Ланда Р. Г. - История Алжира. XX век - 1999

ГЛАВА 4

СТРАНА В МЕЖВОЕННЫЙ ПЕРИОД

Хотя последствия первой мировой войны и подъем национально-революционного движения на Востоке достаточно четко проявились и в Алжире (пусть и с меньшей силой, чем в Египте, Сирии и Марокко), в целом европейская колонизация в Алжире все еще переживала свой "золотой век". Об этом свидетельствовало и триумфальное празднование в июле 1930 г. 100-летия завоевания Алжира. Но по иронии судьбы торжества в 1930 г. совпали с началом кризиса колониального режима. Свертывание производства и снижение жизненного уровня, связанное с резким спадом 1929-1933 гг. в мировой экономике, обострили и без того трудное положение в стране, социальную напряженность и противостояние двух этнополитических блоков — европейских господ и угнетенных алжирцев.

Процесс разорения и социальной поляризации алжирской деревни, ежегодно превращавший в маргиналов все новые группы обездоленных пауперов, способствовал общей радикализации настроений и поведения большинства алжирцев. Первая мировая война и экономические кризисы 1920-1921 гг.

и1930-1933 гг. ускорили обнищание алжирского крестьянства.

Вто же время шел процесс концентрации земель в руках крупных и средних колонистов-европейцев: в 1929 г. на каждого колониста земли приходилось в 4 раза больше, чем на каждого владевшего землей алжирца, а в 1940 г. — в 7 раз больше. За этот же период число алжирцев-землевладельцев уменьшилось на 88 тыс. чел., а общая площадь их земель — на 650 тыс. га [1]. Большинство сохранивших землю фактически стали малоземельными бедняками и не имели возможности прожить, только используя свои участки. Вследствие этого они вынуждены были временно наниматься батраками на фермы колонистов, а еще чаще — идти в хаммасы (издольщики) к феодалам или просто более состоятельным односельчанам. Вплоть до 1954 г. хаммасов эксплуатировали не только крупные и средние, но и мелкие землевладельцы, иногда имевшие менее 10 га земли. Бедняки составляли (по крайней мере на 70-80%) вместе с полностью обезземеленными батраками и хаммасами единый слой сельских полупролетариев, постоянно

охватывавший не менее двух третей коренного населения алжирской деревни [2].

Валжирской деревне развивался капитализм, приводивший

красслоению: в 1930 г. в Алжире насчитывалось 600 тыс. алжирцев, имевших землю, 713 тыс. хаммасов и 467 тыс. батраков [3]. Число хаммасов впоследствии медленно уменьшалось, а батраков — росло (до 820 тыс. в 1936 г.) [4]. Многие крупные и средние алжирские землевладельцы переходили к капиталистическим методам хозяйства. Несколько окрепли и позиции зажиточных крестьян, а также городских богачей, скупавших землю. В результате образовалась весьма внушительная (30-40 тыc. чел. в 1930-1940 гг.) прослойка национального агропредпринимательства в Алжире [5]. Именно она вместе с буржуазной интеллигенцией (тоже в основном вышедшей из ее среды) придала гораздо больше смелости выступлениям алжирской буржуазии в 30-е годы. Однако ее активность была ограничена. В 1927 г., например, в 166 аграрных синдикатах состояли 19272 европейца и 7523 алжирца [6]. Налицо был слабый уровень организации и сплоченности алжирской агробуржуазии.

Городские низы Алжира в 30-е годы все более росли за счет наплыва в города раскрестьяненных бедняков. Вместе с пролетариатом и неимущими полупролетарскими слоями они поставляли основной "горючий Материал" в алжирской политике, играя роль массовой базы антиколониальных выступлений в городах. Формирование рабочих кадров из бывших крестьян шло медленно. Быстрее рабочими становились те, кто побывал во Франции в качестве поденщика, солдата, учащегося. Постепенно алжирская эмиграция в метрополии стала мощным источником формирования национального промышленного пролетариата, которого до войны было очень мало. В 1917 г. на промышленных предприятиях Алжира было занято около 24 тыс. рабочих, в 1924 г. — 160 тыс., в 1929 г. — уже 180 тыс. рабочих, включая 108 тыс. алжирцев [7].

