Вершинина, Волкова, Илюшин - Введение в литературоведение

характеризующейся простейшими, элементарными приемами литературоведческой обработки. Не всегда можно говорить здесь о последовательном применении принципа историзма и народности, но общекультурное значение работ ученых этого периода, обогащавших русскую науку в количественном отношении, несомненно.

Стремление к систематизированному изучению художественной литературы, отчетливо обозначившееся в трудах русских литераторов XVIII века, явилось преддверием возникновения научного литературоведения в России. Систематичность предполагает рассмотрение литературных фактов под углом зрения либо одного (ведущего) научного принципа, либо совокупности, системы принципов (различной степени сложности, зависящей от количества уровней, глубины анализа и широты обобщения). При этом возможны и различная степень обоснованности и упорядоченности явлений литературы. С самого начала литературная наука развивалась, подобно другим наукам, от элементарного к сложному, от фактов и явлений к их связям и взаимосвязям, от изучения связей к доказательству их закономерности. И наконец на определенном этапе развития литературоведческой науки обнаружилась тенденция к приданию выводам характера непреложных законов.

Роль и удельный вес науки о литературе в системе других наук усиливается по мере развития самой художественной литературы как объекта литературоведческих исследований. Уровень развития и состояние художественной литературы в свою очередь определялись формами, условиями и обстоятельствами исторического развития российской действительности — предмета изображения литературы и предмета изучения литературоведческой науки.

Начало систематическому, научному литературоведческому знанию положил в России XVIII век. В XVII веке можно обнаружить лишь элементы научного истолкования исторических и литературных явлений в работах Г. К. Котошихина и И. Т. Посошкова. Возникновение же систематических, сознательных научных изысканий в России связано с учреждением Академии наук, и в частности, с работами историков П. И. Рычкова, В. В. Крестинина, В. Н. Татищева и др.

В русской литературе XVIII века отмечается влияние философии Руссо на Новикова, который глубоко сочувствовал так называемому подлому простонародью. Новиков осваивал наследие западноевропейской философии самостоятельно. Литературная деятельность Руссо (его роман «Новая Элоиза») положила начало сентиментализму Карамзина. Новиков взял из Руссо идеи народности и просвещения, а Карамзин воспринял идеалистическую сентиментальность Руссо. Таким образом, на- родно-историческая традиция открывалась в XVIII веке трудами Новикова, воспринявшего одну из сторон этой традиции, восходящую к Руссо. Сама по себе «чувствительность» не обязательно совмещается с идеей народности литературы. У Руссо она дополняется чувством любви к природе, стихийным отрицанием цивилизации.

Вином плане близким по своим взглядам к Новикову был А. Н. Радищев, взгляды которого также испытали влияние французской философии,

втом числе Руссо. При этом не отмечается влияния на Радищева той из сторон философии Руссо, в которой выразился его интерес к древности. Радищев, как Д. Фонвизин и ряд других писателей XVIII века, характеризуется интересом к современному положению народа, к его социальным условиям. Влияние же Руссо на Радищева не было исключительным. Оно отмечалось, наряду с влиянием других французских философов, по-видимому, в первом периоде деятельности Руссо, периоде общепросветительском, когда он был близок к энциклопедистам. Это был период формирования взглядов Радищева, 60-е годы XVIII века. В числе студентов Лейпцигского университета он ознакомился с французскими философами Вольтером, К. А. Гельвецием, Руссо, Рейналем, Г. Б. Мабли.

Гердер был известен в России с XVIII века, хотя сущность его трудов не сразу была понята. Карамзин, посетивший его в 1789 году, восторгается его мыслями, видит в нем великого ученого. Известно, что основанное в 1801 году Жуковским (при участии А. Ф. Мерзлякова, В. Ф. Воейкова, братьев Андрея и Александра Тургеневых) «Дружеское литературное общество» напоминало «Дружеское ученое общество» И. В. Лопухина и Н. И. Новикова и что, приехав

в1802 году в Мишенское, В. А. Жуковский привез туда издания Шиллера, Гердера, Лессинга, а также идеи нового литературного направления.

