Musulmanskoe_pravo_i_obychay_v_rossiyskom_Dagestane_2017_Khrestomatia

«смелых разбойников», добывающих средства к существованию набегами на своих северных и западных соседей. Но уже к концу XIX столетия этнографическое изучение горных дагестанских аулов показало, что в них живут трудолюбивые крестьяне. Главными занятиями хуштадинцев, как и других окрестных горцев, с древнейших времен было земледелие, скотоводство с подсобным садоводством и виноградарством.

Это подтверждает и протокол 1904 г. Он говорит о хуштадинских пахотных участках (п. 9, 10, 11, 17, 23), выгонах и пастбищах (п. 11, 20, 21), садах (п. 2, 11, 17), виноградниках (п. 16). Причем интересы земледелия явно перевешивали для горцев интересы скотоводства. Поэтому в нашем случае община в первую очередь ограждает возделываемые угодья (пашни и сады) от потравы их скотом (п. 4, 9, 21, 22) и застройки (п. 11). Лишь два из 24 постановлений хуштадинского джама‘ата (п. 18, 19) выражают заботу его жителей о частных и общественных стадах. В глазах хуштадинцев, как и любых крестьян-земледельцев, высшей ценностью была земля и только потом уже скот.

Адатное право регулировало как общественную, так и хозяйственную жизнь джама‘ата. Привычка рационально использовать каждую пядь плодородной земли определяла традиционное деление территории села на три части.

В Хуштаде, как и в других горных аулах, само поселение (баг. гьан) стоит на скалистом склоне горы, непригодном ни для земледелия, ни для выпаса скота. Это типичный дагестанский аул. В литературе удачное описание его можно найти у грузинского путешественника XIX в. Платона Иосселиани: «По всему Дагестану устройство домов однообразно. Места для постройки домов избираются на высотах гор или по скату гор, тщательно оберегая их от потоков, разрушительно действующих в горных местах. Дома примыкают друг к другу. Они возвышаются на горной высоте как акрополисы. Оттого вид домов, составляющих деревню, имеет вид фигуру жилища циклопов, пчелиных сотов.

294 Часть II. Источники

Они образуют из себя укрепление, опасное для враждебных к нему покушений»1.

Сразу за околицей начинаются возделанные поля на террасах (мих), амфитеатром спускающихся к Койсу. Наконец, у хуштадинцев были еще пастбища и лес над селом (харим). Этому делению соответствовали адатные нормы трехчастного крестьянского землевладения. Дома гьан, поля и сады мих, скот и пасеки являлись частными мулками семей хуштадинцев. Их можно было наследовать, продавать и покупать, но только членам джама‘ата. Поэтому протокол 1904 г. облагает крупным штрафом в 15 серебряных рублей продавшего свой амбар (баг. гьекIош) за пределы общины (п. 13). Часть мулков была приписана к четырем хуштадинским мечетям как их вакфы, но приведенный нами протокол 1904 г. обходит их молчанием как управляющиеся по нормам

шари‘ата.

Основное же внимание протокол уделяет защите прав общинного харима (п. 1, 3, 6–12, 21–22), находившегося «под охраной» джама‘ата. На землях Хуштады пресекались любые попытки хищнического использования природных ресурсов харима. Под угрозой штрафа и тюремного заключения запрещалась самовольная вырубка леса (п. 7–8, 13–15), захват под строительство плодородных земель харима и мих, «хотя бы размером в ладонь» (п. 10–11). Новые дома строились на крышах старых, и территория поселения не расширялась, ограничиваясь горной речкой, впадающей­ в Койсу. Высокие штрафы в рубль серебром охраняли лес и пастбища Хуштада от потравы соседями из окрестных сел (п. 12, 20).

Согласно ‘адату, все категории земль джама‘ата подчинялись единому принудительному севообороту, детально описанному в документе 1904 г. (п. 3–5, 9, 16–17, 21–23). Дефицит земли заставил хуштадинцев периодически «закрывать» для доступа

1 Иосселиани П. Путевые записки по Дагестану в 1861  г. Тифлис, 1862. С. 54.

