Глава 3. «год единения» первые шаги хасана

Али был похоронен той же ночью, с 23 на 24 января 661 г., то ли на южной окраине Куфы у Киндитских ворот, то ли во дворе резиденции. По преданию, Али завещал сделать могилу незаметной, чтобы хариджиты не надругались над его телом. Трудно сказать, насколько это верно, но во всяком случае уже в конце IX в. ее местонахождение было неизвестно [+1]. Существующий ныне пышный мемориальный комплекс в Эн-Наджафе не более чем кенотаф.

Али не выразил своей воли относительно преемника, хотя окружающие не сомневались, что им должен быть Хасан. Джундаб б. Абдаллах прямо спросил умирающего: «Если мы лишимся тебя, нам присягать Хасану?» Превозмогая боль, Али ответил: «Я не приказываю вам это и не запрещаю: вам виднее» [+2].

Наутро Хасан возглавил молитву в соборной мечети и объявил о смерти халифа. Текст этой речи, приводимый историками, мало согласуется с тем, что можно было бы ожидать от подобной речи по нашим представлениям и в соответствии с речами других халифов, произносившимися в подобных обстоятельствах. Можно думать, что значительная часть ее является результатом творчества ранних историков [+3]. По окончании речи Убайдаллах б. Аббас предложил присягнуть Хасану. Пример подал Кайс б. Са'д, первым совершив обряд рукобития. Этим новому халифу гарантировалась поддержка одной из главных фигур халифского окружения. Его примеру последовали и остальные присутствующие [+4].

Первой акцией Хасана стало наказание убийцы отца. Согласно одной версии, Хасан зарубил его своей рукой, исполняя последнюю волю умирающего казнить убийцу ударом за удар, но не уродовать. Ибн Мулджам будто бы предлагал отпустить его, чтобы он мог убить Му'авию, а уж потом казнить, но это предложение было отвергнуто. Обезглавленное тело было брошено на растерзание толпе. То, что от него осталось, было завернуто в циновки, облито нефтью и сожжено. По другой версии, казнь осуществил Абдаллах б. Джа'фар. Он приказал сначала отрубить убийце руки и ноги и выколоть глаза, а после обмена с казнимым несколькими едкими репликами велел отрезать ему язык [+5]. Этот обмен речами четвертованного с распорядителем казни вызывает большие сомнения; неясно только, в чьих рядах родилась эта легенда: шииты ли хотели таким образом отвести душу за убитого кумира или хариджиты хотели прославить стойкость своего собрата.

В Куфе и во всем Ираке весть о смерти Али не вызвала никаких волнений, и присяга Хасану прошла без осложнений. Для сторонников Али присяга его старшему сыну и внуку пророка была делом естественным, а для нейтрального большинства с его именем не связывалось никаких дурных ассоциаций. Даже сторонники Усмана (а они совпадали со сторонниками Му'авии лишь частично) не могли обвинить Хасана, в отличие от его отца, в причастности к смерти Усмана и покровительстве его убийцам: напротив — он даже был какое-то время среди защитников осажденного дома халифа. Хариджиты, скрывавшиеся на окраинах Ирака и в Иране, радуясь смерти своего врага, не могли предъявить Хасану претензий за кровопролитие в ан-Нахра-ване.

В Аравии, как уже было сказано в конце предыдущей главы, присяга Хасану была принесена после ухода оттуда Буера. Аиша, узнав о смерти Али, откликнулась стихотворной строкой:

Посох брошен, и достигнута цель,

и рад возвращению путник)

На замечание Зайнаб, дочери Абу Саламы: «Как ты можешь говорить такое об Али при его превосходстве и достоинстве?» — Аиша ответила с усмешкой: «Когда я забуду об этом — напомни мне» [+6].

Больше всего весть о смерти Али поразила боготворивших его сабаитов. Сам Абдаллах б. Саба отказался верить в нее, заявив: «Он не умер и не умрет, пока не завладеет миром» [+7].

О реакции в дальних провинциях ничего не известно. Но, видимо, у Хасана вызывала какие-то опасения позиция Абдаллаха б. Аббаса, за которым стояла добрая половина Ирана, потому что его обрадовало получение письма от Абдаллаха, в котором тот поздравлял с избранием и давал советы, как избежать ошибок, допущенных отцом: «Хасан прочитал его и обрадовался ему и узнал, что тот присягнул ему и дал ему наставление в том, что он должен делать во исполнение воли Аллаха» [+8].

