденция к развитию торговых связей с главным соперником Англии в колониальном мире — Францией. Этому способствовало не только наличие французских иммигрантов в британских колониях, но и деятельность французских пиратов, купцов, торговых агентов. Новая Анг­лия поддерживала оживленные деловые связи с вест-индскими островами, принадлежавшими Франции.

Политика жестких ограничений, проводимая Англией, толкнула коло­ниальных купцов на путь расширения запрещенной, нелегальной тор­говли — контрабанды. Один американский промышленник говорил, что даже сам король с 12-тысячной армией не смог бы добиться соблюдения ограничительного закона в Бостоне. Таможенные чиновники, которые должны были следить за выполнением соответствующих предписаний, сами пытались извлечь определенные выгоды из этих операций. При­бегая к контрабанде, колониальные предприниматели создали большой торговый флот, насчитывавший 2 тыс. судов с 33 тыс. моряков. Оборот незаконной торговли оценивался в 700 тыс. ф. ст. в год. Особенно выделялся среди контрабандистов Джон Хэнкок, будущий деятель войны за независимость.

Королевские чиновники отмечали постоянное нарушение навигацион­ных актов. Влияние колониального купечества непрерывно возрастало, и метрополия испытывала по этому поводу серьезное беспокойство. К 1660 г. почти весь импорт из Англии шел через Бостон. В 1670 г. около 30 массачусетских торговцев обладали имуществом, оценивавшимся весьма высоко. Законодательная легислатура Массачусетса игнориро­вала неоднократные указания официальных лиц метрополии на наруше­ния торговой политики империи, давая понять, что для Америки англий­ские законы недействительны, поскольку они принимались без участия колониальных представителей.

Попытки королевского правительства заставить колонистов уважать навигационные акты не дали ожидаемых результатов. Нарушения про­должались. Только с марта по декабрь 1680 г. было захвачено 17 кораблей, владельцы которых не выполняли предписаний метрополии. Интересно отметить, что в каждой судебной инстанции присяжные выступали за об­виняемых судовладельцев. Лишь в одном случае виновный был оштра­фован на 40 ф. ст. и то за проявленную недисциплинированность по от­ношению к королевскому чиновнику, а не за нарушение навигационного акта.