Sovetskaya_Rossia_Aravia_i_Persidskiy_zaliv

350 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

первых из них – в Стамбуле, в 1544 г.). К началу XVII века таковых в столице Османской империи насчитывалось уже более шестисот. В народе, к слову, первые кофейни называли тогда «школами знаний», «домами мудрости» и «клубами образованных людей». И все потому, что в них собирались поэты и профессиональные декламаторы, сказатели и писцы, делившиеся с посетителями кофеен своими знаниями.

Париж распахнул двери для кофе в 1669 г. (по другим источникам, – в 1672 г.), после того, как турецкий посол познакомил королевский двор Франции с пышным церемониалом употребления кофе, существовавшим при дворе турецкого султана Мехмеда IV (1648–1687). Напиток, приготовленный поваром посла и поданный королю, настолько ему понравился, что Людовик XIV (правил 1643–1715) велел «включить кофе в меню Лувра». Более того, сочинил трактат, в котором, отметив «взбадривающее и освежающее воздействие кофе на человека», рекомендовал его к употреблению всеми своими подданными.

Кофе во Франции моментально обрел популярность. В борьбу за монопольное право торговать им в Париже вступили бывший повар турецкого посла, получивший велечайшее дозволение самого султана на популяризацию «напитка мусульман» среди франков (французов), и пронырливый негоциант из Сицилии Франческо Прокоппио. Именно он первым в Париже стал предлагать посетителям своего заведения не только кофе, но и шоколад к нему.

В Англии, куда кофе шагнул раньше, чем во Францию, в конце 1651 – начале 1652 г., о нем сразу же стали говорить как о напитке, благотворно влияющем на умственную деятельность человека.

Триумфальному шествию кофе по Европе способствовал Папа Римский, благословивший пришедшийся ему по вкусу «напиток Востока».

Фридриху Великому, немецкому правителю, королю Пруссии (правил 1740–1786), кофе, напротив, не понравился. Монарх обожал пиво, считал его «напитком истинных немцев». Известно, что повор короля, зная о пристрастии своего владыки к пиву, готовил ему из него фирменную «похлебку», своего рода «окрошку по-не- мецки». Кофе в Германии оказался под запретом. Ослушников на-

казывали. Доносчиков же на любителей кофе – поощряли; они получали четвертую часть штрафа, что взимали с нарушителей закона

озапрете на употребление кофе.

ВАвстрии, куда кофейные зерна попали в качестве военного трофея, захваченного австрийцами у турок после снятия осады с Вены (1863), кофе сделался таким же популяным, как и во Франции. Но если французы приняли «напиток мусульман» таким как есть, то в Вене к его приготовлению и к употреблению отнеслись творчески. Сохраняя чувство собственного достоинства, стали готовить кофе по-венски, то есть с молоком, и подавать с круассаном, булочкой в форме полумесяца. Таким образом, патриотические чувства венца, жующего круассан, то есть отображеный в тесте государственный символ ненавистных турок, пытавшихся прибрать к рукам Вену, и запивающего его кофе по-венски, посрамлены не были.

Хроники тех лет свидетельствуют, что круассан изготовил венский пекарь Питер Вендлер – в честь победы Австрии над Османской империей; а вот попробовать круассан с кофе первым предложил своим посетителям хозяин первого в Вене кафе, шляхтич с Украины пан Франц Кольчицкий.

Первыми торговать йеменским кофе в Европе стали французы. В 1709 г. они заключили долгосрочный договор (с зафиксированной в нем ценой) об оптовых закупках кофе с наместником правителя Йемена в Мохе. Заметив вскоре повышенный спрос на кофе у купцов из Европы, йеменцы тут же, в одностороннем порядке, расторгли «кофейную сделку» с франками. Ответ французов последовал незамедлительно. К побережью Мохи подошла эскадра боевых кораблей Французской Индийской компании во главе с Ля Гардом Жазье. Десант, высаженный на берег после обстрела города из орудий палубной артиллерии, захватил Моху и восстановил, как писали французские газеты , «порушенный в Йемене статус-кво в кофейных делах».

Пик кофейной торговли датчан и французов в Мохе – 1720– 1740 годы. Первый американский корабль прибыл в Моху и приобрел там кофе в 1798 году. Можно, думается, говорить о том, что вслед за жемчугом именно кофе приоткрыл для Европы двери в Аравию (7*).

