Ланда Р. Г. - История Алжира. XX век - 1999

ния "освободить политзаключенных и создать переходное коалиционное правительство национального примирения". Он принимал как должное резолюции исполкома ФСС (партии своего товарища по заключению в 1956-1962 гг. и по эмиграции 1964-1991 гг. Айт Ахмеда), осуждавшие ВГС за то, что "прикрываясь репрессиями и чрезвычайным положением, власти стремятся... предать забвению прерванный демократический процесс". Он сохранял спокойствие, даже когда ФСС обвинял ВГС в стремлении "задушить демократическую оппозицию и всю политическую жизнь в стране". Более остро он реагировал на критику со стороны ФНО, тем более, что генсек ФНО Мехри, начиная с 14 января, не раз встречался с лидерами ИФС Рабахом Кебиром и Абд аль-Кадиром Хашани. Будиаф говорил, что союз ФНО-ИФС его не удивляет, ибо "обе партии добиваются власти, а не блага народа". И хотя внутри ФНО многие резко критиковали Мехри и его единомышленника экс-премьера Хамруша, все же ЦК ФНО 20 февраля 1992 г. призвал "срочно восстановить конституционный порядок и возобновить демократический процесс, ставший народным выбором". Конечно, такая позиция ФНО создавала благоприятные условия для пропаганды и расширения влияния ИФС. Поэтому в начале июня 1992 г. Будиаф, потеряв терпение, сказал: "ФНО ожидает та же судьба, что и Исламский фронт спасения".

В целом, однако, Будиаф пытался сохранить завоевания "алжирской весны" 1989 г. даже в условиях чрезвычайного положения. Можно согласиться с С.Э.Бабкиным и Е.И.Мироновой: "Многопартийный режим и деятельность многочисленных средств массовой информации создали в Алжире Будиафа такой демократический фон, которого нет и не было во многих арабских странах" [29].

Для подхода Будиафа к решению политических проблем была характерна даже некоторая выжидательная позиция и терпимость в отношении ИФС. Понимая объективное значение этой партии, Будиаф требовал от нее 4 февраля 1992 г. лишь "соблюдать правила игры и не использовать демократию для ее же уничтожения". Однако ИФС ответил призывом к международному сообществу не заключать никаких соглашений с "правящей в стране хунтой" и угрозой "вырвать свои права и свободу любой ценой". Требуя 6 февраля прекратить преследования имамов и проповедников, ИФС указал, что его выбор "основан на исламе и шариате в противовес прогнившему марксизму западного образца". Это была не столько

критика былого "социализма" ФНО, который исламисты без особых на то оснований считали основанным на "импортной идеологии", сколько взглядов самого Будиафа, считавшегося в Алжире и во Франции, где у него было немало сторонников среди алжирских рабочих-эмигрантов, приверженцем своего рода "национал-марксизма". Но решающим доводом в пользу запрета ИФС 4 марта послужили не идеологические соображения, а террор — 103 убитых (в том числе 31 полицейский) и 400 раненых в январе-феврале 1992 г. И хотя накал борьбы не спадал (всего в 1992 г. было убито до 1,5 тыс. чел.), Будиаф всячески стремился его смягчить, например, освободив из заключения 2 тыс. чел. по случаю мусульманского праздника Ид аль-адха 9 июня 1992 г. и закрыв 3 из 5 "лагерей безопасности" на юге страны. К концу июня была освобождена половина заключенных этих лагерей.

Иногда меры, принимавшиеся против ИФС, одновременно били и по ФНО. В марте-апреле 1992 г. правительство Гозали распустило 520 муниципалитетов, из которых 485 контролировались ИФС, 29 — ФНО и 7 — независимыми. Официально их признали "недееспособными". После этого ВГС создал комиссию по инвентаризации имущества и зданий, захваченных у государства политическими организациям. Прежде всего это коснулось ИФС, присвоившего после июня 1990 г. немало имущества и помещений в условиях краха ФНО. Однако и "новый" ФНО сохранял многое из наследия "старого" ФНО, имевшего 3200 отделений по стране со своими зданиями и оснащением, автопарк в 3 тыс. машин, крупнейшее в стране издательство и другую собственность. Для подрыва былого влияния ФНО и претензий ИФС на легитимность только его депутатов был создан 22 апреля 1992 г. Национальный консультативный совет (НКС) из 35, потом 60 человек. В основном подбирали в него тех, кто не занимал никаких постов после 1962 г. Но были и исключения. Например, председателем НКС стал Реда Малек, бывший министр информации и культуры, до этого — посол в Югославии, Франции и СССР.

