Наумов Современные проблемы философии науки 2011

смогли предсказать. «Высвобождение энергии взрыва произошло

за счет массы в точном соответствии с релятивистским уравнением Е = мс2»27.

Любые попытки управлять научными исследованиями извне, и ставить перед наукой цели, отличные от ее собственных, считает Полани, тормозят ее развитие. «Вы можете уничтожить или изуродовать науку (как сделали Советы, запретив работы по генетике на 25 лет), но вы не можете направить ее в нужное вам русло»28. Наука способна развиваться лишь непредсказуемым образом, занимаясь проблемами по своему выбору; практические выгоды этого развития могут быть лишь случайными и поэтому вряд ли их можно предвидеть. Централизованное управление не может эффективно влиять на спонтанное появление новых «точек роста» в науке. Единственное, что в его силах, так это помочь стихийному перераспределению ресурсов в новые перспективные области за счет областей, которые исчерпали себя. «Академическая наука, – пишет Полани, – должна обладать экстерриториальностью и подчиняться только научному мнению»29.

Фактически у Полани наука функционирует как высший судия в вопросах касающихся эффективности, рациональности и, самое главное, реальности как таковой. «Однако такой образ науки как конечного идеологического авторитета, – пишет известный британский социолог С. Фуллер30, – во многом противоречит духу республиканизма преимущественно потому, что Полани проводит четкие различия между научным авторитетом, который перед обществом предстает в виде монолита, и множеством мнений, которые могут существовать за сценой. Неслучайно во время «холодной войны», когда ученые пытались стать политической силой, более естественной для них оказалась модель судебной власти, а не законодательной»31.

27Polanyi М. The republic of science: It's political and economic theory // Minerva. – L., 2000. – Vol. 38, №1. – P. 10.

28Ibid., P.10.

29Ibid., P.15.

30Fuller S. Commentary to Polanyi’s «The republic of science»// Minerva. – L., 2000. – Vol. 38, № 1. – P.26-32.

31Ibid., P.26

41

«Республика науки» у Полани – это «Общество Исследователей», которые напряженно работают ради постижения тайн природы, что доставляет им интеллектуальное удовольствие. Но одновременно они занимаются просвещением общества и удовлетворением базовой потребности человека в знаниях. Поэтому общество заинтересовано в науке не только как в источнике материального благополучия и власти, но и из желания понять природу вещей.

Свободное общество, отмечает Полани в заключении, по определению, должно использовать все возможности для самосовершенствования. Отсюда следует, что принципы управления республикой науки могут быть распространены и на общество в целом, поскольку способны обеспечить максимально благоприятные условия для его развития32. Сразу же обращает на себя внимание то, что Полани всегда больше заботила защита исследований от внешних вмешательств, чем защита общества от тех последствий, к которым эти исследования намеренно или нет, способны привести. Возможно, - пишет в связи с этим Фуллер, – «в середине ХХ века лысенковщина представляла собой большую угрозу для науки, чем, скажем, трансгенная пища для общества сейчас»33.

В результате появления работ Т. Куна, Н. Хэнсона, С. Тулмина, П. Фейерабенда, И. Лакатоса, М. Хессе и других представителей «исторического направления» в философии науки произошла значительная релятивизация эпистемологии. Часть философов вынуждены были отказаться от вневременных, абсолютных критериев, норм, стандартов оценки научных теорий, традиционно относимых к сфере внутренних факторов роста знания, и принять историческую подвижность, социокультурную обусловленность подобных критериев. Это означало признание за внешними факторами важной роли в развитии науки, допущение их в «святая святых» науки

– в ее когнитивную сферу, в сферу развития содержания научного знания. В целом концепции ведущих представителей «исторического направления» достаточно всесторонне проанализированы в

32Polanyi М. The republic of science: It's political and economic theory // Minerva. – L., 2000. – Vol. 38, №1. – P. 20.

33Fuller S. Commentary to M. Polanyi's "The republic of science" // Minerva. – L., 2000. – Vol. 38, N 1. – P. 26-32.

