417

21

Вина как субъективная, психологическая категория состоит из двух слагаемых: интеллекта и воли, наличие которых характеризует осознанное и волевое поведение человека. Внутренний психический мир человека представляет собой единство трех сфер: интеллектуальной, волевой и эмоциональной. Последняя характеризуется мотивами, целями и иными эмоциональными состояниями человека в момент совершения преступления. Наличие данных признаков составляет субъективное основание не отдельно взятое, а в совокупности с объективными признаками, основанием уголовной ответственности (ст. 8 УК РФ). Само понятие «вина» является главным и основным признаком преступления, что закреплено в ст. 14 УК РФ, согласно которому «преступлением признает-

ся виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим Кодексом под угрозой наказания». Таким же обязательным, но объективным признаком любого преступления, является деяние (действие или бездействие). Отрицание наличия правового значения вины как признака субъективной стороны на практике неизбежно приводит к объективному вменению, результатом которого является установление только объективных следов преступления (деяние, последствие и причинная связь между ними) и принятие решения о привлечении к уголовной ответственности лица без учета его психологического состояния в период совершения преступления. Исходя из п. 2 ст. 5 УК РФ, привлечение лица к уголовной ответственности без учета вины, недопустимо.

Признаки той или иной формы вины, значительного состава преступлений зачастую зафиксированы в диспозициях Особенной части УК РФ. Например, среди преступлений, предусматривающих уголовную ответственность за совершение убийств, ст. 105 УК РФ, в диспозиции ч. 1 содер-

жит прямое указание на то, что «убийство, то есть умышленное причине-

ние смерти другому человеку». Правовое значение данного определения заключается в умышленном, т. е. виновном лишении жизни, и применимо для любого состава убийства (ст.ст. 106–108 УК РФ). Учитывая это, даже если в диспозиции конкретного состава убийства не указан термин «умышленно», то достаточным является наличие термина «убийство», которое не может быть неосторожным. Несмотря на данную явность и очевидность, в практике нередки случаи, когда убийством признается деяние, совершенное по неосторожности. Наиболее частыми в этом отношении являются неправильная квалификация убийства, совершенного при превышении пределов необходимой обороны либо превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ст. 108 УК РФ), когда виновными признаются действия обороняющегося, совершенные по неосторожности (легкомыслие либо небрежность). Статистика данного вида преступления показывает, что более чем в 45 % случаев действия обо-

22

роняющегося, связанные с применением оружия самообороны для отражения общественно опасного нападения, повлекшие за собой причинение смерти, ошибочно квалифицируются как умышленные убийства.

Фермерское хозяйство, принадлежащее К., находилось в 150 км от ближайшего поселка. Вечером к нему наведались члены преступной банды в составе трех человек и потребовали ежемесячно платить «взнос» в размере 350 тысяч руб. В случае отказа от уплаты угрожали убийством и в подтверждение своих намерений произвели в направлении ног К. несколько выстрелов из огнестрельного оружия, после чего уехали, пообещав вернуться за деньгами через три дня. К., не имея возможности заявить в органы полиции, вынужден был ждать их нового появления. В целях сохранения своей жизни он приготовил оружие самообороны (Сайга-110) и патроны к нему, на которые у него было разрешение. В назначенное время бандиты прибыли к нему на ферму, вновь демонстрируя свои намерения, держа в руках оружие (два пистолета и АКМ). К., не дожидаясь расправы над ним, тремя прицельными выстрелами лишил жизни членов банды. Суд неправомерно признал его виновным в умышленном убийстве по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, мотивируя принятое решение тем, что К. заблаговременно знал о времени появления у него бандитов и потому умышленно готовился к их убийству.

Вприведенном примере очевидно, что К. готовился не к убийству, а

кобороне, использовал свое право на правомерное отражение опасного для жизни посягательства, хотя и растянутого во времени, и при этом не превысил ее пределов.

Нередко законодатель может ограничиться указанием в диспозиции статьи только на одни лишь признаки объективной стороны. Например, ст. 226 УК РФ установлена уголовная ответственность за хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Совершить данное преступление по неосторожности невозможно, поскольку само хищение всегда сопряжено с наличием умышленной формы вины и зачастую сопровождается корыстными и иными субъективными целями и интересами, что является прямым доказательством указания в самом тексте закона на признаки субъективной стороны.