людей и скота и «охранять» летом и осенью зимние пастбища на «солнечной» южной стороне горы (п. 1, 22, говорящие о Мишшоле, и п. 9, 11, 21). С начала весеннего сева до созревания урожая «закрытым» считался и весь мих на террасах (баг. букъан мих – см. п. 3, 8, 23). Каждую страду, с августа по сентябрь, постепенно «открывались» (баг. бешдаб мих) освобожденные от посевов сначала верхние, а затем нижние участки мих. На 15-й день осени джама‘ат «открывал» сады и виноградники в ущелье у Койсу (баг. агь решта). Они были обнесены оградой во избежание случайной потравы скотом. Это – Мишшоль хуштадинцев (п. 1, 22). Их хозяева использовали верхние «открытые» поля как дорогу при уборке урожая. Сенокосы на террасных стенках временно отдавались под пастбище скоту. До дня разрешения уборки под угрозой огромных штрафов запрещалось собирать «хоть часть» урожая (п. 16–17).

Выпас скота был организован под таким же контролем общины, как и обработка земли. Из-за нехватки пастбищ хуштадинцы, подобно большинству других дагестанских горцев, вынуждены были делить пастбища на летние и зимние. На первых, расположенных высоко в горах, скот пасся летом до начала страдной поры. Выпас животных летом на зимних пригревах был строго запрещен. Эти земли лежали на южных отрогах горы возле самой Хуштады и в нашем тексте названы «солнечной стороной» (п. 10, 11, 21) в отличие от обращенного «на восход» менее плодородного склона, смотрящего в сторону соседнего багвалинского села Тлондода (п. 10). Из протокола 1904 г. ясно, что использование зимних пригревов «разрешалось» джама‘атом со второй половины зимы (п. 22). От уборки сена и до этого времени скот хуштадинцев находился на сезонных выгонных хуторах (названных в тексте «выселками» – ал-арйаф) (п. 4, 9). Это были отнюдь не хрестоматийно известные самостоятельные европейские хутора, а временные зимне-весенние стоянки, принадлежавшие отдельным семьям, но использовавшиеся совместно всем джама‘атом.

296 Часть II. Источники

Этнографический материал, собранный современным дагестанским этнологом М.-З. О. Османовым, показывает, что хуштадинцы сообща держали здесь свои стада, в основном овец. В конце марта, когда корма на хуторах и зимних выгонах кончались, хуштадинцы на один-полтора месяца перегоняли часть своих стад в долину, на территории других сел1. С этим обычаем связано отсутствие глав пяти хуштадинских семей на сельском сходе, состоявшемся 23 марта 1904 г.

Вся эта слаженная общедеревенская система хозяйствования была не просто экологически сбалансирована, но еще и глубоко рациональна. Чередование земледелия со скотоводством помогало крестьянам удобрять поля. К тому же периодический ограниченный выпас скота спасает сенокосы в субальпийском климатическом поясе от заторфовывания и замшения при длительном использовании их человеком. Хуштадинцы на основании многовекового опыта пришли к этому выводу, совсем недавно подмеченному современными учеными2.

Не следует, однако, думать, что протокол схода Хуштада закрепил незыблемость и неизменяемость местного ‘адата. Как видно по дате, последнее хуштадинское соглашение-протокол было составлено накануне серьезных потрясений не только в Даге­ стане и на Кавказе, но и по всей России. Уже через несколько месяцев хуштадинцам довелось пережить испытания первой русской революции 1905–1907 гг. Вскоре после этого была Первая мировая война, затем вторая революция 1917 г. и Гражданская война 1918–1921 гг., а к середине ХХ столетия – Вторая мировая война, насильственное переселение части жителей Северного Дагестана на земли депортированных чеченцев и, наконец,

1 Османов М.-З. О. Формы традиционного скотоводства народов Даге­ стана в XIX – начале ХХ в. М., 1990. С. 148, 201.

2 Шифферс Е. В. Растительность Северного Кавказа и его природные кормовые угодья. М.; Л., 1953. С. 337; Гвоздецкий Н. А. Кавказ: очерки природы. М., 1963. С. 126.