42

отечественной философской литературе34. Нашей задачей является показать на отдельных примерах образцы «вплавления» внешних факторов (будь то «метафизика», система ценностей научной элиты, политические или экономические влияния) в когнитивную сферу науки.

Как мы уже отмечали, представители неопозитивистской философии считали своей задачей анализ «внутренней» сферы науки – «контекста оправдания», считая «контекст открытия» областью деятельности не философии, а истории, психологии, социологии.

Скритикой позитивистской концепции выступил еще в 1935 г.,

азатем в 1959 г. К. Поппер35, заявив о принадлежности к сфере философии науки также и «контекста открытия». Суть попперовской позиции в данном вопросе заключалась в том, что процесс научного открытия может быть осмыслен без привлечения «внешних» факторов (исторических, психологических, социально-экономичес- ких и т.д.) как чисто логический, рациональный процесс. Таким образом, К. Поппер настаивает на «логике научного открытия» (а не на «истории открытия», «психологии открытия» или «социологии научного открытия»), не позволяя хаосу «внешних» факторов ворваться в цитадель рациональности, где господствует тишина «сознательной», «критической» работы философского разума.

Сдиаметрально противоположных позиций выступил в 1962 г.

со своей широко известной книгой «Структура научных революций»36 Т. Кун, американский философ и историк науки. В концепции Т. Куна внутренние и внешние факторы столь своеобразно сплетены, что к ним трудно подойти с традиционными определениями «внутреннего» как когнитивного и «внешнего» как социального. Согласно Т. Куну, деятельность ученых в течение «нормального периода» развития науки всецело определяется парадигмой. Ее как движущую силу развития нормальной науки можно было бы назвать «внутренним» фактором. Однако он не идентичен понятию когнитивного фактора, ибо парадигма имеет природу и когнитив-

34Косарева Л.М. Проблема взаимодействия философии и истории науки: Научноаналит. обзор – М., 1982; Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. – М., 1980; Философия и методология науки. Ч. 1. – М., 1994; Современная философия науки: знания, рациональность ценность в трудах мыслителей Запада. – М., 1996.

35Поппер К. Логика и рост научного знания. – М., 1983.

36Кун Т. Структура научных революций. – М.,1997.

43

ную (теории и метафизические концепции), и социальнопсихологическую (способы поведения, система технических навыков, совокупность ценностей). Во время экстраординарных периодов развития науки – в период научных революций – те факторы, которые «упакованы» в готовой парадигме и через нее опосредованно определяют развитие «нормальной науки», выявляются внешне в процессе выбора новой парадигмы. «Отдельные ученые,

– пишет Т. Кун, – принимают новую парадигму по самым разным соображениям и обычно сразу по нескольким различным мотивам. Некоторые из этих мотивов (например, культ Солнца, который помог Кеплеру стать коперниканцем) лежат полностью вне сферы науки. Другие основания должны зависеть от особенностей личности в ее биографии. Даже национальность или прежняя репутация новатора и его учителей иногда может играть значительную роль ...

Для нас будут представлять интерес не те аргументы, которые убеждают или переубеждают того или иного индивидуума, а тот тип общества, который всегда рано или поздно переориентируется как единая группа»37.

Книга T. Кунa пронизана идеей замкнутости научного сообщества, автономности развития науки. Исходя из этого, можно было бы сделать вывод, что он тяготеет к интерналистской историографии науки. Однако понятия «внутренний» и «внешний» играют в контексте куновской книги непривычную роль. Для Т. Куна «внутренними» являются факторы, действующие внутри научного сообщества, соответственно, внешними – те, которые действуют вне его. На этом основании он относит, например, метафизический культ Солнца, включаемый А. Койре в число внутренних факторов становления коперниканской и кеплеровской теорий, к разряду внешних факторов. Т. Кун отводит внешним (в его понимании) факторам некоторую роль в развитии науки. Но главный интерес для него представляют внутренние (опять-таки в его трактовке) факторы. Он так пишет об этом в предисловии к «Структуре научных революций»: «... я ничего не сказал, если не считать коротких и немногочисленных отступлений о роли технического прогресса или внешних социальных, экономических и интеллектуальных условий в развитии наук. Достаточно, однако, обратиться к Коперни-

37 Там же, С. 201.

