Глава 1. Западное и исламское в цивилизационном статусе турции

Под цивилизационным статусом в данной работе понимается особая совокупность ценностных характеристик в различных сферах социальной жизнедеятельности, являющихся факторами отнесения социума к тому или иному типу цивилизаций, в данном случае, речь идёт всего о двух цивилизациях, существование которых можно признать за истину: Западной и Исламской.

В силу геополитических и цивилизационных особенностей Турецкого социума данные цивилизационные ценности причудливо переплелись в рамках беспроблемного (на бумаге) социума в плане национальной идентичности. Население Турции практически полностью (~53 из 75 миллионов) состоит из турок, что позволяет, казалось бы, руководству Турецкой республики «не переживать» за национальную идентичность, линейно, а не витиевато выстраивая свою национальную политику.

Уникальность геополитического положения сначала Османской империи, а затем и Турции, необходимость в тесных политико-экономических контактах со странами Запада и Россией, предопределило развитие по иному, нежели у всех остальных стран мусульманской цивилизации, пути. Как пишет Ю. Ли, «Турция в регионе стран Ближнего и Среднего Востока оказывалась первой на многих этапах исторического развития. Она первой завоевала политическую независимость, первой начала отстаивать экономическую самостоятельность… в ней первой была заложена основа изменения политики государства по отношению к исламу». Тем не менее, процесс la revanche de Dieu - религиозного возрождения - затронул и официально светскую, прозападную страну, став реакцией на медленное демократическое и либеральное развитие Турции, проистекающей «из того, что в либерализме мусульмане видят воплощение христианства… Мусульмане… видят связь между христианским обращением к индивидуальному сознанию и модернистской приверженностью экономической, политической и социальной свободе».

В турецком социуме в ХХ в. произошёл тяжёлый внутрицивилизационный разлом. Этот разлом не имеет чётких географических границ (как на Украине), но вызван, в том числе, долгой полемикой, в том числе заочного характера, касательно пути развития страны (как в России), что и предопределило линию разлома между элитами и массами.

В настоящее время, в том числе, под влиянием геополитических «игр» происходят существенные изменения в турецком социуме. Прежде всего, это связано с тем, что за последние годы конфликт цивилизационных ориентаций постепенно сменяется национальным прагматизмом, а также ориентацией на развитие, во взаимовлиянии с таким феноменом как цивилизационный диссонанс, в связи с чем представляется важным рассмотреть причудливость переплетения разнородных ценностей, постоянно конфликтовавших и конфликтующих цивилизаций, в таком буферном социуме, как турецкий.

§1. Западное в турецком социуме

Геополитическое положение предшественницы Турецкой республики, Оттоманской империи (здесь и далее - Империя, Блистательная Порта, Порта - прим. В.О.), способствовало течению цивилизационного диалога между Исламским и Западным. В силу неграмотности большей части населения первые проникновения Западного приходятся на государственные реформы («низам-и джедид» Селима III и Махмуда II и «танзимат» Абдул-Меджида и Абдул-Азиза). Это было время, когда султаны, по выражению Памука, возжелали «европейского комфорта и вообще перемен в духе европеизации...». Обе эти попытки, впрочем, не принесли какого-либо реального результата и органично вплелись в историческое развитие Империи, de-facto способствуя дальнейшему упадку и реакции наиболее ретроградной социальной страты оттоманского социума - духовенства.

Таким образом, уже в конце XVIII в. в Оттоманской империи появляются первые попытки заимствовать материально-технологические ценности Запада, начиная с оружейной промышленности. Но эти заимствования стали источником огромных долгов Империи перед европейцами, которые de-facto превратили её в полуколонию европейских держав и не принесли нужных успехов хотя бы в военной сфере (как известно, в XIX-начале ХХ вв. Оттоманская империя не только проиграла все войны с Россией, но и терпела одно поражение за другим в борьбе с религиозно-этническим сепаратизмом, который стал для Империи таким же вирусом, как варвары для Рима.

При этом отмечу, что небольшой шанс на проникновение Западного был и в годы правления сумасбродного Абдул-Хамида II, связанный с деятельностью отдельных проевропейски настроенных личностей, которым халиф противопоставил свой зулюм. Памук рассказывает об одном из таких «западников», визире султана, Хайреттин-паше, который стал «одним из первых в Турции… высокопоставленным финансистом и управленцем, вызванным из западной страны в надежде на то, что он проведёт реформы и спасёт родину, увязшую в долгах». Однако его политическую карьеру, а вместе с ней и надежды на реформы в духе вестернизации, погубило тривиальное незнание локальной почвы и её специфики. Великолепное европейское образование (Хайреттин-паша обучался во Франции) ничего не смогло поделать с привычками оттоманских чиновников и в итоге был отстранён от должности.

Впрочем, главными итогами этих преобразований стали увеличение частоты поездок турок в Европу (для получения образования и по дипломатическим каналам), появление эмигрантской прослойки, благодаря чему «формировалась знакомая с европейской культурой (в том числе политической)… интеллигенция», а вместе с тем начинается второй, элитарный, уровень проникновения Западного в Оттоманскую империю, связанный с деятельностью новых османов и младотурок.

Вопрос религии применительно к проникновению Западного «встал ребром» de-facto только в конце XIX в., когда государственной власти в лице султана и младотурецкому триумвирату пришлось решать вопросы о сохранении власти в стране, о недопущении дальнейшей колонизации Турции, о противодействии сепаратистским тенденциям; тогда как манипулирование исламским сознанием, переросшее в панисламизм, было лучшим вариантом для скорейшей консолидации социума. При этом известно, что первые столетия существования Оттоманской империи «отличались религиозным терпением», поскольку Турция была «с момента своего возникновения полиэтническим государством с полуавтономной системой миллетов (немусульманские религиозные общины, разрешённые при Мехмеде II Фатихе - прим. авт.)». Таким образом, панисламизм был реакцией султана и духовенства на проникновение Западного.

Немаловажно отметить, что в своей программе 1895 г. младотурки отмечали, что религиозный вопрос - «сугубо личное дело». Ещё до младотурецкого переворота их газета «Танин» в одной из своих статей «требовала от правительства издания закона, карающего временной каторгой попытки использования религии в политических целях». Возможно, что впервые прозвучала мысль о возможности секуляризации турецкого социума, i.e. о принятии одной из главной ценности Западного. Но, после того как младотурки захватили власть, оказалось, что главным катализатором их социальной активности была характерная для оппозиционеров политическая девиация (желание получения власти ради самой власти), и с заключением негласного союза между младотурецким триумвиратом и духовенством «попытки лаицизации турецкого общества провалились», и толчка к развитию не последовало.