Для установления признаков вины как обязательного признака субъективной стороны преступления та или иная форма вины может быть установлена путем толкования диспозиций статей Особенной части. Приемы толкования могут быть совершенно разными: официальное, буквальное, доктринальное, судебное. Наука уголовного права, в том числе правоприменительная практика, использует правила толкования уголовного закона только с одной целью – уяснить содержание самого

23

закона и его правильно его применять в процессе квалификации. Так, по субъекту толкования уголовного закона возможно легальное толкование законодателем либо уполномоченным на то соответствующим органом власти и управления. К такому виду толкования следует также отнести Постановления Европейского суда по правам человека, что соответствует ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, установившей приоритет международного права над национальным, включив общепризнанные нормы и принципы международного права в правовую систему страны.

Для установления вины активно используется научное (доктринальное) толкование специалистами, изучающими уголовное право, ярким примером которого являются различные комментарии к УК РФ. В этой сфере активно применяются различные приемы (способы) толкования. Так, грамматическое толкование уясняет смысл той или иной нормы уголовного закона путем использования правил русского языка (лексики, орфографии, морфологии, синтаксиса, пунктуации). Систематическое толкование позволяет сопоставлять между собой различные нормы уголовного права с положениями иных отраслей права (административного, гражданского, налогового, таможенного). Большое значение имеет объем толкования нормы, которое связано с уяснением буквы закона (буквальное) на предмет соответствия его текста смыслу диспозиции. Расширительное толкование позволяет придать содержанию нормы содержательный смысл, а ограничительное направлено на более узкое ее назначение, чем это следует из текста закона.

Право на судебное толкование принадлежит только суду. Это может быть частный случай при рассмотрении в судебном заседании конкретного уголовного дела (казуальное толкование) либо толкование общего значения путем принятия специального постановления Пленумом Верховного Суда Российской Федерации. Указанное толкование является источником уголовного прав, но, как правило, содержит обобщающие материалы судебной практики по конкретной категории преступлений и потому становится обязательным для судов. Судебное толкование важно и потому, что оно нацеливает «правоприменителя на установление психического отношения лица к совершаемым им действиям (бездействию), последствиям (в материальных составах) либо лишь к действиям (бездействию) (в формальных составах) и подсказывает, когда преступление

считается оконченным, что важно для правильной квалификации содеянного»1.

1 Галахова А. В. Вопросы квалификации преступлений в уголовном праве и судебной практике (по признакам субъективной стороны) // Российский следователь. – 2010. – № 18. – С. 13–18.

24

Несмотря на возможность применения различных способов толкования субъективных и объективных признаков преступления, законодатель иногда упускает из виду возможность изложить диспозицию статьи так, чтобы в ней недвусмысленно было указано на ту или иную форму вины. Отсутствие подобного подхода часто приводит к появлению различных точек зрения в правовой оценке формы вины. В особенности это касается квалификации умышленно совершенных действий и отношения субъекта к наступившим преступным последствиям по неосторожности, что влечет за собой ограничения, связанные с односторонней оценкой вины, отдавая предпочтение только умышленной либо только неосторожной.

Необходимость в толковании содержания вины, ее форм либо признаков нередко возникает при применении бланкетных норм. Объективные признаки таких статей связаны с необходимостью признавать преступлением те деяния, которые связаны с нарушением различных правил, предписаний. К примеру, ст. 124 УК РФ предусматривает ответственность за неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом или со специальным правилом, но только при одном условии, что это деяние повлекло по неосторожности причинение средней тяжести вреда здоровью больного (ч. 1) либо смерть больного, либо причинение тяжкого вреда его здо-

ровью (ч. 2 ст. 124 УК РФ).

В диспозиции одновременно может быть указано на наличие двух форм вины либо на отсутствие любого упоминания как на умышленное, так и на неосторожное поведение виновного. Иллюстрацией отсутствия ссылки на признаки вины является ст. 151 УК РФ, где преступным признается вовлечение несовершеннолетнего в систематическое употребление спиртных напитков, одурманивающих веществ, в занятие бродяжничеством или попрошайничеством, совершенное лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста. Все перечисленные признаки характеризуют объективную сторону, где действие выражено в термине «вовлечение», для которого характерно именно совершение действий, направленных на вовлечение несовершеннолетнего. Использование логического и буквального толкования данной нормы позволяет заключить, что сам факт вовлечения является активным преступным поведением и его невозможно рассматривать как проявление неосмотрительности, высокой степени невнимательности к подростку, для которого характерно небрежное отношение к судьбе подростка. Следовательно, для данного преступления характерна только умышленная форма вины.