Несмотря на относительную малочисленность, алжирский пролетариат рос быстрее национальной буржуазии. Он был занят главным образом на предприятиях европейских хозяев, в том числе колонистов, основывавших (особенно после окончания войны) предприятия по переработке продуктов сельского хозяйства. Лишь отдельные мусульманские предприниматели рисковали вкладывать капиталы в промышленность (в основном — табачную и консервную). Основная же их часть подвизалась в коммерции, посредничестве, ростовщичестве,

скупке земель обедневших колонистов, спекуляциях зерном и шерстью, сфере услуг. Характерно, что по данным 1927 г., в 9 синдикатах промышленников Алжира состояли 602 европейца и 4 алжирца, а в 30 торговых синдикатах — 1481 европеец и 118 алжирцев [8]. Таким образом, алжирская городская буржуазия, уступавшая по темпам роста, влиятельности и социальной активности как алжирскому пролетариату, так и европейской буржуазии, была слаба и численно, и экономически.

В 30-е годы алжирцы постепенно стали преобладать в городах, в современных отраслях промышленности. В 1936 г. в стране насчитывалось уже 243 тыс. алжирцев и 173 тыс. европейцев среди рабочих и служащих [9]. В это же время расширились масштабы эмиграции алжирцев во Францию: в 19301934 гг. выехало в метрополию 105 тыс. алжирцев (а вернулось 121 тыс.), в 1935-1939 гг. — 145 тыс. (85 тыс.) [10]. Возвратившиеся на родину обычно пополняли ряды пролетариата, средних слоев (интеллигенции, служащих, студенчества) и мелкой буржуазии современного типа. Среди алжирских эмигрантов во Франции многие испытали на себе влияние французского рабочего движения, политической и профсоюзной борьбы в условиях развитой капиталистической страны. Именно в метрополии они знакомились в большинстве случаев с идеями социализма и коммунизма, с различными либеральными, радикальными или эгалитаристскими учениями.

Политическую культуру метрополии, пусть не полностью, с оговорками и искажениями, но все же усваивали как низы, так и особенно верхи алжиро-мусульманского общества. Особенно рьяно стремились к этому наследники младоалжирцев, объединившиеся в Федерацию туземных избранников (ФТИ), формально провозгласив при этом верность делу эмира Халида. Но реально это было объединение "старых" младоалжирцев и их последователей. Они не понимали, что их время уже прошло. Как справедливо указывают Ахмед Кулаксис и Жильбер Менье, "младоалжирцы — еще не националисты, выбора не сделали, но колониальное господство иного рационального выбора им и не оставляло" [11]. Поэтому алжирские буржуазные интеллигенты 20-х годов, субъективно оставаясь сторонниками ассимиляции, объективно все время двигались в сторону национализма, хотя и отрицали это. Выразителями этой позиции и стали 150 представителей алжирцев в Финансовых делегациях, генеральных и муниципальных советов. Программу Халида они дополнили рядом пунктов,

касавшихся демократизации местного самоуправления. Лидеры ФТИ Белькасем Бентами и Мухаммед Бен Джаллул всегда повторяли, что они — слуги Франции, думают и говорят пофранцузски [12].

Но колониальные власти, выражая в основном желание "сеньоров" Алжира сохранить привилегии европейцев, не хотели ни ассимиляции алжирцев, ни их равноправия с французами. Даже в середине 40-х годов из 2 тыс. чиновников колониальной администрации Алжира только 8 были алжирцами. Среди работавших в стране врачей алжирцами были 5%, среди учителей — 8% и т.д. Иными словами, образованным алжирцам не было дороги в собственном отечестве. Поэтому даже профранцузски настроенные выпускники университетов Франции, т.н. алжирцы-франкофоны, добиваясь вроде бы ограниченных прав лишь для себя, невольно шли дальше, чем хотели. Эта вынужденная тактика заставляла и лидеров ФТИ выступать более остро, чем им хотелось бы, возглавляя демонстрации и выступления, нередко приводившие к "нежелательным" стычкам с полицией и конфликтам с властями [13].