352 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Договор о дружбе и торговле между Москвой и Сана’а’, заключенный 1 ноября 1928 г., заметно активизировал коммерческие связи Йеменского Королевства с Советским Союзом. Параходные рейсы в Аравию, носившие прежде, по выражению советских дипломатов, «случайный характер», поставили на регулярную основу. В документах центральных партийных органов того времени подчеркивалось, что торговля с Йеменом на базе договора от 01.11.1928 г. «должна сделаться показательным участком работы Советского Союза на Аравийском полуострове» (8).

После заключения Договора о дружбе и торговле, докладывал М. Аксельрод, участие СССР в импорте королевства существенно расширилось. В 1928/1929 фин. году доля СССР в суммарном ввозе сахара достигла 32%; муки – 15,5%; стекла – 72%; спичек – 19%; мыла – 6%; мануфактуры – 1,5%; леса – 88% и нефтепродуктов – 21% (9). В 1929/1930 хозяйственном году на йеменский рынок через Ходейду завезли из СССР: «до 60% всего импортированного Йеменским Королевством мыла (около 2 тыс. ящиков); 35% сахара (свыше 5,9 тыс. т.); 30% керосина (15 тыс. т.); 40% муки (свыше 654 т.); более 50% крахмала (35,8 т.). Кроме того, – 4,45% мануфактуры, что составило 592 кипы( 1 кипа мануфактуры = 212,48 кг.); 90% спичек (1350 ящиков)» (10). Поставки осуществлялись пароходами из Одессы. Сделки на йеменском рынке совершались через советского торгового уполномоченного в Ходейде.

Согласно информационно-справочным материалам, подготовленным представительством «Ближвостгосторга» в Йемене, главным предметом ввоза в СССР из Йемена являлся тогда кофе. Его суммарный экспорт через Ходейду (в СССР и другие страны мира) составил: 1927/1928 г. – 29 937 мешков; 1928/1929 г. – 46 421 мешков (в том числе сорта «мокка» – 6 тыс. тонн). Конкретно в СССР было поставлено: 1919 г. – 34 т.; 1930 г. – 248 т.; 1931 г. – 419 тонн. В 1904 г., для сравнения, вывоз йеменского кофе оценивался в 49 000 мешков (по 80 и 100 кг. зерен в каждом) (11).

Повышенным спросом пользовалась йеменская хна (в 1928/ 1929 фин. году из королевства вывезли 906 мешков хны). Помимо кофе и хны, в СССР из Йеменского Королевства импортировали также кожсырье.

Несколько опережая ход повествования, скажем, что с 1930 г. в Йеменское Королевство стали поступать советские сельскохозяйственные машины и оборудование. Для оказания помощи йеменцам в освоении этой техники в Йемен направили тракториста-ин- структора (12).

В1930-х годах еще больше возросла доля импортируемых из Советского Союза товаров в суммарном объеме ввоза королевства. Керосина, к примеру, до 75%, сахара – до 50%, серы – до 39% и цемента – до 100%. Такой рост не в последнюю очередь объяснялся, пишет в своей статье «История развития российско-йеменских отношений» М. Араф, фиксированными ценами на товары, которые предлагала советская сторона (13).

Виюне 1929 г. в г. Сана’а’ открылось генеральное представительство Экспортно-импортной конторы Госторгов по торговле

сТурцией и Ближним Востоком («Ближвостгосторга» СССР) для стран бассейна Красного моря. Генеральным представителем СССР

(генеральным уполномоченным «Ближвостгосторга») был назначен, напомним, К. А. Хакимов.

Винструкции К. Хакимову, подписанной 11.05.1929 г. Л. М. Караханом, указывалось, что ему необходимо разъяснять в Йеменском Королевстве «основы нашей восточной политики, … преследующей цель достижения политической и экономической независимости стран Востока и их освобождения от всякого внешнего гнета…». Отмечалось, что желательно было бы также в контактах с северойеменской элитой популяризировать идею о «целесообразности сближения восточных государств» в целях укрепления их позиций на внешнеполитической арене (14).

Всередине апреля 1929 г. Александр Игнатьевич Ступак, состоявший в то время в штате советской дипмиссии в Джидде (до этого работал в торгпредстве СССР в Турции, где встречался и беседовал

скади Ахмадом ал-Анси, представителем имама Йахйи), получил указание Центра «срочно выехать в Сана’а’». Цель командировки – «информировать власти Йеменского Королевства о предстоящем прибытии советского постоянного представителя и подготовить его встречу».

354И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Вконце апреля, рассказывает в своих воспоминаниях А. И. Ступак, в Джидду пришел пароход «Ленин». По просьбе правительства Йеменского Королевста «он должен был затем проследовать в Ходейду, чтобы принять на борт и доставить в Джидду паломников». Воспользовавшись этим рейсом, он и выехал в Ходейду.

