Аблеев С.Р. Философия науки. Вводный курс
.pdf111
противоположных подхода к изучению мироздания. Однако ультимативная постановка вопроса о продуктивном методе науки оказалась совершенно некорректной. Как эмпирические, так и теоретические методы имеют свои достоинства и не лишены определенных недостатков. Именно поэтому естествознание и общественные науки пошли по пути дополнения, а не противопоставления этих методов.
В современной науке эмпирические методы составляют опытную базу и практический фундамент познания. Теоретические методы в совокупности образуют следующий, более высокий уровень науки, на котором возможно не только обобщение и объяснение опытных фактов, но и открытие новых явлений и закономерностей природы.
3.5. Научный язык
Одной из важнейших особенностей научного знания является специальный язык, который применяется учеными в процессе изучения мироздания. Почему же наука не говорит на простом языке, используемом людьми в своей повседневной жизни? Это объясняется двумя основными причинами. Во-первых, наука довольно часто имеет дело с такими объектами, явлениями и процессами, с которыми человек не сталкивается в своей обыденной деятельности. Следовательно, он не имеет устоявшихся вербальных средств для их лингвистического отражения в повседневном языке. Поэтому возникают специальные понятия и термины. Во-вторых, рациональное изучение сложных объектов и процессов, выявление их взаимозависимости, отражение количественных характеристик предполагает определенную формализацию и абстрагирование. Для этого применяются математические и логические формализации.
112
Таким образом, основу специального научного языка составляют философские категории, научные понятия и термины, определенные формализованные символы, математика как предельно абстрактная наука о количественных и качественных соотношениях.
Философские категории представляют собой предельно общие, наиболее абстрактные и универсальные понятия, выражающие самые существенные отношения действительности. Изучение и формулирование философских категорий заключается в определении наиболее фундаментальных и широких классов сущностей природного бытия. К числу наиболее важных категорий современной науки, например, относятся: бытие
инебытие; существование и ничто; материя и сознание; пространство и время; причина и следствие; необходимость и случайность; возможность и действительность; содержание и форма; сущность и явление; количество и качество; физическое
ипсихическое; реальное и виртуальное. Никакая частная научная дисциплина не сможет описать какую-либо сферу природного или социального мира и выразить свои достижения без применения этих категорий.
Любая развитая научная дисциплина постепенно формирует свой понятийный аппарат. Он определяется особенностями изучаемой сферы природного или социального мира. Так, активное изучение различных химических веществ в Средние века и Новое время обострило необходимость их терминологиче-
ского обозначения. В результате среди алхимиков, а позже и среди химиков начал складываться свой специфический язык, в котором появились названия веществ, их соединений и взаи-
мопревращений (железо, сера, фосфор, кислоты, щелочи, реакция окисления, реакция восстановления и т. д.). Изучение не-
известных ранее физических процессов и явлений заставило
113
физиков ввести понятия электрического заряда, электромагнитного поля, протона, электрона, сильного ядерного взаимодействия, реакции термоядерного синтеза и многие другие.
В подавляющем большинстве случаев научные понятия и термины являются особыми лингвистическими неологизмами, которые формулируются в результате творческого постижения действительности. В своей исследовательской деятельности ученые могут сталкиваться с такими явлениями, которые ранее были совершенно неизвестны человечеству. Эти явления необходимо не только увидеть и понять, но и каким-либо образом обозначить для рационального представления другим исследователям.
Процесс формирования и развития научной терминологии весьма сложен и противоречив. Далеко не всегда введенные в научный оборот термины являются адекватными объективной реальности, которую они призваны отразить. Иногда они могут искажать понимание тех или иных явлений и процессов и уводить мысль исследователя в когнитивные тупики противоречий и заблуждений. Именно поэтому понятия и термины, как правило, не являются застывшими лингвистическими формами и претерпевают постоянные трансформации. Например, понятия космоса и атома в современном научном лексиконе приобрели совершенно другой смысл, кардинально отличный от изначального смысла, который вкладывали в них древние греки.
Огромное значение в точных науках играет математика, которая фактически является универсальным формализованным языком выражения качественных и количественных соотношений. Значение чисел в познании бытия одним из первых осознал великий античный мыслитель Пифагор. Не случайно ему приписывают известное изречение: «Самое мудрое – это число». Без математической основы науки о природе остаются
114
на уровне натурфилософских умозрений и не могут дать человеку точное знание. Именно поэтому, несмотря на определенные достижения математиков и естествоиспытателей Древнего мира, принято считать, что формирование настоящей научной картины мира начинается только в Новое время – тогда, когда сформировались достаточные эмпирические и математические основания физических, астрономических и химических теорий.