Частично ФТИ опиралась на активизацию в 30-е годы алжирской интеллектуальной элиты, объединявшейся в 110 культурных, просветительских, спортивных и других ассоциациях в 24 городах страны [14]. Важную роль играла и национальная пресса: в 30-е годы издавалось около 60 алжирских газет и журналов на французском и арабском языках [15]. Большинство их выходило 2-4 года, а тираж не превышал 1-3 тыс. экземпляров [16]. Дольше всех существовал журнал "Ля вуа дез юмбль" ("Голос обездоленных") — орган Ассоциации туземных учителей, выходивший в 1922-1939 гг. под редакцией убежденного ассимиляциониста и члена ФТИ Рабиа Зенати. Имея до 367 корреспондентов (включая 98 постоянных) из

Кроме статей, брошюр, петиций властям, лекций и выступлений в различных кружках и обществах, наиболее молодые лидеры ФТИ (Ф.Аббас, М.Кессус, А.Урабах и др.) нередко прибегали к "доверительным" беседам с представителями властей, заверяя их в "солидарности с французами Алжира и метрополии". Но они постоянно подчеркивали: " ничто не мешает этому, кроме колонизации". Ассимиляцию они рассматривали как "победу над колонизацией" [18]. Часть актива ФТИ, потеряв надежду на диалог с властями, начинала уповать на

помощь со стороны Германии. Уже в августе 1933 г. в ряде городов Алжира прошли демонстрации под лозунгами: "Да здравствует Гитлер! Долой Францию!" Это повторялось в 19341935 гг. (при этом имя Гитлера часто соседствовало с именем Бен Джаллула, наиболее известного из лидеров ФТИ).

Начавшиеся с 1932 г. массовые демонстрации и забастовки трудящихся, походы отчаявшихся крестьян в города перепугали буржуа из ФТИ не меньше, чем "сеньоров" колонизации (особенно грозными были совместные демонстрации более 100 тыс. алжирцев и европейских рабочих в мае 1934 г.). В результате совместных усилий властей и финансируемых "сеньорами" фашистских лиг, пустивших слух о якобы "убийстве евреями" Бен Джаллула, 5 августа 1934 г. было убито 27 и ранено 200 чел. при разгроме мусульманской беднотой еврейских магазинов в Г.Константина. Полиция и войска вмешались лишь на третий день, когда беспорядки стали перерастать в выступления против властей и колонистов [19].

Репрессии против участников событий в Константине (или тех, кому это участие было приписано) не смогли, однако, сбить волну массового недовольства. В 1934-1935 гг. забастовки, митинги безработных, походы крестьян в города, столкновения коммунистов и алжирских патриотов с боевиками фашистских лиг развивались по нарастающей. Все более частыми становились примеры антиколониального единства трудящихся алжирцев и европейцев.

Часть алжирского предпринимательства и мусульманской интеллигенции не примкнули, особенно в условиях антиколониального подъема 30-х годов, к ФТИ и встали на позиции патриотизма, отвергая соглашательскую позицию ассимилиционистов. Так поступила основанная в 1931 г. Ассоциация алжирских улемов (мусульманских ученых-богословов). Целями Ассоциации, объединившей в своих рядах известных арабоязычных писателей, поэтов, публицистов и религиозных деятелей, были защита национальной культуры алжирского народа от офранцуживания и распространение просвещения на арабском языке. Для этого улемы создавали собственные школы с более высоким и современным уровнем преподавания, нежели в схоластических "мсидах" (начальных коранических школах). Одновременно они боролись с влиянием марабутских братств. Официально это делалось во имя "очищения" ислама от "магии и суеверия", во имя его "обновления". На самом деле борьба улемов с марабутами отражала борьбу национальной буржуазии, особенно ее патриотически настроенных

запрещавший улемам выступать в мечетях с проповедями. Это вызвало волнения в ряде городов, демонстрации и стычки с полицией весной 1933 г. В сентябре 1933 г. верующие изгнали из мечети г.Бон противника улемов шейха аль-Хафиди, объявив его "врагом аллаха", за что 60 человек были арестованы [24]. В начале 1934 г. улемы создали Комитет защиты мусульманских свобод, который провел в мае массовые демонстрации (5 тыс. чел. в Тлемсене, 10 тыс. чел. — в Константине) с требованием отменить циркуляр Мишеля [25].