3 мая 1929 г., сообщает А. И. Ступак, пароход прибыл в Ходейду и встал на рейд в нескольких километрах от берега; «ряды коралловых рифов не позволили ему подойти ближе». На берег его доставил местный парусник, который «шел то под парусом, то на веслах».

О Ходейде тех лет А. И. Ступак отзывается как о небольшом, «пыльном и тесном городке купцов и рыбаков, сдавленном обветшалыми оборонительными стенами». В нем, по его словам, не было тогда «ни водопровода, ни электричества, ни каких-либо элементарных удобств».

Только через 10 дней после его приезда в Ходейду туда пришел торговый караван, с которым, верхом на муле, он и тронулся в путь.

По прибытии в г. Сана’а’, через два дня, «вечером, в саду королевского дворца, в маленькой беседке, освещенной слабым светом керосинового фонаря», его принял кади ‘Абдалла ал-‘Амри, которого, замечает А. Ступак, «с полным правом можно было бы назвать великим визирем». В ходе состоявшейся беседы А. И. Ступак известил кади ‘Абдаллу о предстоящем приезде в королевство «советского представителя К. Хакимова» и о цели его миссии. «Договорились о порядке встречи».

К сведению читателя, в Йемене со времен прихода в эту страну ислама привилегированной кастой были и остаются кадии, то есть мусульманские судьи. Статус этот, согласно традиции, закреплен за семейно-родовыми кланами, известными своими глубокими знаниями генеалогий семейств, родов и племен, обычаев и традиций предков, и норм шариата (мусульманского права).

К. А. Хакимов прибыл в королевство в июне 1929 года (с женой и дочерью Флорой, которой было в ту пору 2 года). К тому времени, как повествует в своей книге о нем русский дипломат-арабист, бывший российский посол в Саудовской Аравии О. Б. Озеров, там уже собрался весь коллектив миссии (конкретно О. Озеров упоминает

дипломата Алексея Тимофеевича Спирина и именитого советского арабиста Абдррахмана Фаслаховича Султанова) (15). Встречали К. Хакимова в Ходейде пышно. В качестве подарков он привез кавалерийские седла, в которых знал толк. И седла эти, как говорил потом Наум Белкин, «произвели большой фурор», впечатлили даже самого короля. Доставил К. Хакимов и подарки от М. Калинина, тогдашнего номинального главы СССР, – «серебряный кувшин, автоматический телефон, минеральную воду “Боржоми”, “Нарзан” и черную икру».

Из Ходейды Карим Хакимов с семьей отправился в Сана’а’; часть этого 200-км. пути проделал на мулах, а часть на машине. У подножья горы Джабаль Асир, перед последним горным перевалом на пути в Сана’а’, К. Хакимова «приветствовал представитель имама Йахйи, кади Ахмад ал-Аниси». Впоследствии, пишет А. И. Ступак, во время встреч и бесед с ним в Сана’а’, кади тепло вспоминал о том, как они с ним «закладывали основы советско-йеменской дружбы». В сопровождении кади и эскорта кавалеристов из личной охраны имама они проследовали в столицу. Въезжали в город через знаменитые въездны ворота с «выстроенным у них почетным караулом».

Втот же день К. Хакимова с протокольным визитом посетили глава правительства кади ‘Абд Аллах ал-Амри и Мухаммад Рагиб-бей, отвечавший за внешние дела в королевстве.

Через несколько дней в гостевом дворце Макам аш-Шариф прошел официальный прием К. Хакимова, во время которого состоялся обмен ратификационными грамотами Договора о дружбе

иторговле (16).

Вписьме М. И. Калинина имаму Йахйе от 30 апреля 1929 г. выражалась готовность советского правительства «содействовать развитию и укреплению дружественных связей», установленных советско-йеменским Договором о дружбе и торговле от 1928 года. «Доставивший Вам это письмо гражданин Керим Хакимов, – писал М. И. Калинин, – пользуется нашим полным доверием, и я прошу иметь полную веру в то, что он будет иметь честь излагать от имени Правительства Союза Советских Социалистических Республик. Рекомендуя его Вам, надеюсь, что он будет пользоваться полной благосклонностью Вашего Величества» (17).

356 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Спустя какое-то время в г. Сана’а’ открылась амбулатория Красного Креста и Красного Полумесяца СССР (10 августа 1929 г.).

