Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

subbotina_es_otv_red_povsednevnost_rossiiskoi_provintsii_xix

.pdf
Скачиваний:
6
Добавлен:
27.10.2020
Размер:
2.3 Mб
Скачать

наличие вышеперечисленных черт в советской среде объяснялось «пережитками капитализма», то есть не до конца искорененными в СССР

чертами дореволюционного

быта. В целом, о проявлениях «мещанства»

и «потребительства» в среде

советского населения, отечественные авторы

в публикациях 1950–1960-х гг. упоминают вскользь. Они ограничиваются теоретическими рассуждениями либо приведением частных примеров, не позволяющих говорить о данной проблеме как о массовом социально-

психологическом явлении.

 

 

 

Иное звучание

проблема

«потребительства»

в

СССР приобретает

в публикациях 1970-х

гг. В.Е.

Комаров и У.Г.

Чернявский пишут

о «потребительстве» применительно к советской

действительности как

об актуальной проблеме, требующей незамедлительного решения: «в последние годы жизнь выдвинула проблему «люди и вещи», которая заключатся в потере духовности, в подчинении себя миру вещей, когда человек становится рабом вещей, не он ими владеет, а они им»1. Этот новый тип потребления «направлен к безрассудному и бессмысленному накопительству денежных и материальных ценностей».2 Формулировки В.Е. Комарова и У.Г. Чернявского, позволяют характеризовать «потребительство» и «вещизм» как массовое явление советской действительности начала 1970-х гг. В то же время авторы отмечали, что это явление временное. Оно связано с нерешенностью проблемы реализации покупательского спроса и дефицитностью некоторых товаров, так как, «когда разумно удовлетворен спрос, умолкает страсть приобретательства».3

В «перестроечной» историографии о «потребительстве», «вещизме» и «иждивенческой психологии» авторы пишут более резко, отмечая массовый характер этого явления и серьезность данных социальных проблем в стране. В первую очередь исследователи констатируют изменение жизненных ориентиров молодежи. И.М. Ильинский, а также авторы работы «Исторический опыт и перестройка» (М., 1989), ссылаясь на результаты социологических исследований, проведенных в 1984 г. ИСИ АН СССР и НИЦ ВКШ при ЦК ВЛКСМ, отмечают, что в молодежной среде возникает «иллюзорная система социальных перемещений», основанная на степени овладения некой совокупностью материальных благ. В этот «набор» входят: импортная одежда и

1Комаров В.Е., Чернявский У.Г. Доходы и потребление населения СССР М, 1973. С. 136.

2Там же. С. 136.

3Там же. С. 137.

241

обувь, радиоаппаратура и видеотехника, изделия из драгоценных металлов1. Наличие таких массовых негативных явлений, как «вещизм», «психоз по поводу приобретения модной одежды» и формирование социальной иерархии,

основанной на «престижном потреблении», отмечают также

В.Т. Баринов,

А. Бутурлин,

Б. Ракитский2 и авторы ряда коллективных

монографий3.

В отличие от

авторов публикаций 1960-х гг., считающих

«мещанство»,

«вещизм» и «приобретательство» пережитками капитализма, в публикациях периода «перестройки» исследователи склоняются к мнению о советской природе данных явлений. Ряд исследователей приходит к выводу, что данные качества были сформированы социалистической системой в шестидесятые годы, так как именно в этот период «погоня за хорошей жизнью становится все модней, поскольку появляются широкие возможности достичь ее»4. По мнению Н.М. Римашевской и Л.А. Оникова формированию в СССР таких негативных социально-психологических явлений, наоборот, способствовали дефицит, скудность предложения, низкая культура потребления и отставание отечественной легкой промышленности5.

Вероятно, говоря об изменении отношения к потреблению, нужно говорить о комплексе причин. Одной из них, безусловно, является стремительно возросший фактический уровень благосостояния населения в 1950–1960-е гг.

Это способствовало возрастанию

потребностей и изменению отношения

к потреблению.

