Dao-de_tszin

недобрых».Между тем в мавандуйском списке А этот знак включает

всебя элемент «ворота» и, согласно Сюй Каншэну, означает здесь «затворяет глаза и уши». На этом основании Гао Хэн, Дай Вэй, Гао Динъи и др. истолковывают эту фразу следующим образом:

«Правитель затворяет им глаза и уши, чтобы их ум не выскользнул наружу». Звучит излишне усложненно и к тому же противоречит предыдущей фразе.

7.В данной главе рифма отсутствует.

Комментарии

В первых двух строках этой главы Лао-цзы заставляет очень важное

вкитайской мысли понятие «сердечного разума» проделать головокружительный слалом. Но за его видимыми парадоксами стоит, как всегда, очень простая, но и глубоко продуманная мудрость. Сначала разоблачаются предрассудки, порожденные нашим главным врагом – себялюбием. Для каждого человека в свете, тем более ученого и наделенного властью, главное достоинство – иметь собственное мнение. Еще почетнее – упрямо держаться за «свое» мнение, даже если оно явно ошибочно, совсем не оригинально и причиняет вред другим. Люди редко замечают, что их мнения, которыми они так дорожат, в действительности внушены им извне. Идиосинкразия индивидов и одержимость толпы – явления одного порядка, одно порождает и питает другое. Еще реже люди сознают, что, отказавшись от своих предрассудков, они не только сняли бы с себя тяжкое бремя, но и открыли бы в себе источник абсолютного добра, не зависящего от частных мнений. Жить нужно не мнением, – общим или частным – а актуальностью опыта, предваряющей мнение. Ищущий добра должен не думать, а недумать. Ибо искать нужно не какое-то «измененное состояние сознания», а живой и конкретной сообщительности с людьми, которая способна изменить их отношение к миру, открыть им новые горизонты жизни. Человечное в человеке только и держится этим чувством глубинного родства и близости. Оно требует, конечно, жертвенной любви, которая у Лао-цзы совершенно несентиментальна, поскольку, во-первых, покоится на ясной нравственной удовлетворенности и, во-вторых, носит даже стратегический характер, дает власть над миром (не ради власти, конечно, а ради пользы миру).

Вот он, секрет мудрости Лао-цзы: безусловная, совершенно безыскусная открытость миру. Это мудрость Пути: она предвосхищает грядущее, дает всему случиться и свершиться. Она

371

требует неистощимой веры, что и отличает мудрого от обыкновенных людей. Ведь обыкновенные люди ищут для себя защиты в неверии. Неверующему очень легко жить. Напротив, вера налагает ответственность, а вера абсолютная требует принятия и абсолютной ответственности, и абсолютной справедливости: Бог равно посылает дождь на поля грешников и праведников.

Попробуем выразить это прозрение более философским языком. Недостижимая для индивидуальной рефлексии первичная интуиция «предвечного» бытия совпадает с равно непостижимой стихией народного духа, народного «мы», отчетливо ощущаемого, но исчезающего, как только мы хотим вывести его на «свет разума». Современная философия знает о существовании этого прикровенного «мы». Отец феноменологии Э. Гуссерль замечал: «Община людей обладает сознанием и даже самосознанием в полном смысле слова. У нее есть воля к самооформлению». Но гораздо раньше изошренной феноменологии ее знали все люди на земле, которые пели народные песни и рассказывали старинные предания. Ибо народ – живой организм, имеющий свою память и даже свои мечты. Для Лао-цзы природа сознания – самопревращение. Мудрый ловит, вмещает в свое сознание сам акт преображения, «переплавки» индивидуальных мнений и чувств в необъективируемое, но каждому внятное сознание народного бытия. И дает этому сознанию жить и расти, удерживая его в «безымянной цельности», не позволяя самовлюбленным политикам присвоить его себе, говорить от его имени Итак, в глубине изначальной интуиции бытия личное и народное