Несмотря на успешное применение различных категорий, терминов и математики, одной из важнейших общих проблем методологии научного познания до сих пор остается так называемая проблема языка науки. В чем она состоит? Как известно, научный язык стремится к полной объективности и достоверности выражения полученного знания. По крайней мере, это формулируется как одна из фундаментальных целей науки. Однако все научные понятия возникают как когнитивные и лингвистические продукты сознания человека, которое представляет собой субъективную реальность. Насколько теоретические конструкты субъективной реальности соответствуют реальности объективной?
В связи с этим необходимо обратить внимание на когнитивную относительность и условность всякого научного знания. В Новое время многие философы и естествоиспытатели стали полагать, что научное знание как альтернатива религиозным догматам и метафизическим доктринам является объективным и совершенно адекватным природной действительности. Однако на самом деле такая адекватность является недостижимым идеалом, к которому только стремятся и движутся научные теории. В действительности между формализованной теорией и природной реальностью всегда существует некоторая дистанция. Она может быть большой или малой, но она всегда присутствует, и об этом не следует забывать.
115
Научный язык порождает бесчисленное множество различных теоретических конструктов, которые имеют весьма условное отношение к реальности. В одних случаях в когнитивном смысле они могут быть вполне эффективными, в других – совершенно неэффективными. Однако во всех случаях неизбежно сохраняется определенный гносеологический барьер между реальными объектами и понятийной репрезентацией рационального знания. До сих пор в академическом мире не до конца осознают весьма важное с мировоззренческой точки зрения обстоятельство: природная действительность сложнее рацио-
нальных научных теорий. Не случайно некоторые авторы полагают, что в своей глубинной основе она является принципиально несемиотичной и невербализуемой, особенно если речь идет о рациональном дискурсе с его произвольной понятийной базой, выдуманной человеком на основе своего ограниченного опыта1.
Исследователи, которые находятся на переднем крае науки, это уже давно почувствовали. Слабые стороны рациональной вербализации компенсируются расширением символизма и метафоричности научного дискурса. Возьмем для примера физику. Почти вся современная физика говорит исключительно математическим языком. Но математическое описание действительности представляет собой чистую абстракцию. Ее уровень иногда настолько запределен, что, получив некоторый математический результат решения системы уравнений, исследователь не совсем понимает, как его можно интерпретировать в физическом смысле. Иными словами, он не всегда
1 Аблеев С. Р. Сознание и материя: великий предел : научная моногра-
фия. М., 2019. С. 28–35.
116
представляет, каким образом связаны математические абстракции и реальная действительность.
Так, известный английский математик и физик-теоретик Роджер Пенроуз полагает, что в квантовой теории «материальные частицы есть не что иное, как информационные “волны”»1. Что это может означать? Какая вообще может быть связь между информационной «волной» и материальным объектом? Эта проблема имеет исключительно математический характер или за ней стоит реальная физическая закономерность? Вполне очевидно, что подобные утверждения могут иметь самые разные объяснения и интерпретации. Именно отсюда возникает проблема научной интерпретации результата формализованного исследования. Получив некий абстрактный результат предельно отвлеченного изучения некоторой проблемы, ученый, в конечном счете, должен понять, что же он означает в действительности.
Однако даже такого мощного орудия, как математика, все же недостаточно для научного описания природного мира. Наука нуждается в специальных понятиях, поскольку то, с чем она сталкивается, порой невозможно выразить простыми и ясными понятиями обыденного человеческого языка. В результате появляются простые или сложные научные неологизмы, которые во многих случаях фактически представляют собой очевидные или скрытые метафоры.
В качестве примера можно обратить внимание на уже привычные понятия физической науки: поле тяготения, электри-
ческий ток, электронные облака, квантовые струны, «изюм
1 Пенроуз Р. Тени разума: в поисках науки о сознании. М.-Ижевск, 2005. С. 37.
117
впудинге» (название одной из моделей атома), странные квар-
ки, очарованные кварки, синие и красные кварки, темная мате-
рия, частица Бога (бозон Хиггса) и т. д. Все эти и многие другие понятия являются не более чем научными метафорами или неологическими символизмами. Их физический смысл предельно условен и конвенционален, т. е. имеет договорную основу. В своем буквальном (позитивистском) понимании они либо совершенно бессмысленны, либо вводят человека в глубокие заблуждения.
Вчастности, кварки не имеют и не могут иметь никакой действительной цветовой окраски, так как представляют собой не маленькие цветные шарики, а нечто вроде устойчивых квантовых колебаний физического вакуума. Само понятие «кварк»
вбуквальном понимании не несет никакой смысловой нагрузки: оно было заимствовано не лишенным юмора американским физиком Мюрреем Гелл-Маном из романа Джеймса Джойса1.
Физики до сих пор активно используют старое греческое слово «атом». Буквально оно означает «неделимый». Античные натурфилософы Левкипп и Демокрит ввели это понятие для обозначения мельчайших неделимых частиц, из которых, по их убеждению, состоит весь природный мир. До конца XIX в. все научное сообщество думало примерно так же: атомы есть изначальные, вечные и неделимые кирпичики мироздания. Но оказалось, что на самом деле атом (или то, что называли атомом) имеет очень сложную структуру и является продуктом квантовой эволюции микрочастиц.