Таким образом, уже в начале XX в. в Оттоманской империи появляются предпосылки для внутрицивилизационного разрыва. Редкие лозунги и призывы к компромиссу (e.g. даже такой идеолог панисламизма как Зия Гёкальп выдвигал лозунг «Тюркизация, исламизация, европеизация») активно критиковались представителями обоих течений. Основой этого разрыва стала социально-экономическая стратификация турецкого социума: элиты, за вычетом духовенства, были открыты для проникновения Западного, тогда как массы мало интересовались цивилизационным статусом Империи. Массу разрывали межэтнические конфликты и - главное - экономическая катастрофа Турции, в связи с чем младотурецкий переворот 1908 г. и призывы к газавату во время Первой мировой войны, de-facto остались ими не замечены: как итог, распад полиэтнической Империи, характерные для масс инертность и безынициативность «привели» к власти военную элиту, которая со времён младотурок была настроена прозападно.

Лидером «европеизаторов» стал Мустафа Кемаль, который и построил на месте «сердца» Оттоманской империи новое государственное образование - Турецкую светскую республику. Реформы 1920-30-х гг. стали для Турции тем же, чем для России были реформы Петра I - когда стремление бездумно перенести на локальную почву чужие аксиологические установки (проще говоря, форму) затмило стремление к развитию социума (содержательная сторона). Памук пишет по этому поводу: «Османской империи больше не было - на смену ей пришла маленькая, пытающаяся подражать Западу Турецкая республика».

Кемаль полагал, что «первопричина отсталости и поражения империи в войне крылась в её приверженности ко многим изжившим себя исламским нормам». В результате помимо перенятой республиканской формы правления, «косметических» изменений в быту турок, произошёл и отказ от ислама как основы идеологии социума. При этом характерно, что государство (а вместе с ним и сам социум в целом) так и осталось преимущественно авторитарным: демократическое политическое устройство было заимствовано только после Второй мировой войны, экономическая либерализация началась только в 80-90-е годы ХХ в. Этатистская экономика, царившая в Турции ХХ в. и мешала, и помогала европеизации, о чём свидетельствует Памук, пишущий, что, с одной стороны, стамбульские богачи были скромны и если уж выставляли что-либо напоказ, то это была степень их европеизированности; но, с другой стороны, это не позволило им в полной мере «пропитаться» духом капитализма. Коренную причину этого Памук видит в страхе перед государственной машиной. При этом эти процессы шли параллельно с постоянным ростом традиционалистских идей, вызванных цивилизационным расколом. Ключевую материальную роль в этих процессах играло, прежде всего, социально-экономическое положение, а духовную - внутрицивилизационный разрыв.

Считается, что все эти вестернизаторские изменения при Кемале не встретили сопротивления со стороны населения. По этому поводу есть различные данные, мнения и интерпретации. Например, И.А. Василенко пишет, что «...подавляющее большинство… о них (реформах Кемаля - прим. В.О.) просто не имело понятия в силу неграмотности. В 1967 г. Махмут Мекал опубликовал серию очерков «Ничего нового на восточном фронте», в которых поведал о том, что крестьяне в турецкой деревне, как столетия назад, живут по традициям и обычаям Османской империи. Когда он задавал им вопрос, кто стоит во главе государства, большинство отвечало: «султан, который живёт в Стамбуле». Когда он спросил одну женщину, за кого она голосовала на последних выборах, та ответила: «Я не знаю, мне дали бумажку и я опустила её в ящик».

Немаловажным было желание вестернизаторов, как пишет Памук, сделать «центральным пунктом в идеологии новой Турецкой республики... отвержение, преследование и предание забвению всего, что было связано с имперским прошлым...», тогда как «ко всему османскому стало принято относиться с пренебрежением и подозрением». При этом на деле успехи в деле вестернизации были поверхностными и не уходили дальше формы. Интересна ремарка Памука по этому поводу: «…они (знаменитые стамбульские собачьи стаи, впечатлениями от которых делились ещё Ламартин, Нерваль и Марк Твен - прим. В.О.) служат напоминанием о том, что, несмотря на все усилия европеизации и модернизации, военные перевороты, государственную и школьную дисциплину, несмотря на устройство муниципалитетов по западному образцу и на всё красноречие их руководителей, в Стамбуле могущество государственной власти отступает перед всеобщим ощущением тщетности, заброшенности и сожаления».

Вообще в центр памуковского анализа Стамбула времён внутрицивилизационного разлома как текста положена идея, что в этом городе всё пронизано особой атмосферой, называемой Памуком «hüzün» (тур. «печаль»). Он трактует эту печаль, как «не болезненное чувство, от которого страдает один человек, а культуру печали, атмосферу печали, в которой живут миллионы людей». Представляется возможным перенести эту атмосферу и на всю страну, во всяком случае на интеллектуальную элиту: в действительности европеизация произошла в Турции достаточно давно, но не принесла ожидаемого прогресса вместе с собой - или принесла, но только на словах: «…город европейский (Стамбул - прим. В.О.), - но на самом деле европеизация произошла здесь лишь на словах».

В 1982 г. была принята новая, ныне действующая Конституция Турции. Её авторы «пожертвовали политической активностью масс (демократией участия - прим. автора) и плюрализмом ради политической стабильности и для расширения полномочий истеблишмента, тогда как в Конституции 1961 г. был заложен противоположный принцип. При этом Конституция в целом отражала принятие Западного в политико-правовой сфере. Провозглашалось всеобщее равенство перед законом, независимо от вероисповедания (Статья 10) и свобода совести (Статья 24). Согласно Конституции, никто не вправе быть принуждён к указанию на своё вероисповедание (Статья 15). Запрет на использование религии в политических целях был вновь подтверждён (Статья 24).

Радикализм на рубеже 1980-90-х гг. едва не проник в сознание молодёжи Турции, когда вслед за ростом ультраправых идей в студенческой среде в 1970-х, радикальные идеи, основанные ныне на традиционализме и религиозном подъёме, вновь проникли в студенчество Турции, однако вновь не сумели вывести неимущую городскую молодёжь на баррикады против секуляризма.

В 80-х гг. ХХ в. подъём был у «Партии Родины» (Анаватан) Т. Озала, которая занимая правоцентристские позиции, огромное внимание в своей риторике уделяла демократизации Турции, а также замене этатизма на либеральную экономику рынка. Тем самым, партия не только дала гарантии кемалистским военным, но и привлекала на свою сторону крупных предпринимателей и образованную молодёжь, нацеленных на экономику рынка и политику контактов с Европой. Сам Озал в течение 6 лет был премьер-министром Турции - и это, к слову, вполне устраивало военных.