сознание преемственны в акте преодоления себя, перехода в «иное»; они существуют под знаком забытья, вмещают в себя свое инобытие. Оттого же истина Лао-цзы подобна материнской утробе: будучи пустой, она вбирает в себя весь мир, ничего не подавляя, не ущемляя, но, напротив, взращивая все сущее, давая всему быть. В ней вещи «раскрываются» полноте бытия. Но она существует лишь постольку, поскольку «замутняется», скрывает себя. Народная душа живет и питает нас, когда она не видна; она отдает себя нам. Так и отдельные люди живы не изошренностью ума, а бескорыстием любви, которая не гордится собой как раз потому, что она – любовь. А общество живо и едино не формальными истинами, методично вбиваемыми в головы работниками «образовательного фронта», а спонтанной, непосредственной, совершенно реальной сообщительностью сердец. Но должен быть кто-то, не может не быть того, кто сознает эту нравственную дистанцию, эту сердечную глубину сознания и благодаря такому постижению может быть незримым властелином или, лучше сказать, подлинным лидером

372

света. По Лао-цзы, эта спонтанная способность и делает человека человеком и притом высшим мудрецом. Другими словами, для Лаоцзы мудр тот, кто позволяет свершаться этой сообщительности и вызревать неизъяснимому, но всем внятному этосу общества. Скажем еще резче: бесподобнее всех тот, кто со всеми сообщителен. Вспомним, что этот мудрец «один возвышается над всем» даже в окружении прекрасных дворцов и пейзажей. Нам всегда хорошо в этой родной, но всегда свежей, зовущей к сотворчеству, свободной игре жизненных сил и вместе с тем иерархически выстроенной среде. Нам всегда легко в этой атмосфере по-детски непосредственного радушия.Только так мы можем достичь цели, завещанной Лао-цзы: «прожить сполна свою жизнь». Слово «сполна» означает здесь: «переживать всю полноту свойств жизни».

«Положиться на совершенство» – так озаглавлена данная глава в комментариях Хэшан-гуна. Любовь не помянута в ней ни единым словом, и все же вся глава посвящена ей. Подчеркнем, что термин «сердце-ум», которое мы перевели словом «разумение» указывает не на мысли и чувства в собственном смысле, а, скорее, на безусловную искренность, открытость отношения к миру. Он обозначает не что, а как. Мудрый всех считает добрыми и всему доверяет. Он подобен людям не тем, что чувствует и думает, как они, а тем, что способен переживать все с детской непосредственностью, полной искренностью. Он человечнее всех именно безукоризненной естественностью своих чувств. Начальная же строка главы очень ярко иллюстрирует тот феномен смещения или скольжения смысла, который характеризует стиль даосского канона и указывает на природу реальности как непрерывного превращения: слово «сердце» употреблено в ней, по крайней мере, в трех, а, согласно принятому здесь варианту, даже четырех смыслах. Оно обозначает и первичное, дорефлективное самосознание, и сознание индивидуальное, и «народный дух», и чувствительность мудрого к всеединству народной жизни. Одно и то же сердце может быть органом и взаимной отчужденности, и взаимного радушия. Как говорили чаньские учителя: «Жизнь и смерть – в одном мгновении».

Комментарий Ван Би: «Премудрый человек приводит всех к согласию и избавляет от желаний, так что все уподобляются младенцам. «Небо и Земля всему определяют место, премудрый человек приводит к завершению все способности, помыслы людей и духов, а народ соучаствует в этом» .1 Способные дают этому,

1 Здесь цитируется древний комментарий к «Книге Перемен».

373

богатые берут от этого. Если способности велики, то считает их великими; если богатства ценны, то считает их ценными. У вещей есть общий предок, у событий есть господин. Тогда можно носить корону с подвесками, свисающими на глаза, – и не страшиться обмана, носить корону с шелковыми нитями, закрывающими уши, –

ине бояться унижения. К чему утруждать себя размышлениями, стараясь понять настроение народа? Ведь когда стараешься понять умом другого, он, желая уклониться, тоже соперничает с тобой в уме. Если с недоверием всматриваться в другого, он тоже будет смотреть на тебя с недоверием. Устремления людей в мире не обязательно одинаковы, но люди не смеют относиться друг к другу неодинаково,

икаждый стремится как можно лучше воспользоваться своим разумением. Нет большего зла, чем пользоваться своим умом. Если полагаться на свое знание, то люди будут спорить. Если полагаться на свою силу, то люди будут соперничать. Не было еще человека, который мог бы вынудить других не применять против него свои знания и силу. А если пытаться обуздать их законами, напугать их наказаниями, преградить им дороги, нападать на их уединенные жилища, тогда у людей отнимутся руки и ноги, птицы смешаются в поднебесье, а рыбы – в пучине вод. Вот почему премудрый человек «с миром един», и его сердце ничем не руководствуется, но «сливается с душой народа». В таком случае говорящий говорит то, что знает, а действующий делает то, что может».