1 Подразумевается непереводимая игра слов «Three quarks for Muster Mark!» из романа Дж. Джойса «Finnegans Wake» (1939).
118
В таком случае, когда современный физик говорит «атом», он подразумевает нечто противоположное изначальному и буквальному смыслу этого понятия, а именно микрочастицу, которая делится на составные части (протоны, нейтроны, электроны). Получается весьма странная ситуация. Это равносильно тому, что вы вслух говорите «белый», а имеете в виду «черный», но коллеги вас понимают так, как надо – ровно наоборот. Вот так порой выглядит «строгий» и «безупречный» язык современной науки.
Таким образом, выясняется, что не только общее философское, но и частное научное описание действительности невозможно без высокого символизма, абстрактности и метафоричности научного дискурса. Фундаментальные свойства природной реальности не поддаются простому и понятному вербальному описанию, так как выходят за рамки человеческого экзистенциального опыта и человеческого языка. Эта проблема была зафиксирована, в частности, еще представителями средневековых буддийских философских школ направления Махаяны. Именно они первыми сформулировали идею о невозможности истинного описания реальности средствами человеческого языка, которые являются произвольным ярлыками. Возникает забавная ситуация: человек в своем познании сначала навешивает на реальность ярлыки, а потом внимательно изучает их, принимая за истинную природную реальность1.
Теперь эту непростую проблему начинают понимать и некоторые представители естествознания. Если мы предполагаем некую цельность природного бытия, отмечал автор голодинамической гипотезы Вселенной американский физик Дэвид Бом,
1 Торчинов Е. А. Введение в буддизм. СПб., 2005. С. 126.
119
то разделение реальности на части и последующее присвоение этим частям имен или названий всегда произвольно и условно1.
В этом контексте уместно снова вспомнить античного философа Зенона, который одним из первых в своих апориях показал противоречия между явлениями действительности и их логическим описанием. Оказалось, что, например, движение невозможно логически объяснить ни как непрерывное, ни как прерывистое. И в том, и в другом случае возникали неразрешимые логические противоречия. Ответом человеческой мысли на эти противоречия явилось последующее формирование диалектики, которая, однако, лишь немного смягчает проблему, а не снимает ее совсем.
Проблема научного языка вновь обострилась в ХХ столетии, когда физика вышла на глубинные уровни строения материи. Выдающийся теоретик, один из отцов квантовой механики Вернер Гейзенберг первым откровенно заявил о том, что невозмож-
но говорить о структуре атомов на обычном языке2. Однако проблема оказалась еще сложнее, чем он предполагал. Строгий терминологический подход затруднял изучение микромира и требовал применения нестандартных дискурсивных приемов.
Традиционный подход к решению проблемы научного языка опирался на идеалы строгой научной терминологии и освобождение ее от всех метафизических туманных понятий, логически и эмпирически необоснованного знания. Эта позиция, как известно, восходит к позитивистам XIX в. и в ХХ в. активно развивалась в рамках западной аналитической философии3.
1Талбот М. Голографическая Вселенная: Новая теория реальности. М., 2008. С. 68.
2Гейзенберг В. Физика и философия: Часть и целое. М., 1989.
3Аблеев С. Р. Постпозитивизм как реформа философии; Постпозитивизм и философия науки // История мировой философии.
120
Другая позиция предполагала определенную свободу научного дискурса от препятствующих барьеров застывшего рацио- нально-понятийного языка. Она начала оформляться в работах представителей восточной метафизики и западного психоанализа. Символом первого подхода явился строгий научный термин. Символом второго подхода стала свободная семантическая метафора. Таким образом, метафора, занимавшая центральное место в религиозных и метафизических текстах, все активнее стала вторгаться в сферу научного знания. Одним из первых явное недоверие строгой научной терминологии выразил австрийский психоаналитик Карл Юнг1. Существует немало проблем, которые невозможно анализировать строгими научными методами и средствами. Например, одной из них является проблема сознания. Оно до сих пор не поддается традиционному рациональному определению. Следовательно, научная мысль должна уходить от формальных определений и описывать сознание с помощью образных картин и метафор. Этот подход уже в XIX столетии порождает феноменологическую методоло-
гию исследования сознания как крайнюю разновидность эмпиризма (Ф. Брентано2, Э. Гуссерль3).
Подобная дискурсивная методология может оказаться эффективной не только в психологических контекстах изучения сознания, которые предполагал Юнг. Даже физические подходы к исследованию сознания невозможны в пределах строго понятийного дискурса и неизбежно порождают в процессе опи-
1Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991; Юнг К. Г. Феномен духа в искусстве и науке / Собр. соч. Т. 15. М., 1992.
2Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996.
3Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Вопросы философии. – 1992. – № 7. – С. 136–176; Прист С. Теории сознания. М., 2000. С. 230–232.