2833.Западная философия от истоков до наших дней. Книга 4. От романтизма до н

6. ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР И «ЗАКАТ ЕВРОПЫ»

Книга «Закат Европы» прославила ее автора, Освальда Шпен­ глера (1880—1936), который связал крах Германии (два тома книги вышли в 1918 и 1922 г.) с гибелью западной цивилизации вообще. Различие между природой и историей Шпенглер возводит в ранг метафизического: «Реальность есть природа, поскольку подчиняет любое становящееся ставшему, но она есть история, поскольку подчиняет все ставшее становящемуся». В природе доминирует механическая необходимость, история — царство органической необходимости. Именно поэтому история может быть понята через переживание (Erlebnis), путем интуитивного проникновения в формы исторического развития. «У человечества нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, как нет цели у бабочек или орхидей. “Человечество” — зоологическое понятие, слово, лишенное какого бы то ни было смысла». «Пустой картине всеобщего исторического развития как линеарного процесса» Шпенглер противопоставил «спектакль множества сильных цивилизаций, расцветших благода­ ря первобытной силе, вышедших из материнского лона земли». Цивилизации следует понимать как «организмы, всеобщая исто­ рия — их сводная биография».

Подобно любым организмам, цивилизации рождаются, созре­ вают, увядают и уходят безвозвратно. В замкнутом пространстве цивилизации мораль, философия, право несут абсолютный смысл, но за его пределами не имеют смысла «Сколько цивилизаций, столько и моральных систем». Каждая цивилизация создает соб­ ственные ценности, совершенно отличные от ценностей других цивилизаций. Релятивистский абсолютизм ценностей у Шпенглера состоит в приписывании абсолютного смысла ценностям какой-то цивилизации, но относительно только ее одной.

Как и организмы, цивилизации обречены на гибель. «Когда цель достигнута и полнота внутренних возможностей исчерпана, цивилизация внезапно коченеет, она принимает направление к смерти, кровь сворачивается, силы убывают, наступает стадия упадка». Моральный и религиозный кризис Шпенглер усматривает в торжестве эгалитаристских тенденций, демократии и социализма: «Опрокидывание всех ценностей», о котором красноречиво говорил еще Ницше, по мнению Шпенглера, является несомнен­ ным симптомом заката западной цивилизации.

К нацизму прямого отношения философ не имел, но его сочинения «Пруссачество и социализм» (1920), «Политические обя­ занности и немецкая молодежь» (1924), «Восстановление германской

империи» (1924), «Человек и техника» (1931), «Годы решения» (1933) сыграли немалую роль в идеологической подготовке нацистского режима, ибо полемически направлены против демократии; либе­ рализма, парламентаризма и капитализма.

7.ЭРНСТ ТРЁЛЬЧ

ИАБСОЛЮТНОСТЬ РЕЛИГИОЗНЫХ ЦЕННОСТЕЙ

Сложная тематика между историческим становлением и вечными ценностями в рамках историцизма заинтересовала Эрнста Трёльча (1865—1923). Основная проблема, по его мнению, в том, как исто­ рическая обусловленность любой формы религии согласуется с претензией религии на обладание абсолютной ценностью. Трёльч не согласен и с позитивистским пониманием религии как примитивной формы жизни и самосознания человечества, и с романтическиидеалистическим пониманием различных религий как реализации универсальной сущности. Религии (включая христианство) тоже суть исторически индивидуальные факты. Однако, утверждает он в рабо­ те «Абсолютность христианства и история религии» (1902), обуслов­ ленность исторического феномена не лишает его значимости. Рели­ гии, несмотря на историческую и экономическую (вполне по Марксу) детерминацию, имеют свои автономные причины. Опреде­ ленные религиозные события суть продукты некоторых религиозных по природе факторов. Эту независимость религии от природной каузальности Трёльч склонен объяснять присутствием Бога в конеч­ ном. Христианство, по его мнению, превосходит другие религии именно благодаря открытому признанию действия Бога в истории. Так «сама история распределяет содержание духовной жизни между миллиардами людей», но «ее тайна известна только Богу».