Глава 50

1Выходишь в жизнь – входи в смерть.

Дорог жизни – три из десяти, Дорог смерти – три из десяти.

А тех, кто в жизни жаждет жить и оттого влечется к смерти, тоже три из десяти.

5 Почему так?

Все из-за жажды в жизни быть живым.

Известно: кто постиг мудрость сбереженья жизни,

Впути не встретит тигра или носорога,

Всраженьи избежит разящего клинка.

Внем носорогу некуда воткнуть свой рог, 10 Тигру некуда вцепиться острыми когтями,

374

Воину некуда вонзить свой меч. Почему так?

Потому что смерти негде поселиться в нем.

Примечания к переводу

1.Начальная строка буквально гласит: «Выходить, жизнь, входить, смерть». Древнейшие толкователи (Хань Фэй-цзы, Янь Цзунь) поясняют, что в рождении челолвек выходит в этот мир, а, умирая, входит в загробный мир. Современные переводчики понимают ее по-разному. А. Уэйли рассматривает ее как противопоставление: «Тот, кто стремится к жизни, приходит к смерти». Д. Лау развивает эту трактовку, соединяя начальную фразу с последующими строками: «Когда идти одной дорогой есть жизнь, а идти другой дорогой – смерть, то…».. Среди отечественных переводчиков сходный вариант предлагает Е.А. Торчинов, впрочем, портящий лаконизм оригинала ненужным многословием: «Рождаясь, чтобы жить, люди устремляются к смерти». Р. Эймс возвращается к безыскусности первоначального понимания, но трактуемой слишком отвлеченно: «В цикле жизни и смерти...». Линь Юйтан и Сюй Каншэн, напротив, устраняют противопоставление: «Из жизни входит в смерть»; «Выходят в жизнь, входят в смерть». Более близкого оригиналу варианта придерживаются Вин-тсит Чан, Р. Хенрикс и И.И. Семененко: «Мы выходим в жизнь и возвращаемся в смерть». У Лю Цзяхуэя еще короче, но и еще невнятнее: «Выходить: это жить. Входить: это смерть». Среди китайских комментаторов такое прочтение предлагает, в частности, Цзяо Хун: «Выходит означает: является из отсутствия и становится видимым как присутствующее. Входит означает: из присутствующего возвращается в отсутствие». Примерно так же переводит Дж. МакДоналд: «Те, кто выходят из утробы матери при рождении, и входят в свой исток в смерти...». У И вообще не видит в этой фразе самостоятельного суждения и переводит ее совсем просто: «От рождения до смерти…». Между тем, согласно пояснению Ван Би, здесь имеется в виду некое «место жизни» и «место смерти»: благодаря первому люди живут, второе же грозит им гибелью. Хэшан-гун понимает «вхождение в смерть» как места вторжения чувственного восприятия во внутреннюю жизнь духа, что истощает жизненные силы и влечет к смерти. Представление о том, что существует «места» или «дороги» жизни и смерти было широко распространено в древнем Китае. (Ср. понятие «место смерти» в военном каноне «Сунь-цзы»). Первый толкователь «Дао-Дэ цзина»

375

Хань Фэй-цзы разъяснял смысл этой фразы в следующих словах: «Человек начинается с рождения и кончается в смерти. Начинаться – значит выходить, кончаться – значит входить». Более осмыслен комментарий Сюань-цзуна: «Прозреть истину – значит родиться. Впасть в заблуждение – значит умереть». Я трактую начальную строку как вступительное наставление, смысл которого можно извлечь их полного текста главы. Лао-цзы, конечно, не может удовлетвориться тривиальным наблюдением о том, что люди живут и умирают. Даже морализирование о том, что, желая жить, мы навлекаем на себя смерть, не исчерпывает глубины его прозрения. Смысл его послания поистину невероятен: кто хочет жить, должен принять смерть.