Фигура Хасана очень смутно проступает со страниц мусульманских источников. Его негероическая судьба и отсутствие ярких поступков мало привлекали внимание биографов. Характерно, что в биографическом словаре Ибн Са'да, где упомянуты сотни второстепенных передатчиков хадисов, Хасан не удостоился отдельной статьи; историки, описывающие внешность всех халифов, перечисляющие их жен и детей, никак не характеризуют пятого халифа. Известно, что внешне он был очень похож на своего деда-пророка, что вызывало умиление сподвижников Му-хаммада, и несколько заикался, в чем видели его сходство с Мусой (Моисеем). В его биографиях рассказывается либо о проявлениях любви к нему деда, либо о событиях его кратковременного правления. Добрые тридцать лет в промежутке между тем и другим не отмечены ничем примечательным: он просто жил в свое удовольствие в Медине, пользуясь благами своего положения внука пророка, получающего большое жалованье наравне с участниками битвы при Бадре, происшедшей за год до его рождения. Современникам запомнились только многочисленные женитьбы и разводы Хасана, да и то неясно, происходило это до избрания его халифом или уже после отречения [+9].

Как уже было сказано, Хасан принимал участие в обороне дома Усмана, а затем в обоих больших сражениях отца, но даже прошиитские источники не нашли материала для прославления его воинской доблести. Возможно, в оправдание этого появились утверждения, что Али не разрешал своим старшим сыновьям вступать в единоборства [+10]. Не сообщается и о том, что Али поручал Хасану большое самостоятельное дело, которое могло бы выявить его способности, кроме посылки для переговоров с ку-фийцами, где ведущая роль принадлежала Аммару б. Йасиру.

А между тем Хасану предстояла теперь труднейшая задача преодолеть раскол мусульманской общины и государства. Для этого требовалось редкое сочетание твердости воли и полководческого таланта с умной сдержанностью во внутренней политике, ибо, прежде чем идти на военное решение спора с Му'авией, необходимо было привлечь на свою сторону охладевших к отцу куфийцев, добившись благосклонности племенной знати, которая одна могла способствовать сбору общего ополчения, и нейтрализовать хариджитов.

Казнив Ибн Мулджама, Хасан раздал воинам по 100 дирхемов [+11], что равнялось полугодовому жалованью самого низшего разряда. Как поощрил он племенную верхушку, не говорится. Если он пошел по стопам отца, по пути обеспечения первоначального равенства, то это могло только расширить трещину, возникшую между халифом и племенной верхушкой. Об этом прямо предупреждал Хасана Абдаллах б. Аббас, призывая начать активные действия против Му'авии: «…Назначь родовитых и знатных людей на какие захочешь должности. Этим ты купишь их сердца и проявишь исходящую от имамов справедливость в приручении сердец и устроении дел людей… Ты ведь знаешь, что от твоего отца Али отвращало людей, и они уходили к Му'авии, то, что он, распределяя между ними общинные средства (фай'), уравнивал их в жалованьи, и это тяготило их» [+12]. О крупных раздачах денег сведений нет, но все наместники были оставлены на прежних местах.

Как отмечает ряд авторов, Хасан в течение двух месяцев не предпринимал никаких активных действий против Му'авии [+13], пытаясь склонить его к присяге мирным путем. До нас дошли тексты двух посланий Хасана и ответов на них, но полностью доверять им не приходится, так как в них чувствуются отзвуки более поздних представлений, внесенных редакторами-историками. Во всяком случае, текст, приводимый ал-Куфи, явно сокращен при переписке и, возможно, скомпонован из двух посланий [+14].

Получив отказ Му'авии от присяги, Хасан отправил второе послание, в котором обосновывал особые права Алидов и отвергал претензии Му'авии на власть. Несмотря на пространность, его стоит привести полностью, за исключением начала, в котором говорится о спорах, возникших после смерти Мухамма-да. Оно интересно прежде всего тем, что в нем мы впервые встречаемся с развернутой аргументацией особых прав на власть «семьи пророка».

«…Потом мы привели курайшитам такие же доводы, которые те приводили арабам (т. е. родство с пророком), но не были они справедливы, как справедливы были арабы к ним [*1], и взяли себе это дело с меньшим основанием и справедливостью, чем было у арабов. А когда мы, люди семьи Мухаммада и его близкие (авлийа 'уху), обратились к ним с доводами и требованием справедливости, то они все вместе принялись чинить нам обиды и козни и лишили нас назначенного Аллахом, а он — покровитель заступающийся! Удивляет нас притязание притязающих на наше право и власть пророка нашего, да благословит Аллах его и его род, — хотя они — люди, обладающие преимуществом и первенством в исламе. И отказались мы от споров с ними, опасаясь за религию, чтобы лицемеры и враги не нашли в них слабость, которой опозорят ее, или будет это для них способом причинить ей тот вред, которого они хотят.