В эти годы к активной деятельности, связанной с принятием важнейших для социума решений приступили те, кто получил диплом в 1970-х гг. Это были преимущественно набожные люди из провинции, которые сумели адаптироваться к экономическим идеям Озала. Они воспользовались тем шансом, который им предоставила умеренная «Партия Родины»: и приватизацией, и либерализацией, и расширением международной торговли за счёт арабских, прежде всего, стран, что ещё недавно могло бы вызвать нервный тик у военных, который в Турции нередко приводил к радикальному «лечению».

Особое внимание набожные турецкие предприниматели обратили на Аравийский полуостров, став для Эр-Рияда одной из геополитических основ политики поддержки исламского капитала. При этом именно в Аравии этим предпринимателям удалось получать кредиты, разумеется, беспроцентные, как того требовали принципы ислама. В итоге богатые нефтедолларами арабы стали поддерживать рынок сбыта для развивающейся семимильными шагами частной экономики Турции.

По сути, деятельность Анаватан и её лидера - первая по-настоящему продуманная попытка конвергенции кемализма и традиционализма, помимо всего прочего открывавшая массам дорогу к экономическому процветанию, что для них было, безусловно, важнее, нежели элитарный спор лаицистов и традиционалистов.

Навстречу пошли и военные: религиозное образование стало обязательным в 1982 г., и председатель Национального совета безопасности генерал К. Эврен «призвал родителей отправлять детей в эти школы, вместо того чтобы отдавать их на «подпольные» курсы по изучению Корана, организаторы которых были подвергнуты репрессиям...». При этом курсы велись многими сторонниками Эрбакана, так что de-facto эта мера лишь усугубила ситуацию, позволив традиционалистам почувствовать «вкус крови» и способность обыграть своих политических противников не только идеологически - за счёт «социологической глубины», но и юридически - за счёт умелой игры демократическими принципами. Также военные настолько благосклонно смотрели на увеличение числа мечетей и рост дотаций на Управление по делам религий, что попросту, на мой взгляд, упустили момент, когда эквилибриум между двумя сторонами Души турецкого социума был в точке бифуркации, и ещё можно было повернуть ситуацию в свою пользу.

Вместе с тем, усиливающаяся социальная мобильность привела к тому, что «…исламистские «контрэлиты» 80-х годов, символами которых стали фигуры бородатого инженера и студентки в мусульманском платке, демонстрировали вступление в городскую и образованную среду детей крестьян, эмигрировавших из Анатолии... в жизнь города, прежде регулировавшуюся западными социальными нормами - наследием Ататюрка, - они привносили исламскую культуру и образ жизни, передатчиками которых выступали братства и религиозные ассоциации» .

Смерть Озала привела к резкому снижению конкурентоспособности «Партии Родины», чем успешно воспользовался Эрбакан. «В тот канун Рождества светский лагерь скорбел…» - пишет Кепель, описывая события 24 декабря 1995 г., когда к власти пришла «Партия Благоденствия» (Рефах) Эрбакана, получившая 21% голосов. Представляется, что рост популярности сугубо традиционалистской партии в противовес синкретической идеологии Анаватан был вызван социально-экономическим недовольством голосовавших, ведь «ультра-либерализм» «Партии Родины» 1980-х «обернулся всеобщей коррупцией и резким ростом инфляции, съедавшей доходы рабочих и служащих». Справедливости ради, традиционалисты в Турции быстро смекнули вслед за Марксом и его последователями, что именно в решении социально-экономических проблем лежит ключ к власти, тогда как кемалистам так и не удалось построить сильную по европейским меркам экономику, не говоря уже о социальной структуре.

И всё же, все эти процессы не могли не повлиять на самих традиционалистов: их взгляды постепенно эволюционизировали, о чём речь пойдёт в параграфе 1 главы 2. Так, наиболее богатые турки-сторонники различных традиционалистских идей полюбили «быть европейцами». Как пишет Ж. Кепель, «сочетая исламскую этику с духом капитализма, они надеялись когда-нибудь войти в турецкий экономический истеблишмент - от которого их отделяло скромное провинциальное происхождение и «отсталый» образ жизни, - обогатиться, продемонстрировать вкус к роскоши, не нарушая при этом религиозных норм. Самые «продвинутые» из предпринимателей посещали отель класса люкс на берегу моря, носящий французское название «Каприс». Здесь эта бородатая и одетая в мусульманские платки буржуазия проводила «дозволенный» семейный отпуск, купалась на раздельных мужском и женском пляжах, носила «исламские купальники» и подписывала счета на баснословные суммы в гастрономическом халяльном ресторане, обсуждая дела в тренажёрном зале». Для развития по пути к конвергенции оставалось немногое: убедить противников такой жизни в обществе турецкого Просперити, среди которых выделялись, конечно же, те, кто был в силу различных причин далёк от подобной роскоши. Кепель приводит ехидные слова одного из интеллектуалов-традиционалистов того времени, А. Булача, адресованные к исламским капиталистам из МЮСИАД: «Чтобы примирить ваше стремление к [экономическим] успехам с вашими [религиозными] установками, <…> вам следовало бы почитать и другие книги, кроме Священного Корана. Можно не углубляться в 15-вековую историю, достаточно вернуться на один век назад и перелистать сочинения этого периода, главное из которых - к несчастью, написанное евреем - называется «Капитал»: там говорится об эксплуатации и борьбе классов».

Тем не менее, Эрбакану удавалось с грехом пополам удерживать нити в социальной базе его Рефах. Более того, в числе сторонников этой партии была и небольшая прослойка западников, которых не привлекала религиозная идеология как таковая. С другой стороны, «Партии Благоденствия» пришлось создавать коалицию с «Партией верного пути». Всё бы ничего: эта партия была право-центристской и устраивала военных (что было важно для политического долгожительства), но во главе её стояла женщина - Т. Чиллер. Вне сомнения, для партии, которую считают «исламистской» это было тяжёлым испытанием, так что «вместо триумфального шествия по пути к исламскому государству и шариату ей пришлось пройти через гримасы и политиканские компромиссы парламентской коалиции - словно в напоминание о том, что более трёх четвертей турок не отдали за неё свои голоса» .

