Народы Томской области

МУНИЦИПАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ БИБЛИОТЕЧНАЯ СИСТЕМА г. ТОМСКА

МУНИЦИПАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

«ФЛАМИНГО»

Дайджест

Томск 2004

Уважаемые читатели!

Впоследнее время увеличивается интерес к прошлому, к народам, населявшим наш край, к его культуре и обычаям. Предлагаем вашему вниманию дайджест, посвященный коренным жителям нашей области.

Вданном дайджесте представлены статьи и материалы преимущественно из местной периодической печати, данные из Интернета, а также из книг по истории края.

Каждый фрагмент, извлеченный из текста, сопровождается ссылкой на описание документа в целом. В конце дайджеста дан список использованной литературы.

Дайджест рекомендуется учащимся, студентам, а также широкому кругу читателей, интересующихся данной темой.

3

Кто есть кто среди коренных жителей края

Почти 400 лет назад от Сургута вверх про Оби поплыли струги с первыми русскими людьми. Они поднялись до устья Томи, вошли в нее и на берегу этой реки основали Томский острог. Отсюда пошло название нашей области. В ее северных районах и сейчас живут потомки древнего местного населения. На каком языке оно говорит – этого первые русские, конечно, не знали. Они видели только, что народ этот занимается охотой да рыбалкой и обликом похож на жителей у Сургута. А те называли себя Ас-ях, т.е. «обской народ». В русской речи это звучит как «остяк». И стали называть местных жителей Нарымского края тоже остяками. Слыли они и за «ясашных» (платили дань – ясак – царю), и за «инородцев». Постепенно ко всем этим названиям люди привыкли.

В 30-х годах некоторые народы нашей страны получили новые названия. Но не зря говорят, что новое – это хорошо забытое старое. И в нашем случае узаконены были самые старые названия – те, которыми народ именовал себя на своем языке, т.е. самоназвания. «Ханты» происходит от самоназвания «кантах, хантэ», а «селькупы» - от «сёлькуп». Но дело в том, что сёлькуп – это самоназвание только одного из племен Нарымского края. Лет 300 назад оно перекочевало отсюда на север, на реки Таз и Турухан. А здесь остались жить другие племена: чумыль-куп, сюсюкуп, шоешкуп. Их потомки не хотят иногда признавать за собой официальное название «селькуп». Им ближе и роднее кажется название «остяк», тем более, что в документах они бывают записаны именно так.

Нужно вспомнить и об эвенках, которых раньше называли тунгусами. И о карагасах, известных также под названиями: ясашные, инородцы, чулымские татары. До сих пор тайна его происхождения так и не разгадана. Небольшой народ под таким же названием живет на Саянах. С 1930 года его официально называют тофалары. Карагасы нашей области имеют право называться тофаларами, как остяки – селькупами и хантами, а тунгусы – эвенками.

Н. Лукина //Северная звезда. -1990.-29 марта.- С. 5

Селькупы

Татары, селькупы, эвенки и другие народы – аборигены томской земли. Их предки пришли сюда тысячелетия назад, разведали и освоили эти суровые земли, накопили знания о природе и выработали навыки выживания в экстремальных природных условиях, сумели создать яркие и самобытные культуры. Их корни, их надежды на будущее связаны только с этими и никакими другими краями. Это народы Севера. Им сейчас нелегко.

В тайге умирает народ... Да, в западносибирской тайге погибает целый народ. Как этнос. Вместе с этносом исчезает древняя самобытная культура, обедняя все человечество. Речь идет о селькупах — исконных хозяевах томской земли. Селькупы (известные еще под названиями остяки-самоеды и нарымские остяки) относятся к самодийской ветви уральской языковой семьи, южной её группе. Считают, что прародина селькупов АлтаеСаянское нагорье.

Основные занятия селькупов — охота, рыболовство, ореховый промысел. Главным является добыча рыбы. Промысел начинается с половины мая и до февраля — начала марта до так называемого «замора» рыбы. При вскрытии рек по Оби из Обской губы поднимаются осетр, стерлядь, нельма, язь, налим, муксун. На притоках Оби добывают местные породы рыб: щуку, окуня, чебака. Летом идет рыбалка в «сорах» — по заливным лугам, в озерах (карась), протоках — сетями, режовками или сплошными заграждениями из сосновых дранок (запоры). Из плетеных снастей применяются корчаги или «морды». В

4

осенние ночи промышляют селькупы рыбу «лученьем», с помощью остроги.