Оставаясь формально вне политики, улемы-реформаторы на деле проводили весьма гибкую политику. Они участвовали в 1931 г. в Арабо-исламском конгрессе в Иерусалиме и пользовались поддержкой его председателя муфтия Амина альХусейни. Постоянны были их связи с Панарабским комитетом в Каире и лидером египетских реформаторов ислама шейхом Рашидом Ридой. Они пользовались и содействием главы сиро- палестино-магрибского комитета в Женеве друзского эмира Шакиба Арслана (но отклонили инспирированное им приглашение на "Восточный конгресс" в Рим, ибо осуждали политику Италии в Ливии). Внутри Алжира они старались не ссориться ни с одной партией. Нередко, например, Бен Бадис и Бен Джаллул выступали на митингах вместе, хотя улемы и осуждали ФТИ за ассимиляторство.

Постепенно к улемам стали тяготеть и другие искренние антиколониалисты, в том числе из САЗ, после 1929 г. ушедшей в подполье, но искавшей путей к распространению своего влияния в Алжире. Некоторые члены Ассоциации улемов (например, Муфди Закария) одновременно были и членами САЗ. Однако более тесному сближению этих организаций помешал субъективный фактор — характер и особенности личности Ахмеда Мессали Хаджа, генсека, а затем и председателя САЗ. Способный, но малообразованный, волевой, но импульсивный и упрямый, незаурядный оратор, склонный к импровизации, одаренный организатор и конспиратор, этот сын сапожника из Тлемсена, выходец из семьи турецкого происхождения, был фанатиком алжирского национализма. Хотя он и был до 1930 г. членом ФКП, среди его идейных наставников преобладали троцкисты(например, один из лидеров САЗ Си Джилани), а также Жак Дорио, проделавший путь от члена ЦК ФКП, ведавшего колониальными вопросами, до основателя профашистской ППФ (Партии французского народа). Явно от Дорио Мессали позаимствовал склонность к насилию, демагогии,

авантюризму и экстремизму в подходе к решению любой проблемы.

Сохранив и даже усилив социальный радикализм своих требований, САЗ тем не менее, благодаря усилиям Мессали, быстро эволюционировала в чисто националистическую организацию. Восстановленная в 1932 г. под именем "Славная Северо-африканская Звезда", она стала довольно популярной. Тираж ее газеты "Аль-Умма" (Нация) вырос с 12 тыс. в 1932 г. до 44 тыс. в 1934 г, Вновь запрещенная в 1934 г., она стала действовать как Национальный союз североафриканских мусульман, совершенно независимый от ФКП: еще в 1931 г. политбюро САЗ выступило против двойного членства, ранее бывшего правилом, и "против всякого вмешательства в наши внутренние дела" [26].

Мессали Хадж, арестованный осенью 1934 г. и освобожденный в июне 1935 г. по амнистии, уехал в Швейцарию, где сблизился в Женеве с Шакибом Арсланом, проповедовавшим идеи панарабизма. Он не обращал внимания на упреки ФКП в том, "что он добивался личного успеха и дополнительной рекламы", на клеившиеся ему ярлыки "богача, вульгарного буржуа и авантюриста". Считая Арслана "самым великим лидером арабского мира", Мессали не только полностью воспринял от эмира лозунги панарабизма и панисламизма, но и его восхваление марабутов, "распространяющих слово Аллаха в трудных условиях гор, пустынь и недоступных районов" [27]. Естественно, что когда Мессали вернулся через год из эмиграции, уроки Шакиба Арслана сказались и на его практической деятельности, и на идеологической ориентации.

Примечательно, что 1934-1936 гг. были временем активного сотрудничества ФКП и САЗ, организации совместных митингов, демонстраций и забастовок под общими лозунгами, кампаний протеста, усилий по освобождению политзаключенных (включая и Мессали). Но, наладив взаимопонимание в социальном и политическом плане (их программы-минимум были почти идентичны), они не находили общего языка в национальном вопросе. Через полвека видный алжирский журналист, историк и писатель Анри Аллег так определил социальную основу САЗ: "Эти сельские пролетарии, покинувшие родину жители колонии, учились политическому ремеслу во Франции и в послевоенном мире, потрясенном русской Октябрьской революцией... Под воздействием их опыта они одновременно открывали для себя и национальное, и классовое сознание. Весьма логично, что среди них гораздо

быстрее и сильнее, чем в самом Алжире, проявилось и утвердилось требование независимости" [28]. Ошибка ФКП заключалась в недооценке силы этого требования, в попытке ограничить самосознание алжирцев исключительно классовыми рамками.

