48339

Историко-политологический семинар

.

---------- О-----------

44

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

Доклад

Исторические корни «номенклатурной революции» 90-х годов XX века в России: генезис, эволюция, механизмы функционирования авторитарнобюрократической системы

Ю.В. Аксютин, доктор исторических наук В.В. Журавлев, доктор исторических наук

В рамках краткого периода своего пребывания на вершине кремлевского холма власти Ю.В. Андропов успел опубликовать в журнале «Коммунист» теоретическую статью, лейтмотивом которой стал тезис о том, что мы не знаем общества, в котором живем. Реальная действительность двух минувших с тех пор десятилетий не только не прояснила, но несравненно осложнила, более того — запутала ситуацию, связанную с возможностью адекватного осмысления данной проблемы. Одно, однако, осталось практически неизменным: могучая армия отечественного чиновничества как была в советскую эпоху, так и осталась сегодня во многом «terra incognita» — непредсказуемой социальной силой, спрогнозировать объективные результаты и последствия кипучей энергии которой — энергии, нацеленной на свое социально-экономическое, политическое, правовое, материальное, иное самоутверждение — для судеб государства и общества практически невозможно. Вот почему так важно понять обстоятельства становления, анатомию, эволюцию механизмов функционирования и краха той системы власти, которая была характерна для одной шестой части Земли на протяжении двух третей XX века. Ибо несущие конструкции ее не рухнули вместе с советским строем. Мало того, обретя новое качество, они дают знать о себе по сей день.

Имя этой модели властвования и образа социальной жизнедеятельности общества в целом — авторитарно-бюрократическая система. Все, что на протяжении десятилетий советской истории определяло стиль и способ существования социализма, а также расхожде-

Историко-политологический семинар

ния реальных экономических, социальных, политических практик с действующими (а чаще только декларируемыми) формально-право- выми институтами, являлось не чем иным, как способом существования данной системы власти и общества, проявлением ее формообразующих признаков. Доказательством тому может служить огромный эмпирический материал, собранный отечественными историками советского общества, обширный круг источников, позволяющий осмысливать этот период под указанным углом зрения.

Отсюда вытекает задача оценить историческую судьбу этой системы с позиций внутренней логики ее становления, эволюции и перехода в иное состояние. Подобная оценка позволит подойти к выявлению исторических корней «номенклатурной революции» 90-х годов XX века в России.

* * * На закате «перестройки» (конец 80-х годов — 1991 г.) в ходу у всех на устах была вброшенная Гавриилом Поповым дефиниция, способная, как тогда многим казалось, раскрыть суть советского строя: «административно-командная система». Ее на все лады — к месту и не к месту, но обязательно со ссылкой на Попова как на «демиурга» этого понятия — воспроизводили экономисты, политологи, социологи, историки, даже философы. Между тем дефиниция эта, во-первых, введена в оборот еще Л.Д. Троцким для характеристики «деформаций» (как тогда представлялось) в процессе становления советского общества 20-х годов, начинавших принимать системный и системообразующий характер. Во-вторых, данное понятие, по нашему (докладчиков) убеждению, не способно ухватить и охарактеризовать суть и формообразующие черты строя, существовавшего в СССР. Ибо любая общественная система прошлого и настоящего может быть охарактеризована - с теми или иными поправками и уточнениями - как административно-командная, если подходить к ней с позиций цементирующего ее государственного начала. С уровня этого критерия всякая социальная общность, организуемая государством, испытывает на себе действие таких непременных функций государства, как администрирование и принуждение (командование), понуждающих граждан к организации своей жизнедеятельности в русле устанавливаемых этим государством норм и институтов. Для характеристики советской общественной системы в координатах присущих ей общего и специфического, на наш взгляд, лучше подходит другое понятие — «авторитарнобюрократическая система». При этом под авторитарностью важно понимать не только форму власти («авторитаризм»), но и стиль жизни, пронизывающий отно-

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

шения в таком обществе на всех его уровнях, стиль мышления, стиль поведения как тех, кого можно считать субъектами авторитарного диктата, так и тех, кто служит массовым объектом этого диктата. Особенность пирамиды такого общества состоит в том, что практически каждый в нем является и субъектом и объектом авторитарного диктата, ибо диктат этот с самого верха спускается вниз, стремясь достичь уровня «первичной ячейки» общества, насаждая или поощряя определенные принципы во взаимоотношениях даже внутри семьи — мужа и жены, родителей и детей. Другое дело, что тут он не всегда срабатывал, но тем не менее такая тоталитарная тенденция имела место. Этот «рассеянный авторитаризм», пропагандируемый и внедряемый во все сферы и на всех уровнях общественных отношений1 , предполагает непременно наличие вождя, возвышающегося на вершине этой пирамиды. К нему сходится, на нем замыкается все, что происходит и должно происходить внутри данной системы.

Чтобы такая система функционировала, она должна иметь сильную и разветвленную властную вертикаль в виде пронизывающего все общество чиновничье-бюрократической иерархии полуфеодального типа. Ее особенность в том, что она изначально ориентирована на служение не обществу, а вождю — «сюзерену» и символу системы, имеющему ничем не ограничиваемые на практике права использовать всю имеющуюся в стране армию чиновников в качестве своих «вассалов». Но он не только неограниченный повелитель. Вождь — обязательный атрибут того, что призвано создать иллюзию всеобщего равенства — равенства не перед законом, а перед вождем, вольным казнить и миловать любого.