Вторым по значимости промыслом является звероловство. Охотятся на медведя, лося, росомаху, лисицу, выдру, белку, бурундука, зайца и осенью — на соболя. Наибольшее промысловое значение имеет белка. Охотой занимаются с начала зимы до апреля. Орудия промысла, кроме ружья, — лук ручной, лук сторожевой и целая серия ловушек: чиркан, кляруп, плашка.

Третий по важности — ореховый промысел. В урожайные годы орехов добывают пудов по 20-30 на семью. Шишки сбивает «боец», который лезет на кедр с деревянным молотом-колотушкой. Шишки тут же шелушат деревянным вальком с рубцами и просеивают через особое решето — ящик из узких деревянных пластинок.

Жилища селькупов можно разделить на три категории по их форме и назначению: зимние юрты, летние берестяные чумы и временные односкатные балаганы, крытые берестой. Бревенчатая зимняя юрта представляет собой четырех, редко — пятистенную избушку, метров 5x5 и высотой рядов 7-9. Материалом для стен служит сосна. Причем с фасада два ряда выступают вперед около метра, сторона обшивается тесом, так что получается род чуланчика. Окно одно или два. Крыша двускатная, крыта драницей, поверх которой стелют бересту, ее приготавливают особо — варят в воде для мягкости и сшивания, прикрывают другим рядом дранки, но более толстым. Пол дощатый или земляной. Очаг помещается справа или слева от двери. Двери обращены на юг и на восток, но если селькупы переселяются на новое место, то обращают двери в сторону старого поселения.

Летом жилищем служит конусообразный берестяной или кожаный чум. Со стороны двери дымовое отверстие спускается мысом книзу.

Дальнюю половину занимают мужчины. Посредине спят отец и мать, за отцом к стене—сыновья, а за матерью к двери — дочери. По другую сторону спят гости.

У стены против двери ставятся посуда, пища. В юрте нары по стенам разделены перегородками на отделения. Если есть молодая чета, то она живет ближе всего к двери.

Вся домашняя обстановка определяется окружающей природой. Мебель, посуду изготавливают из дерева, корневищ, бересты, коры, травы... Легкие упрощенные сани, промысловые нарты, лодки и все орудия промысла — исключительно из разных частей и пород деревьев. Из этого же материала чашки, ложки, корыта и простая домашняя утварь. Особенного внимания заслуживают изделия из бересты: небольшие короба, кузовки, нередко украшенные различной резьбой. В юртах можно увидеть некоторые предметы домашнего обихода, например, костяное долото для обработки лодок.

Главная пища — мясо оленя, лося, медведя. В не меньшей степени в ходу рыба. Растения являются только лишь случайной пищей и специально их не собирают, кроме иван-чая, идущего вместо напитка. Остальные растения: лук, морошка, брусника, голубика и другие, — идут в пищу в сыром виде. Хлеб — нянь — получают исключительно от русских и употребляют в сравнительно небольшом количестве. Хлеб пекут на дрожжах и соде, в костре на доске. Едят рыбный пирог — хулнянь. Пекут пироги с мясом, причем летом мешают мясо с ягодами.

Единственным способом приготовления пищи является варка ее, но мясо оленя едят и сырым, макая его в подсоленную кровь. Когда убивают оленя, ноги, окорочка и печень едят тотчас же в сыром виде, если достаточно много народу. Из отдельных частей животного женщине нельзя есть голову и сердце лося, а голову и сердце, медведя нельзя есть никому — эти части считаются священными, и с ними поступают особо. Голову медведя, носовую кость лося вешают на дереве. Кости бросать нельзя на землю. В варку идет грудная кость, спинной хребет, ребра. Из способов сохранения мяса известно лишь сушение в хорошую погоду на солнце и в плохую — над огнем. Женщины и дети едят и пьют чай отдельно от мужчин, но присутствовать при их трапезе могут.

Шаман у селькупов — это жрец, лекарь, прорицатель. Шаман — это охранитель жизни, друг семьи, покровитель племени, рода.

5

Селькупы считают, что миров всего семь, что у человека пять душ. Одну не видно совсем, другую видно на четверть, третью - наполовину, четвертую—на три четверти, пятую — видно хорошо, это тень.

