Омар ибн ал-Фарид (1181-1235) «Винная песня»

Мы в память о Возлюбленном, о Нем,

Его вино с благоговеньем пьем.

Оно рождало в нас восторг, еще когда

Не сотворил Господь ни лозы, ни вина …

Кто, жизнь прожив, восторг не ощутил,

По-настоящему на сей земле не жил;

Кого восторг не обращал во прах,

Того лишил зачатков разума Аллах.

Отношение к книге в исламе было также неоднозначным. Арабский критик Аль-Джахиз считал, что книга должна быть «наполненным знанием сосудом, шкатулкой – вместилищем остроумия, серьезности мысли». Следуя традициям, он писал о том, что книга должна воспитывать в нравственном отношении, снабжать необходимыми знаниями и вместе с тем развлечь. Одной из обязательных черт хорошей книги считалось чередование серьезного и смешного. Без такого разумного сочетания книга не имеет ни воспитательного, ни поучительного значения. Все в книге должно быть направлено на воспитание гармоничного человека – «адиба». Арабские книги даже в большей степени, чем язык, стали священным символом ислама. Причины, в силу которых книги как религиозный символ ушли далеко вперед по сравнению с языком, легко объясняются историческими обстоятельствами. В первом могучем всплеске энергии арабские мусульмане преуспели в вытеснении языков, распространенных на сравнительно большей территории, и в конце концов заменили их своим собственным. Это было удивительным подвигом, если учесть относительно небольшое число говорящих по-арабски и тот факт, что они не были носителями более высокой цивилизации. Основное сопротивление арабскому языку исходило от давно существовавших административных институтов, тесно связанных с цивилизациями покоренных народов, и понадобилось более полувека, чтобы преодолеть его. Время, расстояние и численность покоренных народов быстро сделали свое дело, ослабив первоначальный импульс настолько, что было уже невозможно влиять на новые массы говорящих на других языках и живущих на еще более отдаленных землях, требуя от них такой огромной жертвы, как отказ от родного языка. Пожертвовать письменностью им было значительно легче. Часто утверждают, что арабская графика не была приспособлена к выражению звуков тех языков, которые ее приняли. Однако к моменту перехода на арабскую графику собственная письменность этих языков была еще менее удобна, чем арабская. Восприятие арабской графики означало, разумеется, разрыв с прошлым, но оно не сопровождалось значительными потерями в практическом отношении и фактически сделало грамоту более доступной. Таким образом, в мусульманской цивилизации книги стали религиозным символом первостепенного значения. Соответственно, различные немусульманские общины, жившие там, где господствовал ислам, ревностно держались за свою письменность, хотя и охотно меняли язык. Нет достаточных данных, относящихся к доисламскому периоду на Востоке, чтобы утверждать, что письмо превалировало над языком как религиозный символ, хотя известно, что книгам с древнейших времен приписывался священный характер и что религиозные группы, естественно, стремились выработать собственный тип письменности для своих языков. В исламе священный характер письма стал его характерной чертой, наличие и воздействие которой не только ощущалось, но также обсуждалось и анализировалось.

Вплоть до наших дней распространено мнение, что радикальные реформы письма приведут к разрыву с традицией, окруженной ореолом святости. Чувства, вызываемые религиозным благоговением, по существу не отличаются от эмоций, обусловленных чувством прекрасного, которое присуще человеку. Юридическое мнение «ас-Субки» связано с тем, что письмо использовалось в исламе как форма художественного выражения. Чрезвычайный интерес к каллиграфии, характерный для мусульманской цивилизации, настолько же примечателен, насколько хорошо известен. Письмо широко использовалось как декоративный элемент в архитектуре, а также в малых формах, таких, как ковры, ткани и прочие предметы быта. Каллиграфическое оформление рукописей и документов высоко ценилось как форма искусства. Были изобретены бесчисленные варианты почерка. В некоторых из них в качестве украшения употреблялся растительный орнамент, почерк зооморфического характера использовал буквы в форме животных, преимущественно птиц.