Существовавшие в стране с 1917 по 1991 годы политический режим и социально-экономическая система, которая определяется нами как авторитарно-бюрократическая система, имеют и много других обозначений, более или менее точно отражающих их отдельные стороны. Режим был по форме советский и коммунистический, а по существу революционный, военно-мобилизационный. Система, по сути, тоже была военно-мобилизационная, призванная преодолевать и успешно преодолевавшая гигантские трудности, создаваемые как внешними, так и внутренними обстоятельствами чрезвычайного характера. Она могла поставить перед собою, казалось бы, непосильные задачи, и тем не менее находила силы и средства, чтобы решить их. Яркие примеры тому — план электрификации России, индустриальный скачок, сплошная коллективизация крестьянства, победа в Великой Отечественной войне, атомный и ракетный проекты, освоение целины. Заметим, что почти все эти задачи носили ярко выраженный модернизационный характер и имели целью дог-

Историко-политологический семинар

нать и перегнать наиболее развитые в экономическом отношении

страны.

Но в экономике, как и в живой природе, действует закон сохранения энергии. Ресурсы, взятые для срочного решения одной задачи, изымались государством из других секторов народного хозяйства. Это приводило к тому, что одни секторы развивались небывало быстрыми темпами, а другие отставали или даже деградировали, как, например, аграрный. Даже внутри отдельных отраслей могли быть предприятия довольно современные по уровню техники и технологии и удивительно отсталые. На текстильной фабрике имени Ногина в Вичуге, допустим, ткацкие станки-полуавтоматы английского производства 20-х годов продолжили работать и в 1968 году. А Чер-мозский металлургический завод на Верхней Каме долгое время и после войны продолжал действовать в таком же виде, в каком его видели прежние хозяева князья Абамелек-Лазаревы, хотя и перед теми стоял вопрос о его закрытии за нерентабельностью.

По мере роста масштабов экономики неоднократно ставился вопрос о необходимости исправления такого рода диспропорций. Сталин в 1934 году, Маленков в 1953 году и Брежнев в 1971 году собирались подтянуть производство средств потребления к производству средств производства. Но ничего существенного из намеченного ими в жизнь претворено не было. Хрущев сделал заметный поворот в сторону решения жилищной проблемы. Его курс на расширенное жилищное строительство был продолжен и при Брежневе. Но сегодня особенно очевидно, что взятые тогда масштабы и темпы оказались недостаточными.

* * * Становление авторитарнобюрократической системы происходило в первые после революции десять лет путем трансформации, перерождения революционной диктатуры, образовавшейся в результате прихода к власти большевиков. Процесс нового государственного строительства шел в сложных, чрезвычайных условиях гражданской войны, когда приходилось больше налегать на принуждение, чем на поощрение. Это заставляло большевиков постоянно идти на нарушение установленных ими же порядков. Расхождение между декларациями и действительностью было, пожалуй, одной из наиболее характерных черт становления новой системы. И трудно винить в этом

кого-либо лично.

В апреле 1917 года Ленин очень точно отмечал преимущества советской избирательной системы во время революции по сравнению с обычной, парламентской: она охватывает самые активные

48

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

слои (рабочих и солдат) и в каждый данный момент отвечает их политическим симпатиям и антипатиям. Именно на волне этих симпатий и антипатий большевики приобрели осенью того же года большинство в Советах и смогли захватить власть. Но к лету следующего года революционные настроения заметно схлынули, и меньшевики с эсерами стали возвращать свое былое влияние в Советах. Дабы остановить эту тенденцию, стали прибегать к чрезвычайным мерам. Они включали в себя отказ в признании законными те перевыборы, которые заканчивались поражением большевиков, изгнание из Советов оппозиционных социалистических партий, передачу властных функций Советов их исполкомам и превращение этих самих Советов в некое подобие институированных митингов, время от времени собираемых для выслушивания речей своих руководителей и принятия резолюций. Тайные выборы депутатов путем подачи записок были давно заменены открытым голосованием путем поднятия рук. Также формально депутаты выбирали своих руководителей, утверждая те кандидатуры, которые предлагались им партийными комитетами большевиков. А те, в свою очередь, следовали указаниям и рекомендациям, исходящим из ЦК РКП(б) в лице его Оргбюро и орграспредотдела. И в этом тоже не было какого-то злого умысла со стороны Ленина и Свердлова.

Своеволие региональных и местных руководителей, их нежелание считаться с общими интересами мешали мобилизации ресурсов для выполнения тех задач, которые вставали перед центром. Характерно, что сетования председателя Московского губисполкома ТВ. Сапронова, лидера группы «демократического централизма», на то, что ЦК и ВЦИК превращают их в простых исполнителей своей воли, в точности повторялись председателями уездных исполкомов, только жаловались они в ЦК и ВЦИК на тяжелую руку Сапронова. Ленин и большевики очень умело разыгрывали в ходе гражданской войны национальную карту. Шестидесятитысячное башкирское войско, державшее фронт между Уфой и Оренбургом, изменило Колчаку и 20 февраля 1919 года перешло на сторону Красной Армии в обмен на обещание автономии2. Но та автономия, которая была предоставлена Башкирии, ни по территории, ни по полномочиям не могла удовлетворить их национальных лидеров, а постоянное и все время возрастающее давление со стороны местных (уфимских и оренбургских) большевиков и центра, наконец, односторонний пересмотр Москвой ранее заключенного соглашения об автономии заставили вождя башкир 3. Валидова бежать в Туркестан, а затем в Турцию3. Лишь после этого центр вынужден был согласиться на упразднение Уфимской губернии и включении всех ее уездов в состав

49

Историко-политологический семинар

Башреспублики4, автономия которой, впрочем, к этому была сведена к минимуму. По схожему сценарию развивались события и в других автономиях — Татарии, Горской республике, Дагестане. В формально независимой Украине в 1919 — 1920 годах Ленин несколько раз менял персональный состав партийного и советского руководства, и каждый раз по причине чрезмерной «самостийности». Так что обнаружившиеся в конце 1922 года разногласия Ленина со Сталиным по грузинскому и вообще национальному вопросу не стоит преувеличивать, они касались тактики, методов, масштабов уступок и способов их преподнесения.