Несмотря на всё противоборство со стороны военных, традиционалистам удалось адаптироваться, да так, что в конце века генералитет уже не мог позволить себе произвести «классический» переворот и, в итоге, в феврале 1998 г. «им пришлось осуществить «постмодернистский переворот» с целью убрать антизападного и происламски настроенного Неджметтина Эрбакана», что, в общем и целом, убедило «некоторых депутатов... отказать в поддержке Эрбакану…». До этого недовольство росло даже среди «той пятой части турецкого населения, которая отдала за партию свои голоса», и было вызвано, к примеру, борьбой с таким символом кемализма, как площадь Таксим в Стамбуле (где рефаховцы хотели возвести мечеть) или попыткой возвращения храму Святой Софии статуса действующей мечети мусульманского культа.

Провал ожидал Эрбакана и в ходе его геополитической деятельности. В 1996 г. была создана так называемая «Организация Д-8» (Сотрудничество и Развитие-8). Фактически Эрбакан провозгласил подготовку к созданию аналога ЕС. В «исламскую восьмёрку» вошли Иран, Египет, Малайзия, Пакистан, Бангладеш, Индонезия, Нигерия и Турция. При этом эти восемь государств имели гораздо меньше общего, нежели страны ЕЭС «первого созыва», что и предопределило нежизнеспособность этого объединения.

Нежелание, а, вернее, неспособность Эрбакана отказаться от союза с Израилем привело к тому, что во время двух его турне по мусульманским странам, лидера традиционалистов постоянно кто-нибудь да «ставил на место». В Тегеране его критиковали за то, что он не выполнил своё политическое обещание и не устранил позорный для мусульман союз с Израилем. Вслед за тем, Эрбакану «досталось» и от Мубарака с Каддафи: первый не желал ничего слышать о «братьях-мусульманах», а второй в своём шатре только и делал, что говорил о независимости турецкого Курдистана.

Негласный раскол в самой Рефах, часть которой не желала мириться с тем, что Эрбакан ведёт себя по отношению к военным также, как когда-то младотурецкий триумвират вёл себя по отношению к духовенству, привёл к тому, что партия ничего не сумела противопоставить военным. Последние были не совсем довольны деятельностью Рефах, а уж когда им пришлось уволить порядка 150 офицеров и унтер-офицеров, симпатизировавших традиционалистам, ситуация накалилась до предела, и в результате традиционалистов вновь отстранили от власти, пусть и на этот раз через Конституционный суд.

«Старые тюрбаны», как их называет Ж. Кепель, постепенно уступали дорогу молодым традиционалистам, которые были отнюдь не против пойти на компромисс с военными, лишь бы те не противодействовали демократичной, в общем-то, возможности исповедовать ислам, говорить об этом в открытую и, главное, извлекать из этого пользу - индивидуальную, социальную, национальную.

Как пишет С. Хантингтон, «Ататюрк сделал Турцию «оторванной страной» - обществом, которое было мусульманским по своей религии, наследию, обычаям и институтам, но которым правила элита, намеренно сделавшая его современным, западным и объединившая его с Западом». Несмотря на это, Хантингтон относит Турцию к мусульманскому типу цивилизаций. Однако, процессы, которые протекают в Турции в первое десятилетие XXI в. под властью «Партии справедливости и развития» делают этот вывод излишне преждевременным.

«Партия справедливости и развития» была основана в 2001 г. бывшими членами умеренного консервативного крыла запрещённой в Турции традиционалистской «Партии Добродетели» (тур. «Фазилет»). Эта партия позиционирует себя умеренной, ориентированной на прозападный путь развития социально-консервативной партией. С самого начала существования партии оппозиция активно использовала исламистский фактор в своих популистских высказываниях против ПСР, хотя руководство партии от исламизма всячески открещивалось. Несмотря на это, уже 03.11.2002 г. Белая партия победила на выборах в ВНСТ, получив треть голосов избирателей и закончив эру коалиционных правительств, которые управляли страной свыше десяти лет.

Деятельность ПСР привела к окончанию (или приостановке) внутрицивилизационного разрыва, который сменился цивилизационным диссонансом. Их «секрет» - политика, называемая в литературе «мягким» или «умеренным» «политическим исламом», трактуемая мной как «лаицистско-традиционалистский эквилибриум».

В этой связи необходимо проанализировать программу партии. Созданная «по мотивам» копенгагенских критериев, она провозглашает полное принятие западных свобод. В частности, провозглашается свобода совести, а ислам признаётся религией большей части населения, не больше и не меньше.

Компромиссом в программе звучат задачи партии, совмещающие создание «мусульманской демократии», интеграцию в Европу и сотрудничество с армией, как гарантом анти-экстремизма. Ключевой идеей партии стало стремление Турции к вступлению в ЕС. Через несколько дней после первой победы Белой партии на выборах была провозглашена новая программа правительства, нацеленная на вступление в ЕС и основанная на программе ПСР. Для этого предполагалось решить ряд глобальных задач: создание новой либеральной (здесь и далее - Копенгагенской) конституции, проведение операций по борьбе с международным и локальным терроризмом. Также Эрдоган часто повторял тезис о необходимости ликвидации коррупции, как главного врага нищеты.

На официальном сайте ПСР представлены основополагающие принципы Белой партии. ПСР - массовая демократическая партия консервативного толка, новое слово в политической жизни Турции. В понимании лидеров партии, идеология консерватизма это не чопорный традиционализм, а рациональный эволюционизм, взаимное уважение старого и нового без заигрывания с радикализмом. Белая партия провозгласила отказ от всевозможной дискриминации по региональному, религиозному и этническому принципу; а также свой статус как «партии компромисса» между местными традиционалистскими ценностями и традиционными западными в «стране компромисса» между Западом и Востоком.

Важной статьёй партийной идеологии является борьба с коррупцией и бюрократией, в том числе и противодействие им внутри самой партии. Вообще, сама партия признаётся открытой ко всему новому - знаниям, опыту, технологическим ноу-хау и прочим возможностям, которые открываются в современном мире. Одним из важнейших принципов партии также является обратная связь «с социальными секторами и интеллигенцией». Ещё одними типично западными социально-политическими принципами являются либеральные права и свободы, принцип разделения властей, независимости судов, статус правового государства. Особое место занимает также принцип неделимости страны.

Главные направления деятельности ПСР:

. Деятельность по укреплению прав и свобод человека;

. Децентрализация;

. Содействие рыночной экономике;

. Проведение социальной политики в интересах всей нации, признание важности социальной безопасности;

. Признание образования важнейшим элементом развития во всех сферах, а расходов на образование - первостепенной статьёй расходов государственных фондов;

. Проведение внешней политики, основанной на принципах взаимных интересов и стремления к всеобщему миру.