44

ку и к способам составления календарей, чтобы убедиться в том, что внешние условия могут способствовать превращению простой аномалии в источник острого кризиса. На том же самом примере можно было бы показать, каким образом условия, внешние по отношению к науке, могут оказать влияние на ряд альтернатив, которые имеются в распоряжении ученого, стремящегося преодолеть кризис путем предложения той или иной революционной реконструкции знания. Подробное рассмотрение такого рода следствий научной революции не изменило бы, я думаю, главных положений, развитых в данной работе, но оно наверняка добавило бы аналитический аспект, имеющий первостепенное значение для понимания прогресса науки»38.

Более отчетливо Т. Кун выражает свое отношение к проблеме внутренних и внешних факторов развития науки в небольшой статье «Наука: история науки», написанной для «Международной энциклопедии по социальным наукам». В ней он утверждает, что важнейшей задачей историографии науки является слияние интерналистского в экстерналистского подходов к развитию науки39. Сам Т. Кун дает образец такого слияния, пытаясь, так сказать, экстерналистски объяснить убедительность и привлекательность интерналистской историографии науки. Ученые, пишет он, действующие в рамках зрелой (нормальной) науки, чрезвычайно «изолированы от культурной среды, в которой они живут как непрофессионалы. Эта совершенно особая, хотя и не совсем полная, изоляция является, по-видимому, причиной того, почему интерналистский подход к истории науки, считающий ее автономной и сaмодостаточной сферой, представляется таким плодотворным»40.

Куновская концепция развития науки была воспринята многими западными исследователями науки (философами, историками, социологами) именно как попытка преодоления разрыва между интерналистской и экстерналистской методологиями. Так, английский социолог науки М. Кинг в статье «Разум, традиция и прогрессивность науки», проводя сравнительный анализ концепций

38Там же, С. 13.

39Kuhn Th. Science: The history of science. – In.: Intern. Encycl. of the social sciences. 1968. Vol. 14. P. 76.

40Ibid., P. 81.

45

Р. Мертона и Т. Куна, приходит к заключению, что в отличие от мертоновской позиции в куновской концепции нельзя отделить социальные от чисто когнитивных элементов науки. Это с известными оговорками можно сделать для нормальной науки (ее описание приблизительно совпадает у Куна с мертоновским). В периоды же научных революций социальные элементы «вплавляются» в когнитивные, образуя некоторое целое. Процесс выбора новой парадигмы научным сообществом носит одновременно и социальный, и когнитивный характер. Принадлежность к определенному научному сообществу с его специфическими когнитивными установками есть и результат выбора определенной научной парадигмы, и условие ее выбора. Различие позиций Мертона и Куна М. Кинг формулирует следующим образом: «Мертон привлекает внимание социологов к нормативной традиции, управляющей поведением ученых... в то время как Кун прежде всего интересуется социальнопсихологическим процессами, посредством которых устанавливаются, разрабатываются определенные авторитарные традиции научной мысли и практики, становятся привычными, а затем подрываются и заменяются иными»41.

Книга Т. Куна «Структура научных революций» послужила толчком к дискуссии среди философов вокруг проблемы внутренних и внешних факторов развития науки. В частности, одна из таких дискуссий проходила в рамках Международного коллоквиума по философии науки в июле 1965 г. в Лондоне. На нем участники методологического семинара К. Поппера (профессора логики и методологии науки Лондонского университета и Лондонской школы экономики), составившие ядро коллоквиума, обсуждали доклад Т. Куна по его книге «Структура научных революций». Тексты докладов участников обсуждения опубликованы в виде коллективной монографии «Критицизм и рост знания»42, опубликованной в

1970 г.