Иногда субъективные признаки в рамках одного состава преступления могут быть выражены в двух формах вины: умышленной и неосто-

25

рожной. К примеру, ст. 286.1 УК РФ предусматривает уголовную ответственность сотрудников органов внутренних дел за умышленное (ч. 1) неисполнение приказа, которое повлекло за собой тяжкие последствия (ч. 2). Буквальное толкование данной нормы позволяет определить наличие у деяния умышленного поведения, преступные последствия от которого могут быть как умышленными, так и неосторожными. Если признать наличие умысла на причинение последствий, то квалификация содеянного не позволяет ограничиться применением только ч. 2 ст. 286.1 УК РФ, и для полной оценки необходимо применение дополнительной нормы, охватывающей правовую оценку наступивших преступных последствий. Вместе с тем ч. 1 ст. 24 УК РФ, определив формы вины на умышленную и неосторожную, в ч. 2 указывает на то, что деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь

вслучае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса. Из изложенного вовсе не следует, что в каждой отдельно взятой норме, предусматривающей неосторожную форму вины, должно быть указано на наличие термина «неосторожность». Все определяется путем совокупного анализа объективных и субъективных признаков, которые позволят установить наличие только умышленной или только неосторожной форм вины, либо в наличии будет их совокупность (двойная форма вины).

Следует заметить, что правовое значение вины, уяснение содержания которой происходит путем толкования, является необходимым условием правильной квалификации общественно опасных деяний. Приемы толкования уголовного закона, используемые Верховным Судом Российской Федерации, по результатам которых принимаются постановления Пленума либо выносятся определения по уголовным делам, показывают, что игнорирование в судебно-следственной практике признаков субъективной стороны в угоду объективным составляет более 30 % из общего количества отмененных или измененных приговоров в порядке апелляции или надзора. Так, проведенный анализ (А. И. Динека) содержания обзоров Верховным Судом Российской Федерации за период 2010–2013 гг. по уголовным делам показал, что ежегодно судами в Российской Федерации всех инстанций (апелляция, кассация в порядке надзора) изменяется содержание вынесенных приговоров по уголовным делам общим количеством от 15 тыс. до 25 тыс. дел. В порядке надзора в течение только одного календарного года в среднем Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации проверяет от 3 500 до 4 500 уголовных дел. По результатам такой проверки отменяются приговоры, вынесенные районными судами в отношении 150–200 осужденных и только

вотношении 10 лиц – областными судами. К примеру, в 2012 г. в касса-

26

ционном порядке было рассмотрено 4 521 уголовное дело в отношении 7 964 чел. по жалобам и представлениям на судебные решения республиканских, краевых, областных и равных им судов. Обвинительные приговоры отменены в отношении 232 осужденных, изменены приговоры в отношении 692 осужденных, из них 176 осужденным изменена квалификация преступления.

Таким образом, только в кассационном порядке всего лишь за один год отменяются либо изменяются приговоры в отношении осужденных (в среднем до 925 человек). При этом следует помнить, что в данном исследовании не были включены результаты рассмотрения дел Военной коллегией Верховного Суда Российской Федерации, в том числе Президиумом Верховного Суда Российской Федерации. Причинами такой ситуации в большинстве является недостаточное знание не столько судьями, сколько следователями требований закона, в процессе квалификации не принимаются во внимание разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, касающиеся практики применения соответствующих норм, в частности, выявления и установления всех признаков субъективной стороны преступления. Правовое значение содержания вины как обязательного признака субъективной стороны преступления позволяет устанавливать два важных обстоятельства: степень общественной опасности деяния и степень общественной опасности самого деятеля. Иллюстрацией степени общественной опасности деяния является террористический акт (ст. 205 УК), а заблаговременная подготовка к его совершению (планирование, приобретение оружия, подбор участников) свидетельствует о высокой степени общественной опасности самого террориста, виновного по сравнению с лицом, совершающим преступление внезапно (под влиянием каких-то эмоций или внезапно сложившейся ситуации).

Правильное установление вины, ее форм позволяет проводить границу между преступным и непреступным, отграничить само общественно опасное деяние от административного правонарушения либо от малозначительного преступления (ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Исходя из изложенного, следует, что точное установление вины как обязательного признака субъективной стороны, как элемента состава преступления оказывает решающее влияние на квалификацию содеянного, а также на определение степени общественной опасности лица, которая реализуется в процессе индивидуализации наказания, назначаемого по приговору суда. Если в процессе расследования уголовного дела установлены не полностью все элементы состава преступления, данный факт указывает на то, что в совершенном деянии не содержится не только состав преступления, но и отсутствует вина лица, следовательно, и