Впервой половине XIX века можно отметить влияние Гердера в работах целого ряда русских ученых. В своей «Истории русской словесности» С. П. Шевырев сошлется на труды «великого» германца Гердера. Идет в своих работах за «незабвенным» Гердером О. М. Бодянский, его изучают А. Н. Пыпин и Н. С. Тихонравов.

ВРоссии к середине XIX века эта новая наука у таких представителей академического литературоведения, как Пыпин, получает название «науки народоведения». Для Пыпина уже ясно, что русская литература, так долго находившаяся в чуждых ей формах псевдоклассицизма, может расцвести лишь на путях национального развития, при котором определится и ее общечеловеческий смысл, и значение.

Итак, в становлении теории народности литературы в России первым этапом был интерес к изучению памятников народной старины, отмеченный в русской литературе деятельностью Новикова, Чулкова, Прача. Второй этап становления новой школы — первая треть XIX века. И для этого этапа были важны работы Гердера. После Гердера становятся понятны такие теоретики народности, как И. И. Срезневский, Бодянский, М. А. Максимович. Идея народности пришла в Россию вместе с романтизмом, в эстетике которого она занимала важное место, а романтизм, в свою очередь, также восходит к Гердеру. В трудах Гердера — источник идей народности и романтизма начала

XIX века.

Однако интерес к изучению народности в России не зависел целиком от западноевропейского влияния и определялся условиями российской действительности. Это было движение, параллельное развитию европейской

мысли. Интерес к народной поэзии в России связан с изданием «песенников» в 70-х годах XVIII столетия, одновременно с «Народными песнями» Гердера. Это было не систематизированное научное изучение, а скорее стихийное собирательство.

Становление научной этнографии и литературоведения в России подготовлено именно собирателями XVIII века, а также собирателями начала XIX века — И. М. Снегиревым, И. П. Сахаровым и другими. В 40-е—60-е годы XIX века, по словам Пыпина, трудами таких «партизан народной поэзии», как Ф. Буслаев и А. Афанасьев, характеризуется третий период развития теории народности литературы. У Буслаева — это работа «О преподавании отечественного языка» (1844), у Афанасьева — «Поэтические воззрения славян на природу» (1866—1869). Таким образом, обе научные школы в России: академическая («народоведческая») и философско-эстетическая (гегельянскошеллингианская) школа Белинского соотносятся с учением Гердера и объясняются также сходством условий национального развития Германии и

России. В том и другом случае интерес к «народности» связан с особенностями развития «народного самосознания». Общность философских источников двух научных школ сближает и исторические результаты их развития: с одной стороны — просветительский демократизм академического направления, ас другой — радикальный демократизм Белинского и Добролюбова.

Немецкая идеалистическая школа И. Канта, И. Г. Фихте, Ф. В. Шеллинга, Г. Ф. Гегеля взяла у Гердера «идеальную» сторону его учения, которая в России явилась основой натуральной школы Белинского, внесшей свой вклад в изучение «народности» со стороны ее социально-эстетического значения.

Гегель был сторонником идеи «чистой» народности, независимой от «народоведческих» целей. По мнению Гегеля (воспринятому в 30-х годах Белинским), гердеровская форма «народности» носила искусственный характер

ибыла всего-навсего имитацией подлинной народности.

Вто же время немецкая идеалистическая философия искусства — Канта, Шеллинга, Гегеля, — вьщвигая идеи свободы творчества в противовес нормативной эстетике классицизма, тем самым наследовала соответствующие идеи Руссо и Гердера.

Лишь отказ Белинского в 1840-х годах от гегелевской идеи свободы творчества не просто приблизил его концепцию народности литературы к академической теории «народоведения», а придал этой теории новый социально-политический смысл.