Большую роль в жизни этого народа играет дерево. Главное - береза. Из нее изготавливают полозья нарт, лыжи, люльки; гнилушки служат пеленками, береста - идет на посуду. Сок и отвар чаги используют как лекарство. Листьями березы лечат суставной ревматизм. Кедр используют как ранозаживляющее средство и против глазных болезней. Рябину — ее боятся злые духи — бросали в огонь. Бытовало представление, что береза и лиственница — светлые деревья, кедр — символ потустороннего мира. Деревья почитали, в праздник украшали лентами (светлыми и темными).

Особое уважение испытывали к мамонтам, медведям. Запрещали охоту на медведя. Зуб медведя носят, чтобы в лесу не чудилось. Если медведь нападал на человека, его убивали, но винили при этом пулю. Мясо ели, но при этом говорили, что мясо вороны едят. Особо почитали змей за мудрость. Орел — главная птица, праотец всех птиц. Лебедь понимает человеческую речь. Утка — покровительница женщин-матерей. Кедровка — творец леса. Кукушка защищает от злых духов. Поклонялись лесным духам: водяному, духу огня.

История селькупов еще не написана, в ней немало неясного. Поэтому создана селькупская комплексная экспедиция по изучению этнокультурной истории Нарымского края.

А. Храмова //Заря Севера. 16 мая 1998г. С. 2

Селькупов (остяков) обычно называют аборигенами Нарымского края. За этим термином кроется глубокий смысл, означающий, что они являются коренными (первыми) обитателями данной территории.

Не будем сейчас углубляться в археологическую древность и уточнять, как и из каких компонентов складывался селькупский этнос, где и какие у него корни. Примем как данность, что во время освоения русскими в 17 веке Нарымского Приобья здесь уже жили люди, которых они окрестили остяками. Люди эти занимались рыболовством на Оби и таежных обских притоках и охотились на лесного зверя. Уже и этих определениях просвечивает тесная их связь с местностью, на которой они обитали. Без реки и леса нельзя представить настоящего остяка.

Культура селькупов генетически восходит к тому прототипу человеческой культуры, носители которой не преобразовывали природу (например, не корчевали лес для земледелия), не подчиняли ее себе (строя, допустим, каналы, дороги или плотины), а максимально приспосабливались к вмещающему их пространству. Они воспринимали Природу как Высшую данность, обладающую незыблемым совершенством, где любые «исправления» ее немыслимы и недопустимы. И, тем не менее, они жили и выживали в суровых сибирских условиях, а значит вели хозяйственную деятельность.

Для остяка дом никогда не начинался и не заканчивался стенами его жилища. Дом для него — это вся освоенная им территория. В этом смысле он действительно был «лесной человек» (сель—шеш—шот—лес, ближняя тайга; куп – человек, отсюда селькуп). А хозяйственная деятельность его заключалась в честном поединке человека с другими равноправными ему обитателями совместно обжитого пространства: бегающими, плавающими и летающими зверями. Недаром oxoта или рыбалка у остяков называется на русском языке чаще всего словом «промысел», в основе которого корень «мысль».

Человек ставил на земле и в воде ловушки и ждал, когда и них кто-либо попадется. Все исследователи отмечают абсолютное преобладание у нарымских остяков в прошлом именно таких «пассивных» способов охоты, которые внешне похожи на неторопливое собирательство. Вся-то работа — проверяй ловушки ежедневно. Однако установка

6

ловушек предполагает гораздо больше смекалки и опыта, чем походы за добычей с луком и стрелами или ружьем. Нужно досконально знать территорию, характер и мысли зверя, правила и технологию сооружении ловушек, выбрать оптимальное для них место. Внешне создавалась видимость, что и зверю, и рыбе оставлено полное право не попасться, уйти, остаться в живых, но, как говорил известный томский этнограф В. М. Кулемзин, исследователь культуры хантов, близкой по сути своей селькупской культуре: « Жаль, что мы не можем пожелать одновременно удачи охотнику и долгих лет жизни зверю».

На всей территории Сибири и Севера с древнейших времен существовала норма, по которой промысловые угодья считались общими. Это было достояние всех людей и зверей, здесь обитающих. Каких-либо границ не существовало. Но на занятые угодья никто не покушался ввиду их обширности. Однако это совсем не означало отсутствия всяких правил пользования ими: охота и рыболовство разрешались всем и везде при условии, чтобы никто не мешал друг другу. Вместе с тем у жителей каждого селения имелась также и своя охотничья территория, свои «урманы», право пользования которыми принадлежало им как первым освоителям этих угодий. Со временем на этой территории стали выделяться места, право охоты на которых принадлежало отдельным семьям, поставившим там свои ловушки. Это еще не дележ угодий на участки, но уже первый шаг к этому. Другие тоже могли там охотиться, но уже с разрешения первопользователя.

