Глава II

После получения известий о свершившейся в Англии «славной рево­люции» 1688—1689 гг. накопившееся недовольство аграрной, торговой и религиозной политикой колониальной аристократии вылилось в широкое народное движение. 18 апреля 1689 г. бостонцы и жители окрестных ферм направились к зданию английской администрации, арестовали Эн-дроса и его помощников и, проведя их по городу, посадили в тюрьму. В сообщении об этом новому английскому королю говорилось, что губер­натор Эндрос пытался отобрать у населения «земли, дававшие продукты и средства, необходимые для существования». Эти последние попытки ввести феодальные порядки в колониях Новой Англии оказались безус­пешными: королевская хартия 1691 г. признала существование свободной земельной собственности без каких-либо повинностей и ограничений.

За восстанием в Массачусетсе последовало свержение королевской ад­министрации в других колониях Новой Англии. Главными завоеваниями восставших были: сохранение земли за их владельцами, восстановление законодательного собрания, некоторая демократизация избирательного права. Причем после этих событий в Коннектикуте и Род-Айленде не только ассамблеи, но и губернаторы избирались колонистами. Восстание фермеров, ремесленников и (купечества в Массачусетсе и сопутствовавшие ему движения в других провинциях Новой Англии имели большое значе­ние в закреплении буржуазных форм земельной собственности в этих колониях и явились важным историческим этапом в нараставшей борьбе североамериканских колонистов против феодальных собственников и ко­лониальной аристократии.

Мелкие фермеры и арендаторы колонии Нью-Йорк давно с симпатией следили за успешной борьбой своих соседей против попыток введения фе­одальных порядков. Еще будучи принцем, будущий король Яков II роз­дал здесь английской знати огромные площади. Свою землю лорды-собст­венники предпочитали сдавать в аренду мелким фермерам, получая с них и арендную плату, и фиксированную ренту. В 1689 г. здесь вспыхнуло восстание под руководством Джекоба Лейслера. Повстанцы свергли де­спотические органы управления, которые находились в руках крупных лендлордов и торговцев, провели выборы в ассамблею и приступили к де­мократическим преобразованиям. Прежде всего они аннулировали зе­мельные и торговые монополии, изменили систему налогообложения в пользу трудящихся колонистов и осуществили ряд демократических ре­форм в области самоуправления. После жестокого подавления восстания в 1691 г. большая часть демократических завоеваний Лейслера была уни­чтожена.

На протяжении 70—80-х годов XVII в. фермерское движение охватило Нью-Джерси, Мэриленд и другие колонии. Восставшие фермеры Нью-Джерси прекратили выплату фиксированной ренты, избрали новую ассамблею колонии и в течение нескольких лет до прибытия английских войск не признавали власти лордов-собственников.

В 1689—1692 гг. колонисты Мэриленда подняли вооруженное восста­ние против крупного собственника лорда Балтимора с целью «защиты жи­телей от насилия, притеснения и уничтожения». Они захватили власть и прогнали лордов. В Лондоне вынуждены были признать эти изменения, и управление провинцией перешло непосредственно в руки короля. Од­нако лорд Балтимор по-прежнему свободно распоряжался своими владе­ниями, а с пожалованных ему земель, как и раньше, взыскивал фикси­рованную ренту, получая ежегодно 700 ф. ст.

Социальные взрывы, происходившие в течение последней четверти XVII в. в разных колониях, не разрешили противоречий между круп­ными феодалами и трудящимися земледельцами. В начале XVIII в. число мелких фермеров, стремившихся утолить свой земельный голод, необы­чайно возросло. В результате беспрецедентной иммиграции новый приток иммигрантов, состоявший теперь наряду с англичанами из фермеров Шот­ландии и Ирландии, ремесленников Швейцарии, немецких крестьян, а также французских гугенотов, явился одним из важных факторов, на­чавших в полную меру действовать на колониальной сцене в первой по­ловине XVIII в.

С кораблей на американский берег сходили сотни и тысячи иммигран­тов, пополнявших ряды беднейших слоев населения и усиливавших демо­кратическое движение в колониях против крупного феодального земле­владения. Большинство вновь прибывавших становились законтрактован­ными работниками — белыми рабами. Их условия жизни и труда были не лучше, чем у негров, которых начали ввозить в колонии в заметном количестве лишь с конца XVII—начала XVIII в. Рабство белого огра­ничивалось временем, и собственник за время контракта стремился вы­жать из него как можно больше. К тому же за каждую провинность их всегда заставляли служить сверх срока иногда до двух лет.