И, тем не менее, САЗ постоянно испытывала большое влияние ФКП (даже враждуя с ней), многое заимствовала у нее, а также пользовалась ее поддержкой. В Алжире 1934-1936 гг. были случаи, когда тысячи алжирцев и европейцев шли единой манифестацией с пением "Интернационала", но под зеленым флагом с полумесяцем. Европейцы-коммунисты и мусульманепатриоты вместе отбивались от фашистских террористов и от полиции, вместе отстаивали экономические и социальные требования, совместно работали в союзах УВКТ. Сама жизнь толкала коммунистов и революционных националистов к единству действий, не взирая на их разногласия.

Народный фронт, возникший в результате сплочения всех антифашистских сил Франции в 1934-1936 гг., во французских заморских владениях имел целью прежде всего преградить путь колониальной реакции (включая ее союзников из лагеря фашизма), защитить и расширить демократические свободы. Победа Народного фронта привела к власти в Париже совершенно новый тип общедемократического движения, давшего возможность использовать буржуазную демократию в интересах народных масс. В Алжире, как и во Франции, главными борцами за Народный фронт стали коммунисты. В 1931-1936 гг. их численность в Алжире возросла со 150 чел. до 5000 чел., из которых уже не два, как в 1921 г., а 750 чел. были коренными алжирцами [29]. А ведь еще в 1934 г., когда они попытались выступить как самостоятельная партия, их было не более 100 чел. Но выработанная при помощи ФКП достаточно детальная программа, предусматривавшая предоставление коренному населению демократических свобод, отмену "туземного кодекса", введение в стране социального законодательства, роспуск фашистских лиг, прекращение репрессий и налогового грабежа трудящихся во многом привлекла симпатии алжирцев [30]. Программа-максимум компартии включала требования национальной независимости, прекращения колонизации и эвакуации французских войск из Алжира, т.е. повторяла так и не выполненные решения конференции ФКП по Алжиру в 1930 г. [31].

Деятельность компартии была тесно связана с подъемом рабочего движения в Алжире: в 1936 г. в объединенной ВКТ

(слившейся в 1935 г. с УВКТ) из 80 тыс. чел. алжирцы составляли уже 40% [32]. Из вступивших в ВКТ в 1936 г. 25 тыс. новых членов большинство также составляли алжирцы [33]. Однако основная масса алжирских рабочих (в среднем их было около шести на каждое предприятие) оставалась неорганизованной. Тем не менее профсоюзы, руководимые коммунистами, нелегально вовлекали алжирцев в свою работу, несмотря на запреты "Туземного кодекса".

Ухудшение положения коренного населения вследствие кризиса способствовало обострению всех общественных противоречий в стране. Резко сократился экспорт, упали цены на продовольствие, что ударило по алжирским крестьянам. Сокращение посевных площадей и добычи минерального сырья, безработица, разорение деревни вызвали забастовки и крестьянские выступления. Многие из них проходили в 1932-1935 гг. под руководством местных секций ФКП. Особенно большое внимание активисты партии уделили организации батрацких стачек и агитационной работе среди алжирцев, трудившихся на фермах колонистов. На этой основе наметилось сближение с другими национальными организациями, что усилило, несомненно, антиколониальное движение.

Однако в Алжире также активизировались, особенно — после неудачи ультраправого мятежа во Франции в 1934 г., различного рода фашистские группировки, пытавшиеся даже, совместно с германо-итальянской агентурой, распространять свое влияние среди части мусульман Алжира. С другой стороны, против патриотов Алжира правительство Франции применяло с марта 1935 г. так называемый "декрет Ренье", грозивший штрафом и тюремным заключением "за провоцирование туземцев французских колоний к беспорядкам и демонстрациям против французского суверенитета" [34].

В июне 1936 г. алжирские коммунисты вместе с улемами, ФТИ и другими национальными организациями образовали Мусульманский Конгресс, стоявший на платформе Народного фронта Франции. Победа Народного фронта на выборах привела к предоставлению алжирцам демократических свобод, в частности — права организовываться в собственные политические партии и объединения. Как отмечало впоследствии руководство ФКП, "благодаря Народному фронту трудящиеся Алжира добились признания профсоюзных прав и 40-часовой рабочей недели во многих сферах экономики", оплачиваемых отпусков и других социальных прав. "Не упраздняя капи-