Активен был ВГС и на международной арене: успешные поездки членов ВГС А.Харуна (по Западной Европе) и Т.Хаддама (в Египет), министра внутренних дел Ларби Бельхейра (в Марокко), контакты ВГС с США выявили "заинтересованность в стабильности в Алжире" почти всех стран, нуждавшихся в поставках алжирской нефти и газа, а также — имевших на своей территории алжирскую диаспору. ВГС продолжил начатую еще Шадли линию на создание Союза

Арабского Магриба (САМ) в составе Марокко, Алжира, Мавритании, Туниса и Ливии, а также - на их экономическую связь с Европой через газопровод из алжирского месторождения Хаси Рмель и далее по территории Марокко и дну Гибралтарского пролива в Испанию. Этот давно задуманный проект заодно мыслился и как основа системы безопасности на западе Средиземноморья ("пять плюс пять") с участием стран САМ, Испании, Португалии, Франции, Италии и Мальты.

В связи со всеми этими проектами Будиаф (как считали многие, из симпатий к долго укрывавшему его Марокко) более решительно взял курс на прекращение поддержки западносахарских повстанцев. Их фронт Полисарио активно поддерживался Бумедьеном и, гораздо более робко и непоследовательно, Шадли, который после 1985 г. практически прекратил помогать Полисарио, но еще не решался его разоружить, опасаясь, с одной стороны, потерять рычаг воздействия на сильного и неудобного соседа, а с другой — боясь недовольства верхушки ННА, считавшей Марокко своим постоянным противником со времен пограничного конфликта 1963 г. Будиаф покончил со всеми колебаниями в этом вопросе, с февраля 1992 г. неоднократно высказываясь за "восстановление доверия" между двумя странами, о чем он говорил и во время своего визита в Марокко в мае 1992 г. Помимо личных симпатий и антипатий, Будиаф учитывал и невозможность для Алжира нести финансовое бремя помощи Полисарио, и фактическую победу марокканской армии (с помощью американской техники, кредитов и инструкторов США) в Западной Сахаре, и потребность ВГС в скорейшем разоружении Полисарио, который, не имея денежных средств, уже начал распродажу своего оружия, которое могло попасть к исламистам.

Возможно, Будиаф также искал пути к ликвидации какихлибо трений с США и Саудовской Аравией, поддерживавших Марокко, ибо марокканская пресса еще до декабря 1991 г. писала, что исламистами в Алжире "манипулируют американцы и саудовцы, пытающиеся таким образом отомстить Алжиру за его позицию, занятую во время кризиса в Персидском заливе". Характерно, что саудовцы признали свои контакты с ИФС, но якобы лишь для того, чтобы "приглушить экстремистские тенденции" в его рядах. Вполне возможно, что их влияние было вытеснено хомейнистским Ираном, открыто поддерживавшим ИФС и после января 1992 г., что привело к разрыву отношений между Ираном и Алжиром [30].

29 июня 1992 г. Будиаф выступал на открытии культурного центра города Аннаба. Когда он сказал слово "ислам", в него дважды выстрелил офицер его охраны 26-летний Бумаараф и убил наповал. Подозрение, естественно пало на исламистов, тем более, что 27 июня начался процесс над лидерами ИФС Мадани и Бенхаджем, в связи с чем к приезду Будиафа на некоторых мечетях Аннабы появились предупреждения от имени ИФС: "Мы заставим вас скоро заплатить за это". А в самой столице сразу после убийства исламисты писали на стенах домов: "Правосудие свершилось! Мы вгоним страх под ваши одежды!" Начался новый виток противостояния. Но известно было и другое. Еще в феврале ИФС предупреждал Будиафа о том, что им хотят "воспользоваться в качестве прикрытия". Иными словами, ИФС не считал Будиафа, по крайней мере, своим главным врагом, более того, мог рассчитывать при нем хотя бы на минимум законности и уважения прав заключенных. Официальное сообщение, что Бумаараф совершил убийство "по религиозным соображениям", у большинства алжирцев вызвало недоверие. Скорее Будиаф был бельмом на глазу коррумпированных и дискредитированных деятелей "старого режима" Шадли, у продажных и безответственных бюрократов, которым Будиаф объявил беспощадную борьбу. Эта, по его словам, "политико-финансовая мафия" пользовалась с лета 1991 г. созданной ИФС обстановкой террора и хаоса, дабы проворачивать свои сомнительные дела, в том числе криминальные, вплоть до заказных убийств, которые легко было приписать исламистам. Вряд ли довольна Будиафом была и верхушка армии: предание гласности материалов следствия по делу генерала М.Бенлусифа, бывшего начальника генштаба ННА в 1982-1986 гг., должно было напугать военных, привыкших в Алжире к исключительности и неприкосновенности.