Такая позиция не могла не расходиться с историцистским реля­ тивизмом. «Относительность ценностей, — читаем мы в книге “Историцизм и его ценности”, — только тогда осмысленна, когда релятивное соотносится с чем-то абсолютным, живым и творящим, в противном случае нет никаких ценностей, а есть лишь голая относительность». Абсолют — «воля к творению форм, которая в конечных духах становится самосотворением, прорастающим из самого основания и Божественного импульса».

8. МЕЙНЕКЕ И ПОИСК ВЕЧНОГО В МГНОВЕНИИ

Историк Германии Нового времени Фридрих Мейнеке (1862— 1954) в своей книге «Основание государства в новой истории» (1924) сумел разглядеть в государстве функцию моста между силовым импульсом (Kratos) и началом моральной ответственности (Ethos). Недостаток историцизма, по его мнению, в том, что «в каждой исторической формации, институте, идее, идеологии историцист видиттолько преходящий момент бесконечного становления». Такая точка зрения породила релятивизм. Все, таким образом, относитель­ но. Для нейтрализации разъедающего эффекта историцизма есть, по Мейнике, три выхода. Путь первый — романтический — идеализа­ ции прошлого как золотого века Второй устремлен в будущее —* путь оптимизма Но и у одного, и у другого тот недостаток, что они не выходят за пределы горизонтальной плоскости и находятся внут­ ри исторического потока. Но существует третий путь, способный нейтрализовать яд историцизма Эго вертикальный путь Гёте, Ранке, Трёльча, для которого характерен взгляд на исторический поток сверху. Он не игнорирует горизонтальное измерение истории, и относительные человеческие цели неплохо уживаются с абсолютны­ миценностями. Третий путь «подталкивает искать и находить вечное в мгновении, абсолютное — в личном и индивидуальном». Такую точку зрения отстаивает философ в сочинении «Происхождение историцизма» (1936).

4) по методологии социально-исторических наук « "Объективность” социально-научного и социально-политического познания» (1904), «Кри­ тические исследования в области логики наук о культуре» (1906), «О некоторых категориях понимающей социологии» (1913), «Смысл “свободы от оценки " в социологической и экономической науке» (1917), «Политика как призвание и профессия» (1919), «Наука как призвание и профессия» (1920).

Критикуя историческую школу экономистов (Рошера, Книса, Гильдебранда), Вебер последовательно отстаивал логическую и тео­ ретическую автономию науки, которая не может опираться на мета­ физическую посылку о «духе народа», создающем, как думал Савиньи, правовые и экономические системы и языки. «Дух народа», по Веберу, — это одна из многих культурных составляющих, и реаль­ ным фундаментом всех социальных феноменов он быть не может.

Вебер критикует исторический материализм за догматизацию отношений производственных форм труда (так называемаго базиса) с другими социально-культурными феноменами (надстройкой). От­ личая обобщающий метод от метода индивидуализации, Вебер все же подчеркивает, что операция выделения не есть нечто, принадле­ жащее объекту исследования, а является результатом отбора фактов ученым, выделяющим свой предмет из множества других. Полеми­ зируя с Дильтеем (и точкой зрения о примате психологии), Вебер утверждает, что привилегированных наук нет. Цель науки —постичь истину, описать и объяснить реальность. Эта задача бесконечна. Познание не может дать дефинитивно-интегрального воспроизведе­ ния реальности. Беспрестанно преодолевать себя и инерцию собст­ венного мышления — таков долг ученого.

2. «НАУКОУЧЕНИЕ»:

ЦЕЛЬ И ПРЕДМЕТ ИСТОРИКО-СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

Цель науки и задача ученого — описывая и объясняя, устанав­ ливать истину. Это относится и к историографии, которую инте­ ресует реальная, а значит, индивидуальная конфигурация событий. Такая же цель стоит перед социальными науками, интерес которых направлен на типическое в социальном действии, т. е. действии, совершаемом в постоянном соотнесении с другими.

В работе «Хозяйство и общество» Вебер говорит о четырех типах социального действия: 1) рациональное поведение в отношении к некой цели (например, инженера, строящего мост); 2) рациональное

действие в отношении к ценности (например, капитана, не покида­ ющего тонущий корабль и сохраняющего тем самым верность офи­ церскому долгу); 3) аффективное действие (под влиянием настро­ ения); 4) традиционное действие (продиктованное обычаями и верованиями и ставшее второй натурой). Хотя в жизни все эти формы мы находим в смешении, все же, чтобы понять социальную жизнь, их классификация необходима.