Основополагающим документом, отражающим видение развития Турции - глазами политиков Белой партии является её программа. В преамбуле представители ПСР заявляют о том, что для решения проблем, стоящих перед Турцией, необходима «динамическая политическая формация». Идеологи партии ставят во главу угла социальные преобразования как фактор развития во всех сферах жизнедеятельности. Своеобразным «союзником» партии в деле развития Турции должны стать все «краски Турции» - все различия и схожести, богатства материальных и человеческих ресурсов; по мнению партии, у Турции есть всё, чтобы стать не только региональным, но и мировым лидером. Партия провозглашает себя «партией всех людей, живущих в государстве», обладающей «честными, динамичными, высокопринципиальными и политически перспективными кадрами».

Идеологи партии заявляют, что она намерена действовать в рамках всей демократической платформы, в том числе с уважением прав и свобод и презрением к дискриминации, а не просто в рамках своих идеологических установок, чтобы предложить действительно оригинальные варианты решения проблем. Наиболее интенсивно партия обещает бороться с такими проблемами современной Турции, как упадок, коррупция, нарушения законов, спекуляция, фаворитизм и непотизм, неравенство перед законом и неравенство возможностей, etc.

При этом идеологи партии говорят о том, что решение этих вопросов зависит и от турецкого народа. Приводится цитата Ататюрка: «сила для спасения нации это её решительность и целеустремлённость». Кроме того, важно восстановить доверие общества к государству, которое было утрачено предыдущими лидерами страны.

Цели партии:

 Распространение понимания прав и свобод на все сферы жизнедеятельности личности, нации и государства;

 Полная ликвидация всех проблем Турции;

 Мобилизация человеческих и физических ресурсов;

 Ликвидация разрыва между бедными и богатыми;

 Создание гражданского общества;

 Создание концепции прозрачности и подотчётности во всех сферах жизнедеятельности;

 Обеспечение современных, рациональных и реалистичных решений в следующих сферах жизнедеятельности: экономика, геополитика, культура и искусство, образование, здоровье, сельское хозяйство и животноводство.

Достаточно ли говорить о влиянии ислама на партию, руководствуясь сугубо материалами её программы? Вероятно, нет. Идеологи партии провозглашают «фундаментальные права и свободы» - абсолюты апологетов Западной цивилизации и либеральной демократии, что, в общем и целом, не характерно для западного понимания мусульманских государств, но и не идёт вразрез с традициями республиканской Турции. В том числе и потому, что следование принципам Ататюрка и эволюционной форме развития социума, основанной на реформах, провозглашается партийными идеологами как фундамент развития.

Партия не упоминает об исламе и в своих политических принципах, говоря преимущественно о демократии и демократизации. Партия провозглашает необходимость конституционной реформы, которая бы осуществила нижеследующие необходимые преобразования ныне действующей Конституции:

 Сведение принципов демократических прав и свобод к «универсальным» стандартам;

 Сохранение республиканского строя при включении только основных положений государственной администрации;

 Чёткое разделение властей и их юрисдикции с учётом системы сдержек и противовесов;

 Необходимые меры к реформированию парламента для увеличения его эффективности (в том числе, публичность дискуссий);

 Совершенствование законотворчества, как отражения «коллективной, а не индивидуальной воли».

В программе говорится и о необходимости повышения качества правоохранительной системы и подготовки юристов, а также о построении гражданского общества. Отсутствуют намёки на традиционализм и в экономической части программы, где устанавливаются принципы примата частной собственности и рыночной экономики при регулирующей роли государства.

Вопрос государственного строительства решается партией с учётом следующих концепций, принципов и установок:

 Концепция «правового государства»;

 Концепция «социальной ответственности государства»;

 Государство «выходит» из сфер обслуживания, оставляя за собой только геополитику и безопасность, правотворчество, основное (среднее) образование, здравоохранение и инфраструктуру;

 Всем гражданам следует адаптироваться к принципам демократии.

Что характерно, намёки на ислам отсутствуют и в такой идеологически важной сфере жизнедеятельности, как образование, вместо которых партия предлагает достаточно верную программу для его реформирования, признавая, что на момент принятия программы образование в Турции находилось на невысоком уровне. Между тем, интересно взглянуть на то, как партия решила вопрос с религиоведением в средней школе: в пункте 2 статьи 5 программы партия заявляет, что «согласно принципам секуляризма для изучения должны быть доступны все религии в рамках курса «Религиозная культура и этническая наука», а лекции по выбранной религии относятся на усмотрение родителей». Первое упоминание об исламе de-facto содержится в пункте 3 статьи 5 «культура и искусство», в котором написано, что «особое внимание должно уделяться… улучшению положения тюрко-исламского искусства». Впрочем, учитывая историко-культурные особенности развития Турции как страны мусульманской цивилизации это достаточно логичное и правомерное устремление.

Также нет дискриминации по религиозному признаку и в статье 6 «Внешняя политика», в которой основное внимание уделяется сотрудничеству с ЕС, НАТО, ОИК (Организация Исламская Конференция), США и Россией, а также Грецией и другими балканскими странами, Китаем, etc. Интересно, что в этой статье предлагается решение «кипрской проблемы» (провозглашается право турок-киприотов на самоопределение, что de-facto влечёт за собой проведение референдума), а вот об «армянской» умалчивается - говорится только о необходимости международного пересмотра политики в регионе без учёта «предрассудков холодной войны».

Можно говорить о том, что программа партии открывает глаза только на декларативно-популистские установки, но не на реальный идейно-политический фундамент. Впрочем, стоит отметить, что очень многое, содержащееся в программе партии, удалось выполнить таким образом, что de-jure оппозиции очень сложно «придраться» к её идеологическим установкам.

Что интересно, программа заканчивается также, как и пролегомены - только с немного изменённым содержанием. Идеологи партии в финальной фразе задают вопрос: «Будет ли Аллах возлюбленным (дословно - прим. В.О.) и помощником нашей нации?», что вызывает некоторое недоумение, так как сама программа является идеально выстроенной по лучшим образцам социально настроенного либерального консерватизма Запада.

Реакция турецкого и западноевропейского общества (прежде всего, интеллигенции) не заставила себя долго ждать. И там, и там мнения разошлись. Одни приветствовали «новое лицо» «исламистов», другие указывали на то, что т.н. «умеренный ислам» Белой партии - дело рук США, желавших получить контроль над важнейшим регионом.