Нельзя исключить также причастности к убийству Будиафа боевиков фронта Полисарио, которому грозили, в случае реализации Будиафом его плана, полное разоружение и прекращение всякой политической деятельности, перевод на статус беженцев с размещением в лагерях или же высылка из Алжира. И хотя ИФС был враждебен Полисарио, общие интересы в противостоянии ВГС могли их сблизить. К тому же, нельзя исключить и наличия тайного сговора против Будиафа ИФС, Полисарио и ФНО, если учесть контакты ФНО с ИФС (по поводу которых некоторые лидеры ФНО даже допрашивались следователями) и заявление генсека ФНО А.Мехри о безусловной поддержке его партией "законных требований" Полиса-

рио. Разумеется, ФНО 1992 г. был лишь тенью былого ФНО, но старые связи, особенно с "политико-финансовой мафией", могли сработать. Характерно, что комиссия по расследованию убийства сочла, что оно не было "изолированным актом" фанатика, т.е. усомнилась в причастности к убийству ИФС. Да и жена Будиафа Фатиха сказала: "Покушение подготовлено слишком хорошо, чтобы быть делом рук ИФС". В любом случае, многолетнее оттягивание суда над убийцей Будиафа доказывало заинтересованность в устранении этого "последнего из могикан" алжирской революции весьма влиятельных сил, не желающих обнародования всех обстоятельств дела [31].

Смерть Будиафа означала конец алжирской "политической весны". Хотя формально этот конец был положен образованием ВГС и введением чрезвычайного положения, а фактически еще раньше — взрывом вооруженного насилия ИФС в 1991 г., наличие во главе ВГС Будиафа было солидной гарантией уважения демократии и оставляло надежду на продолжение основных завоеваний "политической весны" — свободы слова и печати, разоблачения несостоятельности и коррупции "старого режима", отстранения обанкротившейся бюрократии и отказа от ее методов управления, изживших себя. "Неподкупный и неисправимый", Будиаф, пожалуй, единственный руководитель, которому простые алжирцы благодарны за то, что он "думал о народе". Поэтому довольно короткий, менее полугода, период его правления вполне заслужил название "эпохи Будиафа". Эта эпоха явилась как бы заключительным аккордом "политической весны", ее попыткой избежать тоталитарного клерикализма, едва избавившись (да и то далеко не полностью) от авторитарного бюрократизма. В конечном счете алжирскому обществу это оказалось не под силу. Но исключительно могучая политическая фигура Будиафа, пусть на короткое время, но все же породила у многих алжирцев, особенно ветеранов революции, надежду на возможность реализации идеалов и надежд 1954-1962 гг., давно забытых и искаженных, на возвращение Алжиру его былого имиджа маяка прогресса в Африке [32].

нельзя. К тому же, обе стороны ужесточили свою позицию: в августе 1992 г. ВГС закрыл три газеты, критиковавшие его действия, а новое руководство ИФС объявило о намерении создать параллельное ВГС и кабинету министров "временное правител ьство".

Власти явно рассчитывали, что наиболее смелые боевики и их лидеры погибнут, эмигрируют или будут схвачены, а остальные смирятся и найдут себе место в новых партиях. Однако этого не произошло. Наоборот, по мере продолжения вооруженной борьбы позиция всех, даже самых умеренных исламских партий (впрочем, как и левых) становилась все более критической по отношению к властям. Даже армия, решительно противостоявшая ИФС, требовала от правительства решить проблему путем сближения с лояльными (пока) политическими силами, в том числе - исламской ориентации, тогда как ПСА в сентябре 1992 г. осудила контакты ВГС с партией Хамас.

Постепенно выяснилось довольно пассивное отношение большинства народа к борьбе властей и ИФС. Выступая 21 декабря 1992 г. перед офицерами жандармерии, премьер-ми- нистр Белаид Абд ас-Салям выразил сожаление по поводу "безразличия алжирцев в отношении актов террора" и призвал их оказать поддержку силам порядка, "постоянно доказывающим, что государство еще существует". Но это мало что изменило, как и разрыв отношений с Ираном и Суданом, финансировавшими боевиков, согласно официальной точке зрения Алжира. С начала 1993 г. правительство резко активизировало борьбу с боевиками (19 боевиков были убиты только в первые недели года в городах Алжир и Блида). Для ускорения судебных разбирательств по делам арестованных членов ИФС были учреждены специальные трибуналы, а для вооруженной борьбы с боевиками - специальный контингент из антитеррористических подразделений полиции и жандармерии и отрядов армейских коммандос общей численностью в 20 тыс. чел., оснащенных новейшим вооружением и техникой, замаскированных, мобильных и наносивших обычно внезапные удары, основываясь на агентурных данных.