Значительный вклад в теорию народности внес представитель революционно-демократической критики, последователь Белинского Н. А. Добролюбов (1836—1861). Его статьи «Рассказы из народного русского быта», «Черты для характеристики русского простонародья» и особенно «О степени участия народности в развитии русской литературы» (1858) заложили основы социально-политической концепции народности литературы. В его статье «О степени участия народности в развитии русской литературы» в острой форме

критикуется характер и уровень народности всей предшествовавшей русской литературы. С беспощадностью Добролюбов отвергает сам факт существования народности в русской литературе XVIII — первой половины XIX века, включая творчество Пушкина, так как эта литература не отражала насущных «стремлений» русского народа. При этом Добролюбов почти не касался вопроса о философско-историче- ских предпосылках теории народности. В XVIII и начале XIX века он ценит издательскопросветительскую и археографическую деятельность Новикова, митрополита Евгения, позднее — собирательскую деятельность Сахарова. Тем не менее в плеяде революционных демократов именно Добролюбов профессиональнотематически чаще всего соприкасался с вопросами, близко интересовавшими ученых «народоведческой» школы: он писал работы и рецензии по вопросам народного творчества, древней русской литературы и особенно русской литературы XVIII века. Придерживаясь социально-«исторической» точки зрения на развитие русской литературы, Добролюбов не признавал никаких достоинств в трудах Шевырева, в том числе и в его «Истории литературы...». Как и Белинский, Добролюбов не прощает Шевыреву его «вражды к германской философии», считает его человеком мало эрудированным. В своей рецензии на 3-ю часть лекций Шевырева по «Истории русской словесности...», вышедшей в 1858 году, Добролюбов указывает на «неизлечимо-мистический» «характер общих понятий» Шевырева. Близок Добролюбов к точке зрения раннего Белинского и в вопросе о древней русской литературе, существование которой он отрицает. Вместе с тем Добролюбов высоко оценивает работы других представителей «народоведческого» направления: С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, Н. В. Калачова, Буслаева, И. Е. Забелина, Пыпина, — которые указали, по его словам, «правильную историческую» точку зрения на русскую литературу. Добролюбов одобряет труды ученых-«библиографов» Афанасьева, А. Д. Галахова, Н. В. Гербеля, Тихонравова и других. На фоне деятельности этих ученых труды Шевырева, по словам Добролюбова, обнаруживали «мистически-московский патриотизм», были наполнены «высокомерными возгласами о величии русского смирения, терпения и пр.». Для Добролюбова, как для Белинского и Чернышевского, консервативно-религиозная ориентация трудов Шевырева перечеркивала их практическое научное значение. В том же духе оценивает Добролюбов и деятельность Н. И. Греча. Серьезной критике подвергает Добролюбов и методологические принципы современных ему исследователей народного творчества. Одобряя издание А. Афанасьевым русских сказок, песен и собирательскую деятельность вообще, он критикует представителей отвлеченной науки за отрыв от действительной жизни народа и его истории, субъективизм в исторической науке. Для этих ученых не представляет ценности народное творчество само по себе, а необходимы чисто теоретические исследования, которые он называет «гастрономическими». Но и простого «нанизывания» фактов литературы для Добролюбова недостаточно: он высмеивает крайнюю приверженность к фактам в науке, для него важны выводы. Добролюбов отвергает как «бесполезное» крайнее направление «отвлеченного философствования», при котором «можно набросать громких

фраз», не имея «убеждений», так и крайности «библиографического» направления, являющегося «простым упражнением памяти», он утверждает принцип единства аналитического и синтетического принципов научного исследования. Всякое издание материалов народного творчества важно для Добролюбова только тогда, когда в нем даются выводы о реальных чувствах, мыслях и действительном положении народа.

Он считает плодотворным вывод Белинского о вызванной социальными условиями «пассивности» в характере русского народа. Для Добролюбова важны только те произведения искусства и науки, которые помогали бы избавиться от его пассивности. Он верит в народ, который пока развивается «неестественным путем».