В составе переселенцев из Европы доля белых рабов на протяжении XVII—XVIII вв. колебалась в разные годы от 50 до 75%. В 1623—1637гг. три четверти иммигрантов, ступивших на землю Виргинии, являлись за­контрактованными работниками. По данным Э. Смита, белые рабы сос­тавляли не менее половины и не более ²/з всей белой иммиграции. По мере развития колоний доля законтрактованных работников среди вновь прибывавших имела тенденцию к повышению. В 1771—1775 гг. в числе английских подданных, выехавших в колонии Северной Америки через лондонский порт, белые рабы составляли 87% . После отработки уста­новленного срока значительная их часть стремилась приобрести землю, хотя далеко не всем это удавалось. Те же, которые рано или поздно,

преодолев огромные трудности, добивались своей цели и становились мелкими фермерами, были главным образом скваттерами.

На системе законтрактованных работников наряду с британскими тор­говцами «живым товаром» обогащалась земельная и торговая аристокра­тия колоний, имевшая возможность в течение сравнительно короткого срока накопить значительные средства. Избыточные капиталы в свою оче­редь позволяли им давать деньги взаймы законтрактованному работнику, когда заканчивался срок его кабального договора. Возникший долг, в свою очередь, являлся инструментом, который заставлял должника отдавать произведенную продукцию своему кредитору немедленно после сбора уро­жая, когда цены на него были самыми низкими. Такие отношения при­несли крупным торговцам и землевладельцам огромные богатства. В то же время они создали значительное число бедных, отягощенных долгами земледельцев, чьей мечтой была свободная ферма на свободной земле. Лорды-собственники оставались безразличными к требованиям тру­дящихся слоев сельского населения, к соблюдению арендных договоров, предоставлению дополнительных земельных участков для разросшихся семей, установлению твердых норм по выплате фиксированной ренты, и в конечном счете ее отмене, к справедливому судопроизводству, созданию условий для образования детей, усилению защиты западных поселений от набегов индейцев. В такой обстановке в начале XVIII в. происходило нарастание противоречий между крупными феодальными магнатами, с од­ной стороны, и основной массой трудящегося населения, боровшегося за «свободную землю», и новой земельной буржуазией колоний (плантато­рами) — с другой.

Определяющий фактор в этих классовых противоречиях состоял в том, что развитие производительных сил в сельском хозяйстве постепенно раз­мывало изнутри искусственно введенную в Северной Америке феодаль­ную систему землевладения. На рубеже XVII—XVIII вв. во многих колониях санкционируется купля-продажа земли. Этот чисто буржуазный способ распределения земли появился в разных колониях в разные сроки, варьировались также цены и условия продажи. Учитывая рост цен па землю, лорды-собственники или, скорее, их уполномоченные (поскольку большинство крупных землевладельцев предпочитало жить в Англии, от­сюда название «отсутствующий землевладелец») придерживали продажу земли, ожидая ее дальнейшего подорожания. Такая политика феодалов раздражала те только фермеров, но и земельную буржуазию — плантато­ров и дельцов-спекулянтов. Однако общим для всех колоний являлось то, что покупатель земли становился всего лишь ее держателем, а не собственником и с него по-прежнему взыскивалась фиксированная рента.

Уступая давлению пробивавших себе дорогу буржуазных отношений, земельная аристократия тем не менее стремилась сохранить средневековые привилегии. Некоторые ее представители, например феодальные магнаты Южной Каролины, попытались отменить продажу земли и заставить ко­лонистов брать ее в аренду. Это совпало по времени с решительными вы­ступлениями против лордов-собственников на религиозной почве и при­вело к победоносному восстанию фермеров в 1719 г. Их вооруженные отряды из разных мест Южной Каролины маршем двинулись на столицу колонии Чарлстон. Часть заинтересованных в земле плантаторов и торговцев примкнула к ним. Восставшие разогнали местные власти, беспре­кословно выполнявшие волю крупных землевладельцев, провели выборы в новую законодательную ассамблею, взяли управление в свои руки и об­ратились с просьбой к английскому королю принять от них власть над колонией. Короне ничего не оставалось, как выполнить требование вос­ставших фермеров. Власть в Южной Каролине перешла от лордов-собст­венников к королю, который вскоре назначил губернатора и других должностных лиц.