27

правовые основания наступления уголовной ответственности (ст. 8 УК РФ). При таком положении уголовное дело не может быть возбуждено, а если и возбуждено по факту преступного события, но в процессе расследования установлено отсутствие в действиях лица, подозреваемого в совершении преступления, одного из указанных элементов, то дело подлежит прекращению по основанию, указанному в п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ. Очевидно, что состав преступления как основание уголовной ответственности, в котором присутствуют все обязательные признаки преступления, и в первую, очередь вина, должен быть единым для всей правовой системы Российской Федерации. Поэтому вызывает недоумение, когда для судебной системы при вынесении оправдательного приговора применяется в качестве самостоятельного основания отсутствие в деянии подсудимого признаков преступления (п. 3 ч. 2 ст. 309 УПК РФ). А УК РФ (ст. 8) основанием уголовной ответственности признает наличие в деянии признаков состава преступления. Данные разночтения не направлены на конечную и главную цель – квалификацию преступлений (предварительное либо судебное расследование) по установлению в совершенном преступном событии всех элементов состава преступления, а не отдельных признаков преступления. Принцип субъективного вменения, составляющий основу принципа вины, требует от практики выяснения всех особенностей побудительных мотивов, направивших лицо на совершение преступления, которые также составляют содержание психического отношения лица к совершенному им преступлению.

§3. Субъективное и объективное вменение в уголовном праве

Вусловиях первобытной цивилизации для определения основного мерила осуждения лица за совершенное деяние было достаточным установить лишь факт материального нарушения охраняемого законом блага (ущерба имуществу, вреда жизни или здоровью и т. п.), что было характерной чертой юридических правил, установленных народами, стоящими на низкой ступени развития. Примерами такого подхода служат исторические памятники уголовного права, нормы которых ярко свидетельствуют о господстве материального вменения, свидетельством чего является содержание древнееврейского, древнегреческого, древнерим-

ского, древнегерманского, древнерусского и целого ряда других законодательств1.

Древнееврейское право предусматривало за убийство месть как единственное средство отмщения. «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь

1 Муромцев С. Гражданское право Древнего Рима. М., 1883. С. 95; Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1888. С. 188.

28

ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его. Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию»1.

Древнегреческое право, в особенности период творений Гомера, значительно долго сохраняло правило, по которому наличие материальной стороны совершенного деяния было основным доказательством для объективного вменения. Подобные взгляды на лидирующую роль материальной стороны преступления полностью исключали возможность установления субъективных моментов для применения справедливого наказания. Подобный подход был главенствующим на протяжении периода Х–ХII вв., но со временем его место стали занимать взгляды на содержание субъективного принципа вменения, при котором право требовало наличия взаимной связи с объективной стороной преступления. Наступление периода субъективного подхода к пониманию преступления позволило применять уголовное наказание за совершенное деяние как результат установления непосредственной субъективной связи с преступными последствиями. Особое внимание стало уделяться психическому состоянию лица, совершившего преступление. Так началась эпоха заметного прогресса уголовного права, где значительная часть исследователей постепенно стала признавать важность развития учения о виновной ответственности, что является доказательством положительных тенденций по подъему культурного уровня развития любого общества. Напротив, господство объективного вменения само по себе есть яркое свидетельство об уровне и содержании умственного и интеллектуального прогресса в сторону медленного понижения уровня человеческого сознания до первобытного мировоззрения2.

Душевные переживания человека свидетельствуют о том, что только его психическая сторона позволяет осознанно понимать и предвидеть с необходимой уверенностью только те события, к которым он стремится и желает достижения преступного результата с известной долей его вероятности. Развивая данный тезис, Франц Фон Лист (1851–1919) – выдающийся ученый из Германии, автор трудов по уголовному праву, – рассматривал субъективную виновность как мерило прогресса уголовного права, которая должна устанавливаться через анализ психического настроения (умысел и неосторожность) действующего субъекта3.

1Библия или книги священного писания Ветхого и Нового Завета в русском переводе. Книга Бытия. Гл. 9. С. 5, 6.

2Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях / сост и предисл. В. С. Овчинского. М. :

ИНФРА-М, 2004. VI. С. 184.

3Лист Ф. Задачи уголовной политики. Преступление как социально-патологическое явление. М. : ИНФРА-М, 2004. С. 90.

