§ 3. Правовые позиции конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации

Под правовой позицией конституционных (уставных) судов субъектов РФ исследователи, как правило, понимают часть решения органа конституционного правосудия, содержащую закрепление особого вида нормативности, которая служит образцом для решения вопросов в будущем, в которой выводы, сделанные судьями конституционного (уставного) суда при рассмотрении конкретного дела, подкреплены определенными основаниями*(394). Нередко ее определяют и как содержащийся в решении суда, принятого в пределах полномочий субъекта РФ и компетенции суда, общий вывод, который стал результатом приведенной судом правовой аргументации и на основании которого формируется окончательный вывод суда о конституционности оспариваемой нормы или о толковании конституции (устава) субъекта РФ*(395). По мнению Н.В. Витрука, решения изучаемых судов и содержащиеся в них правовые позиции обладают юридической силой, равной конституции (уставу) субъекта РФ. "Правовые позиции конституционных (уставных) судов субъектов РФ, - замечает данный ученый, -обладая основными качествами нормативных актов, прецедентов, таковыми не являются... Они являются источниками российского конституционного права и иных отраслей, дополняют конституции и уставы субъектов РФ, составляя часть конституционного права субъекта РФ и входя в содержание конституционного права Российской Федерации"*(396).

Имеют место и другие точки зрения в отношении понимания правовых позиций конституционных (уставных) судов субъектов РФ; в частности, они характеризуются следующим образом:

- это "правовые выводы суда, являющиеся результатом интерпретации судом конституционных (уставных) норм субъектов РФ, истолкования им конституционного (уставного) смысла положений действующих законов субъектов РФ, других нормативных актов, применения им федерального законодательства, служащие правовым основанием итогового решения конституционного (уставного) суда"*(397);

- это "самостоятельный источник права"*(398);

- это "объективированный в решении суда результат толкования положений конституции (устава) и иных нормативных правовых актов, который отражает понимание судом значимой юридической проблемы и способствует ее разрешению" и т.д.*(399)

Для сравнения заметим, что под правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации исследователи чаще всего понимают "правовой вывод, являющийся результатом толкования этим судом Конституции Российской Федерации и конституционного смысла иных нормативных правовых актов, который служит юридическим основанием решений Конституционного Суда Российской Федерации и носит общеобязательный и устойчивый характер"*(400). Понимают под ними и "смысл закона в трактовке, придаваемой ему Конституционным Судом, который служит основанием для вывода Суда по конкретному делу"*(401).

По нашему мнению, решения конституционных (уставных) судов субъектов РФ и выраженные в них правовые позиции следует рассматривать, прежде всего, с позиций их правовой природы, т.е. как акты судебной власти, которые можно охарактеризовать, в том числе, и как источник конституционного права.

Правовые позиции конституционных (уставных) судов субъектов РФ выражены в достаточно большом количестве судебных решений. Так, по состоянию на 2001 г. данные органы вынесли более 250 итоговых решений, а к середине 2003 г. - уже более 400; примерно 200 законов и иных нормативных правовых актов органов государственной власти и местного самоуправления субъектов РФ были признаны не соответствующими основным законам субъектов РФ*(402). По состоянию на 2008 г. изучаемыми судами проделана достаточно большая работа по анализу регионального законодательства и, в частности, рассмотрено 1065 обращений*(403). Следует заметить, что большинство их было принято небольшой группой судов субъектов РФ, в числе которых можно назвать, прежде всего, конституционные суды республик Башкортостана и Татарстана, некоторых других республик, а также уставные суды Свердловской области и г. Санкт-Петербурга. В 2010-2011 гг. в связи с поручением Президента Российской Федерации привести региональное законодательство в полное соответствие с федеральным, как думается, количество актов конституционных (уставных) судов субъектов РФ должно увеличиться.

Особое внимание вызывает деятельность тех конституционных судов республик в составе Российской Федерации, которые в своих решениях анализировали проблемы применения норм Конституции Российской Федерации, обращались к вопросам, связанным с суверенитетом субъектов РФ, государственным строительством и федеративным устройством. Так, конституционные суды республик Татарстана и Башкортостана на протяжении длительного времени предпринимали попытки обосновать наличие у этих республик статуса суверенных государств. В этой связи правовая позиция, выраженная в их актах, зачастую, представляется не бесспорной*(404). Мы разделяем мнение ученых о том, что "имеющее еще советскую государственно-правовую традицию конституционное использование по отношению к статусу субъекта РФ термина "государство" ("республика (государство"), т.е. доктрина "несуверенного государства", возникшая и применяемая исключительно в рамках теории союзно-организованного федеративного государства, не отражает юридическую природу России как единого конституционно-организованного федеративного государства, следовательно изначально являлась конституционно-правовым артефактом"*(405). В Российской Федерации имел место исторический период, когда "в силу тенденций ложно понятой суверенизации и проявлений сепаратизма, а также в силу объективных факторов (например, отставание федерального законодательства в регулировании динамично развивающихся отношений)" ряд положений конституций и уставов субъектов РФ противоречил установлениям федеральной Конституции*(406).

Так, например, в Постановлении Конституционного Суда Республики Татарстана от 7 февраля 2003 г. имело место утверждение о том, что республика Татарстан является особым субъектом РФ, лишь "объединенным" с Российской Федерацией на основе конституций Российской Федерации и Республики Татарстан, а также соответствующего договора о разграничении полномочий*(407). В Постановлении этого же Суда от 11 января 2002 г. было высказано суждение о том, что пункт "ж" ст. 71 и ч. 1 ст. 76 Конституции Российской Федерации не препятствует органам власти Республики Татарстан осуществлять полномочия в финансовой сфере самостоятельно*(408). Позднее, орган конституционного контроля Республики Татарстан вновь обратился к этому вопросу, подтвердив, что в силу п. 4 ч. 2 ст. 89 Конституции Республики Татарстан в ведении Государственного Совета этого субъекта РФ находится законодательное регулирование отношений бюджетно-финансовой системы. В 2002 г. Конституционный Суд Республики постановил, что ч. 1 ст. 5 Конституции Республики Татарстан, согласно которой территория Республики едина и неприкосновенна, характеризует основы конституционного строя этого субъекта РФ и т.д.*(409)

Исследование такой судебной практики согласиться с мнением о том, что политико-правовая природа деятельности отдельных конституционных судов субъектов РФ была, по меньшей мере, сложной и противоречивой*(410). Конституционный Суд Татарстана, признавая суверенитет Республики, тем самым длительное время не воспринимал позиции Конституционного Суда Российской Федерации и, следовательно, "нарушал основы конституционного правосудия в государстве"*(411).