Возникла обширная литература по каллиграфии, большая часть которой сохранилась. Эта литература и не пытается замолчать тот факт, что цели ее, прежде всего, практические. Книги по каллиграфии создавались с тем, чтобы помочь правительственным чиновникам, главным оружием которых было отличное владение письменным словом. Эти книги помогали чиновникам добиться успеха в их часто весьма доходной профессии, поскольку такая литература концентрировала внимание на комплексе технических приемов, знание которых требовалось от чиновника, практически исключая все остальное. В них также прослеживается понятная тенденция связать каллиграфию скорее с интеллектуальными потребностями, чем с эстетическими и художественно-эмоциональными категориями. Однако не может быть никакого сомнения в том, что каллиграфия служила также удовлетворению художественных потребностей человека. Один из авторов книг по каллиграфии, Ибн Дуруставайх (ум. в 958 г.), говорил, что кроме технических и утилитарных аспектов письма, рассмотрением которых ограничивается его книга, существует также другой важный аспект, а именно: орнаментальные надписи на бумаге и камне.

Подавляющее большинство фактов, свидетельствующих о наличии эмоционального художественного элемента в мусульманской каллиграфии, можно извлечь из самой ее природы. О том же свидетельствуют бесконечные усилия создать новые, более прекрасные формы письма. Иногда встречаются замечания, выражающие эстетическое восприятие письма в глубоко прочувствованных, эмоциональных терминах. Мы видим, что письмо сравнивается с объектами признанной красоты. В мусульманской цивилизации доминировало письменное слово, подобно тому, как в современной западной цивилизации доминировал и доминирует его печатный аналог.

Индивидуальный характер человеческого почерка специально обсуждался в мусульманской литературе как вопрос, имеющий практическое значение. Возможность установить личность по почерку имела значение в судебной практике. Возникал вопрос, действительно ли завещание, написанное от руки, в том случае, если оно не подтверждается другими свидетельствами. Согласно Ибн Ханбалу, оно являлось действительным в том случае, если почерк возможного автора завещания был известен и совпадал с почерком, которым оно было написано. Один из учеников Ибн Ханбала в своем комментарии утверждал, что индентификация почерка является надежным источником установления намерений завещателя: «Почерк обозначает произнесенное слово, а произнесенное слово указывает на волю человека и его намерения. Самый серьезный довод против надежности письменного завещания – это возможность спутать похожие почерки. Однако эта возможность принципиально не отличается от возможности перепутать фигуру или голос. Бог наделил почерк каждого человека чем-то таким, что отличает этот почерк от всех остальных, точно так же, как существуют различия между фигурами и голосами отдельных людей. Люди не испытывают ни малейшего колебания, свидетельствуя, что это почерк такого-то человека….

Имеются почти неоспоримые доказательства того, что при определенных условиях свидетельство слепого, опознающего голос, полноценно. Возможность перепутать голоса – если не больше, чем в случае с почерком, то уже никак не меньше…»

В этом и в других отношениях почерк сам по себе стал являться частью юридической процедуры, по крайней мере, согласно мнению некоторых законоведов. В связи с ролью юриспруденции в исламе значение почерка еще более возросло. Не только индивидуальный характер, но также изначальный смысл и цели письма придают ему особый статус. По твердому убеждению философов и законоведов письмо занимает третье место в системе вещей. Сначала идут идеи, находящиеся в мозгу, и разум. Затем идеи выражаются посредством устной речи. И, наконец, устная речь приобретает постоянство и универсальность через письмо.

Можно утверждать, что письмо является наименее оригинальной из этих трех стадий, будучи образом образа. Естественно, однако, предположить, что все эти стадии одинаково необходимы для цивилизации. Последняя из них, как наименее примитивная, становилась, таким образом, высшим достижением человеческой культуры и заслуживала высочайшей похвалы.