А ныне удивляются люди твоему, Му'авийа, притязанию на Дело, которое тебе не принадлежит ни по известным заслугам, ни по похвальным делам в исламе: ты — сын супостата из супостатов (хизб мин ал-ахзаб) [+15], сын злейшего среди курайшитов врага посланника Аллаха, да благословит Аллах его и его род. Но Аллах разрушит твои надежды и отвергнет тебя и ты узнаешь, для кого потусторонние мучения. Клянусь Аллахом, ты скоро встретишься с Господом твоим и он воздаст тебе за то, что захватили твои руки, а Аллах не бывает несправедлив к своим рабам.

Воистину, в тот день, когда Али, да будет доволен им Аллах, ушел своим путем, да помилует его Аллах, в день, когда он был взят… мусульмане поставили меня управлять этим делом после него, и я прошу Аллаха, чтобы не запасся я в этом преходящем мире чем-то, что могло бы лишить меня в будущем мире его благосклонности.

Воистину, подвигла меня на это письмо к тебе моя безвинность перед Аллахом, Великим и Славным, в деле с тобой А тебе бы надо сделать великое дело, в котором было бы благо для мусульман: откажись от своего упорства в ложном деле и войди в то, во что вошли люди, и присягни мне. Ведь ты знаешь, что у меня больше прав на это дело, чем у тебя, в глазах Аллаха и всех кающихся, хранимых и тех, кто сердцем обращается к Аллаху. Побойся Аллаха и оставь бесчинство, перестань проливать кровь мусульман, ведь, клянусь Аллахом, нет тебе добра в том, что ты предстанешь пред Аллахом с этой обильно пролитой их кровью. Войди в мир и покорность и не оспаривай дело у людей, которым оно принадлежит, и у того, кто имеет больше прав на него, чем ты, и да потушит Аллах этим злобу, и объединит речи, и уладит междоусобицу. А если ты в своем заблуждении не хочешь ничего, кроме унижения, то я приду к тебе с мусульманами и буду судиться с тобой, пока не рассудит нас Аллах, — а он — лучший судья» [+16].

Здесь едва ли не впервые звучит мотив особого права членов «семьи пророка», в данном случае — Али и его потомков, на халифат. Ранее в полемике с Му'авией Али обосновывал законность своей власти фактом избрания его по воле мухаджиров и ансаров, а не по праву рождения. Трудно поверить, чтобы Хасан так быстро сумел найти новый аргумент в доказательство законности власти ближайших родственников пророка, отсутствовавший в арсенале его более искушенного в политике отца. В то же время следует отметить отсутствие малейшего намека на наследование от пророка тайного завета, ставшего впоследствии важнейшим моментом шиитского учения об имамате. Пока речь идет лишь о праве на политическую власть, которая опирается на известное всем учение.

В ответ Хасан получил столь же обширное послание, в котором Му'авийа не без сарказма разбивал все аргументы соперника. Его тоже стоит привести полностью, опустив лишь вводные славословия пророку.

«…Ты упоминаешь споры мусульман из-за этого дела после него (Мухаммада) и выдвигаешь обвинение [+17] против Абу Бакра Правдивейшего, и Умара Распознающего, и Абу Убайды Надежного, и Талхи и аз-Зубайра, и непорочных мухаджиров, решение которых неприятно тебе, Абу Мухаммад. Но ведь когда община спорила об этом деле после ее пророка Мухаммада — да благословит его Аллах и да приветствует, — то знала, что курайшиты имеют в этом отношении больше прав, потому что ее пророк из их числа. Затем решили курайшиты и ансары, и достойные мусульмане, и верующие поручить это дело самому знающему об Аллахе и самому богобоязненному из них, самому первому из них в исламе и избрали Абу Бакра Правдивейшего, хотя и знали положение человека, который достойнее Абу Бакра, занявшего его место и защищающего достояние ислама, но отказали ему в этом.

Сейчас положение между мной и тобой такое же, какое было у них с ним. Если бы я знал, что ты тверже в делах подданных, и заботливее в отношении этой общины, и лучше управляешься, и коварнее с врагом, и сильнее во всех делах, то я передал бы тебе это дело после твоего отца, потому что я знаю, что ты претендуешь на то же, на что претендовал твой отец. Ты ведь знаешь, что твой отец вышел против нас и сражался с нами, а потом дело обернулось так, что он выбрал человека и мы выбрали человека, чтобы они вдвоем приняли решение, которым уладили бы дело этой общины, и возвратилось бы с его помощью дружелюбие и единение. И обязали мы обоих судей следовать в этом деле заветам Аллаха и верности ему, а они обязали нас делать то же, чтобы мы согласились с тем, что они решат. Потом они сошлись на отречении твоего отца и отрешили его. А поскольку ты призываешь меня к этому делу, добиваясь по праву твоего отца, а твой отец его лишился, то позаботься, о Абу Мухаммад, о самом себе и своей религии. И мир» [+18].