Ленин был прежде всего вождем восставших низов. Но оказалось, что мало захватить власть и удержать ее, мало приступить к разрушению старых порядков. Надо уметь еще пользоваться властью для создания новых порядков, не говоря уже об элементарнейшем поддержании жизни людей, устремившихся к светлому будущему, но лишенных (в результате войны и разрухи) элементарнейших условий человеческого существования. Большевистская партийная верхушка буквально на следующий день после того, как встала у кормила власти в России, почувствовала, что в массе своей не способна профессионально управлять текущей жизнью страны. Людей, обладавших добротными организационными талантами, среди революционных агитаторов оказалось не так уж много. Ленину пришлось немало постараться, чтобы, например, снова привлечь на свою сторону Л.Б. Красина, в прошлом возглавлявшего боевую организацию большевиков, а потом занявшегося бизнесом и ставшего представителем германского электротехнического концерна «Симменс» в России.

Без соответствующего аппарата управления руководить государством и обществом оказалось невозможным. А аппарат этот, доставшийся большевикам от прежней власти, не хотел служить им. Чтобы овладеть им, чтобы преодолеть его сопротивление, саботаж, потребовалось затратить много сил, в том числе прибегнуть и к репрессиям.

Отношение к интеллигенции, к специалистам, таким образом, стало еще одной проблемой, изначально появившейся в момент взятия большевиками власти и так и не решенной определенным образом в течение последующих 74 лет.

Еще в сентябре 1917 года Ленин полагал, что никакой проблемы с ними не будет, что им все равно, из чьих рук кормиться, поэтому они не будут сопротивляться свержению буржуазии, а со временем, получив от пролетарского государства несравнимую с прежней гигантскую перспективу развития производительных сил в деле модернизации страны, целиком и полностью ей отдадутся. Надо лишь изо-

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

лировать от основной массы буржуазную верхушку, вполне, может быть, и репрессировав ее. Но первые дни и недели новой власти опровергли эти прогнозы. Буржуазия, полагая, что все это ненадолго, и озабоченная сохранением своего основного капитала, фабрик и заводов, вовсе не спешила, как принято считать, встать во главе контрреволюции. Другое дело массы средних слоев. Служащие государственных учреждений, общественных организаций, частных и муниципальных предприятий сразу же подняли свой голос против подавления свободы слова и угрозы установления диктатуры. Их отказ подчиняться распоряжениям новой власти, их забастовки стали первым массовым актом сопротивления ей, если не считать отдельных, локальных и не совпадавших по времени попыток прибегнуть к военной силе юнкеров и отчасти офицеров, то есть тех же средних слоев. И первые опыты применения репрессий большевики начали применять как раз по отношению к этим «саботажникам». А антибуржуазно настроенные низы их в этом активно поддержали.

Заметим в скобках, не раз в дальнейшем, когда казалось, что рабочие и крестьяне, а вместе с ними и красноармейцы и краснофлотцы вот-вот потеряют терпение и скажут своим правителям, чтобы они убирались прочь, советские служащие, опасаясь оказаться крайними, искали спасения у власти именно от угрозы погромов, угрозы вовсе не пустой. Так, самоубийством закончилась травля инженера В.В. Ольденборгера рабочими Московской водокачки в 1921 году.

Поначалу Ленин полагал, что «страха ради» и за неимением другой перспективы чиновники в конце концов вынуждены будут прекратить саботаж и пойти на службу советской власти, если даже она не собирается платить им больше, чем рабочим. Но уже через несколько месяцев, в апреле 1918 года Ленин приходит к выводу, что распространять социалистические принципы распределения на «буржуазных специалистов» пока что рано, ибо приходится платить им дань «за нашу собственную отсталость в деле организации всенародного учета и контроля снизу». Предполагалось, что, «если сознательные передовики рабочих и беднейших крестьян» сумеют «организоваться, подтянуться, создать могучую трудовую дисциплину», то можно будет через год скинуть с себя эту «дань»5. В любом случае имелось в виду, что буржуазные специалисты (чиновники, офицеры, хозяйственники и даже владельцы фабрик и заводов) будут лишь инструментом в руках политического руководства,, послушным исполнителем его воли.

Привычка командовать у большевиков вошла в кровь. В процессе становления аппарата советской власти сформировался новый тип чиновника — советского бюрократа, хваткого и циничного прагма-

51

Историко-политологический семинар

тика. Используя знания «буржуазного специалиста», но не пуская его «во власть», оттесняя на задний план, он не без успеха пытался присвоить себе и его прежние исключительные льготы и привилегии. Вскоре весь механизм государственного аппарата страны, вернее, его ведущие узлы, оказались в руках таких людей.

Любая власть предоставляет массу соблазнов тем, кто ею обладает. И соблазны эти тем сильнее, чем власть бесконтрольнее. В сентябре 1920 года специально для расследования таких дел среди коммунистов была создана специальная контрольная комиссия. И первым делом, которым ей пришлось заняться, стало дело коменданта дома отдыха для ответственных работников в Пушкине (под Москвой) Махмуд-бека, к которому оказались примешаны самые «верхи» партии, безграничным доверем которых он пользовался. Среди них были сотрудник ВЧК, Наркомюста и малого совнаркома М.Ю. Козловский, управляющий делами СНК В.Д. Бонч-Бруевич, секретарь ВЦИКа А.С. Енукидзе. Сам председатель ВЧК выдал ему мандат за своей подписью с довольно широкими полномочиями, пользуясь которыми тот заставлял окрестных крестьян чуть ли не в порядке особой повинности охранять дорогу к этому дому и вообще безобразно с ними обращался, вызывая тем самым их возмущение. И так длилось полтора года. Когда дело всплыло, к стыду особо покровительствовавших ему чекистов, выяснилось, что в прошлом Махмуд-бек был не то исправником, не то околоточным надзирателем. Комиссия признала доверчивость Ф.Э. Дзержинского к нему излишней, а факт выдачи мандата — ошибочным поступком, хотя сам он настаивал на объявлении себе выговора. Ленин вынужден был расстаться с БончБруевичем, отправив его директорствовать в один из

совхозов6.