Несмотря на это, турецкая элита демонстрирует не только желание, но и волю к самостоятельной политике. Скажем, Турция единственная из стран-членов НАТО открыто заявила о поддержке РФ в пятидневной войне против Грузии, а затем протестовала по поводу мелкого экономического спора с РФ; Турция часто была барьером для США в их «антитеррористических» походах за нефтью. Турция - единственный член НАТО, протестовавший против кандидатуры нового генсека на выборах в 2009 г. Причём основной причиной протеста было то, что именно Ф. Расмуссен (кандидат и нынешний генсек НАТО) отказался запретить к публикации в одной из датских газет карикатур на пророка Мухаммеда, сославшись на свободу слова. Современная Турция стремится действовать по заветам Ататюрка: отсюда и пресловутая внешняя политика «ноль проблем с соседями». Наконец, Турция единственная страна из числа членов НАТО пытается бороться с Израилем, агрессивная политика которого противостоит любым попыткам к улучшению отношений между странами взрывоопасного Ближневосточного региона.

Генезис лаицистско-традиционалистского эквилибриума, а вместе с ним и цивилизационного диссонанса, связан также с событиями 11.09.2001 г. Как отмечает Киреев, «после всех трагических событий в мире, организованных от имени ислама, политический ислам в Турции будет ещё более стремиться выглядеть «мягким». Стоит отметить, что с 2002 г. деятельность террористических организаций в Турции спала, хотя при этом эпатажный ливийский президент М. Каддафи уверен, что «будущее в Турции принадлежит исламистским партиям и сторонникам бен Ладена».

Именно в годы правления ПСР началась нормализация отношений между Турцией и турецким Курдистаном. В пункте 6 статьи 2 программы ПСР рассматривается позиция партии по отношению к урегулированию курдской проблемы. В связи с ней Белая партия считает необходимым следовать «политике охраны счастья, благополучия, прав и свобод населения региона», при этом не забывая о необходимости полноценной интеграции курдов в турецкое социально-культурное, социально-экономическое и социально-политическое пространство и сохранении единства Турции как унитарного государства.

Также партия провозгласила отказ от репрессий по отношению к простому курдскому населению как ответ на террористические акции, а также важность курдского языка в регионе и зависимость террора от экономической несостоятельности региона.

Кроме того, общеизвестно, что ПСР и лично Эрдоган пользуются немалой популярностью в курдских регионах Турции, хотя вряд ли можно говорить об успехе «демократической инициативы» партии власти. Летом 2010 г. столкновения между повстанцами и турецкими войсками возобновились: похоже, Оджаллан даже из тюрьмы на о. Имралы, в которой он до 2009 г. являлся единственным заключённым, умудряется подстёгивать свои преступные формирования на новую войну с турецким правительством.

Оппозиция партии власти активизировалась к выборам 2007 г. Несмотря на протесты и митинги под лозунгом «шариат в Чанкаю (президентский дворец) не пройдёт», несмотря на усилия оппозиционных СМИ и заявления военных, на досрочных выборах в меджлис 22.07.2007 г. победила Белая партия, шедшая под лозунгом «Не останавливаться, продолжать движение вперёд!» набравшая 46,7 % голосов и получившая 341 место из 550 (46,6% голосов против 34,28% в 2002 г.). При этом отмечается, что оппозиционные партии «занимают иную, чем правящая партия позицию по многим ключевым вопросам дальнейшего развития Турции». Причём, если кемалистская «Народно-Республиканская Партия» (далее - НРП) позиционирует себя социал-демократической (на деле их воззрения флексибильно варьируются от либерализма к собственно социал-демократии), то ПНД занимает лидирующие позиции на правом фланге политического спектра Турции. Таким образом, большинство турок выбирают центристов - Белую партию, что тоже является одним из «симптомов» цивилизационного диссонанса: не определившиеся турки предпочитают полагать, что истина находится где-то посередине.

Как отмечает А. Корицкий, главной причиной поражения оппозиции стало отсутствие «конкретной программы, альтернативной правительственной… прежде всего, в сфере социальной политики», так как оппозиционеры в своей риторике стремились лишь указать на нарушения со стороны ПСР». Оппозиция осуждала использование ислама в политических целях, критиковала действия партии и её лидеров вместо формулировки чёткой программы решения насущных проблем. Тем не менее, их аляповатые политические шаги привели к активизации двух полюсов турецкого социума, которые за 10-15 лет до событий 2007-2008 гг. успели несколько свыкнуться с состоянием «предвоенного» времени.

Директор израильского центра глобальных исследований международных отношений Б. Рубин заявил по поводу Белой партии, что «ПСР впервые сделала попытку повести за собой страну не с помощью политических лозунгов, а реализацией конкретной социальной политики в обществе… это был верный шаг, и если новое правительство Эрдогана не совершит политических ошибок, ПСР обеспечит себе активную политическую жизнь ещё как минимум на 20 лет».

Слова Рубина имеют под собой прочную экономическую основу: докризисные темпы роста экономики Турции за время пребывания ПСР у власти составили 7,8% (за предыдущий период - 2,6%), ВВП увеличилось почти на три тысячи долларов на душу населения, а иностранные инвестиции с 1 до 20,2 млрд. долларов. The Economist назвал правление партии самым успешным за последние пятьдесят лет. Именно этой партии удалось устранить гиперинфляцию, с которой не могли справиться прежние руководители страны.

Эрдоган 31.08.2007 г. раскрыл общественности новую программу правительства, где провозглашал, что главные усилия государства «будут направлены на соблюдения прав человека, экономический рост и подготовку новой конституции». Вместо новой копенгагенской конституции в итоге партия предложила общественности внушительный ряд поправок к «конституции военных» 1982 г.

В 2008 г. Конституционный суд начал судебный процесс против Белой партии, но в отличие от своих предшественниц, она сумела избежать закрытия, отделавшись штрафом (причём партию «спасло» преимущество в один голос). Представленный прокурором документ был изложен на 162 страницах. «Это длинный список фактов, которые, по мнению чиновника, свидетельствуют о том, что Партия справедливости и развития осуществляет происламскую политику». М. Биранд, политический обозреватель «Turkish Daily News» написал по этому поводу, что «самый точный заголовок, передававший все напряжение, царившее в тот момент в обществе, сделала газета «Radikal», озаглавившая свою статью: «Турция вздохнула с облегчением!». Действительно, большинство граждан страны, включая и оппонентов партии Эрдогана, осознали ущерб, который мог бы быть нанесен государству, если бы партия власти оказалась закрыта, и просили не принимать поспешных решений. А теперь все сказали «Слава Богу!».