Из этого принципа народности Добролюбова вытекают его отрицательные приговоры явлениям предшествовавшей литературы, в которой, по его словам, «почти никогда нет партии народа». Именно поэтому Добролюбов не жалует званием «народного» ни одного из предшествовавших ему деятелей русской литературы. В связи с этим общим принципом оценки находятся и отрицательные выводы Добролюбова о характере сатирического направления в русской литературе, особенно в литературе XVIII века. Он полагает, что сатира должна касаться основных общественных проблем, таких, как «крепостные отношения», и «преследовать» подобные явления в их «корне,

впринципе», чего он не мог сказать о русской сатире XVIII века и о сатире последующих периодов ее развития.

Крупнейший ученый, заложивший основы академическипросветительской концепции народности в русской литературе, — академик А. Н. Пыпин (1833—1904). В своих работах — «История русской литературы», «История русской этнографии» и других — он анализирует творчество русских литераторов с точки зрения вклада, вносимого ими в разработанную Пыпиным и его соратниками программу, известную под именем «народоведение». Программой предусматривалось: изучение забытых памятников древнерусской литературы, памятников народного творчества, изучение славянских литератур, сочувственное изображение положения народа. Пыпин и его соратник Н. С. Тихонравов опирались при этом на работы Гердера, Я. Гримма, Тэна. В отличие от Гегеля и Белинского их не очень интересовал уровень эстетического мастерства писателя: основным критерием оценки выступал уровень народности и историзма. Это были профессионалы науки о народе. Впервые в истории отечественного литературоведения возникает целое направление, посвященное одной идее — идее служения литературы народу. Эта «народоведческая» наука была по-своему уникальной. Пыпин буквально мобилизовал все смежные с литературой науки (историю, этнографию, археологию, языкознание) на раскрытие проблемы народности, пропагандируя при этом идею улучшения жизни простых людей. Практически это выразилось

встремлении поднять уровень народного «самосознания» посредством просветительства. Наибольшими возможностями в этом плане, по мнению Пыпина, располагала художественная литература, которую он ставил в центр своего внимания.

Проблема народности литературы раскрывается Пыпиным на широком историческом фоне. В его методе исследования принимается в расчет огромное количество внешних по отношению к литературе факторов, влиявших так или иначе на жизнь народа. Пыпин подчиняет юридические, этнографические, бытовые, археологические источники единой цели — уяснению всех обстоятельств народной жизни. Принцип народности обеспечивает цельность его метода, связывает воедино самые различные факты истории национальной культуры и литературы. Пыпин с постоянством и настойчивостью наблюдал преломление принципа народности литературы не только в исторических, но и в социальных условиях, всякий раз связывая литературные явления с конкретными обстоятельствами, их породившими.

Предпринятый Пыпиным с позиций народности социальноисторический анализ творчества русских писателей положил начало новому, многоаспектному методу рассмотрения литературных явлений в рамках развивающихся различных направлений европейской и русской общественнонаучной мысли. До настоящего времени сохраняет свое значение анализ Пыпиным творчества Новикова, А. С. Грибоедова, Пушкина, Белинского, Н. Некрасова, Салтыкова-Щедрина; представляет интерес оценка им романтизма, славянофильства, масонства, народничества.

Просветительский демократизм Пыпина и других представителей культурно-исторической школы был обусловлен их академической методологией. Целенаправленная, многолетняя деятельность ученых культурно-исторической школы была прогрессивной для своего времени. Яркие работы представителей культур- но-исторической школы контрастировали с радикальными идеями революционных демократов. Культурно-демократическая, народоведческая социально-историческая и литературная концепция Пыпина оставалась в рамках мировоззрения передовой русской интеллигенции, сохраняя свою специфику. Патриотический и научный подвиг ученых народоведческой школы заключается также и в том, что благодаря их трудам открыты, исследованы, включены в научный обиход многочисленные, дотоле неизвестные памятники русской национальной культуры. Работы ученых этого направления усиливали не только теоретическую, но и фактическую, количественную сторону науки: описание и издание памятников старины, в том числе — житий, апокрифов, повестей и сказаний, мифов, поэзии, иконографии, «животного» эпоса и т. д.