Однако все более четко стала выявляться бесперспективность чисто силового решения проблемы. Правительство и ВГС, не будучи в состоянии навести порядок в экономике (производство зерна в 1991-1993 гг. сократилось с 1741 тыс. т до 1100 тыс. т, производство на душу населения - с 2020 долларов в 1991 г. до 1940 в 1992 г.), ликвидировать безра-

ботицу и все возрастающую нехватку жилья, стали терять авторитет. В ходе постоянных стычек, боев, покушений, налетов на казармы и военные объекты гибло все большее количество людей, не имевших отношения к борьбе, включая некоторых франкоязычных писателей и ученых, что вызывало раздражение не столько непримиримостью ИФС, сколько беспомощностью властей. С осени 1992 г. у боевиков ИФС появилось современное стрелковое вооружение, включая гранатометы. Только за первую неделю июля 1993 г. погибли 38 человек, включая полковника Сари — первую жертву боевиков ИФС среди высших офицеров армии (ранее ими были организованы неудачные покушения на генерала Неззара).

Мало-помалу в Алжире стало пробивать себе дорогу убеждение в необходимости прямых переговоров ИФС с армией, а не ВГС, который "занимается непонятно чем". Однако и армия, и правительство, да и сторонники демократических реформ, замороженных в условиях чрезвычайного положения, отвергали возможность переговоров с ИФС. "Никакие переговоры не будут вестись с теми, кто поднял оружие против своего народа", — сказал в июле 1993 г. министр внутренних дел М.Харди. Вместе с тем, член ВГС Али Харун высказал мнение относительно намечающегося в алжирском обществе согласия по поводу необходимости создать в стране новое государство, основами действия которого будут "плюралистская демократия, принцип чередования властей, гарантия основных свобод, отказ от насилия и от использования религии в политических целях" [2].

Впрочем, ВГС вел себя достаточно противоречиво, начав с октября 1992 г. сочетать подавление ИФС и меры против легальной оппозиции. Снова страну вынуждены были (уже в четвертый раз!) покинуть "исторические вожди" революции Айт Ахмед и Бен Белла, а в ноябре 1992 г. была конфискована собственность всех политических партий. С 5 декабря 1992 г. в семи центральных провинциях страны был введен комендантский час, начали действовать специальные суды и цензура на любую информацию о положении в стране. Тогда же суд в Бешаре над 90 бывшими военнослужащими, включая нескольких офицеров, впервые обвинил представителей ННА в терроризме и антиправительственной пропаганде. 19 из них (15 заочно) были приговорены к смерти. Тем самым власти вынуждены были признать, что давние усилия ИФС по разложению армии в конце концов оказались не бесплодны [3].

Наряду с продолжением военных операций и преследованием строптивых газет и журналистов, ВГС стремился расширить свои политические связи. Была вновь сделана ставка на поддержку Полисарио (возможно, чтобы оттолкнуть его от ИФС), но и на сближение с США, в связи с чем министром иностранных дел стал бывший посол в США Реда Малек. Был возобновлен диалог с партиями оппозиции, а когда это вызвало вспышку террора исламистов против политических деятелей, 22 марта 1993 г. был организован "марш против терроризма" примерно 100 тысяч человек. Ответом исламистов была атака на армейскую казарму в тот же день в провинции Медеа, где погибли 18 военнослужащих и 23 террориста.

Летом 1993 г. среди части генералитета возникла тенденция начать диалог с умеренным крылом ИФС. Еще раньше за это же выступил Кяфи, натолкнувшийся, однако, на отпор Неззара и генерала Ламари, командовавшего спецконтингентом коммандос. Очевидно, следствием этих трений явилась замена Неззара на посту министра обороны 10 июля 1993 г. генералом Лиамином Зеруалем, 52-летним сыном сапожника из Кабилии, учившимся в Египте, СССР и Франции, но ушедшим в отставку при Шадли из-за разногласий с ним [4]. Одновременно Зеруаль возглавил ВГС, а назначенный начальником генштаба генерал Ламари настоял на замене Б.Абд ас-Саляма, "ортодокса бумедьеновских лет", не сумевшего, по мнению П.Эвено, "освободить цены, приватизировать предприятия и привлечь иностранные инвестиции". Премьером стал Реда Малек, что приветствовали и Франция, и США. Министром экономики в новом кабинете стал Мурад Бенашенху, "либеральный технократ, выступающий за рыночную экономику и отсрочку погашения внешнего долга". Однако, сущность режима не изменилась: на решающие посты были назначены 30 сторонников "либерализации", но — из числа молодых генералов ННА. Не изменились и методы режима — генерал Ламари и новый министр внутренних дел полковник Саади сместили более 500 судей (за излишнюю "мягкость") и настояли на приведении в исполнение 20 смертных приговоров. Возможно, они мстили за убийство исламистами в день формирования нового правительства (21 августа) полковника Касди Мербаха, бывшего премьера, министра и начальника службы военной безопасности, влиятельного лидера левого крыла армии, пользовавшегося авторитетом в стране [5].

Важной экономической проблемой еще со времен Шадли была проблема внешнего долга, выросшего в 1990-1992 гг. с 24