За месяц до начала процесса против партии власти, в июле 2008 г., сорвался военный переворот («дело организации «Эргенекон»), в числе участников которого был бывший главный редактор оппозиционной ПСР газеты «Джумхуриет», а также ряд отставных военных и двое генералов в отставке.

В турецкой мифологии «Эргенекон» - мифическое место, расположенное в труднодоступных горах Алтая, где, как предполагается, Бумын-каган собрал тюркские народы. В современной же Турции «Эргенекон» - тайная ультранационалистическая организация, «теневое правительство», за время следствия по делу которого арестовано почти сто человек, прежде всего, члены вооружённых сил и сил безопасности Турции, в том числе отставные генералы Х. Толон, Л. Эрсез и В. Кючюк, полковник в отставке и руководитель стамбульского отделения «Общества ататюрской мысли» Д. Гюнель, бывший шеф полиции С. Эруйгур, а также представители политической и научной интеллигенции и известные журналисты - председатель РПТ Д. Перичек, экс-ректор Стамбульского университета К. Алемдароглу, главный редактор наиболее последовательной газеты светского направления «Джумхуриет» И. Сельджук, главный редактор газеты «Терджуман» У. Беюкчелеби, главный редактор журнала «Айдынлык» С. Боллук, писатель-журналист Э. Мютерджимлер.

Истоки этой организации исследователи находят в группе «Derin Devlet» (англ. “Deep state”, «глубинное государство», «государство в государстве»), которая, по слухам, была создана в 60-70-е годы ушедшего столетия, состояла из сторонников этатизма - в основном из военных и политиков светского направления, прежде ответственных за операцию «Контр-гражданская война» (составляющая пресловутой операции «Гладио»). Их основная цель - консервация республиканского строя и лаицизма.

Схожую цель, как считается, имел и «Эргенекон». Слушания по делу начались 20 октября 2008 г., а в январе 2009 г. по Турции прокатилась новая волна арестов, которая «добивала» остатки группировки. В «Today’s Zaman» слушания сразу же окрестили «делом века», проправительственные издания говорили о «раскрытии крупнейшего заговора в современной истории Турции», а оппозиция - о том, что «налицо чудовищная фальсификация». Вообще кемалистами суд над «Эргенеконом» рассматривался «как упреждающий удар исламистов, опасающихся отстранения от власти, несмотря на положительное решение Конституционного Суда».

Обвинительный приговор по делу занимал «невиданный для турецкого правосудия объем» - 2445 страниц. Примечательно, что доступ масс-медиа на слушания был ограниченным - не более 80 человек (что стало причиной критики и обвинений в анти-демократичности наряду с обвинениями в незаконных прослушивании и сборе доказательств, игрой на мотивационном поведении, etc.).

Членам «Эргенекона» вменялось в вину следующее:

. Подготовка государственного переворота с целью свержения ПСР, Гюля и Эрдогана;

. «Теневое» руководство армией, СМИ, политическими партиями и организациями;

. «Антибелопартийная» пропаганда в рамках «Плана действий «Операция «Пещера»;

. Убийство армянского журналиста Х. Динка в 2007 году;

. Планирование убийства Памука;

. Планирование убийства Эрдогана.

Был опубликован и план переворота, который должен был состояться в 4 этапа: Вначале наёмники из РПК совершают серию заказных убийств, которые подталкивают людей выйти на улицы, затем демонстрации превращаются в столкновения с полицией. Воспользовавшись этим, глава торговой палаты Анкары С. Айгюн (планировавшийся премьер-министр после переворота) объявит о том, что политика правительства привела к колоссальному экономическому кризису, и, наконец, близкие к «Эргенекону» СМИ «приглашают» военных захватить власть.

Существовал ли этот план, так и осталось неизвестным, так как дневники Эруйгура (в которых якобы он содержался) следствие так и не предоставило обвинению. Также неясно, насколько близка к истине примерная схема управления и внутренней юрисдикции в этой организации, представленная газетой «Today’s Zaman». К слову, обвинению так и не удалось «вычислить» лидера «Эргенекона».

Интересна серия фактов, которые представляет газета «Коммерсант». Согласно им, участников «Эргенекона» связывают тесные контакты с Россией. Ходят слухи, что известный евразиец Перичек часто «гостил» в России, в числе его контактов они называют псевдоучёного и «евразийца» А. Дугина; тогда как Алемдароглу подписал соглашение о сотрудничестве с МГУ, а Эруйгур открыто заявлял о необходимости выхода из НАТО, интеграции в «Шанхайскую Организацию Сотрудничества» и создании военного альянса с Россией и Ираном. Наконец, Л. Эрсез и вовсе скрылся от следствия в России.

«Российский след» получил двоякую оценку в Турции. Прокуроры в обвинительном заявлении обвинили российские спецслужбы и лично Дугина, как связующее звено, в попытке организации переворота. Впрочем, турецкие спецслужбы вскоре опровергли эти данные. Любопытную оценку эти слухи получили в политике партии власти: именно с 2008 г. российско-турецкие отношения стали резко улучшаться, и вряд ли это было простым совпадением. Имеет смысл говорить как об опасениях, так и о том, что к мнению Эруйгура в партии власти прислушались, дабы несколько «успокоить» военных.

Разумеется, невыясненной оказалась реальность существования организации, во всяком случае, распространены мнения о том, что это просто отдельные оппозиционеры, которых объединили две составляющие: оппозиция к ПСР и желание власти «расправиться» со своими противниками, или о том, что вся история с «делом «Эргенекона» - не более чем шпионский детектив, тогда как в партии власти это дело рассматривается как свидетельство прозападного настроения Турции. Эту идею поддерживает такой известный турецкий геополитический аналитик, как С. Озел, считающий, что «...Турция продолжает оставаться в стратегическом отношении страной, ориентированной на Запад, и проводимое в отношении организации «Эргенекон»... расследование подтверждает ее атлантическую направленность».

В начале 2010 г., когда по стране прокатилась новая волна арестов, связанная с обвинением в участии в подготовке «Плана «Балйоз» (тур. «Balyoz», «кувалда») и ныне представляет собой не имеющую ни конца, ни края «мыльную оперу», в которой часть подсудимых была оправдана, а другая в данный момент находится перед судом или под стражей.

Аресты по делу о «Плане «Кувалда» прошли весной 2010 г. и периодически продолжаются по настоящее время. Согласно данным обвинения, заговорщики планировали нижеследующее:

. Взрывы в двух мечетях в Стамбуле;

. Взрыв самолёта в воздушном пространстве Греции.