Вторя настроению, часто звучащему в мусульманской литературе, Авраам Линкольн однажды заметил, что изобретение письма есть «великое завоевание, позволяющее нам разговаривать с мертвыми, отсутствующими, еще не рожденными, преодолевая время и пространство». В исламе действительность этого великого изобретения достигла своей кульминационной точки. Служа утилитарным целям, оно, наряду с этим, стало утонченным и неотъемлемым инструментом культуры во всех ее аспектах. Оно было легко адаптируемым способом выражения художественных эмоций. Оно разделяло и воплощало священный характер центрального факта мусульманского существования – ислама.

Еще более внешним оказалось влияние ислама на искусство Средней Азии. «…Средневековый Восток создал свое новое искусство в разных странах, исполненное местного колорита. Так, в Средней Азии это было не арабское и не мусульманское искусство, а крайне разнообразное в своих проявлениях искусство феодальных торгово-ремесленных городов IX-XIII веков. В основе его лежала народность, всегда являвшаяся величайшим фактором прогресса культуры». Данное обстоятельство в значительной степени было связано с тем, что ислам в Среднюю Азию пришел только в VIII в., когда ее народы, претерпев влияние и буддизма, и парсизма, и даже христианства, выработали в области художественного мышления своеобразный «иммунитет», создали свои специфические национально-неповторимые принципы художественного творчества. Это наиболее наглядно проявилось в погребальном культе оссуариев дозороастрийских религиозных верований на территории Хорезма. «…Истоки оссуарного обряда следует искать не в зороастрийской догматике, а в тех более ранних верованиях ираноязычных народностей, которые иногда предпочитают называть маздеизмом, а возможно, и в первобытных верованиях, предшествовавших им». Уже здесь оссуарий (хранилище для костей умершего) становится художественным произведением – скульптурным или декоративным.

Поскольку в самом Коране нет ясно выраженного запрета изображений живого, предлагается искать ортодоксально-религиозное выражение запрета в толкованиях Корана, пышно расцветших после смерти пророка Хадиса, представляющих своеобразную оправу к Корану. Однако эта точка зрения неправомерна, ибо не раскрывает не только психологии возникновения запрета изображений в мусульманской ортодоксии, но и не объясняет причин отрицательного отношения к монументальной живописи среди народов, исповедующих исламскую религию, находившихся под ее сильным влиянием в средневековую эпоху. Наконец, запрет изображений культовой живописи и изобразительности в искусстве – это не одно и то же. Хадисы предписывали изображать природу, ландшафты, но не человека, не изображать бога, святых, мучеников, ибо бог мыслился как чистая духовность, очищенная от всего человеческого и духовного. Идея Аллаха – это духовная субстанция – представляет собой конечный результат критического мышления. Как же случилось, что запрет изображений привел к культу орнамента, к замораживанию всякой изобразительности на несколько столетий, пока живопись, своей внутренней силой развития не выработала новый художественный язык на базе художественных традиций и не завоевало право на самостоятельное существование в позднее средневековье?

Отрицательное отношение к изображениям, вылившееся впоследствии в преследование изобразительности, родилось вместе с Кораном, эволюционировало, конкретизировалось с развитием исламской ортодоксии. Оно представляет собой логическое следствие всей философии этой религии – специфического богопонимания и концепции человека, доведшей поляризацию духовного и материального, небесного и земного до крайности. Бог, понятый в исламе как чистая духовность, очищенная от каких бы то ни было земных элементов, не имеющий человеческих, антропоморфных черт, не мог быть изображенным. Ислам предлагает рационалистический путь постижения бога. Резко противопоставляя небесное и земное, ислам, как и всякая религия, метафизически разрывает их единство, гипертрофирует значение небесного. Принцип взаимодействия духовного и материального, бога и человека основан на зависимости. Чрезмерно тщательное очищение духовного призвано оттенять мизерность, ничтожество материального. Это противоречие, медленно нарастающее в исламе, разрешается путем абсолютного растворения личности в божестве. Ислам, как мировая религия, тем более живуч, приспособлен к существованию и тем более реакционен и опасен, что сковывает инициативу человека, его творческие возможности.