В этой непосредственно фактической направленности была дополнительная, сильная сторона работ ученых народоведческой школы. Подобное миросозерцание не могло не сказаться и на решении вопроса о целях литературы. Ученые этой школы были противниками теории «чистого» искусства. Они считали, что литература просветительскими средствами должна решать практические вопросы народной жизни — содействовать отмене крепостного права.

Однако Пыпин не принимает главного в учении революционных демократов о народности — классового принципа. Указывая, что народная поэзия в Древней Руси была «предметом гонений и проклятий», Пыпин не

соглашается с Добролюбовым в объяснении причин этих гонений, объявляя классовый подход к этому вопросу со стороны Добролюбова «огульным». Соглашаясь с Добролюбовым в том, что искусство «слагается» по жизни, а не наоборот, то есть разделяя материалистический взгляд революционных демократов на природу искусства, Пыпин считает литературные приговоры Добролюбова, как последователя Белинского и Чернышевского, слишком «суровыми». Он «защищает» от Добролюбова сатиру XVIII века, народность творчества Фонвизина, Грибоедова, Пушкина, Гоголя.

В основу анализа творчества писателя Пыпин также положил принцип народности, ее характер и уровень. В соответствии с методологией анализа, разработанной Пыпиным, он определяет прежде всего время «истинно-научной постановки вопроса народности» и указывает, что это происходит в последние десятилетия века, а вплоть до середины XIX века научное изучение проблемы народности в России было, по мнению Пыпина, «слабым» по важнейшим факторам.

1.«По основной точке зрения», то есть по социальному содержанию проблемы народности; запутанность терминов доходила до того, замечает Пыпин, что в формуле официальной народности 30-х годов под словом «народность» подразумевались официальные правительственные установки, концепция, якобы объединявшая русское общество на принципах «самодержавия», «православия» и «народности».

2.«По свойству побуждения»; по утверждению Пыпина, побуждения, по которым возникали сочувствие, антипатия, недовольство, были двоякого рода: а) «литературные» (так, классикам казалась нарушением всех правил сама форма пушкинской поэзии и ее «легкое» содержание, а «новое» поколение, напротив, восторгалось этой формой); б) «общественнотенденциозные» (так, власти не могли забыть «либеральной» юности Пушкина, когда он был «союзником прогрессивного направления», а для Бенкендорфа Пушкин был не поэт, а либерал и «глава оппозиции»).

Очевидно, что слабость научного изучения «по основной точке зрения» и «по свойству побуждения» не что иное, как слабость (бессистемность) мировоззрения исследователя. Белинский, по мнению Пыпина, высоко и верно оценил поэзию Пушкина, хотя и усомнился в ее народности по причине малой образованности народа. У Пушкина, говорит Пыпин, это было «настроение» народности, «тон» ее. Народность «как принцип», «правдиво-реальное» отношение к народности, сознательное применение ее как «литературного орудия» получило развитие в русской литературе уже после Пушкина, у его «преемников».

Если у Пушкина и Лермонтова народность — «народно-исторический инстинкт», то у Гоголя — реализм. Главный представитель следующего периода развития принципа народности литературы — Тургенев, который изображал непосредственно крепостной быт и показывал развращающее влияние крепостного права. Степень народности писателя определялась Пыпиным близостью к «крестьянской» тематике и отношением к вопросу об освобождении крестьян. Различие между тремя писателями — в степени

глубины и сознательности воплощения принципа народности. У Пушкина народность — «инстинкт», у Гоголя — «могущественный реализм», у «преемников» Гоголя (Тургенева, Григоровича, Писемского) — «любящее изображение светлых сторон народного характера» и «протест против народного угнетения».