Отказ от политики военного коммунизма и переход к новой экономической политике способствовал быстрому восстановлению экономики, поднятию производительных сил страны. Но оживление крестьянского хозяйства и частного предпринимательства для многих стали свидетельством определенных преимуществ свободного рынка перед принудительным товарообменом, совершаемым государственными органами. Кадетский публицист и экономист Н.В. Устрялов усмотрел в этом отступлении не «тактику», а «эволюцию» большевизма.

Ленин видел эту опасность и предупреждал большевиков отнестись к ней серьезно, ибо то доверие, которое крестьяне оказали установлению нового строя, небеспредельно: «Надо знать, что приближается момент, когда крестьянская страна нам дальнейшего кредита не окажет, когда она, если употреблять коммерческий термин,

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

спросит наличными»7. Сам он был «глубоко убежден» в том, что «если мы усвоим всю громадную опасность, которая заключается в НЭПе, и направим все наши силы на слабые пункты, то тогда мы эту задачу решим»8. Самым, наверное, слабым пунктом виделась ему проверка соревнованием государственных и капиталистических предприятий. «Хозяйничать мы не умеем», — с сожалением констатировал он и призывал извлечь вывод из этого основного урока: «Либо... мы докажем обратное, либо сама советская власть существовать не может. И самая большая опасность — что не все это сознают»9 . И снова и снова повторял и призывал обращать внимание: «Отсрочку и кредит от народа мы получили благодаря нашей правильной политике. И это, если говорить по-нэповски, — векселя, но сроки на этих векселях не написаны, и когда они будут предъявлены ко взысканию, этого справкой с текстом векселя не узнаешь. Вот в чем опасность, вот особенность, которая отличает эти политические векселя от обыкновенных торговых векселей»10.

Эта опасность многократно увеличивалась из-за того, что оживление рыночных отношений при сохранении не только регулирующих, но и мелочно-опекунских функций государства, стремившегося не выпускать из своих рук «командных высот» в управлении экономикой, социальными отношениями, создавало множество соблазнов для подкупа советского чиновника, создавало условия для его коррумпирования и сращивания (вплоть до «буржуазного перерождения») с нэпмановскими, то есть мелкобуржуазными, антисоциалистическими слоями общества.

Отрицательно отвечая на вопрос, сумели ли коммунисты сделать так, чтобы государство действовало по-ихнему, Ленин для иллюстрации прибегал к примеру, когда автомашина перестает слушаться руля: «Машина едет не туда, куда ее направляют, а туда, куда направляет что-то, не то нелегальное, не то беззаконное, не то Бог знает откуда взятое, не то спекулянты, не то частнохозяйственные капиталисты, или те и другие. Но машина едет не совсем так, а часто совсем не так, как воображает тот, кто сидит у руля этой машины»".

Это сравнение не казалось ему преувеличением. Неэффективность работы аппарата страшно угнетала его. Не был доволен он и работой своих коллег по правительству. Осенью 1921 года он дал указание отдать под гласный суд за волокиту коллегию Главметалла, но, встретив упорное сопротивление со стороны Высшего совета народного хозяйства и Наркомата юстиции, гневно выговаривал председателю ВСНХ П.А. Богданову, что за это всех «надо вешать на вонючих веревках», и предупреждал, что «нас когда-нибудь за это поде- ДСМ повесят»12.

Исторжо-полшпологический семинар

Пока силы и здоровье позволяли ему, Ленин пытался бороться с такого рода возрастающими негативными явлениями и трудностями. Приводил в чувство чрезмерно амбициозных соратников, распутывал интриги, мирил обижающих и обиженных руководителей различных ведомств и регионов, умело направляя всю их неуемную энергию в определенном направлении. В своих последних статьях и записках он гневно сетовал на бюрократизм и нечистоплотность нового государственного аппарата, предлагая учредить для контроля над ним специальную рабоче-крестьянскую инспекцию, а над поведением коммунистов — контрольную комиссию. И чем меньше оставалось у него сил и здоровья, тем больше проявлял он озабоченность необходимостью как можно крепче держать в узде аппарат, постоянно и строго контролировать его действия. И какое-то время ему казалось, что с этой задачей неплохо справится И.В. Сталин, которого он и рекомендовал на специально для того учрежденный пост генеральцого секретаря ЦК РКП(б).

** * Большевистская верхушка

«профессиональных революционеров» после отхода Ленина от реальной политики в массе своей недооценила роста влияния советского чиновничества на политическое перерождение строя, не уловив зреющей в недрах аппарата потребности, приобретя себе высокого политического патрона, легитимизировать свое место в обществе.

Первым, кто понял, что, обладая возможностью командовать партийно-советским чиновничеством, можно командовать в стране всем, был Сталин. Он не только оценил, но и воплотил в реальную политическую практику это свое понимание. Пост генерального секретаря в его руках оказался ключевым для расстановки и мобилизации сначала партийной, а затем и советской бюрократии, которая позволила ему укрепить свои личные позиции в высшем руководстве, устранить действительных и возможных соперников. Опираясь на бюрократию, он сумел выхолостить и без того не очень сильный режим внутрипартийной демократии, превратить его в своего рода судилище для «левых» и «правых» уклонистов, в мясорубку для тех из касты «профессиональных революционеров», кто по каким-то причинам становился ему неугоден. А репрессии против беспартийной интеллигенции «выбивали» одновременно и кадры «спецов».