Традиционно много внимания уделял проблемам федеративных отношений Конституционный Суд Республики Башкортостан, который неоднократно выражал правовую позицию, согласно которой "государственный суверенитет" следует понимать как "обладание Башкортостаном всей полнотой государственной власти", правда, "вне пределов ведения России и ее полномочий по предметам совместного ведения России и ее субъектов, предусмотренных ст. 5 (ч. 3), 73, 76 (ч. 4) Конституции России".*(412)

Изучение судебной практики конституционных судов Татарстана и Башкортостана дает представление об их позиции в отношении положения этих республик в федеративном государстве. Не отрицая того обстоятельства, что Татарстан и Башкортостан - субъекты РФ, региональные органы конституционного контроля подчеркивали, что это, вместе с тем, и "самостоятельные государства, объединенные с Российской Федерацией". Даже на рубеже 2007-2010 гг. члены этих судов, нередко, высказывали суждение о том, что на "федеральном уровне базовые принципы федерализма далеко не всегда находят понимание. Так, не учитывается мнение субъектов РФ при принятии законов по предметам совместного ведения; в этом случае принимаются законы, которые не оставляют никакой возможности субъектам РФ для самостоятельного правового регулирования"*(413).

Следует отметить, что конституционные суды других субъектов РФ также обращались к проблемам суверенитета, государственного строительства и федеративного устройства. В частности, Конституционный Суд Кабардино-Балкарии анализировал правоотношения, возникшие после введения института гражданства этой Республики. Судом была сформулирована правовая позиция, согласно которой действие соответствующих норм может распространяться только на граждан Российской Федерации, постоянно проживающих на территории Кабардино-Балкарии, а использование термина "гражданин Кабардино-Балкарской Республики" не означает конституционного закрепления двойного гражданства, не изменяет первичности и единства гражданства Российской Федерации, не отрицает и не умаляет основ правового статуса личности, предусмотренных Конституцией Российской Федерации*(414). Спорным является также вывод Конституционного Суда Республики Коми, сделанный в ходе анализа вопросов регулирования прав национальных меньшинств, отнесенных, как известно, Конституцией Российской Федерации (п. "в" ст. 71) к исключительному ведению Российской Федерации. Однако судьи Конституционного Суда Республики Коми посчитали, что отдельным законом на федеральном уровне данный вопрос не урегулирован и, соответственно, защита прав национальных меньшинств должна быть отнесена и к ведению Российской Федерации, и, одновременно, к совместному ведению Российской Федерации и Республики Коми*(415).

В настоящее время анализируемы суды занимают в отношении проблем федерализма, государственного единства, суверенитета совершенно иную позицию. Так, например, в Постановлении Конституционного Суда Республики Саха (Якутия) от 18 февраля 2009 г. N 2-П "По делу о толковании положений абзацев 2, 9 преамбулы, частей 3, 4 и 5 статьи 1 Конституции (Основного закона) Республики Саха (Якутия) в редакции текста от 17 октября 2002 года" была сформулирована следующий вывод*(416). В абзацах 2, 9 преамбулы, частях 3, 4 и 5 статьи 1 Конституции (Основного закона) Республики Саха (Якутия) в редакции от 17 октября 2002 г. содержались словосочетания "Декларация о государственном суверенитете", "всех граждан республики", "суверенитет Республики Саха (Якутия) означает меру ее самостоятельности...", "ее народ" и "народ выражает свою суверенную волю". Прокурор Республики, полагая, что в них "выражаются государственный суверенитет, противопоставление воли народа Республики Саха (Якутия) воле многонационального народа Российской Федерации и закрепляется гражданство Республики Саха (Якутия), просил истолковать приведенные положения Конституции (Основного закона) Республики Саха (Якутия)"*(417).

Конституционный Суд этого субъекта РФ обратил внимание на то обстоятельство, что Законом Республики Саха (Якутия) в 2002 г. были внесены изменения в ст. 38 абзац 3 и ст. 49 абз. 1, ч. 2 ст. 65 Конституции Саха (Якутии). Термины "суверенитет", "государственный суверенитет" были заменены словосочетанием "национально-государственный статус". Законом Республики Саха (Якутия) от 25 апреля 2006 г. была исключена из текста Основного закона статья 12, предусматривавшая гражданство Республики Саха (Якутия). Таким образом, предметом рассмотрения по настоящему делу стало лишь "истолкование словосочетаний, обозначенных в преамбуле и статье 1 Конституции Республики Саха (Якутия)"*(418).

По мнению судей Конституционного Суда Якутии, содержащееся в абзаце 9 преамбулы Конституции Республики Саха (Якутия) словосочетание "граждане республики" связано с положением Закона РСФСР от 28 ноября 1991 года N 1948-1 "О гражданстве РСФСР", согласно которому граждане РСФСР, постоянно проживающие на территории республики в составе РСФСР, объявлялись одновременно гражданами этой республики (ч. 2 ст. 2). Закон РСФСР использовал понятие "граждане республики в составе РСФСР" для обозначения граждан РСФСР, проживающих на территории республики в составе Российской Федерации.

Из этого следует, согласно правовой позиции этого Суда, что ни законодатель Республики Саха (Якутия), ни правоприменительный орган не могут придавать словосочетанию "граждане республики", содержащемуся в абзаце 9 преамбулы Конституции республики, того смысла, по которому за Республикой Саха (Якутия) признавалось бы гражданство. С учетом того, как Закон РСФСР использовал термин "граждане" и "проживающие", в абзаце 9 преамбулы Конституции республики термин "граждане республики" употребляется для обозначения граждан Российской Федерации, проживающих в республике.

Особый интерес вызывает современная интерпретация понятия "суверенитет"; теперь он, по мнению судей, использован не в его обычно-нормативном смысле, т.е. как выражение первичности, независимости и верховенства государственной власти единого государства, а в его условно-синонимическом - как мера самостоятельности части этого субъекта РФ - Республики Саха (Якутия). Причем, положение ч. 3 ст. 1 Конституции (Основного закона) Республики Саха (Якутия) о суверенитете Республики Саха (Якутия) как "меры ее самостоятельности в обеспечении своего экономического, социального и культурного развития и обладания ею всей полнотой государственной власти вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и Республики Саха (Якутия)" не наделяет Республику свойствами суверенного государства, не направлено на ограничение государственного суверенитета Российской Федерации, не нарушает конституционное равноправие других субъектов РФ, а отражает реализацию права народа Республики на самоопределение, свободу волеизъявления в избрании формы своей государственности, выражает право республики развивать свою государственность и самостоятельно осуществлять государственную власть*(419).

По мнению автора исследования, конституционные (уставные) суды субъектов РФ внесли значительный вклад в процесс разработки наиболее оптимальных форм взаимоотношений Российской Федерации и ее субъектов, ибо они занимают особое место в системе органов государственной власти субъектов РФ, являясь не только органами по защите конституционного строя, рассматривающими дела в порядке конституционного судопроизводства. Их деятельность, как справедливо замечают исследователи, является также показателем развития федеративных отношений, степени "демократизации" общества в регионах*(420). Несмотря на наличие большого числа спорных правовых позиций конституционные (уставные) суды субъектов РФ содействовали укреплению основ российского государства и федерализма. К примеру, анализируя их акты, М.А. Митюков еще в 2003 г. замечал, что они могут служить примером "точности аргументации необходимости приведения нормативной базы в соответствие с федеральным законодательством... Конституционные (уставные) суды не тиражируют ошибки своих конституций (уставов), а следуют букве и духу федеральной Конституции"*(421). Причем, во многих актах изучаемых органов, как замечают ученые, "решены кардинальные задачи организации государственной власти в субъектах РФ, проблемы взаимоотношений с местным самоуправлением, устранения конфликтов между законодательной и исполнительной властями в регионах. В большинстве случаев практика этих судов соответствовала федеральному законодательству и позициям Конституционного Суда Российской Федерации"*(422). Так, например, в Определении Конституционного суда Республики Бурятия от 30 июня 1999 г. по запросу о проверке ряда положений закона "О статусе депутата Народного Хурала Республики Бурятия" было указано, что законодательство субъекта РФ не может исключать возможность привлечения депутата законодательного (представительного) органа к уголовной, либо административной ответственности, установленной федеральным законодательством, и, тем самым, определять не предусмотренные Конституцией Российской Федерации и федеральным законом порядок осуществления правосудия*(423).