41 King M.D. Reason, tradition and progressiveness of science. - In: Paradigms and revolutions. – L., 1980, P. 104.

42 Criticism and the growth of knowledge / Ed. by Lakatos I., Musgrave A. – Cambridge, 1970.

46

И. Лакатос43 дальше других последователей К. Поппера идет по пути «вплавления» философского компонента в «тело» науки. Программа – серия последовательных теорий, образующих прогрессивный сдвиг проблемы, обладает «жестким ядром» и «эвристикой». И «негативная эвристика» программы, запрещающая подвергать сомнению истинность ее «ядра», и «положительная эвристика», указывающая пути совершенствования программы, не выходят за пределы «внутренних» факторов развития науки. В концепции И. Лакатоса внешние факторы вторглись в самую сердцевину – «ядро» программы. Это «ядро” принимается конвенционально – как соглашение представителей научной элиты. Оно – единственный момент, выпадающий из рационалистического русла развития программы. Именно это обстоятельство позволяет Т. Куну утверждать, что, несмотря на отличие его точки зрения от лакатосовской, в главном они близки: зрелый методологический фальсификационизм И. Лакатоса весьма близок социологической концепции Т. Куна, ибо предполагает принятие методологических решений группой ученых или отдельным исследователем. Эти решения, если не по содержанию, то по форме, близки его принципам объяснения: по своей природе они социологичны44.

И. Лакатос в статье «История науки и ее рациональные реконструкции» утверждает мысль о взаимосвязи философии науки, исследующей чисто внутренние факторы развития науки, с историей науки, изучавшей как внутренние, так и внешние факторы. «Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа»45, - пишет он, перефразируя известный кантовский афоризм.

Согласно И. Лакатосу46: а) философия науки вырабатывает нормативную методологию, на основе которой историк реконструирует «внутреннюю историю» и тем самым дает рациональное объяс-

43Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.

– М., 1995.

44Kuhn T. S. Reflections on my critics. – In: Criticism and the growth of knowledge / Ed. by Lakatos I., Musgrave A. – Cambridge, 1970, P. 278.

45Лакатос И. История науки и рациональная реконструкция // Структура и развитие науки. Из бостонских исследований по философии развития науки. – М.: 1987,

С. 91.

46Там же.

47

нение роста объективного знания; б) две конкурирующие методологии могут быть оценены о помощью (нормативно интерпретированной) истории; в) любая рациональная реконструкция истории нуждается в дополнении эмпирической (социально-психологиче- ской) «внешней историей».

С. Тулмин в книге «Человеческое понимание»47, вышедшей в 1972 г., развивает «популяционную» модель развития науки, беря за исходную аналитическую единицу научное понятие. В своей совокупности эти понятия представляют собой определенную популяцию. Она подвержена различного рода влияниям, вызывающим появление теоретических инноваций и являющимся факторами ее развития. Последние С. Тулмин делит на внутренние (интеллектуальные) и внешние (социокультурные). Переход от одной теории, включающей определенную систему понятия, к другой нельзя оценить с помощью чисто логических средств, не привлекая исторических факторов.

Обращаясь к двум направлениям в историографии науки – к интерналистскому и экстерналистскому, С. Тулмин утверждает, что каждое из них правомочно в своей сфере. Каждое выявляет определенную сторону проблемы движущих сил развития науки. Поэтому можно говорить не о предпочтительности одного из них, а об их дополнительности. Так, например, преимуществом интерналистского подхода является сосредоточенность на исследовании внутридисциплинарных факторов развития науки: на выявлении линий интеллектуальной преемственности, критериев выбора приемлемой теории и т.п. Экстерналистский же подход дополняет картину развития дисциплины выявлением каналов ее взаимодействия с различными социальными институтами. Оба эти направления могут сделать важный вклад в решение эпистемологической проблемы: какие социокультурные процессы и когнитивные процедуры ответственны за изменение и развитие популяции понятий.

Концепции И. Лакатоса и С. Тулмина получили разработку в ряде работ И. Элканы48. Согласно И. Элкане, на развитие науки

47Тулмин С. Человеческое понимание. – М., 1984.

48Elkana Y. The discovery of the conservation of emergy. – L., 1974; Elkana Y. A programmatic attempt at an anthropology of knowledge. – In: Sciences and kultures: Anthropolol. A. studies of the sciences. – L., 1981.

48

влияют три рода факторов: 1) исходная система знания, включая научную метафизику; 2) социально детерминированные образы науки, научного знания; 3) идеологические, социально-политиче- ские факторы.