2. Фигурирующий в строках 2 и 3 знак ту, согласно словарю «Шовэнь» означает «путник», словарь «Эръя», дает значение «спутник»,

«товарищ», а Хань Фэй-цзы трактовал его как «последователь». Очевидно, здесь подразумеваются люди, которые жаждут жить или (и?) идут к смерти. Между тем Сюй Каншэн и Ли Сяньгэн, основываясь на архаичном начертании это знака, считают возможным трактовать его как «дорога» и, соответственно, говорить о «дорогах жизни» и «дорогах смерти». Это толкование, по сути не противоречащее предыдущему, но наилучшим образом соответствующее контексту главы с ее центральным образом странствия в жизни, принято в данном переводе.

Число 13 играет видную роль в китайской традиции. В «Книге Перемен» различаются 13 основных гексаграмм, в китайских счетах имеется 13 костяшек, в тайцзицюань есть 13 основных движений и т.д. Тем не менее, Хань Фэй-цзы и Янь Цзунь соотносят число 13 с девятью отверстиями тела и четырьмя конечностями. Эти тринадцать составляют, по мнению древнейших комментаторов, «орудия жизни и смерти» или «внешние орудия» тела: способ их употребления определяет, будет ли человек жить или он умрет. Хэшан-гун следует этому толкованию, но отождествляет число четыре с органами восприятия (зрение, слух, обоняние и вкусовые ощущения). Фань Инъюань трактует цифру 13 просто как «число сил Инь и Ян для жизни и смерти». Некоторые позднейшие комментаторы видят здесь указание на традиционные для Китая понятия «семи видов чувств и шести желаний». Тем не менее, все эти толкования кажутся сомнительными в свете мавандуйских текстов, где сказано именно «десять и еще три». В любом случае толкование древних комментаторов остается не более, чем домыслом. Из западных переводчиков ему следуют А. Уэйли, Линь Юйтан, Р. Хенрикс. В позднейшей комментаторской традиции

376

преобладает другая трактовка этого пассажа, согласно которой здесь указаны три разновидности человеческих судеб или, скорее, три вида отношения к жизни ( см. также гл. LXXVI): на треть нам уготовлено долго жить, на треть нам угрожает преждевременная смерть и на треть люди сами навлекают на себя смерть, неразумно распоряжаясь своей жизнью. Согласно Ван Би, «трое из десяти выбирают Путь жизни и живут долго, трое из десяти выбирают Путь смерти и рано умирают, и есть люди, которые рады ощущать себя живыми в жизни, но из-за этого лишаются жизни». По мнению ученого сунской эпохи Сыма Гуана, в первых двух случаях речь идет соответственно о тех, кто, «будучи слаб, бережет свою жизнь», и о тех, кто «вследствие своей силы рано погибает». Ван Фучжи обратил внимание на то, что у Лао-цзы говорится только о девяти из десяти людей, и предположил, что Лао-цзы умалчивает о тех немногочисленных мудрецах, которые идут праведным путем и обретают вечную жизнь. Едва ли предположение Ван Фучжи соответствует первоначальному замыслу автора «Дао-Дэ цзина». Наконец, существует еще одна интерпретация упомянутой здесь числовой символики: в китайской нумерологии цифра 13 представляет систему ориентации в пространстве, в которой различаются (в частности, в геомантии и военной стратегии) «места жизни» и «места смерти». Соответственно, знание здесь сводится к знанию местонахождения «мест жизни» и «мест смерти». Опятьтаки нет никаких доказательств, что такая трактовка соответствует замыслу автора «Дао-Дэ цзина».

3.В переводе 4-й строки переводчик следовал мавандуйским спискам, буквально гласящим: «Но люди, из-за того, что смотрят на жизнь как на жизнь, всеми поступками приближают к себе место смерти». В такой же форме эта строка приводится у Хань Фэй-цзы. Выражение шэн-шэн («считать жизнь жизнью») повторяется в строке 6. Комментарий Хэшан-гуна к этой фразе гласит: «Люди жаждут жить, а движутся в противоположную сторону». В списке Ван Би данная фраза дается в урезанном виде, сильно затемняющем ее смысл: «А человеческую жизнь обращающих в место смерти – тоже трое из десяти».