Выступления фермеров против феодальных пережитков в землевладе­нии в других районах вынудили правительство Англии постепенно взять в свои руки управление над большинством ее колоний в Америке. Только в Пенсильвании, Нью-Джерси, Нью-Гэмпшире лорды-собственники со­хранили свои первоначальные хартии вплоть до войны за независимость. Хотя борьба фермеров приводила в большинстве колоний к ослаблению власти аристократов-землевладельцев, феодальные институты в сельском хозяйстве не претерпели каких-либо коренных изменений. По-прежнему земельные магнаты в колониях оставались самой надежной опорой метро­полии. Чувствуя поддержку короны и ее войск, феодалы пытались уси­лить эксплуатацию мелких фермеров и арендаторов, еще строже взыски­вали ренту. С появлением в колониях новых королевских губернаторов дело с распределением «незапятых» земель среди поселенцев ничуть не улучшилось. Крупные чиновники новой администрации прежде всего сами обзавелись большими земельными владениями. Действуя почти бесконт­рольно, они за соответствующее вознаграждение предоставили щедрые земельные пожалования своим английским друзьям, отдельным американ­ским предпринимателям и земельным компаниям.

В начале XVIII в. были вскрыты колоссальные злоупотребления в рас­пределении земли в Виргинии и Нью-Йорке. В 1692—1698 гг. нью-йорк­ский губернатор Флетчер передал в частные руки не менее шести участ­ков площадью от 50 до 840 кв. миль каждый.

В течение XVIII в., до войны за независимость, в колонии Нью-Йорк 60% наиболее важных патентов на землю составляли владения от 1 тыс. до 10 тыс. акров каждое. Например, в округе Уэстчестер шесть таких вла­дений охватывали половину всего округа. Приблизительно такое же по­ложение сложилось при распределении земли в округах вдоль реки Гуд­зон, от ее устья вверх до Олбани. Перечень патентов только на очень крупные земельные пожалования (свыше 10 тыс. акров), выданных в ко­лонии Нью-Йорк до революции, занимает четыре страницы убористого шрифта.

Концентрация земли происходила и в других колониях. В начале XVIII в. между Виргинией и Пенсильванией огромные площади (около 100 тыс. акров каждая) получили: сын известного историка Уильяма Биверли, торговец из Нью-Джерси Бенджамин Гордоп, пенсильванский де­лец Иост Хайт, Уильям Пирт и др. Роберт Картер удостоился пожалования в 300 тыс., а Фэрфакс — 6 млн. акров. К середине XVIII в. многие владения в Южной Каролине включали 20—100 тыс. акров каждое. В Се­верной Каролине семьи Мооров, Мозелей и др. приобрели земельные мас­сивы в 500 тыс. акров, а домен лорда Гренвилла включал по меньшей мере половину территории колонии. В этой же колонии к 1750 г. патенты на крупные площади были розданы плантаторам, купцам и спекулян­там, в результате чего почти все пригодные для сельского хозяйства земли оказались здесь недоступными для прибывавших рядовых поселен­цев. Для них оставался единственный выход — самочинно осваивать на Западе новые территории.

Однако туда же, в глубь континента, движимые жаждой быстрой на­живы, устремились буржуазные, дельцы и земельные спекулянты .

Семилетняя война приостановила спекулятивный ажиотаж, но после се окончания он принял еще более широкие масштабы. Сосредоточение огромных массивов в руках крупных землевладельцев и земельная спеку­ляция являлись важными факторами в имущественном и социальном рас­слоении колонистов.

*

Классовая дифференциация населения предреволюционной Америки яв­лялась очевидным фактом. В середине XVIII в. 23% ее населения состав­ляли рабы-негры, 20% —безземельные наемные рабочие и законтракто­ванные слуги. В тяжелом экономическом положении находились многие скваттеры, а также значительная часть мелких арендаторов. Несколько более 50% населения составлял средний слой (главным образом фермеры и ремесленники), чей доход почти весь уходил на поддержание жизни. На верху социальной лестницы находилось лишь около 3% населения; это были крупные землевладельцы, купцы и предприниматели с иму­ществом в 5 и более тыс. ф. ст.