«Научная метафизика» является внутренним, неотъемлемым компонентом развития научного знания. Этот фактор оказывает непосредственное влияние на содержание научных идей ученого. Яркий пример этого И. Элкана видит в воздействии философии Канта на формулирование Г. Гельмгольцем закона сохранения энергии49. «Социальный образ науки», относясь к интеллектуальному контексту деятельности ученого, сформирован из господствующих в данную эпоху представлений о природе науки, о ее функции в системе культуры. Этот образ может оказывать непосредственное влияние на выбор учеными наиболее перспективных в его свете областей исследования, таким образом становясь причастным к развитию научных идей. И, наконец, внешние социальнополитические факторы непосредственно влияют не на содержание научного знания, а на жизнедеятельность ученых, на институциональную сторону функционирования науки, и лишь через данные

опосредующие звенья эти факторы влияют на развитие научного знания50.

П. Фейерабенд в своей книге «Против метода»51, в статьях «Утешения для специалиста»52, «О критике научного разума»53 и др. развивает концепцию, согласно которой нельзя сводить движущие силы развития наука к чисто внутринаучным рациональным процедурам. В отличие от Т. Куна, П. Фейерабенд54 считает, что правомерно говорить не о нормальном и революционном периодах развития науки, а о нормальном и философском компонентах нау-

49Elkana Y. The discovery of the conservation of emergy. – L., 1974. – X, P.171.;

50Elkana Y. A programmatic attempt at an anthropology of knowledge. – In: Sciences and kultures: Anthropolol. A. studies of the sciences. – L., 1981, P .14.

51Feyerabend P. Against method: Outlines of an anarchistic theory of knowledge. – L., 1975.

52Feyerabend P. Consolations for the specialist. – In: Criticism and the growth of knowledge. – Cambridge, 1970.

53Feyerabend P. On the critique of scientific reason. – In: Method and appraisal in the physical sciances. – Cambridge, 1976.

54См. также: Фейерабенд З. Избранные труды по методологии науки. – М., 1993.

49

ки. Философский аспект неустраним из нее. П. Фейерабенд, однако, считает, что наука не столь рациональна, какой ее представляют, например, К. Поппер, И. Лакатос и др. Именно в революционный процесс смены теорий, парадигм вплетаются факторы, которые К.Поппер и И.Лакатос считают «внешними», нерациональными и на этом основании хотят элиминировать их из науки.

Для Ю. Миттельштрасса, философа и историка науки из ФРГ, взаимосвязь внутренних и внешних факторов развития науки выступает не только как внешний объект рассмотрения, но и как принцип построения теории науки. Основные ее положения развиваются им в статье «Пять тезисов по теории развития науки»55. Ю. Миттельштрасс трактует теорию как средство практической ориентации, как руководство научной деятельностью на всех ее этапах. Теория есть квинтэссенция практики, она есть теория реконструирования практики.

Развитие науки определяется не только внутренними коллизиями отношений фактов и теорий, но и внешней целевой ориентацией науки, ее взаимодействием с общественной практикой. Историк науки должен выявлять обусловленность научных теорий целями общественной практики, господствующей в ту или иную историческую эпоху. Результаты практической деятельности историка науки являются средством критического философского анализа современного состояния науки, т.е. средством построения теории науки.

Таким образом, в работах представителей «исторического направления», по разному проявляется общая тенденция расширения сферы «внутренних» факторов развития науки за счет включения в нее таких, трактовавшихся прежде в качестве внешних факторов, как философская ориентация ученого; система когнитивных и со- циально-психологических ценностей научного сообщества, к которому он принадлежит; социальный образ науки, сформулированный обществом, в котором живет ученый и т.п.

Концепция Т. Куна послужила также отправной точкой для теории развития науки так называемой «штapнбepгскoй» группы социологов из ФРГ (Г. Беме, В. ван ден-Дейль, В. Крон и др. ). Отвергая позитивистскую кумулятивную модель развития науки, они

55 Mittelstrass J. Fuenf Thesen zur Theorie der Wissenschaftsgeschichte. – In: Internationaler Leibniz-Kongress 2. Hannover 1972. – Wiesbaden, 1974, Bd. 2.

50