Работавшие в ней советские врачи, терапевт В. Б. Бабаджан, гениколог С. С. Слиозберг (первая, к слову, женщина-врач в Йеменском Королевстве), А. М. Гендельштейн и Донской, пользовались у йеменцев большой любовью и уважением. Обслуживали они, к слову, не только членов королевского семейства, их гаремы, двор короля и знать, но оказывали также бесплатную медицинскую помощь (с 8 утра до 12 часов дня) и простым людям, всем, кто обращался за ней. Особо полюбилась и женам короля, и его сыновей, и женщинам их гаремов, и жителницам столицы, доктор Слиозберг, «искусный врач-целитель из России», как они о ней отзывались. Имам Йахйа лично обращался к М. И. Калинину с просьбой (в письме от февраля 1931 г.) «не переводить ее в другое место», и разрешить работать в его королевстве «сколько можно дольше» (18).

Внес свой вклад в усилия советских дипломатов по выстраиванию теплых и доверительных отношений с «правительственными кругами Йемена» и советский инженер И. Сиваченко, который установил и ввел в эксплуатацию (11.03.1931) автоматическую телефонную станцию, соединившую дворец имама с тюрьмой, больницей, казенными мастерскими, министром почт и телеграфа, начальником артиллерии и главнокомандующим войсками (19).

Широкой популярностью в королевстве пользовался и сам Карим Хакимов, человек гостеприимный и хлебосольный. О его «подвигах щедрости и гостеприимства», об устраиваемых им «сытых застольях» и пышных приемах в «русском доме», как называли йеменцы трехэтажное здание советского представительства в г. Сана’а’, ходила молва по всему королевству. Частенько заглядывали к нему «на чашечку кофе» и Сайф ал-Ислам, и Рагиб-бей, и многие другие влиятельные лица, а также шейхи племен и главы именитых торговых семейств.

Для установления доверительных связей с первыми лицами

вкоролевстве, равно как и с шейхами влиятельных племен, К. Хакимов использовал хорошо опробованный им во время службы

вПерсии и в Хиджазе метод «целевых подарков-поставок», как они фигурируют в документах Наркомата иностранных дел. Так,

«старому петербуржцу», Рагиб-бею, с каждым коммерческим рейсом из Одессы доставляли полюбившуюся ему во время службы

вСанкт-Петербурге икру, а имаму Йахйе, учитывая его больную печень, – «Нарзан». Принцу Сайф ал-Исламу, наместнику имама

вТихаме и губернатору Ходейды, великолепному наезднику, привезли из Одессы специально сшитое для него по просьбе К. Хакимова роскошное кавалерийское седло. Только «седлами руссов», то есть этим седлом и тем, что подарил ему ранее К. Хакимов, принц и пользовался в дальнейшем. Никаких других не признавал. Богатым подарком, к слову, ответил русичам-москопам и принц – подарил «жеребца-четырехлетку» чистой арабской породы, которого вывезли в СССР и передали конозаводчикам (20).

Известно, что, помимо этого жеребца, К. Хакимов приобрел в Йемене еще одну лошадь чистой арабской породы с богатой родословной и отправил пароходом в Одессу. В сопроводительной записке в тамошнее агентство НКИД указал, что пересылает «ценного жеребца» по имени ‘Азиз и родословную на арбском языке с «именами предков до 36 поколения», начиная от матки Кухайлат ал-‘ад- жуз ал-а’аваджийа. Жеребец ‘Азиз, сообщал К. Хакимов, – представитель «лошадиной аристократии Аравии».

Согласно преданиям, бытующим в племенах Аравии, во времена Саламана (1700-1600 до н. э.), одного из потомков Исма’ила, прародителя племен Северной Аравии, бедуин, преследуемый неприятелем, остановился, чтобы дать передохнуть своей лошади. И случилось так, что в это время она родила. Поскольку противник шел за ним буквально по пятам, то бедуин вынужден был бросить новорожденную кобылку, и двигаться дальше. Через несколько часов, устав и остановившись, чтобы передохнуть, он неожиданно для себя заметил и ее невдалике от того места, нашедшую его по следам и запаху урины ее матери. По возвращении на родное становище бедуин отдал резвую кобылку на попечение одинокой старухи, которая и «воспитала» ее. Поэтому и назвали кобылку ту именем Кухайлат ал-‘аджуз (Темнокожая кобыла старухи). Она-то, дескать, и стала родоначальницей нескольких основных колен чистокровных лошадей арабской породы, широко разошедшихся по землям Аравии.