Фактическое

изменение

социально-психологического

восприятия советским населением предлагаемого государством уровня реализации потребностей, отметят в своих работах В.Е. Комаров, Б. Ракитский, У.Г. Чернявский и другие авторы. В частности В.Е. Комаров и У.Г. Чернявский в 1973 году напишут следующее: «Удовлетворенные в прошлом потребности населения в товарах и продуктах являются недостаточно эффективным критерием в наше время. Это особенно нужно подчеркнуть для нового поколения людей, которым нынешний уровень жизни представляется как нечто исходное, само собой разумеющееся»6. В период «перестройки» Б. Ракитский и авторы монографии «Социальная сфера в условиях перестройки»,

1Ильинский И.М. Наш молодой современник: Вопросы мировоззренческого воспитания // Социологические исследования. 1987. № 2. С. 18-19; Исторический опыт и перестройка. Человеческий фактор в социальноэкономическом развитии СССР. М., 1989.С. 260.

2Баринов В.Т. Региональные проблемы управления и планирования серы обслуживания населения. М., 1989; Бутурлин А. Критерий – укрепление законности. // Социалистическая законность. 1987. № 5; Ракитский Б. Деформации и перерождения социализма // Общественные науки. 1989. № 3.

3Народное благосостояние. Тенденции и перспективы М., 1991; Социальная сфера в условиях перестройки (советские исследования 1989 г.): научно-аналит. обзор. М., 1991.

4Исторический опыт и перестройка … С. 223; Руденко И. Идеалы, деньги, человек // Комсомольская правда.

1985. 21 августа.

5Народное благосостояние… С. 18.

6Комаров В. Е., Чернявский У. Г. Указ. соч. С. 137.

242

охарактеризуют данную позицию как «социально-экономический инфантилизм

общественного сознания», который

проявляется в

наивной

уверенности

в неограниченности материальных и

финансовых

ресурсов

государства,

которое якобы обязано удовлетворять потребности граждан независимо от того, как они трудятся и что производят1. По мнению исследователей, зарождение таких потребительских оценочных суждений в молодежной среде, явилось

итогом навязанного идеологией убеждения,

что бесплатное

образование

и медицинское обслуживание, относительно

дешевое жилье

являются не

перераспределением произведенного, а показателем заботы о своем народе.

О важности психосоциального фактора в оценке индивидуумом качества жизни социологи Л. Леви и Л. Андерсон пишут следующее: «Есть страны, где население было воспитано в ожидании «крови, пота и слез» и спокойно восприняло все это, потому что знало, для чего требуются такие жертвы. В этом случае приемлемое в разумных границах качество жизни (с точки зрения данного населения) сохранялось даже при фактическом весьма низком уровне жизни (например, китайский «большой скачок»). Напротив, можно так сориентировать население, что его ожидания повысятся до уровня, приходящего в явное противоречие с лимитами, определяемыми доступными ресурсами и интернациональными обязательствами. Такая «революция растущих ожиданий» может стать чрезвычайно мощным инструментом социального инжиниринга и реконструкции. Но она также может стать весьма разрушительной силой»2. На наш взгляд, сложно не согласиться с данным утверждением применительно к советской социально-экономической политике.

Вцелом, расширившийся ассортимент, возросшая доступность товаров,

атакже неоднократно подчеркиваемая правительством стратегия «максимального удовлетворения растущих потребностей населения» дали свои результаты – общество было психологически готово к максимализации потребления и считало удовлетворение своих потребностей основной задачей государства. Фактические же возможности производства разнообразной продукции в советской экономической модели, отставали от стремительно меняющихся запросов населения. Это отставание спроса от предложения увеличивалось в 1970–1980-е гг., достигнув своего максимума в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Но сформированная пропагандой ориентация на высокие жизненные стандарты, идущая вразрез с изменившейся реальностью, сохраняется. В рамках терминологии Л. Леви и Л. Андерсона, можно характеризовать ее как «обман растущих ожиданий». В этой ситуации, погоня за

1Социальная сфера в условиях перестройки … С. 13 ; Ракитский Б. Указ. соч. С. 11.

2Леви Л., Андерсон Л. Народонаселение, окружающая среда и качество жизни. М., 1979. С. 121.

243

качественными дефицитными вещами, обозначаемая как «потребительство»

и«вещизм», являлась попыткой населения реализовать уже сформированные потребности в иной экономической реальности. Таким образом, феномен «потребительства» в СССР является результатом как возросшего потребления

ипропаганды высокого уровня жизни, так и товарного дефицита, усилившего разрыв желаемого и действительного и обострившего данную проблему.

Ковальская С.И.