Подобно Добролюбову, Пыпин старается определить «степень участия народности» в развитии русской литературы, принимая в качестве критерия для сравнения глубину осознанности принципа народности писателями. Пыпин не связывает задачи литературы с революционным действием во имя интересов народа. Он полагал, что «освобождение крестьян» произойдет в результате «внутренних исправлений русской жизни», то есть посредством реформ. Именно поэтому, оценивая степень народности литературы, он останавливается на Тургеневе, тогда как для Добролюбова наивысший уровень народности — в сатире Щедрина.

К началу царствования Николая I, к 1830-м годам, идея народности получила широкое распространение в России. Она вышла далеко за рамки литературы и наряду с понятиями «самодержавие» и «православие» стала символом официальной правительственной идеологии. Триединство — «православие», «самодержавие», «народность», — выдвинутое министром просвещения С. С. Уваровым, знаменовало собой нерасторжимость союза монархии и народа и, следовательно, незыблемость самодержавного государственного строя. Меценатство, укоренившееся при царском дворе в XVIII столетии, во многом определявшее деятельность Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского, Державина, приобрело в XIX веке формы систематического регулирования и контроля. Помимо самого императора и членов царской семьи, постоянные контакты с крупными писателями осуществлялись со стороны руководителей министерств просвещения и внутренних дел — С. Уварова, А. X. Бенкендорфа, Л. В. Дубельта. Под пристальным вниманием правительственных структур, столичных губернаторов находились Карамзин, Жуковский, Пушкин, Гоголь. Концепции официальной народности, помимо правительственных изданий, придерживались такие журналы, как «Сын Отечества» Ф. В. Булгарина, «Библиотека для чтения» О. И. Сенковского и некоторые другие.

В творчестве таких писателей, как Булгарин (роман «Иван Выжигин»), Н. В. Кукольник (либретто к опере «Жизнь за царя»), идея официальной народности проводилась сознательно, у таких писателей, как А. А. Орлов, являлась результатом недостатка художественного мастерства. Идея народности здесь выступала в назидательно-дидактической форме: исправлялись такие пороки, как пьянство, невежество героев из простого народа. Такая «народность» была неприемлема для больших художников и также сознательно отвергалась, начиная еще с Н. М. Карамзина. Лишь внешним признаком народности для этих писателей являлась чисто национальная тематика, обязательное изображение людей из народа. Такую «народность» В. Г. Белинский называл «простонародностью». Для него признаком народности являлся «сгиб ума», угол зрения, взгляд писателя: так,

Пушкин оставался народным, изображал ли он Испанию, Польшу, Францию или Россию.

В. Идея народности в славянофильстве Особым литературно-философским явлением выступает русское

славянофильство, в котором идеи патриотизма и народности приобрели форму, отличную от официальных, академических и радикальных взглядов. В славянофильстве идея своеобразия русской народности была подчеркнута. Славянофильство явилось формой оппозиции правительству со стороны патриархального дворянства. Она возникла в среде довольно независимого барства. Оппозиция славянофилов с самого начала носила ограниченный характер именно ввиду ее дворянских истоков. Такова социальная природа славянофильства.

Хотя славянофильская оппозиция носила патриархальнодворянский характер, все-таки славянофильство нельзя отождествлять с официальной идеологией. Одной из причин, повлиявших на возникновение славянофильства в России, явилось усиление славянского национально-освободительного движения в Европе в первой трети XIX века, особенно в Чехии и Сербии. Именно в этот период, во второй половине 1830-х годов, и возникло славянофильство.

Можно отметить определенные этапы развития славянофильства как общественно-литературной системы. К первому, старшему поколению славянофилов, характеризовавшему становление и ранний период развития школы, относятся братья Киреевские — Иван Васильевич (1806—1856) и Петр Васильевич (1808—1856), А. С. Хомяков (1804—1860), а также поэты славянофильского направления Н. М. Языков (1803—1846), И. Аксаков.