Иная ситуация складывалась в более поздние времена и в тех районах, где аборигенов серьезно потеснили русские, например, в Нарымском крае. Здесь правила владения и пользования территорией выкристаллизовались более четко. Охотничьи угодья, освоенные жителями поселка, считались только их владениями. Никто другой не имел права вести в них промысел. Эти угодья подразделялись на семейные наделы, где действовало то же правило. Нарушивший его считался вором и подвергался наказанию: изъятию добычи, ловушек; могли виновного и розгами высечь. Но любой путник мог добывать одноразово в чужих владениях для собственного пропитания! Это было свято.

«Мат чвэчом» — «мое место» — так нарымские селькупы называли охотничьи, рыболовные, ягодные, кедровые и прочие угодья, находившиеся во владении группы родственников. Такое земельное владение передавалось по наследству из поколения в поколение. И в наши дни селькупы парабельские, тымские и кетские хорошо помнят границы своих прежних владений. Устная традиция подчеркивает коллективный характер собственности на «чвэчом»: «Все братья отцовы в одном месте промышляли. Чужих не брали, не пускали. Угодья на всю семью. Каждый исток и тайга по наследству идут». Землю эту нельзя было продать, подарить или обменять — она была неотчуждаема. «Земля навечно отдана. Если нет силы, передай сродственнику», — так объясняли селькупы бытовавшие у них правила землепользования. Между селькупом и его «чвэчом» существовала не только внешняя видимая связь, но и глубинная, сакральная слитность с родной землей. Считалось, что селькуп рождался, жил и умирал, а затем продолжал существовать и после смерти на своей земле. Считалось, что землю (чвэчом) защищали не только живые хозяева ее, но и покойники, которые по ночам ходили на своей территории. Чтобы уничтожить власть покойных хозяев чвэчом над их землей, надо было ликвидировать всех их потомков по мужской линии. Человек был неотделим от своей земли при жизни и после смерти, пока длился его род.

Каждая семья на своей «чвэчом» имела «зареченное место», являвшееся культовым семейным центром. Там росло священное дерево, на которое они вешали прикладылоскутки духам природы, бросали монеты, клали пули, табак, чтобы умилостивить хозяина леса Маджиль-Лоза, дабы тот послал охотнику зверя и птицу.

Там же стоял деревянный идол «чвэчом-кэды» и другие культовые изображения, которые воспринимались как символы родства и призваны были охранять живых родичей от злых духов, несчастий и болезней. А дома каждая семья имела деревянных кукол — духов-посредников между людьми, культовыми оберегами на священном месте и миром духов, куда простому человеку трудно добраться.

7

Такие «зареченные» территории, кроме всего прочего, являлись и своеобразными микрозаказниками, так как в радиусе примерно десяти километров от культового центра, где стоял амбарчик или росло священное дерево, нельзя было охотиться, вести любой промысел, даже просто собирать хворост. Посещалась эта территория только в случае острой необходимости обращения к всевышним потусторонним силам. Женщинам туда вообще доступ был запрещен.

В конце прошлого века на территории Нарымского края насчитывалось более ста таких действующих культовых центров. Сейчас они все практически разорены. А ведь такие зоны являлись местами воспроизводства животных и растений, зверю было где спокойно размножаться, тем самым стабильной была его численность, несмотря на отстрел.

Сложной была система связей между нарымской землей и всем, что на ней порождено и произрастает. Подзабыли эти связи сами селькупы, не все еще понятно ученым. Но уже сейчас ясно, что культура остяков была в прошлом почти образцовой экологической культурой, до которой нашей технократической цивилизации очень далеко.

Н.Тучкова //Нарымский вестник.- 199527 июля. - С. 2

Впрошлом нарымские селькупы — рыболовы, охотники, собиратели. В XX веке сочетают эти занятия с домашним животноводством и выращиванием овощных культур. Для всех селькупов наиболее гарантированным источником питания являлась рыба, добываемая ими практически круглогодично в пойменных озерах. Рыбу ловили как сетями пок, так и ловушками (тавур — котец, кар — мордушка, карба - самоловы, магай

—фитиль, коджа-по — кожпан, т.е. сетевой мешок, прикрепленный к лесине). В определенных местах в устьях притоков ежегодно устраивали весенние запоры из кольев

атармо.