Запрещение изображения бога и идолопоклонства имело следствием запрещение изображения человека, ибо человек в исламе не представляет никакой ценности вне божественной идеи. Допустить изображение человека означало в исламе идти в какой-то мере на компромисс с языческим богопониманием. Коран, последовательно проводя идею монотеизма, в конечном счете, пришел к запрещению изображений всего живого, ибо это рассматривалось как подражание действиям Аллаха. Чуждость изобразительного искусства религиозно окрашенному «идеалу» в исламе привела к запрету изобразительного искусства вообще. Категорическое запрещение искусства исламом является отражением конфликта между двумя формами общественного сознания, отражением противоречий между сущностью религии и искусства, ибо живопись и скульптура – такие виды искусства, где мистическая идея с трудом находит возможность материального воплощения. Снятие противоречий между религиозной верой и искусством, т.е. художественной формой познания, происходит в исламе не путем использования искусства религией, а путем отказа от изобразительного искусства.

В различных регионах, в различное историческое время происходило взаимодействие и взаимовлияние ислама и национальных культур народов, подвергавшихся его влиянию. И все же даже там, где ислам приближался к глубинам народно-мифологического художественного сознания, он не смог стереть, ассимилировать то своеобразное и неповторимое, что было свойственно культурам этих народов.

Ислам оказал еще меньшее влияние на искусство, чем буддизм или христианство, так как его неантропоморфность, жесткие запреты изображать все живое неизбежно сталкивались с коренными принципами искусства, которое немыслимо как форма общественного сознания без отношения к человеку. Но искусство оказалось все же необходимо исламу. От столкновения этих двух противоположных по своей сути духовных феноменов возникло нечто, что подтвердило большую жизненность и необходимость эстетического начала и вместе с тем иллюзорность и социальную ограниченность религиозного сознания.

Наука в арабском мире

Основным занятием арабских ученых, которые, как правило, были энциклопедически образованными людьми, служили теоретическая медицина и врачебная практика. В медицину, в основу которой легли труды греко-римского врача и естествоиспытателя Гамена, а также одного из основоположников античной медицины врача Гиппократа, арабы внесли значительный вклад. Особое развитие получила офтальмология и связанные с нею достижения геометрической оптики; наибольшее значение имели труды арабского ученого Хайсама (965-1035). Свод медицинских знаний дал в своих трудах ар-Рази (864-925). Запросы медицины и связанные с ней фармакологии способствовали развитию химии.

Арабы заимствовали изобретенные в Китае компас, бумагу и порох и передали их европейцам. Высокого развития точные и естественные науки получили в трудах выдающихся ученых Средней Азии Ибн Сины (Авиценны, 980-1037) и аль-Бируни (973-1048), писавших на арабском языке. Развитие географии в Халифате обусловливалось интересами управления и торговли. Развивалась и математическая география (тесно связанная с астрономией), основанная на трудах Птолемея. Наибольшую известность приобрели сочинения перса Ибн Хордадбеха (820-912); арабов аль-Масуди (ум. 956) и аль-Мукаддаси (946-ок.1000) и особенно географическая энциклопедия Якута (1179-1229), в которой помимо описания стран и городов Халифата, излагается учение о географических поясах.

Арабская историография развивалась на основе изучения и систематизации преданий о жизни пророка Мухаммада. Эти придания, не лишенные тенденциозности, служили источником при разработке житейской (библиографической) литературы, или сиры. Арабские историки не ставили вопроса о причинности явлений, объясняя все волей Аллаха. Только немногие из них интересовались экономическими и социальными явлениями (например аль-Белазури). Историки Халифата собирали множество устных и письменных материалов, не смущаясь заключавшимися в них неувязками и противоречиями. Так был составлен ряд хроник. Из них наиболее обстоятельная – «История пророков и царей».