ЕНИ им. Л.Н. Гумилева, г. Астана

Источники изучения повседневности православных священников Тургайского уезда начала ХХ века

В связи с активно растущим интересом к социальной истории на постсоветском пространстве, проблематика повседневности становится все более популярной среди научного сообщества и изучается практически всеми гуманитарными науками. Преодолевая фрагментарность в истории, ученыеисторики вернули в контекст исследовательской практики повседневную жизнь человека, которая отражает не только объективную сферу его бытия, но и его

субъективность.

В то же

время, практически сразу обнаружились пробелы

в источниковом обеспечениидля дальнейшей разработки данной темы.

Основной

единицей

объединения населения Российской империи по

религиозному принципу являлся церковный приход. Приход представлял собой объединение людей, которые посещали один храм для отправления религиозных православных обрядов.

История православия в Казахстане насчитывает не одно столетие, однако до сих пор нет специального монографического научного исследования, посвященного анализу данного вопроса. В контексте взаимоотношений православия и ислама на территории Казахстана, крестьян-переселенцев и кочевого казахского населения не менее важным становится проблема изучения двустороннего взаимодействия и взаимовлияния. Миссионерская деятельность православных священников среди казахского населения и ее результативность также становится предметом специального изучения.

В данной статье, опираясь на различные исторические источники, нам бы хотелось проанализировать повседневную жизнь православных священников Тургайского уезда начала ХХ века, в обязанность которых входилo активное взаимодействие с казахским населением с целью противоисламской миссии и

244

распространения православной веры среди инородческого населения. С этой целью нами были изучены уникальные источники, хранящиеся в фондах Государственного Архива Оренбургской области. Среди них «Клировые

ведомости

церквей города Троицка, Верхнеуральска, Челябинска, Кустаная

и Тургая,

и уездов Троицкого и Челябинского»

173

фонда, а также отчеты

о деятельности противомухамедовской миссии

в

Тургайской области и

дневники священников и дьяконов 175 фонда Оренбургского Епархиального комитета православного миссионерского общества.

Изучив описи 175 фонда Оренбургского Епархиального комитета православного миссионерского общества, нам удалось обнаружить интереснейшие Отчеты о деятельности противомухамедовской миссии

вТургайской области, а также дневники священников и дьяконов. Среди них – дневник дьякона Павла Николаева и священника Александра Иваншина из Макарьевского миссионерского стана, рапорт священника Вячеслава Аманатского, священника Александра Серебрянникова, дневник миссионерасотрудника священника Введенского прихода Кустанайского уезда Ильи Пикашкина за 1903 год, дневник священника Георгиевский церкви г. Тургая Алексея Килячкова за 1902, 1903 и 1906 годы. Данные дневники вызвали огромный интерес с точки зрения изучения истории и культуры Казахстана

вуказанный период. Среди тем, нашедших отражение в дневниковых записях

перечисленных священников, можно встретить проблемы образования и религиозной ситуации среди казахов, описание обычаев и обрядов, а также проблемы землепользования, взаимоотношений с переселенцами, интереснейшие характеристики национальных характеров казахов и русских, степени толерантности по отношению к друг другу и многие другие вопросы.

При анализе дневников любого характера в качестве исторического источника необходимо ответить на три вопроса: кто автор; с какой целью был написан данный дневник, для того, чтобы выявить причины его создания и первоначальную функцию; а также определить предназначался ли дневник для последующей литературной обработки и публикации или нет. Ответы на

данные вопросы

и определят

степень источниковой

значимости,

а следовательно

– перспективы

их использования в

исторических

исследованиях. Дневники священников постепенно становятся объектом пристального изучения историков в рамках социальной, повседневной или устной истории. Среди российских авторов можно назвать Леонтьеву Т.Г., поднявшей проблему особенностей жизни и переживаний сельского священника, а также Бердинских В.А., вызвавшей интерес к приходскому

245

духовенству как активному субъекту в развитии краеведения XIX в. 1. В казахстанской исторической науке данный вид источников совсем недавно стал предметом научного исследования.

Все перечисленные выше дневники имеют различную степень источниковедческого накопления. Например, «Дневник миссионерских разъездов по окрестным по приходу заимкам и поселкам священника Александра Серебрянникова» представлен всего на двух маленьких листочках, на которыхприведена таблица мест, которые посетилданный священник, причем практически безо всяких комментариев2. Дневник Павла Николаева отличается тем, что дьякон много пишет по-казахски кириллицей, видимо хорошо знает язык. Дает перевод различных фраз и пытается их толковать. Основной материал дневника касается миссионерских бесед, споров вокруг Корана и Евангелия и т.п. 3.