Оба этих события должны были «оправдать» необходимость переворота и временной военной диктатуры по схеме 1960 и 1980 гг. Представители масс-медиа, близкие к ПСР, привели в качестве доказательства многочисленные письменные и аудио свидетельства, а также планы операций «Чаршаф», «Сакал», «Суга» и «Ораж». Представители армии, в свою очередь, согласились с тем, что подобные планы у них имеются, однако они были обсуждены в ходе планирования учений на военном семинаре.

Между тем, по делу арестовано сначала 40 человек 22 февраля 2010 г., 96 - 5 и 6 апреля 2010 г., 162 в феврале часть из них отпущена на свободу (ввиду «наличия серьёзных сомнений по поводу их причастности к делу»); подавляющее большинство - военные (в отличие от весьма разношёрстного состава по «Делу «Эргенекон»), например, «бывшие главнокомандующие ВВС и ВМС Турции И. Фыртына и О. Орнек а также экс-командующий Первой полевой армией Э. Сайгун», бывший командующий первой полевой армии Турции Ч. Доган, а также бывшие комбриги и комдивы. Под планом стоит подпись Догана, который сначала выступил с заявлением, в котором признал и попытался оправдать комплекс мероприятий, который планировался в связи с «Кувалдой», правда, затем он пояснил, что это всего лишь план, разрабатывавшийся в учебных целях.

«Кувалда» ознаменовала собой новый кризис, который, как предполагают специалисты и исследователи, может серьёзно ударить по перспективам интеграции в ЕС, о чём уже заявил Ш. Фюле, комиссар ЕС по расширению, выразивший надежду на «честный процесс». Специалисты и исследователи, анализируя эти события, говорили о реальной перспективе досрочных выборов «с непредсказуемым результатом для партии власти», однако, как показало время, их предсказаниям сбыться было не суждено. Между тем, доверие к армии со стороны турецкой общественности снижается. Так, по данным газеты «Заман» из 4,5 тысяч респондентов в 21 провинции Турции только 44,7% доверяет армии, а почти 50% верит в заговор со стороны военных. В 90-е годы по разным данным армии симпатизировали 80-90% турецкого населения, что было значительно выше доверия к политическим партиям.

«Кувалда» ознаменовала и политический кризис: лидер НРП К. Кылычдароглу заявил: «Вот уже три года как людей приписывают к этой организации. Если такая организация как «Эргенекон» действительно в Турции существует, покажите ее мне, я вступлю в эту организацию». Заочно его поддержал и новый посол США в Анкаре Ф. Дж. Рикардоне: «США не понимают, что происходит в последнее время в Турции».

Также важной составляющей борьбы против политического влияния военных стала реформа в «красной конституции», как в Турции называют «Milli Guvenlik siyaset belgesi» («Политический документ о национальной безопасности»), принятый в 2005 г. и охватывающий вопрос контрреволюционной деятельности внутри страны, а также вопросы внешней безопасности. Разумеется, документ является секретным и за его разглашение виновный будет подвергнут наказанию по статье «разглашение государственной тайны». Доступ к тексту документа имели всего 15 высших должностных лиц государства, но в прессу просочилось до 80 положений «красной конституции». Интересно, что авторы документа сообщили об их достоверности, что и повлекло за собой уголовное расследование.

Цивилизационный диссонанс в политической сфере проявился и в ходе референдума, на котором турецкое население голосовало «за» или «против» предложенных ПСР поправок к Конституции 1982 г. В итоге ПСР декларировала победу, так как «за» проголосовали 58% участников референдума, тогда как «против» - оставшиеся 42%. Даже если исходить из того, что «за» голосовали не только сторонники ПСР (в этом случае показатель был бы скромнее примерно на 10-15%), то получается, что примерно 50% турецкого населения против изменения конституции военных. Думается, что среди них есть не только сторонники главных оппозиционных партий, не только нравственные антагонисты нынешней партии власти - существует и значительная прослойка тех, кому попросту не нужны предлагавшиеся ПСР демократические реформы Конституции, которые, на их взгляд, реально перевешивали те небольшие изменения, коснувшиеся разделения властей и статуса армии.

Также стоит сказать о том, что турецкая общественность успешно заимствовала европейский облик - от латиницы в алфавите до европейской одежды, от европейского подхода к гендерным отношениям до принятия себя как турка, а не мусульманина. Однако de-facto язык со сменой алфавита не стал европейским, одежда не принесла Западное в массы, поскольку турки считают необходимым поддержку только мусульманских стран, а многие женщины считают наилучшим проявлением прав и свобод - предоставление им права исполнять все обязанности правоверной мусульманки. Разумеется, на Западе отношение к последнему резкое и безоговорочное: как пишет, к примеру, Кепель, «общественному мнению это требование (ношение платка - прим. В.О.) было преподнесено как основополагающая личная свобода, «право человека» (или женщины), в котором авторитарный лаицизм отказывал школьницам и студенткам, хотевшим реализовать своё право следовать установлениям шариата».

Кроме того, само заимствование внешней формы не могло не натолкнуться на дисгармонию, в которой можно найти первые черты цивилизационного диссонанса. В этой связи уместно вспомнить о ряде ремарок О. Памука по этому поводу, связанных с домом, в котором он жил («Ещё за год до того, как я родился (имеется в виду 1951 г. - прим. В.О.), все они жили, подобно большой семье османских времён, в разных комнатах на разных этажах большого каменного здания, находившегося неподалёку»; «причиной превращения жилых комнат из места, предназначенного для уютной и спокойной жизни, в подобие музея, ожидающего неких гипотетических посетителей, которые могут явиться когда угодно, было стремление обитателей дома «жить, как на Западе»). При этом, с тех пор, многое изменилось - всё тот же Памук с сожалением пишет о том, что в годы его детства сгорело большинство старых, сохранившихся со времён Империи, особняков. Так горела материальная культура старой Турции, но это вызывает тоску только у Памука, тогда как стамбульцы, по его мнению, «просто живут среди своих развалин».

В своём стремлении показаться как можно более «западной» страной, турки доходили даже до абсурдного. Как пишет Ханна, «на начальном этапе присоединения к Евросоюзу турецкие крестьяне и фермеры даже на полях носили пиджаки, дабы подтвердить приверженность европейскому духу», тогда как «…туристы, заявляющие, что приехали из «Европы», а не из какой-то определённой страны, рискуют нарваться на рукоприкладство, поскольку турки уже считают свою страну европейской».