Важное значение имеют правовые позиции конституционных (уставных) судов субъектов РФ, принятые на рубеже XX-XXI веков в сфере оптимизации организации административно-хозяйственной деятельности субъектов РФ, обеспечения прав, свобод и законных интересов человека и гражданина, развития институтов гражданского общества, органов местного самоуправления. Ученые обоснованно полагают, что можно определить три сферы деятельности, в которых роль органов конституционного контроля чрезвычайно высока и имеет большое значение в любом государстве: защита основного закона государства; толкование конституции; защита основных прав и свобод человека и гражданина*(424). Так, Б.С. Эбзеев отмечал, что все цели конституционного судопроизводства органически связаны с правами и свободами, то есть их защита является не только важнейшей, но и "сквозной" функцией органов судебного конституционного контроля*(425).

Конституционные (уставные) суды субъектов РФ создают дополнительные гарантии для реализации конституционного права человека и гражданина на судебную защиту (ч. 1 ст. 46 Конституции Российской Федерации). Так, например, Конституционный Суд Республики Татарстан при рассмотрении дела по жалобе гражданина на нарушение его конституционных прав и свобод положениями Постановления Кабинета министров Республики от 24 декабря 2004 г. N 564, пришел к выводу о том, что в период действия оспариваемого Постановления на федеральном уровне не существовало правовых норм, допускающих возможность дифференциации нормативов потребления жилищно-коммунальных услуг в зависимости от количественного состава семьи*(426).

Следует отметить, что, разумеется, не всегда оспариваемые акты признаются неконституционными, но соответствующие позиции конституционных (уставных) судов субъектов РФ, тем не менее, обеспечивают защиту прав и свобод человека и гражданина. Так, обращает на себя внимание и дело, рассмотренное Уставным судом Свердловской области в начале 2006 г. по запросу о соответствии Уставу ряда нормативных правовых актов. Законом Свердловской области от 16 мая 2005 г. N 44-ОЗ круг лиц, имеющих право на получение социальной поддержки, был ограничен лишь ветеранами труда, достигшими возраста, дающего право на трудовую пенсию по старости. Кроме того, законодатель предусмотрел обязанность Свердловской области предоставлять всем ветеранам труда без каких-либо дополнительных условий меры социальной поддержки только в период с 1 января 2005 г. по 28 мая 2005 г. По мнению Уставного Суда, оспариваемая заявителем редакция абзаца 1 ст. 11 Областного закона "О социальной поддержке ветеранов в Свердловской области" не могла рассматриваться правоприменительной практикой как лишающая заявителя права на получение мер социальной поддержки, поскольку все ветераны труда, получившие такое право в соответствии с прежней редакцией Закона, не могут быть лишены данного права последующим его изменением. Уставный Суд Свердловской области сформулировал позицию, согласно которой нормативные положения абзаца 1 ст. 11 Закона Свердловской области "О социальной поддержке ветеранов в Свердловской области" по их уставно-правовому смыслу в системе действующего нормативно-правового регулирования не препятствуют ветеранам труда, получившим право на социальную поддержку в соответствии с редакцией Областного закона от 25 ноября 2004 г., пользоваться этим правом*(427).

В Постановлении Уставного Суда Санкт-Петербурга от 19 июня 2007 г. N 002/07-П анализировались положения Закона Санкт-Петербурга 15 марта 2006 г. N 100-15 "О специализированном жилищном фонде Санкт-Петербурга"*(428). Было установлено, что при исключении жилых помещений в общежитиях из состава специализированного жилищного фонда города и включении их в состав жилищного фонда социального использования Санкт-Петербурга за гражданами Российской Федерации, проживающими в жилых помещениях в общежитии, при условии, что они вселены в данные жилые помещения с соблюдением норм предоставления площади жилого помещения и имеют право пользования данными жилыми помещениями по установленным законом основаниям, сохраняется право пользования жилыми помещениями на условиях договора социального найма. Суд пришел к выводу о том, что, принимая в 2006 г. данный акт, законодатель Санкт-Петербурга был обязан руководствоваться федеральным Жилищным кодексом и, в частности, его положениями, определяющими целевое назначение жилых помещений в общежитиях и жилых помещений жилищного фонда социального использования, а также положениями, разграничивающими компетенцию органов государственной власти Российской Федерации и ее субъектов в области жилищных отношений. Однако законодателем Санкт-Петербурга был введен объективно не оправданный порядок предоставления жилых помещений на условиях договора социального найма. Данное правовое регулирование не обеспечивало гражданам, состоящим на учете в качестве нуждающихся в жилых помещениях, реализацию гарантированного Уставом Санкт-Петербурга права на жилище с соблюдением принципа равенства*(429).

Конституционные (уставные) суды субъектов РФ осуществляют свою деятельность и в других направлениях, которые являются весьма важными на современном историческом этапе, ибо содействуют, в частности, реализации и такой формы народовластия как местное самоуправление*(430). Реализуемая в Российской Федерации муниципальная реформа обусловливает значительное расширение полномочий муниципальных образований, предопределяет все более частое обращение конституционных и уставных судов к соответствующим проблемам*(431). Так, например, в Послании Конституционного Суда Карелии Законодательному Собранию данного субъекта РФ подчеркивается, что наибольшее число рассмотренных дел связано с проверкой на соответствие Основному закону Республики нормативных правовых актов органов местного самоуправления*(432). Аналогичная ситуация складывается, по наблюдения автора исследования, и в других субъектах РФ; соответствующая практика может быть охарактеризована на примере рассмотрения обращения гражданина в Уставный Суд Свердловской области о несоответствии муниципального нормативного правового акта Уставу Свердловской области*(433). Удовлетворив требования обратившегося, Суд подчеркнул, что в соответствии со статьей 90 Устава Свердловской области местное самоуправление осуществляется на основе общих правовых, территориальных, организационных и экономических принципов организации местного самоуправления, установленных Конституцией Российской Федерации и федеральными законами, которым и должны соответствовать нормативные правовые акты органов и должностных лиц местного самоуправления.