После распада в VII-VIII вв. Багдадского Халифата стали составляться местные хроники об отдельных династиях, государях и правителях. Истории отдельных городов являлись, как правило, изложением биографий ученых и писателей, живших в этих городах.

Арабская философия зародилась в сфере мусульманских богословских споров о божественных атрибутах, о самом существе бога, о предопределении и т.д. Представители правоверного ислама в VII-VIII вв. были сторонниками мусульманских традиций, основанных на Коране и Сунне. Богословы – рационалисты и умеренные свободомыслящие (мутазилиты) – использовали некоторые положения древнегреческой и эллинистической философии в борьбе с консервативными противниками. В этой борьбе в начале IX в. возникла богословско-философская система, непримиримо враждебная светской философии, основанной на неоплатонизме, учениях Платона и Аристотеля. Арабские сторонники аристотелизма являлись представителями прогрессивной линии в арабской философии. Они придавали особое значение естествознанию и хотя не были свободными от религиозного догматизма, признавали возможность раздельного существования философии и религии.

Архитектура

Высокого развития в Халифате достигла архитектура, создавшая новые типы зданий (мечети, минареты – башни, с которых призывали верующих на молитву, медресе – здания мусульманских духовных училищ, караван-сараи и крытые рынки, отвечавшие размаху торговой деятельности городов, дворцы правителей, укрепленные цитадели, крепостные стены с воротами и башнями и др.) и усовершенствовавшая типы дворцов и жилых зданий; строения часто украшались богатой орнаментацией; замечательны изделия декоративно-прикладного искусства. В то же время изображение живых существ встречало враждебное отношение со стороны правоверного ислама (как отмечалось ранее), что послужило препятствием для развития живописи и скульптуры; художественная миниатюра появилась только в конце средних веков под влиянием Ирана.

К выдающимся памятникам Халифати относится мечеть аль-Акса (692) и культовое купольное здание Куббат-Сахра (688) в Иерусалиме, мечеть Омейярдов в Дамаске с декоративными мозаиками (VIII в), мечети и дворцы в Самарре (Ирак) и около нее, замок Кусейр-Амра (Сирия) с росписями на бытовые темы. В Египте высоко развивалось зодчество и декоративно-прикладное искусство, давшее замечательные памятники зодчества (мечети в Кайруане, Тунисе, и в Кордове), Альгамбра в Гранаде. Значительные успехи были достигнуты в градостроительстве; так был создан новый тип «круглого города» (Багдад), улучшено водоснабжение, особенно в Каире и Лордове.

Лучшие памятники исламской архитектуры сохранились в Каире. Город прожил большую историю. В 641 г. арабский полководец АМР ибн ал-Ас основал Фустат, развалины которого находятся на южной окраине современного Каира. Согласно легенде, первой на месте Фустата была воздвигнута мечеть. Небольшая постройка уже в 673 г. была расширена увеличением колоннады и двора. Несмотря на позднейшие переделки и ремонты, мечеть Амра заслуженно считается одной из самых старых исламских колонных мечетей, сохранивших величие и простоту, свойственные ранней исламской монументальной архитектуре. В большом зале мечети более ста мраморных колонн, увенчанных резными коринфскими капителями, которые поддерживают высокие полукруглые арки. Красивая перспектива уходящих вдаль колонн и арок заставляет почувствовать грандиозность пространства зала.