358 И. П. СЕНЧЕНКО. СОВЕТСКАЯ РОССИЯ, АРАВИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ

Легенды гласят, что Раби’а, потомок Исма’ила в 13-ом колене, живший в XI в. до н.э., имел лошадей, перешедших к нему от отца его, владельца лошадей-потомков лошади Саламана. Внук Раби’а, легендарный ‘Аназа, родоначальник могущественного племени бану ‘аназа, собравшего вокруг себя крупнейший в Верхней Аравии племенной союз, стал первым на «Острове арабов» человеком, кто начал разводить лошадей на продажу. Впоследствии, по сложившейся традиции, на протяжении столетий чистокровность лошади арабской породы было принято удостоверять в Аравии у бедуинов-коневодов из племени бану ‘аназа; их решений не оспаривал никто.

Пятью коленами чистокровной арабской лошади, родословная которых уходит в глубину веков, считаются: кухайлан, сиглави, ‘абайан, хамдани и хабдан. Жеребца одной из этих пород (кухайлан) К. Хакимов и отправил в Одессу (20*).

Карим Хакимов, пишет о нем историк В. А. Кузьмин, был на редкость коммуникабельным человеком. «…Он становился душой любой компании, хорошо пел», обладал чувством юмора. В г. Сана’а’, столице Йеменского Королевства, долго помнили, как по вечерам К. Хакимов нередко брал в руки скрипку – и звуки прекрасных мелодий разносились по близлежащим улочкам города. Двери представительства «Ближвостгосторга» были открыты не только для чиновников, торговцев и знати, но и для «исламских богословов и священнослужителей, и представителей арабской интеллигенции. Йеменцев принимали обычно на втором этаже, не имевшем по традиции окон. Там, за столом на йеменский лад, то есть сидя на разостланом на полу ковре, за финджаном (маленькой чашечкой) с кофе или стаканчиком с чаем, но непременно с башкирскими лепешками и с обязательным для встреч по-йеменски кальяном, и велись беседы с гостями. Все, кто знал К. Хакимова, отмечает В. Кузьмин, говорили о нем как о человеке исключительно добром, гостеприимном и отзывчивом, и как о « мастере на все руки». За годы дипломатической работы в Аравии «ему приходилось быть и водителем, и механиком, ремонтировать электростанцию и мастерить мебель» (21).

Проработал К. Хакимов в Йемене недолго, всего два с половиной года (с июня 1929 г. по 23 декабря 1931 г.), но сделал для раз-

вития и укрепления советско-йеменских отношений немало. Как писал отечественный дипломат-арабист Вениамин Викторович Попов, служивший послом СССР в Йеменской Арабской Республике (1987–1990), «…благодаря глубокому знанию истории, традиций, обычаев арабов, необычайному такту, умению расположить к себе людей, Хакимов пользовался у йеменцев и саудовцев огромным уважением. …Арабы поражались его умению столь глубоко, витиевато и чисто “по-арабски” излагать мысли. …Он был вхож во дворцы, и его с радостью встречали бедняки в своих лачугах; его дом всегда был полон гостей – приходили и купцы, и приближенные королевской семьи, и простой люд» (22).

К. А. Хакимов – легенда советской дипломатии в Аравии. Среди иностранных дипломатов, работавших там, он выделялся знанием нескольких иностранных языков. Свободно владел арабским, турецким, персидским и французским языками, «легко, – со слов тех же британцев, – переходя с одного на другой». В Йеменском Королевстве его с уважением величали Каримом-пашой.

Он часто хаживал на столичный рынок, в центре которого располагались старинные склады, где хранились товары «Ближвостгосторга», доставлявшиеся караванами из Ходейды. Именно там, в беседах с погонщиками караванов и торговцами, он и узнавал много интересных сведений о племенах, их взаимоотношениях и о положении дел в тех или иных районах Йемена.

С Каримом Хакимовым в Йеменском Королевстве трудились и работавшие с ним в Джидде Моисей Маркович Аксельрод и Наум Маркович Белкин, оставившие интересные заметки и очерки об этой стране. Будучи уже резидентом ОГПУ в Йемене, Н. Белкин, уделял пристальное внимание сбору информации о внутриполитической ситуации в Йеменском Королевстве и в протекторатах Англии в Южной Аравии (23).

Из «Экономических очерков о Йемене» М. Аксельрода и Н. Белкина следует, что «главными расходными статьями казны имама» были те, что шли на содержание армии, двора и выплату жалований чиновникам. Основной денежной еденицей являлся серебряный талер Марии Терезии, весом 28–32 г, содержавший 23,4 г чистого серебра (83%). Курс талера по отношению к золотому фун-