Следует отметить, что изучаемые суды обеспечивают общефедеральные интересы, проверяя, в частности, на предмет соответствия конституции (устава) субъекта РФ и законы, определяющие их собственный статус. Так, в 2005 г. Уставным Судом Санкт-Петербурга были признаны не соответствующими Основному закону данного субъекта РФ положения Закона Санкт-Петербурга от 24 мая 2000 г. N 241-21 "Об Уставном Суде Санкт-Петербурга". В соответствии с проверяемым актом правом внесения в Законодательное Собрание Санкт-Петербурга представлений в отношении кандидатов на должности судей наделялись группы депутатов Законодательного Собрания Санкт-Петербурга (не менее семи депутатов), а также Совет судей г. Санкт-Петербурга. Признаны также не соответствующими Уставу г. Санкт-Петербурга положения пунктов 2 и 3 статьи 15 указанного Закона в части установленной в них возможности повторного переизбрания на должность судьи Уставного Суда г. Санкт-Петербурга. Также не соответствующими Основному закону признаны положения статьи 17 Закона Санкт-Петербурга "Об Уставном Суде Санкт-Петербурга", устанавливающие пятилетний срок полномочий судьи Уставного суда, как не обеспечивающие их независимость*(434).

В целях подтверждения своих правовых позиций конституционные (уставные) суды субъектов РФ используют, как замечает В.В. Гошуляк, следующую аргументацию, которая включает в себя применение не только нормативных правовых актов и документов, в том числе, международных, но и правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов РФ*(435).

1) Нормы Конституции Российской Федерации как основа выводов конституционных (уставных) судов субъектов РФ. Так, например, Уставный Суд Санкт-Петербурга в своем Постановлении от 2 октября 2002 г. по делу о толковании положений п. 5 ст. 40 Устава города применил ст. 72 и 77 Конституции Российской Федерации*(436). Уставный Суд Свердловской области 3 октября 2002 г. признал не соответствующим Уставу области Постановление Главы муниципального образования "Город Екатеринбург" "О повышении стоимости проезда в городском пассажирском транспорте". Согласно позиции суда, сославшегося на п. "ж" ст. 71 федеральной Конституции, органы местного самоуправления не решают вопросы ценообразования, которые отнесены к компетенции органов государственной власти*(437). В настоящее время количество таких решений многократно увеличилось*(438).

2) Нормы международного права как основа выводов конституционных (уставных) судов субъектов РФ. Как отмечают исследователи, использование в судебных решениях ссылок на общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, решения Европейского Суда по правам человека в качестве дополнительного обоснования собственной правовой позиции, во-первых, усиливает эту позицию, а, во-вторых, демонстрирует "самодостаточность" собственных конституционных (уставных) норм*(439). Так, к примеру, Конституционный Суд Республики Карелия в своем Постановлении от 21 апреля 2003 г. не только сослался на Европейскую Хартию местного самоуправления, но и дал ей свое "толкование". В постановлении подчеркивается, что Хартия предполагает "право органов местного самоуправления в рамках национальной экономической политики обладать достаточными собственными финансовыми средствами, которыми они могут свободно распоряжаться при осуществлении своих функций"*(440).

3) Нормы федеральных законов как основа выводов конституционных (уставных) судов субъектов РФ. В частности, Конституционный Суд Республики Саха (Якутия) 7 июля 2003 г. вынес Постановление по делу о толковании ч. 1 ст. 62 Конституции Саха (Якутии), применив положения Федерального закона "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации"*(441). Конституционный Суд Республики указал, что "федеральный закон допускает, что конституцией (уставом) субъекта РФ право законодательной инициативы может быть предоставлено и иным органам, общественным организациям, находящимся на территории данного субъекта РФ"*(442).

4) Основные законы и иные нормативные правовые акты субъектов РФ как основа выводов конституционных (уставных) судов субъектов РФ. К примеру, в Постановлении Конституционного Суда Республики Саха (Якутия) от 9 июля 2002 г. по делу о проверке конституционности положения ст. 28 Закона Республики "Об улусной, городской (города республиканского значения) администрации в Республике Саха (Якутия)", согласно которой глава администрации не вправе состоять в руководящих органах политических партий, правовыми аргументами для обоснования позиции суда стали: ст. 4 Конституции Республики Саха (Якутия) и ст. 3, 19 Закона Республики "О государственной службе в Республике Саха (Якутии)"*(443).

5) Решения Конституционного Суда Российской Федерации как основа выводов конституционных (уставных) судов субъектов РФ. Как замечает В.В. Гошуляк, правовые позиции федерального органа конституционного контроля применяются в качестве актов, имеющих преюдициальное значение, не требующих доказательств и дополнительной аргументации*(444). Так, Конституционный Суд Республики Татарстан при вынесении решения по делу о толковании п. 2 ч. 2 ст. 119 Конституции Республики, согласно которой в пределах своих полномочий Кабинет министров Татарстана способствует осуществлению мер по укреплению банковской, денежной и кредитной систем, сослался на позицию Конституционного Суда Российской Федерации, выраженную в его Постановлении от 10 декабря 1997 г. по делу о проверке конституционности ряда Положений Устава Тамбовской области; суть ее в том, что органы государственной власти субъектов РФ участвуют в финансовых, валютных и кредитных отношениях, имеющих общефедеральное значение*(445).

6) Для обоснования своих решений конституционные (уставные) суды субъектов РФ используют и собственные правовые позиции. К примеру, Уставный Суд Свердловской области в своем Постановлении от 3 октября 2002 г., признав не соответствующим Уставу области Постановление Главы муниципального образования "город Екатеринбург" от 23 января 2002 г., сослался на свою прежнюю правовую позицию, согласно которой органы местного самоуправления не решают вопросы ценообразования, ибо они отнесены к компетенции органов государственной власти*(446).

Исследование правовых позиций конституционных (уставных) судов субъектов РФ позволяет, по нашему мнению автора, придти к выводу об актуализации проблем, связанных с перспективами их развития*(447). В юридической литературе по данному вопросу существуют самые различные позиции. Так, по мнению одной группы ученых, необходимо обязательное формирование этих судов во всех субъектах РФ, поскольку "это не только залог правового и демократического развития любой страны, но также шаг по введению дополнительного и неотъемлемого элемента в действующие механизмы защиты прав человека, существенно поднимающий уровень обеспечения и соблюдения конституционных прав и свобод граждан"*(448). Разделяющие эту позицию исследователи полагают, что повсеместное создание анализируемых судов сведет к минимуму вероятность возникновения противоречий между нормативными правовыми актами субъектов РФ и Российской Федерации; соответственно, минимизируется количество фактов нарушения прав и свобод человека. Органы конституционного правосудия, по их мнению, обогащают правоприменительную практику, развивают правовую и, в частности, конституционную доктрину, стимулируя региональное правотворчество, способствуя повышению его качества. Поскольку единообразное толкование и применение Конституции Российской Федерации является основной гарантией обеспечения прав человека, то отсутствие конституционных (уставных) судов ведет к возникновению правовых коллизий, отрицательно сказывается на согласованности действий федеральных органов государственной власти и органов государственной власти субъектов РФ, а также органов местного самоуправления*(449). Они справедливо замечают, что конституционный контроль не носит в Российской Федерации системного характера*(450). В тех регионах, где нет анализируемых судов, отсутствует и "полноценная" ветвь судебной власти, уравновешивающая другие ее ветви*(451).