распад Советского Союза в 1991 г. и последовавшие за этим две недавние кровопролитные российско-чеченские войны. На землях Северного Дагестана, где лежит Хуштада, перемены начались еще раньше, в годы затяжной Кавказской войны (1817–1864). После ее окончания для горцев наступила эпоха почти полуторавековых государственных реформ.

Все эти потрясения отразились и на обычном праве. Вопреки распространенному мнению ‘адат постепенно менялся, приспосабливаясь к разным политическим режимам. Развитие горского ‘адата продолжалось при режиме военно-народного управления (1860–1917). Суд по хуштадинскому ‘адату в уголовных делах

ипо шари‘ату в гражданско-семейных творил сельский кади

исовет старшин (диван или «правители», п. 9 протокола). Самые важные дела, как и рассматриваемый нами ‘адат, выносились на суд народного собрания (араб. джама‘а, авар., баг. руккел). До русского завоевания на нем присутствовали все «совершеннолетние» (т. е. старше 14 лет) мужчины села. Если верить соглашениям хуштадинцев XVIII – начала ХIХ в., до российского завоевания

иприсоединения к Имамату в принятии хозяйственных ‘адатов принимали участие и женщины (7-е соглашение). C 1868 г. право голоса на руккеле осталось только у глав домовладений. Заседания совета старейшин и народные собрания проходили на цен­ тральной площади села у старинной джума-мечети начала XVI в. (авар. годекан, баг. корт).

Продолжая политику Имамата, дореволюционные власти пытались превратить джама‘ат в бессословную самоуправляющуюся общину. Вместо уничтоженной Шамилем сельской знати вводился пост сельского старшины (ра’ис, бегавул), перво­ начально выборный, а после подавления восстания горцев 1877 г. назначавшийся русскими властями округа из наиболее лояльных

ивлиятельных местных жителей. Надзор над органами общинного самоуправления и связь с окружным начальством осуществлял сельский старшина, он же председательствовал в суде. Без его

Хусайн сын Пир-Мухаммада Хуштадинского. С большим трудом, в обход советских законов, хуштадинцам удалось выкупить его тело и тайно перевезти его в родное селение. Сегодня его могила почитается святой (зийара).

Вторым ударом по джама‘атам стало создание в середине 30-х гг. товариществ по совместной обработке земли (ТОЗ) и колхозов на бывших харимных землях. Так, в 1936 г. в Хуштаде был образован колхоз имени В. Молотова, в 1955 г. получивший имя легендарного героя Гражданской войны и персонажа советских анекдотов В. Чапаева. Наконец, сплошная коллективизация, форсированно проведенная в 1939–1941 гг., покончила с частносемейными мулками, обобществив все террасные поля и скот горцев.

Вопреки ожиданиям теоретиков коллективизации, колхозное строительство в Нагорном Дагестане привело не к модернизации, а к деградации традиционой крестьянской экономики. Это со всей очевидностью обнаружилось уже в хрущевско-брежнев- ский период. После насильственного обобществления крестьянских мулков в упадок пришло основанное на индивидуальном ручном труде террасное земледелие. Часть садов и пашен хуштадинского мих в 40–80-е гг. ХХ в. была заброшена, часть с 60-х гг. стала застраиваться, несмотря на протесты стариков. Постепенно разрушаются террасные стенки, которые начиная с голодных 1940-х гг. стали распахивать под посадки картофеля. Санкционированное советскими законами варварское хозяйствование в горной зоне принесло печальные результаты. Сегодня Хуштада, вплоть до 1940-х гг. снабжавшая хлебом все окрестные села, живет на привозном продовольствии из России, часть которого контрабандой доставляется через территорию Чечни. В послевоенные десятилетия в местном колхозе исчезли виноградники и лошади, упомянутые в протоколе 1904 г., в 3–4 раза сократилось поголовье скота.

Однако шестидесятилетнее господство колхозно-советской системы оказало на горную деревню не только разрушительное,