Без репрессий режим вообще не видел возможности держать в покорности народ. Тем более, что в этом народе, во всех его слоях не затухали антисоветские настроения. Проявлялись они не только в брюзжании по поводу бюрократической волокиты и чиновничьего

54

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

произвола. Нэпманы и те, кого власть считала кулаками, были недовольны налоговым гнетом и лишением избирательных прав, крестьяне — тем, что работают больше, а живут хуже рабочих, последние - безработицей, низкой зарплатой и плохими жилищными условиями. Немало было среди них и таких, кто винил во всех своих бедах большевистский режим. Но так как сам этот режим выглядел устойчивым и прочным, то надежды покончить с ним связывались с перспективой вооруженного вмешательства иностранных держав, то есть с новой войной. О довольно широком распространении подобных интервенционистских настроений ОПТУ постоянно информировало руководителей партии и правительства. И эти настроения

усиливались каждый раз, когда обострялась международная обстановка13 .

К концу 20-х годов Сталину и большинству его соратников, взнуздавших страну и народ для индустриального скачка, стало казаться, что крестьяне вот-вот предъявят советской власти к оплате тот самый вексель, о котором предупреждал Ленин. Чтобы избежать такой опасности, Бухарин считал необходимым пойти на уступки и, соответственно, изменение экономических приоритетов и замедление темпов индустриализации. Но возобладало другое мнение: индустриализацию ускорить, а деревню коллективизировать, то есть раскрестьянить.

В результате на исходе 20-х и начале 30-х годов в СССР оформляется та самая авторитарно-бюрократическая система, о которой мы уже говорили. Формально она восприняла в себя все институты революционной диктатуры, наполнив их качественно новым содержанием. Потребности и интересы существования, функционирования, а также самовоспроизводства этой системы и определяли, какие именно экономические и социально-политические практики лучше этому соответствуют. Стержнем этой системы стала властная ось: вождь — партийно-советская номенклатура. Действовала она не по уставу ВКП(б) и Конституции СССР, а по законам, описываемым моделью «сюзерен — вассалы». Взаимоотношения между этими двумя составляющими властной оси задавали направление, в коем система эволюционировала, и в конечном итоге определили ее судьбу. Вскоре авторитарно-бюрократическая система упрочилась и обрела внутреннюю целостность. Наступил этап ее зрелости. Равновесие двух составляющих ее властной оси способствовало этому. Она обогатилась существенными чертами тоталитарного порядка. Но пронизать ими все этажи социальной структуры общества, охватить всю совокупность социальных коммуникаций в нем Сталину не удалось.

Историко-политологический семтар

Беспрекословный авторитет руководителя, железная дисциплина, сакральный характер идеологических установок позволяли вождю большевистской партии бросать се на выполнение, казалось бы, непосильных задач и, в зависимости от обстоятельств, от силы сопротивления тому или иному куроУ, резко менять его, отходить на запасные позиции и готовить ново-е наступление. Когда выяснилась вся опасность для системы взятых Сталиным темпов проведения коллективизации, он свалил всю вину за «перегибы» на неуемный и не оченьто умный энтузиазм местных работников, назвав все это «головокружением от успехов». PeiKoe же падение поголовья всякой живности в деревне за 1928 — 1933 годы (лошадей с 32 до 15 миллионов, крупного рогатого скога с 60 до 33,5 миллиона, овец и коз с 107 до 36,5 миллиона, свине-й с 22 до 11,5 миллиона) обходилось молчанием или же невнятно объяснялось тем, что крестьянин резал скотину, поддавшись кулацкой агитации. Однако массовый убой продолжался и после того, как крестьяне стали колхозниками. Например, в Лепсинском совхозе (Джетысуйская область, Казахстан), куда в 1931 году было передано около 600 лошадей и 10.000 голов крупного рогатого скота, изъятых в крестьянских хозяйствах, за ко-i роткий срок половина пала из-за нехватки кормов и плохого ухода. А в дальнейшем к этим двум причинам добавилась еще и значительная дезорганизация производства, вызванная репрессиями14.

Сельскохозяйственный кризис вызвал естественно перенапряжение с продовольственным снабжением в возросших городах. Полуголодное существование снова входило в обиход. Но, пожалуй, еще более обидным для тех же заводских рабочих было пренебрежительное, если не наплевательское, отношение власть имущих к самым элементарным, не требующим ничего другого, кроме человеческого внимания проблемам. С ненавистным нэпманом вроде бы покончено, но он, словно многоголовая гидра, возрождается то в виде работника общепита, то в виде продавца государственного или кооперативного магазина.

Правая рука Хрущева в Краснопресненском районе Москвы Корытный рассказывал т. районной конференции ВКП(б) в январе 1932 года о лично проведенной им проверке обедов на некоторых пред-

приятиях:

«В ночной смене на заводе «Красная Пресня» в очереди стояло 50 человек, пищу получили только 15 — 20, и то — тухлое мясо и мерзкую отвратительную лапшу, о которую и слоновые зубы можно сломать. Титан в цехе есть, а стаканов нет. Ни к черту не годятся и обеды на Красно-Пресненском механическом заводе: половина остается в тарелках, рыба плохого качества, мяса, говорят, нет. А мы прошли

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

и увидели пудов 20. Почему не варите? Мясорубка испорчена. Ни на одном из заводов ни в суп, ни на второе не дают картофеля. Почему? Оказывается, картофелечистка испорчена»15.

«Сегодня из магазина № 100 принесли нам хлеб в подарок конференции, — говорил докладчик районной контрольной комиссии Могила. — Но очень плохой подарок. Смотрите, какой болт в нем! Прямо человека убить можно»16.