Вместе с тем, другие авторы занимают противоположную точку зрения, полагая, что конституционные (уставные) суды субъектов РФ не имеют перспектив развития и постепенно будут "вытеснены" федеральными судами. По их мнению, конституционные (уставные) суды субъектов РФ лишь "дорогостоящая игрушка, создание которой бессмысленно", что подтверждает нынешний "кризис регионального конституционного правосудия"*(452).

Как считает автор монографии, основной фактор, ставящий под сомнение перспективы развития института "регионального" конституционного контроля, действительно, связан с отсутствием конституционных (уставных) судов в большинстве субъектов РФ. Однако недопустимо обязать субъекты РФ сформировать анализируемые органы, приняв, как, нередко, предлагается в юридической литературе, типовое положение о конституционном (уставном) суде субъекта РФ, либо разработав единый закон о конституционном (уставном) судопроизводстве*(453). Субъекты РФ должны самостоятельно, на диспозитивных началах правового регулирования решать вопрос о необходимости создания конституционного (уставного) суда. Представляется спорным и весьма распространенное мнение о "бесперспективности" конституционных (уставных) судов субъектов РФ. На рубеже 2007-2010 годов можно наблюдать определенную активизацию действий по повышению роли и значения изучаемых органов государственной власти субъектов РФ, объединение усилий по повышению эффективности и качества их работы, в том числе, на основе использования норм международного права. Так, например, 8 июня 2007 г. в Республике Татарстан состоялось заседание Консультативного Совета председателей конституционных (уставных) судов субъектов РФ по теме "Европейские стандарты в практике конституционного правосудия в Российской Федерации"*(454). Актуальность заявленной для обсуждения темы была обоснована тем, что применение европейских стандартов прав и свобод человека и гражданина является важнейшим направлением в работе органов конституционной юстиции и одним из условий совершенствования всего российского правосудия. Особое внимание было уделено проблемам взаимодействия Конституционного Суда Российской Федерации с региональными органами конституционного контроля, которые, применяя в своей судебной практике правовые позиции федерального Конституционного Суда, практически участвуют в исполнении его судебных решений, являются их "проводниками" на уровне субъектов РФ. На заседании Совета была проанализирована возможность непосредственного применения конституционными (уставными) судами международных правовых норм, принципов и договоров, не упомянутых в основном законе субъекта РФ. Изучаемые суды вправе интерпретировать те или иные положения универсальных международных договоров, ратифицированных Российской Федерацией. Важным видится автору то обстоятельство, что на Заседании неоднократно прозвучало мнение о том, что "создание конституционных судов во всех регионах было бы идеальным"*(455).

В целях совершенствования деятельности органов конституционного правосудия в Российской Федерации по повышению стандартов защиты прав и свобод человека и гражданина Консультативный Совет председателей конституционных (уставных) судов субъектов РФ выработал рекомендации, в числе которых:

- необходимость при осуществлении конституционного правосудия руководствоваться положениями Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод с учетом практики Европейского Суда по правам человека, а также иными правовыми актами органов Совета Европы;

- развитие контактов конституционных (уставных) судов субъектов РФ с помощью Конституционного Суда Российской Федерации с Комиссией "К демократии через право" (Венецианской комиссией) Совета Европы;

- активизация процесса создания конституционных (уставных) судов субъектов РФ.

Изучение правовых позиций конституционных (уставных) судов дает основания полагать, что они имеют потенциал стать одним из основных механизмов судебной защиты прав и свобод человека и гражданина, основ конституционного строя Российской Федерации, обеспечивающим контроль за региональным законодательством и содействующим его развитию*(456). На современном историческом этапе деятельность конституционных (уставных) судов призвана обеспечивать достижение цели соответствия законодательства субъектов РФ не только Конституции Российской Федерации, но и правовым позициям Конституционного Суда Российской Федерации. Президентом Российской Федерации было отмечено, что "не является нормальной ситуация, когда законы субъектов РФ или решения конституционных (уставных) судов идут вразрез с вердиктами Конституционного Суда"*(457). Тем более недопустимо, как подчеркнул Д.А. Медведев, "если конституционные суды республик вольно или невольно входят в противоречия с Конституцией Российской Федерации"*(458).

Соответственно, автор формулирует теоретические выводы и практические предложения, направленные на совершенствование правового регулирование статуса конституционных (уставных) судов, становление целостной системы органов конституционного (уставного) правосудия в субъектах РФ с учетом актуальности задачи дальнейшего укрепления основ конституционного строя Российской Федерации.

Глава III. Мировые судьи России: дуализм статуса и практика правоприменительной деятельности в составе систем судов субъектов Российской Федерации

§ 1. Историко-правовой анализ развития мировых судов в России

Мировые судьи субъектов РФ обладают дуалистичным статусом, поскольку, с одной стороны, они охарактеризованы федеральным законодателем как "суды субъектов РФ", а с другой - как нижестоящее звено системы судов общей юрисдикции Российской Федерации. Уникальность ситуации заключается в том, что мировой судья, являясь "органом" государственной власти субъекта РФ, осуществляет свою деятельность в порядке, практически полностью регламентированном федеральным процессуальным законодательством, его акты подлежат обжалованию в федеральных судах и т.д.*(459). Однако есть все основания утверждать, что в новейшей истории России институт мирового правосудия оказался достаточно эффективным и за относительно небольшое время своего существования сумел заслужить доверие и уважение со стороны российских граждан*(460). В этом плане можно констатировать наличие преемственности между современными и дореволюционными мировыми судьями, поскольку последним также удалось обеспечить доступной судебной защитой широкие слои населения.

Прообраз мирового суда можно обнаружить, по мнению ученых, в первой половине XIV в., когда общине в соответствии с Губной Белозерской грамотой (1539 г.) разрешалось создавать местные судебные органы, которые должны были вести борьбу с преступностью; во главе этих структур стояли губные старосты, которых, нередко, считают предшественниками мировых судей*(461). Другие исследователи полагают, что их своеобразным аналогом были "излюбленные люди", выполнявшие функции по отправлению правосудия в период царствования Ивана IV (Грозного) и т.д.*(462) Действительно, принятый во время правления Ивана Грозного Судебник (1550 г.) предусматривал "избрание во всех городах и волостях старост и целовальников, или присяжных, чтобы они судили дела вместе с наместниками или с их тиунами, как дотоле было в одном Новгороде и Пскове; а сотские и пятидесятники, также избираемые общей доверенностью, долженствовали заниматься земскою неправою, дабы чиновники царские не могли действовать самовластно и народ не был безгласным"*(463).