Под воздействием относительной доступности приобретения земли и дефицитности рабочей силы в Америке, как отмечал К. Маркс, вплоть да второй половины XIX в. классы «еще не отстоялись», и сохранялась некоторая их текучесть. Многие американские историки и социологи утверждают, что высокий уровень заработной платы и изобилие «сво­бодных» земель позволяли всем, кто работал по найму, стать через некоторое время независимыми фермерами. Сопоставление данных о заработной плате и прожиточном минимуме во второй половине XVIII в. свидетельствует о несостоятельности подобных утверждений. Заработок поденного сельскохозяйственного рабочего Новой Англии составлял тогда в среднем 1 шилл. 8 пенсов. При найме на месяц или год рабочий полу­чал от нанимателя питание и кров, и его фактическая заработная плата была намного меньшей. При таких условиях семейный рабочий, если

он имел постоянную работу, кое-как сводил концы с концами, по не мог накопить средства для создания фермы. В связи с переходом годных для полеводства земель в частную собственность и повышением на них цен возможности стать независимым фермером все больше уменьшались.

К середине XVIII в. в колониях отчетливо проявились противоречия между привилегированным богатым меньшинством и трудовым насе­лением. Острые противоречия возникли между поселенцами Пенсильва­нии и ее феодальными собственниками. Колонисты самовольно заселили около 100 тыс. акров. Попытки заставить их платить ренту оказались безуспешными.

Между крупными земельными собственниками и фермерами возник также конфликт по вопросу о налоговой системе. Фермеры требовали об­ложения налогом всех земель, находившихся в частном владении. Они на­деялись, что это заставит наследников Пенна отказаться от 27 млн. ак­ров незаселенных территорий, считавшихся их собственностью. Вла­дельцы же колоний утверждали, что необработанные земли не подлежат налогообложению, поскольку они предназначены для продажи и не при­носят дохода. Поддержанные купцами фермеры настояли на принятии ассамблеей своих требований, но губернатор отказался их поддержать. Конфликт достиг такой остроты, что в 1763 г. ассамблея колонии напра­вила Б. Франклина в Лондон с петицией о лишении собственников права на управление Пенсильванией и переходе ее в непосредственное распо­ряжение короны.

Ко второй половине XVIII в. прибывавшие в Новую Англию имми­гранты вынуждены были вследствие концентрации земельной собствен­ности покупать участки у спекулянтов даже на «границе». Новые коло­нисты не получали избирательного права. Между тем крупные землевла­дельцы и спекулянты использовали свое влияние в законодательных собраниях колоний для установления выгодной им налоговой системы.

В середине XVIII в. возник длительный конфликт между фермерами и землевладельческой аристократией западного Нью-Джерси, претендо­вавшей на владение всеми землями этой области. Значительная их часть была заселена фермерами на основе сделок с индейцами. В 1745 г. ленд­лорды, опираясь на поддержку губернатора, объявили, что выселят с ферм всех, кто не платит ренту. Десять лет упорного сопротивления фермеров не принесли им победу, и они лишились своих земель.

В северном Нью-Йорке недовольство арендаторов полуфеодальными условиями аренды вызвало в 60-х годах вооруженное восстание. Фермеры и арендаторы требовали также отмены имущественного ценза, который лишал многих из них избирательного права.

В 1770-х годах произошли волпения прибывших в колонию имми­грантов из Германии, возмущенных нарушением лендлордами условий, на которых они были завербованы.

Концентрация земель плантаторами и спекулянтами привела к обост­рению аграрных противоречий и в колониях Юга. Причиной многих конф­ликтов явились попытки плантаторов и земельных компаний, получивших патенты на ряд территорий, выселить с них уже обосновавшихся гам скваттеров. Колонисты, поселившиеся на необрабатывавшихся землях, требовали признания их прав на владение участками. В целях ослабления политического влияния плантаторов население внутренних районов южных колоний добивалось также равного представительства в ассамблеях с прибрежными графствами.

В годы, непосредственно предшествовавшие революции, произошло крупное выступление фермеров пограничных районов Северной Каро­лины, Нью-Йорка и других провинций. Аграрные противоречия, вызвавшие эти выступления, явились одной из предпосылок надвигавшейся ре­волюции. Вместе с тем росло сопротивление политике правительства метрополии, пренебрегавшего насущными интересами колоний, в которых к этому времени утвердились принципы самоуправления, все больше уси­ливались тенденции к независимости в решении основных проблем их жизни и развития.