Но такой факт еще мог найти себе объяснение: пекарь, подбрасывая в смеситель железо, экономил несколько десятков граммов муки, которые затем и присваивал. Но что сказать по поводу крысиных хвостов в демонстрируемой этим же докладчиком бутылке водки, продаваемой в потребительском обществе «Коммунар»?17

Огромнейший поток дезинформации проникал во все сферы эко-

номической и социальной жизни.

«Вы, наверное, помните, что до революции не было ни трамваев, ни водопровода, ни канализации», — с пафосом говорил на Крас-

нопресненской районной конференции ВКП(б) в январе 1932 года пред-

седатель райисполкома Евстигнеев18.

Невероятность сказанного настолько очевидна, что требуют проверки и другие приведенные им сведения и цифры, причем довольно путанные, где концы не сходились с концами, а многое умалчивалось. Например, такие: в 1912 году каждый москвич имел 7,5 квадратного метра жилья, но вот на рабочего приходилось 1,7 квадратных метра, причем за Садовым кольцом, где якобы отсутствовали электроосвещение и канализация. Значит, в центре города и одно, и другое, все-таки наличествовали. Но и это не вся правда. Электроосвещение было на всех главных улицах за пределами Садового кольца, а к канализации не подводили только ветхие дома, подлежащие сносу. По приведенным им самим же данным, к канализации были подсоединены 28 % домов19. Причем это были дома, преимущественно многоэтажные. Каково же положение теперь? Сколько приходится на каждого москвича, сказано не было. Зато с гордостью было сообщено, что в среднем на рабочего приходится уже 4,3 квадратного метра. И достигнуто это главным образом за счет переселения, то есть уплотнения «буржуев»: «В центре, в благоустроенных домах со всеми удобствами, живет ныне не 1 % рабочих, а 34 %».

Но был и прирост новой жилплощади, равный 395 тысячам квадратных метров, в них поселено 79 тысяч человек, из них 80-85% рабочие. И тем не менее, тот факт, что благодаря этим двум позициям жилье каждого рабочего увеличилось в 2,5 раза, выглядит сомнительным. К тому же было потеряно около 200 тысяч квадратных метров из-за того, что дома приходили в разрушение, обваливались и

57

Историко-политологический семинар

растаскивались: «Не было хозяина», — пояснял он, имея в виду, конечно, хозяина советского и вовсе не подозревая насколько эта оговорка близка к истине.

И продолжал саморазоблачения: «Из-за небрежного отношения к водопроводу мы имеем большую утечку воды: краны открыты, промывные бачки текут. Например, в доме № 18 по Кабанихинскому переулку перерасход воды 300 % против нормы. Не построили ни одной бани, и поэтому имеем очереди».

Такая же безотрадная картина наблюдалась и в других сферах городского хозяйства: «В 1931 году нам по плану требовалось посадить 36 тысяч деревьев. Районные организации при участии коммунистов дали встречную цифру в 70 тысяч. Но, к сожалению, мы не смогли сохранить все посаженное».

Сколько удалось сохранить — об этом ни слова. Но отдельные примеры весьма впечатляющи. Завод «Изолятор» должен был посадить 1000 деревьев от Центрального аэропорта до железнодорожного переезда. Но ни одно из них на данный период не сохранено.

«И ни один член партии, ни один комсомолец не позаботился сделать вечером налет и посмотреть, кто же ломает эти деревья».20

Столь же «убедительными» были и примеры, приводимые другими ораторами: «Все разговоры «левых» троцкистов и «правых» об ухудшении материального и жилищного положения рабочих разбиваются о факты, о цифры», — утверждал некто Гельф. «Возьмем для примера бывшую спальню 60 на Трехгорной мануфактуре. Раньше там был 4-этажный дом, жило 700 человек, приходилось примерно 2,5 метра на душу. Сейчас надстроили еще один этаж, перестроили дом на квартирную систему, живет там 400 человек, на каждого приходится 6,3 метра».21

Эти «факты и цифры» были явно рассчитаны на тех, кто не в ладах с правилами сложения, вычитания, умножения и деления. Общая площадь 4-этажного дома (700 человек на 2,5 метра) составляла 1750 квадратных метров. Пристройка еще одного этажа дала дополнительно 387 квадратных метров. Часть этой новой площади пришлось использовать для сооружения межквартирных перегородок. Но даже если этого не учитывать, получается более 2.000 квадратных метров, то есть по 5, а вовсе не 6,3 метра на человека. К тому же оратор почему-то умолчал, кто поселился в этих квартирах — семьи рабочих (пусть даже ударников) или администрации.

Глава Московской партийной организации Л.М. Каганович вспоминал позже, что «рабочие роптали» и что в Политбюро ЦК была даже создана специальная комиссия во главе с ним для детального рассмотрения этого вопроса и изложения мер по его «расшивке» на

58

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

пленуме ЦК ВКП(б) в июне 1931 года. Тогда же было установлено задание Москве: в течение трех лет возвести новых домов для полумиллиона горожан только по бюджету Моссовета и наркоматов, то есть не считая кооперативного и другого строительства22. Как позже отчитывался Каганович, более полумиллиона трудящихся вселились в новые 2.500 домов. Но построены они были не за три, а за четыре года23. А население Москвы за это время «выросло почти на 1 миллион человек, опережая рост городского хозяйства»24, то есть еще более ухудшая жилищные условия жителей столицы.