Однако, по мнению автора, генезис "местного" суда (как предшественника суда мирового) имел место на значительно более раннем историческом этапе. В частности, в летописи Нестора начала XI в., упоминается о так называемых градских старейшинах, которые "летами, разумом и честию заслужив доверенность, могли быть судиями в делах народных"*(464). Вместе с тем, отожествлять мировой суд (как государственный институт) с общинным, разумеется, не правомерно и, соответственно, вызывает интерес такой документ, как "Учреждения для управления губерний" 1755 г., регламентировавший, в том числе, вопросы "местного" судоустройства. Согласно указанному акту в губерниях и наместничествах учреждались такие судебные органы, как палата уголовного и гражданского суда, верхний земский суд, магистрат, а в уездах - нижний земский суд, нижняя расправа - для государственных крестьян и однодворцев; городской магистрат разрешал дела преимущественно купцов и мещан. В 1861 г. государственная власть юридически признала наличие "особых местных форм правосудия": были образованы крестьянские волостные суды, разбиравшие дела на основе норм русского крестьянского обычного права*(465). Как справедливо замечают ученые, "местный" суд был призван способствовать обеспечению легитимного характера разбирательства дел, основанных на местных обычаях и, этом плане, эффективное разрешение хозяйственных и иных категорий споров в крестьянской среде не могло быть обеспечено, к примеру, мировыми судьями как людьми далекими от крестьянского быта*(466).

Волостной суд как суд обычного права имел одну инстанцию, его решения признавались окончательными и не подлежали обжалованию. В его состав избирались ежегодно волостным сходом из числа крестьян от 4 до 12 судей сроком на один год, либо до осуществления своей должности по очереди, определяемой сельским сходом. Суд был правомочен рассматривать дела при наличии не менее 3 судей и при этом не ограничивались конкретные формы его деятельности, необходимо лишь было, чтобы в избрании судей принимала участие вся волость*(467). В компетенции волостного суда были дела по спорам о наследовании, опеке и попечительству, часть имущественных споров; основными принципами его деятельности являлись: отделение функций судопроизводства от административных функций (в частности, волостной старшина, старосты не имели права не только вмешиваться в деятельность изучаемого суда, но и даже присутствовать при разбирательстве дел); устность; окончательность его решений (хотя, в дальнейшем, Указ от 14 февраля 1866 г. предусмотрел возможность пересмотра его актов съездом мировых посредников в кассационном порядке).

К компетенции волостных судов относили судебные дела, возбуждаемые в отношении проживающих в пределах вверенного им волостного судебного участка крестьян и лиц, подведомственных крестьянскому общественному управлению. При возникновении между Волостными судами одного мирового участка "пререканий по подсудности" вопрос передавался на рассмотрение Верхнему сельскому суду. Согласно ст. 53 "Временных правил о волостном суде..." анализируемые суды рассматривали "гражданские иски о движимости, вознаграждении за убытки, по обязательствам и договорам" стоимостью не выше ста рублей, гражданские дела о "восстановлении нарушенного или утраченного владения и правах на надельные земли, находящиеся в общинном пользовании". К компетенции волостного суда было отнесено разрешение вопросов наследования крестьянского движимого имущества; причем, "без ограничения суммы наследования" волостные суды принимали решения по наследственным делам крестьян в отношении имущества, входившего в состав крестьянского надела ("домашнего скота, запаса семян, продовольствия для членов двора и корма для животных, земледельческих орудий и т.п."). При разделе между наследниками движимого имущества, не составляющего крестьянский надел, "ценность" наследственной массы не должна была превышать пятисот рублей. Также волостные суды разрешали административные и уголовные дела небольшой тяжести, предусматривающие ведение словесного судопроизводства и назначение наказания в виде уголовного штрафа в размере до ста рублей и ареста сроком до одного месяца.

Вышестоящей апелляционной инстанцией по отношению к волостному суду выступали верхние сельские суды, действующие в пределах мировых участков. Председателем верхнего сельского суда являлся участковый мировой судья. В состав верхнего сельского суда входили председатели волостных судов, относящихся к судебно-мировому участку, а делопроизводство здесь осуществлял секретарь мирового судьи. На основании ст. 43 "Временных правил о волостном суде..." съезды мировых судей составляли для волостных и верхних сельских судов наказы, регулирующие "внутренний распорядок и делопроизводство в сих судах"*(468). Надзор за "скорым и правильным движением дел" в волостных судах, за точным исполнением волостными судьями предусмотренных наказами обязанностей возлагался на мирового судью. В порядке ст. 41 "Временных правил о волостном суде..." мировому судье предписывалось не реже одного раза в год производить ревизию каждого их волостных судов, состоящих в его участке. Надзор за деятельностью верхних сельских судов осуществлял председатель съезда мировых судей. Результаты проверок органов сельской юстиции, "замеченные беспорядки" и "отступления от закона" надзорные инстанции обязаны были довести до сведения съезда мировых судей.

В целом, с созданием волостных судов в рамках единого государства стали сосуществовать элементы двух типологически разных правовых культур: традиционного добуржуазного типа, представленного, в первую очередь, русским крестьянским обычным правом и буржуазного позитивного права*(469). Основные закономерности русского крестьянского обычного права выражались в комплексе основополагающих идей (принципов), отражавших социальный опыт, общинную психологию и менталитет русского крестьянства; в их числе: трудовые начала; примат общинных интересов над частными; приоритет "правды" над законом; субъективизм в привлечении виновного к ответственности ("смотря по человеку"); принцип равного возмещения ("грех пополам")*(470).

Многие видные историки права усматривают непосредственную связь волостного суда с учреждениями древнего русского права, в частности, с различными формами отправления правосудия по губными земским уставным грамотам в лице "добрых людей", целовальников и т.д.*(471). Основными началами при устройстве волостного суда 1861 г. должны были стать "механическая простота учреждения, искренность и правдивость такого суда, совпадением его в главных чертах с общепринятым народным обычаем"*(472). Действительно, как замечает г.В. Мальцев, "в общинах разворачивалась традиционная правовая жизнь, ее участники заключали сделки, разрешали споры по взаимным претензиям и при этом мало интересовались как относятся к их обычаям царь и его окружение. Многие обычаи, к тому же не нравились властям и, будь их воля, они бы отменили или предали их забвению, но приходилось их терпеть и считаться с ними"*(473). Однако положение волостных судов существенно изменилось после издания в 1889 г. "Временных правил о волостном суде в местностях, в которых введено Положение о Земских Участковых начальниках"*(474). Именно земские участковые начальники стали утверждать в должности избранных волостных судей и приводить их к присяге. Уездный съезд Земских начальников получил полномочия апелляционной инстанции по отношению к волостным судам и право пересматривать дела по существу. Кроме того, специфической формой контроля за волостными судами была судебная практика Правительствующего Сената России, который, рассматривая жалобы на решения волостных судов, распространял свое решение на все аналогичные ситуации, т.е. создавала обязательные судебные прецеденты.

Дальнейшая трансформация статуса анализируемых структур произошла в начале XX века. Как замечают ученые, реорганизация системы "низшего суда", наметившаяся в указанный период в области мировой юстиции, сопровождалась реформированием органов общественного управления, задействованных на правах квазисудебных инстанций в отправлении правосудия в отношении подведомственного по территориальному и сословному принципам населения*(475). В процессе преобразования сословных специализированных судов в соответствии с Законом "О преобразовании местного суда" 1912 г. и с учетом сложившегося административно-территориального деления, каждая волость стала представлять собой самостоятельный волостной судебный участок, в пределах которого содействие государственным органам судебной власти осуществлял волостной суд.