Джундаб б. Абдаллах ал-Азди, доставлявший послание Хасана и ответ Му'авии, посоветовал Хасану упредить соперника и начать готовить войско, чтобы сражаться на чужой территории. «Сделаю», — сказал Хасан и ничего не предпринял. А Му'авийа Между тем не терял времени: в Ираке действовали его агенты, Которые информировали его о происходившем в стане Хасана и не упускали случая распускать деморализующие слухи. Двух из них, в Куфе и Басре, удалось поймать и казнить, что тоже вызвало переписку с Му'авией [+19]. Кроме того, Му'авийа предпринимал попытки переманить на свою сторону некоторых наместников Хасана. Такое предложение получил Зийад б. Абихи, но не удостоил Му'авию ответом и публично обозвал его в мечети «сыном пожирательницы печени» (см.: т. 1, с. 248, примеч. 73) [+20].

Затем, то ли в ответ на очередное послание, то ли по собственной инициативе, Му'авийа предложил Хасану отказаться от халифата в его пользу (обещая сделать его своим преемником), а пока — забрать себе всю казну Куфы и ежегодно получать ха-радж с любого округа Ирака. Хасан ответил отказом, и Му'авийа стал готовить войско к походу [+21]. Однако эти сведения должны относиться к несколько более позднему времени, так как упомянутые условия полностью совпадают с условиями договора об отречении Хасана.

Хасан спохватился только тогда, когда армия Му'авии переправилась через Евфрат у Манбиджа, примерно в 15 днях пути от Куфы. Худжр б. Ади был послан подтолкнуть наместников Ирака скорее прислать людей в Куфу, а сам Хасан выступил с речью в мечети. Он напомнил об обязательности войны за веру, сообщил о движении сирийцев на Ирак и приказал собраться для смотра войска в ан-Нухайле. Куфийцы ответили ему, как в свое время его отцу, молчанием. Ади б. Хатим стал стыдить малодушных и обратился к Хасану с уверениями в полной покорности его приказам. Хасан тут же сел на коня и поехал в ан-Нухайлу, приказав слугам привести туда все необходимое ему для похода. За Хасаном последовали верные Ади б. Хатим, Кайс б. Са'д, Ма'кил б. Кайс ар-Рийахи и Зийад б. Са'са'а, заверившие его, что поднимут людей в поход. Действительно, им вскоре удалось собрать достаточное число воинов, с которыми Хасан перешел из ан-Нухайлы в Дейр Абдаррахман, где пробыл еще три дня в ожидании пополнения [+22].

Никаких дат, относящихся к обмену посланиями и выступлению в поход Хасана, в источниках не сохранилось. Если верить замечанию о двухмесячном бездействии Хасана, за которым последовал обмен письмами, потребовавший около месяца, то выступление Му'авии в поход придется на самое начало 41 г. х., т. е. на начало мая 661 г., а выступление Хасана из ан-Нухайлы — на конец того же месяца [+23].

Из Дейр Абдаррахмана Хасан выслал авангард, который должен был прикрыть центральные районы Ирака и дать возможность собрать основные силы. Этот авангард насчитывал будто бы 12 000 человек, «каждый из которых стоил целого отряда»; командовать им был назначен Убайдаллах б. Аббас. Поведение его в Йемене, где он помешал организовать сопротивление Буеру, а потом позорно бежал, должно было предостеречь от назначения его на такой ответственный пост. Наказ Хасана слушаться советов Кайса б. Са'да не мог смягчить эту ошибку. Согласно другой версии, Кайс командовал авангардом из 1000 человек [+24], а не был бесправным советчиком Убайдаллаха.

Авангард прошел по левому берегу Евфрата до Анбара, а оттуда повернул к каналу Дуджайл, куда уже подходил Му'авийа. Оба войска стали лагерем около городка Маскин в 60 км севернее Багдада. В это время Хасан с остальным войском, которое вряд ли превышало 30 000 человек [+25], двигался к ал-Мадаину, куда должны были подойти подкрепления из восточных областей. Во время остановки в Сабате произошли события, в корне изменившие ситуацию. Они излагаются историками непоследовательно и запутанно. Восстановить их ход удается лишь в самых общих чертах.