Если жилье было одним из самых элементарных способов существования человека, то телефон долго у нас относился к предметам роскоши. В Москве в то время 1 телефон приходился на 30 человек, тогда как в Лондоне на 9, в Берлине на 8, в Нью-Йорке на 4, а в СанФранциско на 3. Приводя эти цифры, член коллегии Наркомата связи Шестакович говорил о необходимости «драться за то, чтобы телефон был в каждой рабочей квартире и всех общественных местах», но первоочередную задачу видел в другом и так объяснял ее: «Мы должны радиофицировать район... Каждая квартира рабочего должна подучить репродуктор или приемник... Это колоссальное оружие в проведении мобилизации жильцов на какие-либо актуальные политические вопросы, на какие-либо кампании».25

И действительно, очень скоро в каждой московской семье, не в коридоре коммунальной квартиры, а в каждой отдельной комнате висел уже простенький радиорепродуктор, по которому с 6 часов утра до 12 часов ночи власть могла общаться со своими гражданами. Большую часть этого времени эфир заполняли культурно-образова- тельные передачи, для подавляющего большинства весьма познавательные и интересные, но выключать штепсель из розетки на время информационных сообщений было как-то не принято. Что скажут соседи, если они обратят на это внимание?

Стенограмма этой конференции свидетельствует и том, что собой представляла внутрипартийная демократия. Некто Бутарьян, сетуя на то, что после снятия летом прошлого года руководства Красной Пресней и замены его новой командой во главе с Хрущевым «ряд товарищей, районных активистов, объясняли причины этого тем, что просто Каганович не любит Козлова», восклицал с негодованием: «Что это за постановка вопроса, когда речь идет о принципиальной партийной линии, о защите генеральной линии партии?»26

Секретарь партийной ячейки Института нового железнодорожного строительства им. Андреева Рогоз говорил о недопустимости высказываний, которые позволяют себе некоторые большевики. Например, профессор Девятое, жаловался на то, что нельзя писать что-

59

Историко-политологический семинар

либо по экономике, ибо «сразу будешь или правым или левым». А студент, тоже большевик, утверждал, «что Сырцов и Ломинадзе были правы, что партия ухудшает положение рабочего класса, что большинство рабочих снова промышляют на Сухаревке».27

О ряде антипартийных выступлений в вузах в связи «проработкой» письма Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» рассказывала и работница районной контрольной комиссии Бродская. В Московском авиационном институте, например, была выявлена группа из 19 человек, во главе которой стоял студент Железняк, выступавший с «контрреволюционными установками». Он утверждал, что Октябрьская революция не была чисто пролетарской и что если бы крестьяне знали тогда, «что мы их потом будем реквизировать, они не пошли бы за нами». А партколлегия контрольной комиссии, «вместо того чтобы побольшевистски вдарить по этому контрреволюционному выступлению», пошла у него на поводу и согласилась с его оправданием, будто он «недостаточно политически грамотен».

Районный комитет правильно реагировал: Железняка исключили из партии, а всех остальных привлекли к ответственности за примиренчество28 .

И еще одна небезынтересная деталь. Отвечая на ряд записок, поданных в президиум «по вчерашнему вопросу» (о чем идет речь, из стенограммы не ясно, может быть, потому, что текст соответствующего выступления был изъят), старый большевик B.C. Мицкевич сказал: «Этим делом занялись соответствующие органы, которым мы доверяем. И дело ОГПУ дать точное определение тому поступку, который совершил вчера артист».29

В подобной атмосфере и речи не могло быть о какой-либо демократической форме выборов в райком партии. На конференции, как свидетельствует ее стенограмма, не было ни выдвижения кандидатур, ни их обсуждения. От имени «сеньорен-конвента» Корытный предложил список из 102 кандидатов (в том числе секретарей Московского комитета Кагановича, Каминского, Рындина, Гикало и Коган, а также секретарей райкома Хрущева и Корытного). И этот список единогласно (судя по всему, поднятием рук) утвержден. Точно так же был «в целом и единогласно» утвержден список делегации, избранной на городскую и областную конференцию. Большую часть времени заняло оглашение этих списков. Вопросов и отводов не

последовало30.

Что же представлял собой сеньорен-конвент, Мнение которого было определяющим при отборе кандидатов в список для голосования? Это было совещание представителей делегаций. При обсуждении канди-

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИЙ Выпуск № 22-23

датов присутствовало 200 человек. Корытный огласил список, предлагаемый райкомом и очевидно согласованный с МК. И Яновский от Военно-воздушной академии сразу же дает отвод троим: Силади, Цейтлину и Иванову. Первый из них был членом старого секретариата райкома, допустил «крупные политические ошибки» с обществом потребителей «Коммунар», из-за которых и произошла смена районного руководства, и до сих пор не подверг их развернутой критике. Второй, будучи секретарем райкома ВЛКСМ, не очень конкретно говорил об ошибках с «Коммунаром», а «сегодня допустил крупную политическую ошибку, выпустив журнал, где ни слова нет о письме товарища Сталина». Третий долгое время работал в «Коммунаре».

Против Силади выступили еще 6 делегатов, но Хрущев выступил

вего защиту: «Хотя товарищ Силади, безусловно, имел отношение к старому руководству, но в последнее время он проявлял себя хорошо,

вчастности на участке снабжения, по овощам. Его надо оставить членом райкома».

Естественно, что его мнение оказалось решающим. Силади был рекомендован в члены райкома. Против этого голосовали только 37 человек.

За исключение кандидатуры Цейтлина высказалось 14 делегатов, и только один (Мельвидский) был против. И опять мнение Хрущева оказалось решающим: «Ошибки свои Цейтлин признал, но не сразу, спускал их на тормозах. Но неправильно сводить серьезность отвода к личным обидам. Как видно из прений, настроение у большинства против товарища Цейтлина, и ясно, что ему будет трудно работать. Вот почему придется согласиться с отводом».

За это и проголосовали все кроме семерых. А заодно отвели из списка «заступника» (Мельвидского) при двух воздержавшихся.

Отвод Иванова поддержали 19 выступавших. Хрущев согласился с ними, хоть и с оговоркой: «Иванов работал неплохо. Но, учитывая настроения делегатов, надо сказать, что ему будет трудно работать. Вот почему надо согласиться с отводом».