29

Российское уголовное право не оставалось в стороне от прогрессивного развития учения о виновном преступлении. Уложение о наказаниях 1845 г. не содержало ни понятия вины, ни основных ее форм. Для этих целей использовались разнообразные термины: «умышленно», «со знанием последствий», «с целью», «с намерением», «злоумышленно». Данная терминология указывает на отсутствие в российском уголовном законодательстве раннего периода системного подхода в вопросах субъективного вменения. С появлением таких ученых, как Н. С. Таганцев, Н. Д. Сергиевский, А. Ф. Кистяковский, в науке уголовного права набирает силу развитие психологической теории вины, где исследуется само содержание вины путем введения в правовой оборот понятия «субъективная виновность»1, положившая начало развитию принципа субъективного вменения. По мнению многих представителей того периода, преступление следует считать преступным и наказуемым, если оно «совершено субъектом по своей воле, словом, с желанием именно его совершить»2, где «преступление может произойти вследствие одновременности воли и деяния»3, когда «организм преступного действия слагается из двух элементов: внутреннего (или сознания) и внешнего (или посягательства, действия)»4.

Правила о виновной ответственности в советской юридической науке не всегда были основополагающими. Если вспомнить исторические начала формирования институтов уголовного права советского периода, то понятие вины в них отсутствовало. В 20-е годы ХХ в. правовой термин «вина» был отнесен к чуждому советскому уголовному праву понятию как пережиток прошлого, имеющий отпечаток буржуазной юриспруденции5, и заменен понятием социальной опасности преступления6 в совокупности с социально опасным состоянием личности7. В Уголовных кодексах РСФСР 1922 г., 1926 г., Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1934 г. правовое понятие «вина» вообще отсутствовало, вместо него использовались умысел и неосторожность. При этом основанием наступления уголовной ответственности, наряду с умыслом и неосторожностью, признавались общественная опасность деяния, социальная опасность лица, совершившего преступление, и вменяемость.

1Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Общая часть. М., 1994. Т. 1. С. 223, 255.

2Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права с подробным изложением начал русского уголовного законодательства: Часть Общая. Киев, 1891. С. 312–313.

3Будзинский С. Начала уголовного права. Варшава, 1870. С. 99–100.

4Неклюдов Н. А. Общая часть уголовного права (конспект). СПб., 1875. С. 52.

5Эстрин Э. Краткий курс советского уголовного права. М., 1927. С. 3–41.

6Скрыпник Н. Уголовная политика советской власти. Харьков, 1924. С. 31.

7Исаев М. М. Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик.

М.-Л. : ГИЗ, 1927. С. 25.

30

Б. С. Маньковский рассматривал вину как важнейшую предпосылку уголовной репрессии, где в исключительных случаях, вызванных политической необходимостью по охране завоеваний пролетарской революции, допускается применение объективной уголовной ответственности1. Подобная позиция не была случайной, поскольку она отражала общее мнение правоохранительной системы, что неизбежно влекло за собой признание причинной связи в качестве самостоятельного основания уголовной ответственности и обосновывало объективное вменение.

На рубеже 50–60-х годов ХХ в. практика подобного подхода была признана непригодной. Появились работы, посвященные обоснованию вины как отрицательного отношения правонарушителя к интересам социалистического общества или отдельных граждан2. Эта тенденция была продолжена Основами законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., сформулировав понятие вины в отдельной норме (ст. 3) как субъективное основание уголовной ответственности.

В УК РСФСР 1961 г. ст. 3 была посвящена основаниям уголовной ответственности, где субъективным критерием признано виновное общественно опасное деяние, совершенное умышленно или по неосторожности3. Статья 8 закрепляла понятие умышленной вины, а ст. 9 была посвящена неосторожной форме вины. Аналогичная норма появилась и в УК союзных республик 1961 г., где в основном были в полном объеме воспроизведены наряду с виной ее основные формы – умышленная и неосторожная.

Следует признать прогрессивным в развитии субъективного вменения появление в Основах уголовного законодательства Союза ССР и республик, принятых в 1991 г., понятия вины как необходимого субъективного основания уголовной ответственности. Завершающим этапом формирования содержания, правового значения форм вины как законодательного основания для субъективного вменения стал ныне действующий УК РФ, в котором регламентация института вины получила законодательное закрепление и толкование в гл. 5 под названием – «Вина», где отдельной нормой определены формы вины (ст. 24), предусмотрена ответственность за преступления, совершенные с двумя формами вины (ст. 27), и законодательно сформулировано положение о невиновном причинении вреда (ст. 28). История становления и развития института виновной ответственности, в том числе законодательного закрепления форм вины, указывает на постепенное и поступательное позитивное

1Маньковский Б. С. Диалектический материал и ответственность в уголовном праве // Юридич. ин-т Прокуратуры СССР. Научная сессия института (тезисы). М., 1941. С. 12.

2Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. М. : Госюриздат, 1950. С. 10, 59.

3Ведомости ВС РСФСР. – 1960. – № 40, ст. 591.