Относительная политическая свобода и религиозная терпимость при­влекали в колонии людей радикально настроенных, оппозиционных британскому правительству. Многие переселенцы были убежденными республиканцами, враждебными монархическому строю. В XVIII в. по­давляющее большинство прибывших сюда иммигрантов являлись против­никами феодализма; они относились с ненавистью к претензиям ленд­лордов, к ренте и церковным налогам. Среди иммигрантов этого периода было много ирландцев, враждебно относившихся к Англии, и выходцев из стран Европы. Радикально настроенные слои населения видели в по­литике метрополии, усиливавшей централизацию управления колониями, угрозу утверждения той системы, от которой многие из них бежали за океан.

К середине XVIII в. разобщенность и недоверие, характерные для прежних отношений между колониями, стали уступать место стремлению к объединенным действиям. Важную роль при этом играла необходимость обеспечения сотрудничества в целях расширения экспансии на новые ин­дейские территории. Продвижение на Запад требовало устройства дорог, без которых невозможно было развитие экономики вновь колонизуемого пространства. Экспроприация индейских земель была невозможна без строительства фортов и использования значительных контингентов войск, которые заставили бы коренное население примириться с разграблением его достояния. Решение этих задач было не под силу отдельным коло­ниям. Правительство метрополии, будучи безразличным к судьбе индей­цев и руководствуясь только своими корыстными интересами, не созда­вало благоприятных условий для продвижения населения на Запад. Анг­лийская буржуазия не желала делиться барышами от торговли пушни­ной и спекуляции индейскими землями.

Обострение экономических противоречий между колониями и метро­полией, курс королевского правительства на усиление регламентирова­ния хозяйственной деятельности, политика ограбления колоний, ограни­чение политической свободы поселенцев — все это вело к неизбежному конфликту.

Значительный ущерб колониям нанесли Семилетняя война и засухи 1761 и 1762 гг. Эмиссия бумажных денег, осуществленная правительст­вом в целях покрытия возросшего в период войны государственного долга, привела к инфляции, вздорожанию потребительских товаров и повы­шению прожиточного минимума. Во всех британских владениях обост­рялись социально-классовые противоречия, усиливалось недовольство существовавшими порядками.

Семилетняя война вызвала также исключительно важные для коло­ний политические последствия. В течение многих десятилетий колониза­торская активность Франции в долине Миссисипи и ее притоков созда­вала опасность лишения колоний возможности продвижения за Аллеганы и участия в прибыльной неэквивалентной торговле с индейцами. Победа Англии в войне и вытеснение Франции с Североамериканского конти­нента сняли эту угрозу, тем самым ослабив и зависимость колоний от Англии. Современники видели в условиях Парижского мира 1763 г. пря­мую предпосылку выхода американских колоний из-под власти Англии.

Последствия Семилетней войны сказались и на колониальной поли­тике Англии. Присоединение к британским владениям зааллеганских территорий поставило перед королевским правительством ряд сложных проблем, требовавших неотложного решения. Настоятельной необходи­мостью являлось достижение каких-либо стабильных отношений с индей­цами и организация обороны новых огромных владений на Американ­ском континенте. Для этого правительство решило направить за океан 10-тысячную армию; затраты на ее содержание определялись суммой в 330 тыс. ф. ст. в год. Значительный рост имперских расходов обост­рил финансовую проблему; необходимо было изыскать новые источники поступлений. Землевладельцы и купцы метрополии воспротивились обло­жению их налогами для покрытия государственных расходов, возросших в связи с расширением американских владений. Они заявляли, что от присоединения зааллеганской территории выиграет больше всех населе­ние колоний и поэтому те должны нести основное бремя расходов. Стремясь увеличить денежные поступления из колоний, правящие классы метрополии настояли на усилении контроля за соблюдением навигацион­ных и торговых актов.

В этих же целях британское правительство приняло меры для извле­чения большего дохода от земель короны в Америке. Королевская адми­нистрация настойчиво пыталась взыскивать многолетнюю задолженность по фиксированной ренте. Чтобы добиться погашения недоимок, прави­тельственные чиновники стали описывать имущество колонистов-должни­ков. Всем этим мерам колонисты оказали решительное сопротивление. Тогда в 1774 г. правительство издало новый земельный ордонанс, анну­лировавший практику свободного предоставления земель, ранее нередко применявшуюся в провинциях. Цены на землю были значительно повы­шены (в Виргинии, например, в 5 раз). Вдвое возросла рента. Существен­ное значение имело и требование об уплате ее звонкой монетой (до этого и счет ренты можно было вносить как бумажные деньги, так и сельско­хозяйственную продукцию). Ухудшение условий приобретения земли еще более усилило недовольство, особенно в районах «границы». Антибритан­ские настроения фермеров западных районов стали одним из важных факторов движения за независимость колоний. Земельный ордонанс 1774 г. вызвал также протесты плантаторов, поскольку он ликвидировал систему подушных наделов, позволявшую им получать огромные массивы земель.