Подобным образом организовывались выборы и на других партийных региональных конференциях. Когда же Хрущев увидел во время выборов членов ЦК на ХУП съезде ВКП(б) в начале 1934 года иную технику голосования с ее относительной демократичностью, то это произвело на него «сильное впечатление»31. Еще бы: были выдвинуты кандидаты, занесены в список, а потом стали раздавать бюллетени для тайного голосования. Правда, возможности для выбора было мало: кандидатов занесли в список ровно столько, сколько и необходимо было избрать — ни одним человеком больше. Но ведь голосование тайное, можно вычеркнуть кого-то.

Историко-политологический семинар

Сталин, получив бюллетень, демонстративно подошел к урне и опустил его туда не глядя. «Для меня этот поступок выглядел как-то по-особому, — вспоминал Хрущев. — Только потом я понял, что ни одной кандидатуры без благословения Сталина не было в списки занесено, поэтому еще раз читать их ему не было никакой необходимости». Но вот доверительный инструктаж, который делал для молодых секретарей Л.М. Каганович в отношении того, как поступать с некоторыми из кандидатов, включенных в списки для голосования, произвел на Хрущева впечатление совершенно иное, удручающее: «Он рекомендовал вычеркнуть из списков тех или иных лиц, в частности Ворошилова и Молотова, а мотивировал тем, что не должно получиться, что Сталин получит меньше голосов, чем Ворошилов, Молотов или другие члены ЦК»32.

Как и вся страна, аппарат работал на износ, да еще под постоянным страхом оказаться неугодным и быть репрессированным. В ка- кой-то мере это возмещалось материальным и прочим поощрением. А Сталин умел быть щедрым. Ответственным работникам выдавалась вторая, негласная зарплата в «конвертах». Лечение проходило в специальных поликлиниках, больницах и санаториях. Наиболее отличившиеся награждались орденами. Эта щедрость воспитывала чиновничество в верности вождю и системе не хуже, чем страх перед ОГПУ/НКВД/МВД. Но она и разлагала коммунистических функционеров, превращая их из аскетичных и фанатичных революционеров в сытых и самодовольных мещан, порой не чуждых тому, чтобы пополнить свои доходы из источников, считавшихся табуированными. Например, многие секретари партийных ячеек и председатели сельских Советов не просто время от времени подкармливались у кулаков, а регулярно у них кормились. Районные, городские и областные руководители тоже не страдали от невнимания к себе, к своим материальным и культурным нуждам со стороны нэпманов и концессионеров, советских хозяйственников и просто подчиненных.

Конечно, верховной власти такое нарушение ее монопольного права на кормление аппарата было не по нраву, и она принимала разного рода меры для наведения должного порядка. Особенно тогда, когда жалобы на зарвавшихся чинуш и их родственников одолевали Старую площадь. Роли когда тот или иной из них становился неугодным. Но чем дальше, тем больше борьба с коррупцией, и озвучивание ее результатов применялись не столько в профилактических, сколько в политических целях, для расправы с неугодными лицами.

Старый большевик А.С. Енукидзе с 1919 года занимал должность секретаря ВЦИК, а затем и ЦИК СССР, шефствовал над Большим

62

РОССИЯ В УСЛОВИЯХ ТРАНСФОРМАЦИИ Выпуск № 22-23

и Художественным театрами. По-кавказски хлебосольный старый холостяк использовал имевшиеся возможности для того, чтобы вести образ жизни, понятный на Кавказе, но неприемлемый с точки зрения официальной партийной этики. Все об этом знали, но закрывали глаза, пока он следовал генеральной линии партии и пока дружил с генеральным секретарем. А дружба эта имела несколько специфический характер. В Кремле поговаривали, что они оба нередко позволяли себе расслабиться в обществе актрис.

Но стоило Енукидзе выразить недоумение по поводу начавшихся репрессий против старых большевиков и выпустить книгу воспоминаний, в которой дореволюционная политическая роль Сталина выглядела довольно блекло, как кремлевскому завхозу припомнили все. В марте 1935 года его сняли с должности секретаря ЦИК СССР, а 7 июня 1935 года пленум ЦКВКП(б), заслушал вопрос «о служебном аппарате ЦИК СССР и т. Енукидзе». Докладывал заместитель председателя комиссии партийного контроля при ЦК, ставший затем ее председателем, Н.И. Ежов. Постановление гласило: «За политическое и бытовое разложение» бывшего секретаря ЦИК Енукидзе вывести из состава ЦК и исключить из партии33.

Между тем не только народ, но и партия о существе обвинений оповещены не были. На Московском городском партийном активе

Н.С. Хрущев нашел возможным сказать только: «Даже на пленуме Центрального комитета партии он выступил не как коммунист, а как плохой завхоз, обыватель, как перерожденец».34

Мало что узнал конкретного и Ленинградский городской партий-

ный актив от А.А. Жданова: «Енукидзе, — сказал он, — настолько потерял всякое партийное чутье и лицо большевика, что связь его с людьми из чуждого мира стала ему дороже, чем связь со своей собственной партией».35

Разжалованный вельможа некоторое время возглавлял автогужевой транспортный трест в Харькове, а два года спустя его расстреля-

ли. Безусловно, не злоупотребления стали причиной столь печального конца36.

Недоговоренность в признании ошибок, сваливание вины на низовой аппарат, ставшие характерной чертой сталинских экспериментов над экономикой и обществом, мешали трезвой оценке и такого явления, как стахановское движение, не позволяли советскому руководству отделить зерна от плевел. Все это привело к провалу сугубо административных попыток превратить его в массовое движение, которое могло бы существенным образом повлиять на экономическое и социальное положение страны.

63