4.Перевод строки 6 основывается на мавандуйских текстах. В списке Ван Би в конце ее присутствует знак «толстый», «обильный», что дало повод

некоторым комментаторам считать, что речь в ней идет о «радостях жизни». Это толкование не учитывает удвоения знака жизнь в этой фразе, что требует иного прочтения: «смотреть на жизнь как на жизнь», но также «жительствование в жизни». Кстати сказать, то же словосочетание шэн-шэн является хорошо известной формулой

377

действия Пути из «Книги Перемен», где оно имеет иной смысл: «животворение живого». В том же смысле, что и у Лао-цзы, это выражение встречается в даосском каноне «Чжуан-цзы».

Комментарий Хэшан-гуна: «Из-за того, что стремятся к жизненным наслаждениям, отступают от Пути и идут наперекор Небу». Дэцин, намекая на название 3-й главы в книге «Чжуан-цзы», поясняет: люди знают только, как лелеять жизнь, то есть получать плотские наслаждения, но не знают, что нужно заботиться о «главном в жизни», каковым является сама природа человека..

5. Строка 7 тоже переведена в соответствии с мавандуйскими списками, где она лучше согласуется с общим смыслом главы. В версии Ван Би говорится «кто умеет пестовать свою жизнь».

6.Строка 8 в мавандуйских списках также записана несколько иначе: «Идя через холмы, он не избегает тигров и носорогов». Слово «избегать» присутствует и в списке Янь Цзуня. Чэнь Сюаньин видит здесь намек на бесстрастие мудреца: «Если объяснять из внутреннего, то здесь говорится о непроизвольном следовании пошлому миру, не терпя ущерба от его соблазнов».

7.Строка 9 составлена в намеренно туманных выражениях. В оригинале сказано буквально: «не получит удара от латника». В списке Хэшан-

гуна сказано: «не избегает оружия». Хань Фэй-цзы приводит другую формулировку этой фразы: «Идя на войну, не одевает доспехов». Некоторые переводчики следуют последнему варианту. Согласно разъяснению Люй Хуэйцина, мудрый неуязвим потому, что «не имеет себя» (букв. «тела»): «Я не знаю, что такое мое сердце, а в таком случае не могу знать ни своего тела, ни вещей. Итак, внутри я не вижу себя, а вовне не вижу других».

8.Комментарий Хэшан-гуна к последней строке гласит: «Поскольку он не тревожит 13 мест смерти и оберегает свой дух, ему нельзя

причинить вред». В истолковании Лю Цзяхуэя: «Никакое место в нем не открыто смерти». Выражение «место смерти» встречается в военном каноне «Сунь-цзы», где оно обозначает позицию, обрекающую воинов на верную гибель (согласно Сунь-цзы, мудрый полководец способно эффективно использовать и такое положение). Многие китайские комментаторы следуют этому толкованию, не лишенному магических обертонов. Однако у Лао-цзы «место смерти» означает нечто другое: оно указывает на точку умственного самоотождествления, фиксации своего «я», которое привносит в существование смертность. Ван Пан комментирует: «Нет места смерти потому, что он не живет. А кто не стремится жить, тот непроизвольно живет вечно. Следовательно, он никогда не умирал и

378

никогда не рождался». Аналогичным образом рассуждает комментатор минской эпохи Сюэ Хой: «Вследствие отсутствия (привязанности к?) жизни, нет и места смерти». Между тем даосские комментаторы настаивают на том, что мудрый не имеет именно вещественного тела или, точнее, в нем «и тело, и дух достигли чудесной действенности». Хуан Юаньцзе разъясняет: «Мудрый не имеет определенной формы и потому не ведает жизни и смерти...

Хотя с виду он живет и умирает, с точки зрения принципа вещей он существует вечно и не гибнет... Он пребывает в срединности и не боится ничего внешнего». Тезис об «отсутствии тела» у мудрого (и, следовательно, неподверженности его смерти) может иметь вполне практическое и даже наглядное подтверждение. Даосские мастера тайцзицюань умеют так ловко уходить от конфронтации, что, когда пытаешься дотронуться до них, появляется ощущение, что ты проваливаешься в пустоту.