Следует заметить, что деятельность крестьянских волостных судов, нередко, подвергается критике в юридической литературе*(476). Характерным в этом плане является мнение о том, что "определенность и устойчивость гражданских правоотношений, обеспеченность их путем закона и суда, равных для всех состояний, уничтожение разной правды для отдельных сословий и мест, правды "глядя по человеку", - вот что составляет один из главнейших устоев человеческого общежития, а для этого необходимо, чтобы права каждого гражданина охранялись судом, действующим не на основании местных обычаев, а велением правовых определений, фиксированных в законе"*(477). Вместе с тем, деятельность волостных судов, будучи не свободной от многочисленных недостатков, внесла значительный вклад в развитие отечественного правосудия, ибо в данном случае имел место уникальный опыт функционирования суда, как органа государственной власти, формируемого из числа местных жителей. Можно согласиться с утверждениями исследователей о том, что обычаи носили "шаткий" характер; однако основополагающий древнейший обычаи России - вершить правосудие с участием народа - нашел в данном случае свое воплощение.

Также обращает на себя внимание то обстоятельство, что не отрицалась официально возможность использования обычаев и в работе мировых судей*(478). Как известно, в период правления императора Александра II в 1861 г. была создана специальная комиссия для разработки концепции судебной реформы и уже в 1862 г. были утверждены "Основные положения преобразования судебной части в России", вводившие, в том числе, выборный мировой всесословный суд. 20 ноября 1864 г. Александр II своим Указом утвердил "Учреждения судебных установлений", указав, что "...они вполне соответствуют желанию нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которых должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего..."*(479). В соответствии со ст. 1 "Учреждения судебных установлений" власть судебная вверялась мировым судьям, съездам мировых судей, окружным судам, судебным палатам и Правительствующему Сенату*(480).

Созданные в 1864 г. на основании "Учреждения судебных установлений" и ряда Судебных уставов, мировые суды, в отличие от иных судов изначально планировались именно как институт местной судебной власти. Причем в соответствии с "Основными положениями преобразования судебной части в России", в первую очередь, учреждался мировой суд, а лишь затем на основании Судебных уставов 20 ноября 1864 г. была введена должность мирового судьи*(481). Первое звено мировых судов - мировые судьи в уездах и некоторых городах - избирались, соответственно, уездным земским собранием или городской думой сроком на три года. Уезд с находящимися в нем городами, за исключением предусмотренных особым списком, составляли мировой округ. Помимо участковых мировых судей на тот же срок избирались добавочные и почетные мировые судьи, которые не имели своих участков. Задача добавочных мировых судей сводилась к замене участковых мировых судей в случае их отсутствия, болезни или смерти, а также оказании помощи судьям, чрезмерно обремененным делами. Почетные мировые судьи наделялись всеми правами мирового судьи, но в отличие от добавочных и участковых мировых судей они не оставляли своих обычных занятий и приступали к рассмотрению дел в пределах всего округа, в случае, когда заинтересованные стороны обращались к их посредничеству.

Мировые суды, созданные для рассмотрения малозначительных уголовных и гражданских дел, должны были демонстрировать демократизацию суда и действительно "приблизить" правосудие к населению, а также разгрузить общие суды от обилия "мелких дел". Анализируемый институт был призван способствовать формированию истинного правосознания и чувства человеческого достоинства в российском народе, обеспечить быстрое и без излишних формальностей рассмотрение споров. 17 мая 1866 г. первые в России мировые учреждения в Петербурге и в Москве приступили к работе. В речи, произнесенной на торжественном открытии мирового суда в Москве, министр юстиции Д.Н. Замятнин приветствовал его и представил его как "краеугольный камень гласного, скорого, правого и милостивого суда"*(482). Современники справедливо отмечали, что переход от старых учреждений, выполнявших назначение "местного" суда к суду мировому был разителен*(483). Так, с введением последнего публичность и гласность для сторон получили значение одного из основополагающих принципов судопроизводства. Например, в г. Москве встречались случаи, когда мировые судьи, за невозможностью разместить публику в камере (прообраз нынешнего судебного участка - П.С.), устраивали заседания во дворе, под открытым небом*(484). В столице, как и во многих других городах, до введения мирового суда, лиц, приходивших с жалобами на обиду или насилие, если они принадлежали к "черни", гнали из канцелярии полицейских частей, чтобы они "не беспокоили начальство"*(485). С началом же работы мировых судей прошения начали принимать "во всякий час дня и ночи, и где бы проситель судью не встретил"; у населения появилась уверенность в том, что мировой судья решит дело в соответствии с законом, не отдавая предпочтения более богатому или знатному. Недаром его в народе с самого начала стали коротко и фамильярно называть "мировым"*(486). О тяжести труда, который приходилось нести мировым судьям, можно судить по количеству приходящихся на долю каждого из них дел*(487). В 1886 г. был издан указ Сената "О мерах к устранению медленности в мировых учреждений", в котором принято за норму 10 дел, которые мировой судья должен был разбирать ежедневно (норму дел за год - до 2000)*(488). Между тем, количество споров рассматриваемых ими в г. Москве и Санкт-Петербурге, намного превышало указанные цифры*(489).

Статус мирового судьи на данном этапе был установлен, прежде всего, в "Учреждении судебных установлений" от 20 ноября 1864 г., где указывалось, что он: он "есть власть судебная, единоличная" (ст. 1, 3); рассматривает дела по существу (ст. 5); на него возлагаются иные обязанности, определенные в особых уставах и положениях по принадлежности (примечание к ст. 9); избирается всеми сословиями и утверждается Правительством (ст. 10); "состоит" по уездам или городам (ст. 12); избирается на три года на уездных земских собраниях (ст. 23, 24); получает из земского сбора, а в столицах из городских доходов сумму на его содержание и расходы (ст. 44); его власть ограничивается территорией мирового участка (ст. 65); он не может быть уволен или переведен в иную местность без его согласия, за исключением определенных законом случаев (ст. 72); ежегодно отчитывается перед министром юстиции (ст. 75)*(490).

Мировые судьи рассматривали следующие уголовные дела: практически все дела по "проступкам", за совершение которых налагалось наказание в виде выговора, замечания, внушения денежного взыскания до 300 руб. и ареста до 3 месяцев, заключения в тюрьму до 1 года (ст. 33 "Устава уголовного судопроизводства"), а также дела о преступлениях, влекущих более строгое наказание, но только в случае, если уголовное дело возбуждалось по жалобе потерпевшего (ст. 35 "Устава уголовного судопроизводства", ст. 18, 19, 21 "Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями")*(491).

