§ 2. Риторика в Средневековье и эпоху Нового времени

В эпоху Средневековья право на речь замкнулось в пределах двух сословий, главенствовавших в общественной жизни – аристократического и духовного. Области научного, судебного и политического красноречия в Средние века были очень ограничены, к тому же постоянно соприкасались с духовным красноречием. Однако, по мнению Н.В. Сперанского, обучение красноречию в средневековых школах имело мало общего с риторикой и сводилось к искусству составлять акты делового и правового характера.

По мере роста притязаний папского престола на доминирующее положение в западном мире, не только в духовном, но и светском образовании примерно с XII века усиливалась тенденция насаждения исключительно христианской науки схоластики².

Для Средневековья характерна восходящая к Платону интерпретация диалектики и риторики как родственных искусств, содержащая правила создания двух различных родов речей: ученой беседы, происходящей между двумя образованными собеседниками, и речи, произносимой хорошо подготовленным оратором перед необразованной аудиторией. Эти взгляды отразились в повсеместном употреблении в университетском образовании жанров диспута и лекции как основных форм учебных занятий.

Риторика в Средние века была востребована преимущественно на церковных кафедрах, в университетах и судах. Оценки средневекового периода в истории судебного красноречия в литературе обычно связывают с церковной инквизицией, суды которой строились на иррациональных началах «охоты на ведьм» и борьбы с еретичеством. Лучшие ораторы Средневековья, такие как Фома Аквинский или Ян Гус, приобрели свою славу не судебными речами, а религиозными проповедями, а характерная для судоговорения деловая аргументация и основанное на ней убеждение были практически полностью вытеснены внушением.

О самом судебном красноречии можно говорить, лишь начиная с XV века даже во Франции, где адвокатура при судах рано заняла достаточно важное место, а применение законов зачастую ограничивалось или подменялось ссылками на религиозные установления.

Очень показательна в этом отношении речь адвоката монаха Жана Пти в знаменитейшем процессе об убийстве герцога Людовика Орлеанского герцогом Жаном Бургундским (1407)³. Главная часть речи строилась вокруг тезиса, выраженного текстом Священного Писания «Radix omnium malorum cupiditas» (лат. «жадность – корень всех зол»), из которого делалось два вывода о том, что алчность порождает отступничество, и она же порождает предателей. Эти два злодеяния – отступничество и предательство – разделялись и подразделялись, а затем и демонстрировались примерами (по три на каждый тезис): Люцифера⁴, Авессалома⁵ и Аталии⁶, причём в речи приводился даже разговор сатаны с Архангелом Михаилом. «Все лица, увлечённые жадностью, подлежат смерти»: в пользу этого центрального положения речи – правомерности политического убийства – оратор приводил двенадцать доказательств в честь двенадцати апостолов. Три доказательства опирались на авторитет святых отцов, три цитаты были заимствованы из Священного Писания, а три – из высказываний философов. В заключительной части речи после многочисленных обвинений Людовика в черной магии, подробной передачи фактов его сношения со злыми духами, волхований и заклинаний делался вывод, что герцог Орлеанский был вероотступником и изменником, злоумышлявшим против жизни и здоровья короля. В конце концов, Жан Пти переходил к утверждению, что убийца такого человека, герцог Бургундский, «должен быть приятным королю, который обязан вознаградить его в трех отношениях: в любви, в почестях и богатстве по примеру наград, сделанных Архангелу Михаилу».

Как можно заметить, в аргументации защитительной речи нет и намёка на существовавшие в то время нормы уголовного права, вся речь строится на незыблемом в Средневековье авторитете Священного Писания.

Возрождение привнесло немного нового в развитие взглядов на риторику. Право на речь всё ещё было привилегией высших сословий; возвращение в образование сочинений Цицерона, Вергилия, Овидия, Тита Ливия, Гомера, Гесиода, Феокрита, греческих трагиков и историков ограничивалось учебными заведениями для знати. В университетах схоластическая премудрость с её ориентацией на религиозные сюжеты и тексты отчасти продолжала сохранять свои позиции. Изменения касались в основном стремления к изучению языков, позволявших обращаться к подлиннику, избавляясь от сковывающего мысль влияния научных авторитетов его толкователей, что привело к возникновению движения Реформации.

Характеристика эпохи Возрождения обычно ассоциируется с французскими судебными деятелями XV-XVIII веков вплоть до Великой Французской революции, давшей миру систему разделения властей и переход к демократическим принципам формирования органов судебной власти и организации судебных процессов. Эпоха Возрождения представляет интерес прежде всего своими переходными формами от церковных риторических канонов к светским, от аргументов, апеллирующих к Божьему промыслу и к авторитетам церковных лидеров, к сугубо правовым доводам и ссылкам на писаное право. Тогда же появляются и теоретические труды по ораторскому искусству, в которых прослеживается античная правовая традиция. Так, знаменитый теоретический труд французского адвоката Антуана Луазеля «Диалог адвокатов», изданный в начале XVII века, по форме и содержанию напоминал сочинение древнеримского философа Тацита «Диалог об ораторах» и «диалоги» Цицерона о судебном красноречии. Интерес французских юристов к античным трудам по теоретическим основам юридического красноречия хронологически совпал с возрождением общественного интереса к римскому праву.

Конец XVII века – это ещё и начало формирования в Англии классической модели суда присяжных, которая сама по себе способствовала развитию всех юридических профессий в том их варианте, в котором они дошли до современности. в суде присяжных убеждение словом и доказательствами, предоставленными сторонами, приобрело решающее значение.