9.В этой главе рифма отсутствует.

Комментарии

В жизни, помимо всех ее мимолетных удовольствий, есть одна неизбывная радость – радость переживания безграничности возможностей, открытых человеку. Для современных экзистенциальных философов принять эту свободу быть, кем угодно, и означает жить воистину, «быть живым в жизни». И, однако же, такой выбор, в своем роде единственный и окончательный, предполагает и приятие смерти. В нем есть то, что Александр Кожев (Кожевников) называл «бескорыстной отрицательностью», negativite gratuite: безусловное отрицание всего, что нам дается, и даже самой возможности выбора.

Человеческая свобода сводит воедино жизнь и смерть – здесь таится исток трагического мироощущения на Западе. Современное «общество спектакля» подтверждает эту истину с особенной убедительностью. Чем более яркой и разнообразной предстает жизнь в сегодняшней индустрии развлечений с ее компьютерными эффектами и мрачными фантасмагориями, тем сильнее отсвечивает она бледным маревом смерти. «Образ жизни» в современном медиапространстве следовало бы назвать, скорее, образом смерти. Попробуем отвлечься от присущего западному мировосприятию трагизма, и мы получим исходную точку рассуждений Лао-цзы: мудрый не ведает опасностей не потому, что дорожит своей жизнью, а потому, что уже вобрал в себя смерть, ибо не имеет своего «я», сам в себе отсутствует. На ворос апостола: «Смерть, где твое жало?»

379

Лао-цзы мог дать краткий и точный (и известный самому апостолу) ответ: в себялюбивом «я». Мы смертны в той мере, в какой привязаны к своей жизни. Как замечает по поводу данной главы наставник Цао Синьи, треть людей от природы живут долго, треть – от природы умирает рано, еще треть людей стараются насладиться жизнью и оттого сами навлекают свою смерть, и только одна десятая часть их способна «целиком положиться на небесную истину и возвратиться к первозданной подлинности».

Согласно традиции, эта глава, во многом загадочная, почти фантастическая, учит самой простой вещи: «ценить жизнь». Но для даосов уважение к жизни равнозначно забвению жизни. Справедливость этого тезиса проверить легко хотя бы методом от противоположного. Разве разглагольствования о ценности жизни не обарачиваются сплошь и рядом чудовищным пренебрежением к этой же самой жизни?

Комментарий Ван Би: «Тот, кто умеет беречь жизнь, не считает жизнь – жизнью, и потому в нем негде поселиться смерти. Из всех орудий самым вредоносным является оружие, среди зверей всех опаснее тигр и носорог. Но когда некуда направить оружие, а тигру и носорогу некуда вонзить когти или рог, это значит, что он воистину не обременяет себя желаниями. Откуда же для него взяться смертоносному месту?.. Кто не отступает от корня из-за своих притязаний, не губит своими вожделениями подлинность в себе, тот, даже вступив в битву, не понесет урона, а, странствуя по суше, не подвергнется нападению. Слова о том, что следует подражать младенцу и чтить его, заслуживают доверия».

Комментарий Ду Гуантина: «Совершенный человек, будучи жив, не живет и не привязан к жизни. В смерти он не умирает и потому не стеснен смертью. Поэтому он может не жить и не умирать. Следуя превращениям, он приходит в жизнь и не может воспрепятствовать этому. Следуя тем же превращениям, он встречает смерть и не может предотвратить ее. Но тот, кто пребывает в сокровенном единении с Великим Путем, постиг смысл жизни и смерти и вышел за грань смертии достиг вечной жизни, взрастив в себе подлинное и закалив свое тело».

Комментарий Ван Юаньцзэ: «Совершенный человек не ведает ни жизни, ни смерти, а потому не может ни родиться, ни умереть. Поэтому сказано: «что никогда не умирало, то никогда не родится». Все три категории людей, упомянутых в этой главе, заблуждаются насчет высшей истины Великого Пути и потому не могут избегнуть

380