К середине 40-х годов определились основные принципы славянофильской системы, которым были в основном верны все представители школы. Общие черты славянофильской системы, как она выявилась в их печатных и рукописных сочинениях, таковы. По мнению славянофилов, петровская реформа, заимствовав чужие формы цивилизации, толкнула Россию на ложный путь развития, отделив народ от образованных классов. Ликвидировать возникший разлад, как полагали славянофилы, можно было, лишь возвратив России допетровские формы жизни. Славянофилы полагали, что народ невозможно поднять до уровня современного образования: необходимо вернуться к народу как единственному хранителю старинных преданий, верований и инстинктов. Славянофилы противопоставили западный и восточный миры по всем линиям: религиозной, государственной, бытовой, моральной, культурной.

В католицизме и протестантстве они видели искажение христианства. Папский авторитет, по их мнению, стал выше самой Церкви, наследуя «римские» черты христианства; греко-славянское православие, напротив, исходит из чистого византийского источника. Западные государства основаны на насилии, завоеваниях, феодализме, борьбе сословий, личной собственности; на Руси же государство началось с добровольного призвания князей, без феодализма и борьбы сословий, на основе общинного самоуправления,

высшим представителем которого был царь. Православие определило нравственно-бытовое единство русского общества допетровских времен. В России не было вражды между Церковью и светскими властями. Российская цивилизация (литература, философия) поэтому, в отличие от западной, не была рассудочной, сухой, формальной, логически отвлеченной. По мнению славянофилов, западная цивилизация могла обогнать русскую только в частных приемах исследования, но была неприемлема в основном своем принципе, несовместимом с православной религией. Противопоставив разум вере, европейская цивилизация, по мнению славянофилов, стала несостоятельна и у себя дома. У русского общества оставался лишь один путь: установить утраченное единство с народом, слиться с ним и тем самым помочь ему в осуществлении его национального предназначения — занять ведущее место в мировой цивилизации. Славянофилы считали антинародными и антирусскими реформы Петра I, оторвавшие образованную часть дворянства от народа. Они не ставили целью борьбу с крепостничеством.

Для реализации своей «системы» славянофилы пытались создать и «программу», то есть определить пути практического воплощения их теорий. Эта программа менее конкретна и определенна. Она утопична. И. Киреевский выдвинул идею подчинения западной цивилизации Востоку. Идея была принята всеми славянофилами. Они считали, что возрождение подлинной народности в России может быть достигнуто в результате «подчинения» европейской цивилизации греко-славянским началам жизни.

В спорах И. Киреевского и Хомякова 1838 года по вопросам религии и было положено начало славянофильству как концепции. И. Киреевский и Хомяков могли еще в какой-то степени прислушиваться к другим мнениям, остальные же славянофилы характеризовались нетерпимостью к иным взглядам. Хомяков по значению и роли в разработке идей славянофильства стоит рядом с И. Киреевским. Он отличался эрудицией, тонким умом, талантом полемиста, энергией.

Если главой школы славянофилов, его теоретиком был И. Киреевский, то родоначальником славянофильства в плане историческом, хронологическом явился младший брат И. Киреевского П. Киреевский. П. Киреевский выступил всего лишь с одной статьей в «Москвитянине» в 1845 году (по поводу одной из работ М. П. Погодина). Но именно в этой статье впервые развивается идея мирного призвания варягов, вопросы общинного быта, вечевого управления в Древней Руси.

Итак, славянофильство явилось совокупностью ряда постоянных идеологических принципов, в том числе религиозных. «Народность русская —

...залог новых начал, полнейшего, жизненного выражения общечеловеческой истины», — писал И. Киреевский. Вслед за братьями Киреевскими с теологической точки зрения противопоставлял западный и восточный миры выступивший под именем М..., 3..., К... Ю. Ф. Самарин, видный деятель славянофильской школы. Самарин, развивая идеи И. Киреевского, выдвигает ряд гипотез. По его мнению, община древних славян строилась не на отсутствии прав личности (как утверждали противники славянофильства), а на