Музыка

Некоторые исследователи говорят о том, что музыка в исламе запрещена, какой бы она ни была, другие говорят, что она разрешена, но с определенными оговорками. Ученые сошлись в одном, что музыка, несущая в себе разврат, непристойности, побуждения к греху – запрещена… И это потому, что пение есть ни что иное, как слова, которые могут быть как плохими, так и хорошими. Любое слово, противоречащее религиозной этике, является запретным. Уровень запретности становится еще более велик, когда такого рода слова обретают музыкальное оформление. То, что не связано с упомянутым, является разрешением в религиозно допустимых торжественных празднествах, таких как бракосочетание, приход отсутствующего человека, дни официальных религиозных празднеств и др.

Прикладное искусство

Прикладное искусство отличалось высоким художественным совершенством и разнообразием видов. Особенно выделялись богато орнаментированные льняные и шелковые ткани, изделия из горного хрусталя, стекла и металла.

Художественное ткачество имеет древние традиции. Главные центры средневекового текстильного производства – Александрия, Дамиетта, Тиннис – были знамениты своими изделиями еще в римское и византийское время. Для тканей конца VIII- IX веков характерен простой, строгий узор, состоящий обычно из нешироких полос, заполненных куфическими надписями, содержащими благопожелания и нередко имя правящего халифа, или несложным геометрическим орнаментом. При этом большая часть фона ткани оставалась свободной.

В художественном текстиле более позднего времени (XII век) наблюдаются известные перемены: надписи вместо угловатого «куфи» исполняются округлым почерком «насх», рисунок делается более схематичным, излюбленным становится золотой фон. В это время очень распространены широкие декоративные полосы, где между узких кайм со стилизованным буквенным орнаментом расположены овальные или ромбовидные медальоны, в которых чередуются изображения животных и птиц. В расцветке этих тканей доминирует мягкий желто-золотой цвет узора на карминно-красном фоне. Полосы с надписями нередко разделены тонкими светло-синими линиями. Орнаментальные полосы, значительно более широкие, чем в изделиях предшествующего периода, располагаются близко друг к другу, оставляя мало свободного фона.

В узоре резьбы по дереву наряду с развитием новых декоративных тенденций достаточно прочно держались старые местные традиции и технические приемы. Об этом свидетельствует, в частности, распространение фигурных изображений на многих резных панелях и досках. Выдающиеся образцы художественной резьбы по дереву, украшавшей некогда Малый, или Западный дворец, фатимидских халифов (был закончен между 1058-1065 гг.), обнаружены в комплексе мари-стана султана Калауна, где эти резные доски были вторично использованы в XIII в. В резном дереве XII в. фигурные изображения приобретают все более обобщенную, силуэтную трактовку, сравнительно редко встречавшуюся в произведениях X-XI веков; само исполнение их становится менее тщательным. Зато совершенствуется и обогащается орнаментальная резьба. Выдающимся памятником этого времени является михраб мечети Сайиды Нафисы, исполненный между 1138 и 1145 годами. Его узор состоит из прекрасно выполненных арабесок и плетений виноградных лоз в сочетании с геометрическими полосами, образующими многоугольники. Другим примером служит деревянное надгробие ал-Хусайни середины XII века, вся поверхность которого покрыта арабесками, состоящими из геометрических полигональных узоров и растительных мотивов.

Среди художественных изделий из бронзы X-XII вв. выделяются декоративные фигуры и сосуды в виде различных животных и птиц.

Искусство обработки горного хрусталя было особенно развито в X-XI вв. Из больших кристаллов искусно вырезались кувшины, бокалы, кубки, флаконы, различные шахматные и иные фигуры, их поверхность часто гранилась или покрывалась гравировкой. Историк Макризи сообщает, что в сокровищнице фатимидских халифов хранилось около двух тысяч драгоценных хрустальных сосудов. Изделия гранильщиков очень высоко ценились в средневековой Европе.

Художественное стекло, достигло своего наибольшего расцвета в XIII-XIV вв., когда к известным ранее приемам украшения – гранению, гравировке, рельефу, цветному и витому стеклу – присоединилась роспись золотом и цветными эмалями.