Присоединение к Британской империи после Семилетней войны тер­ритории между Аллеганами и Миссисипи потребовало от правительства метрополии безотлагательного определения принципов политики в отно­шении западных земель. Эта проблема и раньше являлась предметом дис­куссии. В экспансии на Запад были заинтересованы наряду со спекулян­тами, проживавшими в колониях, многие британские банкиры и капита­листы. Часть колонистов связывала с колонизацией обширных западных территорий свои надежды на создание ферм. Но подобное продвижение вело к неминуемому ухудшению отношений с проживавшими там силь­ными индейскими племенами и ставило под угрозу развитие весьма вы­годной для британских купцов торговли пушниной. В правительственных кругах не было единой точки зрения и по вопросу о том, выгодно ли ме­трополии продвижение населения из прибрежных колоний на Запад, за пределы досягаемости королевской- администрации.

До середины XVIII в. правительство в противовес французской коло­низации этих районов и в интересах получения большего количества сырья, необходимого для метрополии, разрешало и даже в известной мере поощряло экспансию своих поселенцев на Запад. Но уже во время Семилетней войны стал очевидным переход к политике резервирования внутренних территорий для охотничьего промысла индейцев и прибыль­ной меховой торговли. Такой курс определялся, очевидно, и тем обстоя­тельством, что в правящих кругах метрополия утвердилось убеждение в необходимости большего подчинения хозяйства колоний интересам британской экономики.

В декабре 1761 г. правительство направило губернаторам колоний ин­струкцию, запрещавшую предоставление кому бы то ни было земель ин­дейцев и прилегающих к их владениям территорий. Начавшееся в 1763 г. в верховьях р. Огайо восстание индейцев под руководством Пон­тиака послужило правительству Англии новым поводом для подтвержде­ния правильности принятого курса в отношении западных земель. 7 ок­тября 1763 г. королевская прокламация объявила территории за Алле­ганскими горами, до того не купленные у индейцев и не переданные ими официально королю, индейской резервацией. Претензии колоний на эти земли аннулировались, западная граница поселений колонистов устанав­ливалась по гребню Аллеган. Губернаторам колоний запрещалось выда­вать патенты и разрешать межевание земель, находящихся западнее этой линии. Поселение на землях индейской резервации или покупка их запре­щались. Лицам, ранее обосновавшимся здесь, предписывалось вернуться в пределы старых английских поселений.

Прокламация 1763 г. радикально изменила политику метрополии в от­ношении западных территорий. Прямая покупка земель у индейцев отныне не разрешалась. Подобные сделки, как и все переговоры с племе­нами по любому вопросу, теперь стали функцией уполномоченных королевского правительства. Для торговли с индейцами, которая до этого ве­лась вообще без какой бы то ни было регламентации, требовались лицен­зия губернатора и обязательство лица, получившего такую лицензию, а также необходимость выполнять установленные метрополией правила ведения торговли.

Указ 1763 г. наносил ущерб различным слоям населения колоний. Серьезно пострадали плантаторы-табаководы, нуждавшиеся в постоянном освоении новых площадей взамен истощенных посевами табака. К востоку от линии, установленной прокламацией, к этому времени уже было мало необрабатывавшихся, годных для табаководства земель, и они дорого сто­или. Прокламация аннулировала права ряда земельных компаний и спе­кулянтов на сотни тысяч акров за Аллеганами, которые они получили в 40—50-х годах от колониальной администрации. Вместе с тем она при­несла глубокое разочарование и колонистам, надеявшимся улучшить свое положение в результате переселения на Запад, в том числе тем фермерам побережья, хозяйство которых шло к упадку. Поселенцам, раньше обос­новавшимся за Аллеганами, теперь угрожало изгнание с ферм и полное разорение. Незадолго до опубликования прокламации британское пра­вительство обещало предоставить 200 тыс. акров за Аллеганами в каче­стве вознаграждения добровольцев из колоний — участников Семилетней войны. Опубликование прокламации встревожило ветеранов, надеявшихся получить участки по выданным им сертификатам.