Ни статистические данные, ни интуицию нельзя, по мнению философа, положить в основание историко-социальных наук. Ин­ туиция находится в чувственной сфере, в то время как наука должна быть контролируема. Пережитый опыт (Nacherleben, Erlebnisse) не может заменить понятия, ибо он персонален и как таковой усколь­ зает от доказательств. Посредством его нельзя воспроизвести собы­ тие — мы просто реализуем новый опыт. Поэтому нужен научный метод с необходимыми правилами и доказательствами.

3. ВОПРОС «СООТНЕСЕНИЯ С ЦЕННОСТЯМИ»

Понятно, что для Вебера есть только одна наука, ибо критерий научности один в естествознании, истории и социологии. Речь идет о каузальных объяснениях. Вместе с тем, совсем нетрудно увидеть, что любая причинная трактовка фрагментарна и частична по отно­ шению к реальности (например, экономические факторы Первой мировой войны не объясняют всех ее событий). А поскольку реаль­ ность как экстенсивно, так и интенсивно бесконечна, каузальная регрессия уведет нас в дурную бесконечность. И все же мы доволь­ ствуемся определенными (а не всеми) аспектами становящейся реальности, а значит, отбираем как изучаемые феномены, так и точки зрения на них. Так как же функционирует такая селекция?

Вебер согласен здесь с Риккертом: селекция функционирует через соотнесение с ценностями. В этом пункте необходимо понять, что соотнесение с ценностями (Wertbeziehung) никак не связано с цен­ ностным суждением или с этической оценкой. Вебер категоричен: прославляющим и проклинающим суждениям нет места в науке, ибо хула и слава всегда субъективны. Но соотнесение с ценностями у Вебера не связано и с какой-то объективной и всеобщей системой ценностей, системой sub specie aetemitatis. Дилътей констатировал наличие «анархии ценностей» в современном мире. Вебер принима­ ет этот релятивизм. Живое существо, пишет Вебер, не может не чувствовать в себе борьбу множества ценностей между собой, и,

выбирая, мы всегда чем-то жертвуем. Для самого Вебера так или иначе характерен этический политеизм ценностей.

Так что же разумеет Вебер под выражением «соотнесение с ценностями» («валютативный референт»)? Это не вынесение цен­ ностных суждений и не признание абсолютных и безусловных ценностей. Речь идет, коротко говоря, о принципе выбора, устанав­ ливающем направление поиска для причинного объяснения фено­ менов. У реальности нет границ, но социолог и историк интересу­ ются лишь определенными явлениями и их аспектами. Скажем, феномены религии, денег, коррупции изучаются постольку, по­ скольку они задевают наши культурные интересы, и наш познава­ тельный импульс ориентирован на этот сектор реальности. Историк, таким образом, занимается теми аспектами происходящего, которые могут быть поняты лишь с определенной точки зрения.

4. ТЕОРИЯ «ИДЕАЛЬНОГО ТИПА»

Язык социолога или историка заметным образом отличается от языка математика или физика: в нем мало точности. В целях придания строгости языку социальных наук Вебер предложил тео­ рию «идеальных типов». К идеальному типу, пишет он, мы прихо­ дим, акцентируя ту или иную точку зрения, с которой очевидна связь некоего множества различных феноменов, выраженных в большей или меньшей мере. Получающаяся в итоге концептуальная картина не есть нечто эмпирически данное. Она утопична, и задача историка в каждом отдельном случае состоит в том, чтобы констатировал, большую или меньшую дистанцию, разделяющую идеальный тип и реальность.

Теперь понятно, что «идеальный тип» играет роль методологи­ ческого инструмента или, если угодно, является эвристическим приемом. Понятия христианства, гражданской экономики, капита­ лизма, церкви, секты и т. п. нам нужны, чтобы соизмерять и сравнивать с ними реальность, определяя степень близости или отдаленности от данной модели. Можно сказать, что: 1) идеальные типы не отражают и не повторяют подлинной реальности; 2) иде­ альные типы чем дальше, тем лучше выражают различные аспекты реальности; 3) идеальные типы не должны смешиваться с оценкой или ценностью; 4) в идеально-типичном выражено ограниченное единообразие событий.

5. ОБЪЕКТИВНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

ИНЕРАВНОЦЕННОСТЬ ПРИЧИН ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ

Исследуя средневековое коммерческое право эпохи рождения капитализма и т. п ., историк отдает себе отчет в их индивидуальнос­ ти. А это значит, что он способен их объяснить. Но объяснить — значит воспользоваться всеобщими понятиями из области номологических наук. Другими словами, чтобы объяснить исторические факты, требуется знание законов. И историк берет их из социологии, вскрывающей связь и регулярность человеческого поведения.

Нельзя не заметить, что, объясняя факт, историк обращается к констелляции причин. Однако не все они имеют одинаковый вес. И проблема, стало быть, такова: как в процессе верификации собы­ тия установить вес той или иной причины? Общие суждения наде­ ляют одни причины большим значением, чем другие. И такое неравенство причин-антецедентов, говорит Вебер, можно прове­ рить, вообразив и построив на основе изучения источников некую картину возможного развития. Исключив при этом одну причину, можно определить вес другой. Конструкция объективной возмож­ ности, т. е. суждения, основанного на всестороннем знании предме­ та, дает шанс проследить, как могли бы обстоять дела, чтобы лучше понять, что же случилось на самом деле. Например, если бы в греко-персидских войнах выиграли персы, то, похоже (заметим, Вебер не детерминист), и в Греции победила бы теократическая религиозная культура, основанная на предсказаниях оракулов вос­ точных мистерий. Понятно поэтому, что победа при Марафоне — истинная причина последующего свободного развития Греции.

6. СПОР ПО ПОВОДУ «ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ ОЦЕНКИ»

Вебер проводит границу между знанием и оценкой, суждениями о фактах и суждениями о ценностях, между сущим и должным. Социальная наука объясняет, а не оценивает. В этом смысле она «авалютативна», ценностно нейтральна, свободна от оценки, т. е. ищет истину, почему случилось так, а не иначе. Такая позиция Вебера имела две цели: эпистемологическую цель защиты свободы научной мысли от этико-политико-религиозных вторжений и

этико-педагогическую цель защиты от демагогов (среди которых самыми опасными ему казались «кафедральные социалисты»).

Под воздержанием от оценок Вебер понимает следующие момента.

1.Профессор обязан отделять в себе ученого от политика.

2.Поскольку слушающий студент пассивен, то ученый, высказы­ вая политические убеждения с кафедры, не должен злоупотреблять своим положением. Было бы слишком удобно демонстрировать свои партийные убеждения там, где присутствующие — в том числе, возможно, инакомыслящие — вынуждены молчать.

3.Установив различие между наукой и политикой, Вебер пояс­ няет, что, например, анархист, принципиально отрицающий цен­

ность конвенций и права, может быть блестящим профессором права именно в силу своей способности ставить под сомнение понятия, кажущиеся очевидными юристам.

4.Нельзя терпеть, когда за научные истины преподаватель выдает свои субъективные мнения.

5.Наличие университетской специализации и свободы мнений исключает ситуацию, когда к предмету преподавания примешивают пророчества и глобальные оценки. Не существует такой специали­ зации, как преподавание пророчеств.

6. Профессор, смешивающий строгий анализ с ценностными

суждениями, завоевывает успех сомнительным способом. В самом деле, нет ничего проще, как играть роль реформатора там, где никто не задумывается о требуемых силах и практических путях реформи­ рования.

7. Студента из страха перед экзаменами и неясности собственных предпочтений вынуждены молчаливо принимать то, что произно­ сится с кафедры.

8. Простая порядочность поэтому требует для пропаганды своих взглядов использовать не кафедру, а общественные трибуны.

9. Служение истине, а не группам давления, начальникам, друзьям и сватам составляет суть профессии преподавателя.

10.Если аудитория становится местом идеологических баталий, то необходимо дать слово и оппонентам, не занимающим важные поста.

11.Если профессор во время лекции не смог удержаться от оценочных суждений, он должен иметь мужество указать публично, что логически или эмпирически обосновано, а что является оценкой, или субъективным убеждением.

12. Преподаватель не должен использовать свое положение для пропаганды собственных предпочтений. Из этого следует, что у преподавателя две обязанности: а) быть ученым и научить других, как им стать; б) иметь мужество подвергнуть обсуждению свои личные ценности там, где они могут встретить компетентную критику.