Основным орудием охоты в прошлом для селькупов были лук и стрелы, а также пальма — большой нож, насаженный на длинное древко. Кроме того, они широко практиковали пассивную охоту — с помощью деревянных ловушек. Лук и стрелы в XX в. вытеснило ружьё. Деревянные ловушки — капканы. Эти ловушки, разнообразные виды стрел, а также пальма теперь хранятся только в музеях. Универсальным орудием труда на промысле был и остается нож, употребляемый при различных операциях по обработке дерева, шкур и кож, кости и рога.

Вконце XIX — начале XX в. одежда селькупов состояла из верхней и нательной. Основной верхней одеждой была длинная шуба из шкур животных (зайца, белки, беличьих лапок), крытая сверху тканью. Селькупские женщины славились изготовлением так называемого «сборного меха»: долгое время — несколько промысловых периодов — женщина копила лапки белок, соболя, мелкие шкурки горностаев. Затем меховые лоскутки выделывали и сшивали в меховое полотно. Из такого меха шили как женские, так и мужские длинные шубы. Длинная шуба из «сборного меха» представляла собой значительную семейную ценность. В начале XX в. такая шуба была обязательным свадебным подарком от семьи жениха невесте.

ВXIX в. у нарымских селькупов были распространены зипуны — кафтаны из толстого сукна. В XX в. их вытеснила стёганая ватная куртка - фуфайка, ставшая основной верхней одеждой промысловика-охотника. Зимой мужчины носили двойные штаны. Женщины вплоть до середины XX в. поясной одежды не знали. У них бытовали длинные вязаные чулки. Нарымские селькупки сохранили очень древний тип вязки — «на одной игле».

Мужские рубахи и женские платья шили прямыми на кокетке. В начале XX в. у селькупов платье было вытеснено юбкой и кофтой. В этот же период селькупские

8

женщины начинают активно носить фартуки. К юбке и фартуку обязательно старались пришить карман для хранения табакерки (табак предпочитали именно нюхать).

Обитаемая земля по представлениям южных селькупов некогда была ровной и плоской, покрытой травой-мхом и лесом — волосами матери-земли. Все земные возвышенности - бугры, сопки, холмы и мысы, а также естественные углубления являлись свидетельствами протекавших здесь некогда событий, как земных («битвы богатырей»), так и небесных (например, оброненные с неба камни-молнии породили водораздельные озёра и болота).

Небо Нушуньджь, наделённое персонифицированной сверхъестественной силой, воспринималось селькупами повсеместно как верховный Бог Нум, живущий где-то в надземном пространстве. Земля Чвэч плоская, но имеет внутри себя заполненную полость - чвэчэт пуджь — «нутро», «земли серёдку». Отдельно селькупы выделяли Кышуньджь - подводное и надводное пространство.

Любое растущее дерево осознавалось селькупами как живой, энергетически сильный субъект природы. Широко бытует в селькупской среде поверье: «Если устанешь в пути, прислонись к растущему дереву спиной. Тогда ты почувствуешь, как будто кровь льётся по жилам и становится очень тепло, и возвращаются силы». Или говорят еще так: «Чтобы накопить жизненную силу на зиму, попробуй спиной прислониться к дереву, вздохни три раза. Если почувствуешь, как живое тепло струится по телу, постой подольше. Если не чувствуешь, как сок движется по нутру дерева, если нет тебе от него тепла — отойди. Значит, это не твоё дерево».

Считается, что у каждого человека есть своё дерево и что деревья определённой породы помогают ему более других. Чтобы понять, какой породы дерево является твоим, нужно попробовать постоять спиной возле каждого, почувствовать его силу. Категорически не следует брать силу у кривого, корявого дерева, так как уверены, что его энергия не пойдёт человеку на пользу. Каждый выбирает дерево своей жизни себе сам, и какова будет судьба выбранного дерева — такова будет и судьба селькупа.

Тучкова Н. А. //Мы – томичи, ваши земляки, ваши соседи. - Томск, 2000. - С.30-32

В религиозном отношении считается, что селькупы - носители языческих верований и шаманских представлений, а христианство у них присутствует лишь формально. Однако исследования последних лет показали, что это не так. Уже с середины прошлого века двукультурность остяцкого населения Нарымского края выражалась в несопротивлении христианскому влиянию, а кое у кого и в активном его восприятии. Потому-то и стали принципиально возможны частые межэтнические браки. Практически все остяки Нарымского края до революции были крещеными, и большинство из них все основные акты гражданского состояния - рождения, браки, смерти — добросовестно фиксировали в церковном приходе. Наличие икон в доме, соблюдение ряда христианских праздников и постов, знание основных молитв — все это бытовало в советские годы в селькупской среде так же, как и в русской. Конечно, их христианскую религиозность не надо сравнивать с глубокой религиозностью старообрядцев, до которой и многим русским было и остается далеко.