В целом, компетенция мировых судей по уголовным делам определялась достаточно широко, ибо они рассматривали уголовные дела в отношении следующих преступлений ("проступков"):

- против порядка управления: оскорбление служителей судебных мест во время "отправления ими должности", порча (искажение) памятников и др.;

- против общественного благоустройства: засорение рек, каналов; рубка растущего леса на дачах, произведенная в порядке или количестве, не соответствующем плану лесного хозяйства;

- связанных с нарушением "Устава о паспортах"; о "необъявлении" в столицах и др.;

- связанных с нарушением уставов строительного и путей сообщения (например, неисправное содержание тротуаров, дорог);

- связанных с нарушением противопожарных правил;

- связанных с нарушением уставов почтового и телеграфного: в частности, грубое обхождение с проезжающим почтосодержателем, писарем, приказчиком, устройство без надлежащего разрешения приспособлений беспроволочного телеграфа;

- против "народного здравия": к примеру, хранение в лавке испортившихся съестных припасов, приготовленных для продажи и др.;

- против личной безопасности, к которым относили хранение или ношение запрещенного оружия, стрельбу из огнестрельного или другого опасного оружия в местах, где это запрещено; неосмотрительную или непомерно скорую езду в городах и селениях, поручение управления лошадьми лицу "неспособному" или пьяному;

- против "прав семейственных", которые включали в себя такие, например, деяния как отказ детей в "доставлении" нуждающимся родителям необходимых для жизни пособий и др.;

- против чужой собственности: в частности, самовольное пользование чужим имуществом и его повреждение, похищение и повреждение чужого леса, кража предмета ценой не свыше 300 рублей и т.д. Сюда же были отнесены дела о мошенничестве, "обманах" и присвоении чужого имущества; обмере, обвесе при продаже (если стоимость "предмета" также не превышала 300 рублей)*(492).

Своеобразным прообразом категории уголовных дел частного обвинения были на анализируемом историческом этапе дела "об оскорблении чести", об угрозах и насилии ("нанесение обиды устно или письменно"). Например, состав преступления имел место при обращении на "ты" с умыслом высказать этим оскорбление или презрение; угрозе "на словах" лишить кого-либо жизни или осуществить поджог (при отсутствии корыстной или иной преступной цели); насилии; расправе с оскорбителем, выразившейся, например, в нанесении легких побоев. "Дела об оскорблениях" подлежали разбирательству у мирового судьи только при наличии жалобы обратившегося.

Компетенция дореволюционных мировых судей по гражданским делам, определялась, прежде всего, "Уставом гражданского судопроизводства"; они рассматривали все иски по обязательствам, из каких бы оснований они ни возникали, а также следующие категории гражданских споров:

- иски из "личных обязательств", договоров "о движимости" при цене иска не свыше 500 рублей;

- иски о взыскании вознаграждения за ущерб и убытки, когда размер их не превышал 500 рублей;

- иски о "личных" обидах и оскорблениях;

- иски о восстановлении нарушенного владения, если при этом не оспаривалось само право владения недвижимостью;

- иски о признании прав на движимое и недвижимое имущество при цене иска не свыше 1 тыс. руб.*(493)

Мировые судьи рассматривали также дела о разделе наследства, осуществляли предварительные меры по его охране и осуществляли вызовы наследников. Также им были подсудны дела об утверждении "в правах наследства" на сумму не свыше 1 тыс. рублей; "ввод" во владение недвижимым имуществом; "уничтожение доверенности"; распределение денежной суммы между кредиторами; "разыскание" имущества казенных должников и пр.*(494)

Таким образом, можно сделать вывод о том, что компетенция мировых судей в дореволюционной России была установлена с учетом их статуса; к примеру, имело место ограничение цены иска по гражданским делам и, в целом, они разрешали "не сложные" дела. Процесс рассмотрения дел мировыми судьями отличался быстротой, а перечень разрешаемых споров был достаточно широким, что позволяет констатировать наличие позитивной роли мировой юстиции в развитии российского правосудия. "К мировым судьям, - замечает в этом плане И.Г. Шаркова, - народ потянулся с такими "мелкими" тяжбами и обидами, о которых прежде не поднимали и речи, вследствие трудности найти удовлетворение. Все, кто прежде чувствовал себя бесправным и молча сносил обиду и угнетение, пошел к "мировому" просить правосудия и заступничества. Не бывалой на Руси популярности мировой юстиции, помимо скорости разрешения дел, способствовали: вежливость, равное со всеми обращение со стороны судей. На протяжении четверти века мировые судьи функционировали, водворяя в обществе и народе идею законности и уважения к личности, охраняя имущественные права и укрепляя доверие в обороте"*(495). Действительно, в XIX в., с началом широкомасштабных реформ, принятием Судебных уставов, изменились взгляды на сущность правосудия, на задачи судопроизводства. "В лице мировых судей, - справедливо полагал И.Я. Фойницкий, - Судебные уставы желали дать местному населению не столько юристов-специалистов, сколько лиц, к которым оно могло бы обращаться как к авторитетным посредникам своих мелких споров, высшее качество правосудия которых - примирение"*(496).

Мировые суды, тем не менее, не соответствовали общему бюрократическому строю государства и, Законом 1889 г., вместо них на большей части территории Российской Империи были введены судебно-административные органы (земские начальники, городские судьи, губернские собрания), которые обладали как судебной, так и административной властью*(497). Вместе с тем, и на данном промежутке времени мировой суд сохранился в г. Москве, на окраинах России (хотя, как замечают исследователи, "в несколько урезанном варианте"), а также в Санкт-Петербурге, Одессе и некоторых других крупных городах*(498). Справедливо мнение о том, что, например, в столице упразднить его просто побоялись - настолько он был связан с жизнью общества, ассоциировался с гражданскими правами и свободами. Возобновление функционирования мировых судов планировалось в 1912 г., но не состоялось из-за начавшейся первой мировой войны. Дальнейшие события хорошо известны: после 1917 г. в России деятельность мирового суда, как и подавляющего большинства иных государственных структур, была прекращена.

Таким образом, институт мировой юстиции был сформирован в России достаточно давно; позитивный опыт работы мировых судей, как в дореволюционной России, так и в зарубежных странах способствовал реализации планов возрождения института мировой юстиции в Российской Федерации в конце прошлого века*(499). Создание "мировых судов" было подлинным велением времени, в том числе, и по причине того, что суды оказались не в состоянии справиться с увеличивавшимся количеством дел; нужно было искать новые формы отправления правосудия, отвечающие критериям правового демократического государства. Подобное решение, во многом, было обусловлено не только целью возродить получивший уважение среди населения институт, но, прежде всего, обеспечить доступность судебной защиты, воплотить в сфере отправления правосудия конституционный принцип федерализма*(500).

Таким образом, можно констатировать, что с древнейших времен государство опиралось на лиц, пользующихся доверием людей, наделяя их властными полномочиями, а затем и создавая "местные суды", которые в последующем получили статус органов государственной власти и стали пользоваться всенародным уважением. Обращает на себя внимание достаточно рациональная практика организации дореволюционной мировой юстиции, а также крестьянских волостных судов, опыт которых мог бы быть использован в современной России. Во-первых, создавались мировые суды как судебные органы (а не "участки" как ныне). Во-вторых, немаловажную роль для повышения авторитета суда играли выборы мировых судей, участие граждан в отправлении правосудия в волостных судах. И, в-третьих, институт "почетных" и "добавочных" мировых судей позволял избежать чрезмерной нагрузки на них и, как следствие, судебной волокиты. В целом, автору представляется, что статус мировых судей субъектов РФ должен быть подвержен определенной трансформации; резервы для его дальнейшего совершенствования следует искать, в том числе, в позитивном отечественном историческом опыте.