Дохристианские верования были в активном состоянии в сознании лишь у той части селькупского населения, которая вела исключительно традиционный для них образ жизни, т.е. у тех, кто жил именно рыболовством и охотой. Только отдельные остяки верили в хозяина леса — Маджиль-Лоза и хозяина воды —Удигул-Лоза, держали дома на чердаке в берестяном лукошке кукол —домашних духов-покровителей, поддерживали семейные культовые амбарчики (пока совсем не разорили заезжие люди), вешали на деревья ленточки-приклады и хоронили своих умерших родичей по старинному обычаю, делая над могилой домик для ушедшей в иной мир души. Все это живо было еще до

9

середины 60-х годов в Нельмаче и Ласкино, Тюхтерево и Пыжино. Сейчас об этом осталась лишь память, которую бережно хранят старики. А ученым приходится по крупицам собирать информацию, и процесс этот похож на составления изображений из осколков мозаики.

Н. Тучкова //Нарымский вестник.- 1995.- 20 июля .- С. 2

Учитывая историческую значимость территории, в 1992 г. в рамках осуществления программы по возрождению селькупской культуры, на собрании жителей пос. Тюхтерево было принято решение о строительстве музея под открытым небом, который должен был отразить традиционные для селькупов в прошлом и бытовавшие на данной территории типы жилищ, такие, как землянка-карамо, срубная избушка-юрта, свайный амбар-лабаз, односкатный шалаш-балаган - промысловое временное жилище охотника и т. п., а также воспроизвести элементы традиционного хозяйства селькупов.

Деятельность по созданию музея была включена в общероссийскую программу "Сохранение и развитие национальных культур" как её региональный компонент на территории Томской области.

Работа над созданием музея началась в 1994 г. с того, что в пос. Тюхтерево селькупами была выделена территория площадью 300 кв. м, под строительство заготовлен строительный материал (тонкомерный сосняк, росший вблизи поселка). Музей должен был состоять из пяти комплексов. Все строения (новоделы) должны были производиться в натуральную величину, по традиционной технологии и размещаться в естественном ландшафте. В 1995 г. были сооружены первые музейные строения: землянка карамо, уличная глинобитная печь поголд шогор, односкатный шалаш балаган. В. А. Соиспаевым в кедраче было выбрано "священное" дерево - кедр, на ветвях которого были повязаны первые жертвенные ленты белой и пёстрой материи.

Работы по созданию музея не финансировались. Строительство осуществлялось непосредственно селькупами и членами их семей исключительно на энтузиазме. От жителей поселка были получены вёсла, рыболовные снасти, иные бытовые предметы. Силами и средствами местных жителей для музея собираются предметы быта и хозяйства селькупов данного района, проводится запись воспоминаний местных жителей и образцов фольклора, поддерживаются музейные строения, проводятся экскурсии для местных школьников. В настоящий момент в Тюхтерево функционирует частично "первый" и "третий" комплексы - карамо, печь и балаган. Кроме того, все строения музея эксплуатируются в хозяйстве Л. Д. Шадриной - функционируют по своему назначению. В этом заключается одна из примечательных особенностей музея.

Дальнейшая судьба музея проблематична. О нём мало кто знает. Отдаленность от центра, труднодоступность, "нераскрученность" музея как туристского объекта не привлекают к нему "высокого" внимания. Его уникальность явно пока не оценена по достоинству, а ведь в настоящее время он является единственным в своём роде на территории Томской области местом воссоздания традиционной культуры южных селькупов. И, тем не менее, музей в Тюхтерево "скорее жив, чем мёртв", так как он нужен прежде всего самим селькупам. Он может стать реальным центром возрождения селькупской культуры, и они чувствуют его потенциальные возможности в сложном процессе своей этнической самоидентификации как мощного объединительного средства и одновременно средства пропаганды своей уникальной, ныне почти исчезнувшей культуры.

А. Тучков, Н. Тучкова, Т. Смердина //Нарымский вестник.- 2001.-10 апреля. - С. 7

10