В дневнике священника Ильи Пикашкина мы встречаем характеристику бесед с одним из казахов, под именем Карабай. Беседа ведется вокруг главной проблемы для Карабая –отсутствие внука и необходимостью новой жены для сына. Такая доверительность в беседе, видимо, вызвана тем, что сам Карабай былтамыром священника, о чем последний пишет на страницах своего дневника4. При этом уговоры И. Пикашкина отказаться от многоженства терпят фиаско, так как Карабаю нужен внук, и он вовсе не собираетсямириться с его отсутствием. При этом, признавая степень исламизации казахов, беседуя на предмет знания священной книги мусульман, священник отмечает, что «незнание Корана присуще всем киргизам»5.

Особое внимание в данной статье будет уделено дневниковым записям священника А. Килячкова, так как широта проблематики, информационная насыщенность его дневников, наличие собственного мнения и оценки по каждому из описанных событий или фактов, яркость и образность языка – все вместе вызвало огромную симпатию к автору. В его дневниках мы находим характеристику особенностей мусульманского паломничества среди казахов, исполнение основных религиозных норм и требований веры, а также трудности и препятствия на этом пути. Кроме того, автор уделяет внимание анализу степени распространения суфизма среди казахов, поднимает вопрос и о новокрещенных казахах, а также многие другие аспекты темы.

1Леонтьева Т.Г. Жизнь и переживания сельского священника (1881-1904 гг.)//Социальная история. Ежегодник 2000.-М.: РОССПЭН, 2000.-С. 34-56; Бердинских В.А. Приходское духовенство и развитие краеведения в XIX в.//Вопросы истории.-1998.-№10.-С.134-138

2ГАОО, Ф.175, Оп .1, Д. 25а, Л. 39 - 40

3ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 28, 142 листа

4ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д.28, Л. 142

5Там же.

246

Что касается детальных характеристик личности священника Алексея Килячкова, то нам известно только, что он – священник Георгиевский церкви г. Тургая начала ХХ века и совершал инспекционные поездки иногда в 500-600 верст. Священник отмечал, что «малые беседы и разговоры по религиозным вопросам приходится вести каждую неделю, а то и по несколько раз в неделю, при всяком удобном житейском случаях»1. Результатом этих поездок были отчеты и дневниковые записи, которые мы также анализируем в данной статье.

Пытаясь изучить его биографию, нам удалось привлечь к анализу уже упомянутые выше источники, а именно «Клировые ведомости…» 173 фонда ГАОО. Клировые ведомости назывались также списками лиц духовного ведомства или послужными списками духовенства. Состояли они из трех частей: в первую часть вносили сведения о здании церкви, о церковном имуществе и доходах, о наличии школы и богадельни; во вторую часть включались послужные списки причта. Она содержала: фамилию, имя, отчество, дату рождения (возраст указывался на основании метрических свидетельств), семейное положение, степень родства, сословие, образование, место службы, должность, награды, владение землей и недвижимостью, нахождение под судом. Кроме того, в них были внесены все дети членов причта, если даже они проживали отдельно от семьи. В третей части давались статистические данные по приходу.

Используя такой уникальный вид источников нам удалось восстановить основные штрихи биографии А. Килячкова. Алексей Ильич Килячков родился в 1869 году в семье крестьянина Самарской губернии и Самарского уезда в селе Шламки. Закончил Казанскую учительскую семинарию и в 1888 году стал заведующим Кустанайского русского училища, которым руководил вплоть до

1897 года. Затем

Епископом Оренбургским и Уральским Владимиром

А.И. Килячков был

рукоположен в священники и в 1898 году определен

в церковь поселка Михайловского Актюбинского уезда Тургайской области. По просьбе жителей города Тургая и уездного начальника вскоре был переведен в Георгиевскую церковь города Тургая. Его жена Ольга Платонова, дочь купца 2 гильдии города Иргиза, училась в Оренбургской женской гимназии. Супруги имели сыновей Виктора и Георгия. Никакой недвижимостью семья не располагала.

Что касается церкви, в которой служил А. Килячков в г. Тургае, то она была построена в 1851 году за казенный счет и освещена в 1852 году. Церковь была однопрестольная во имя Святого Великомученика и Победоносца

1 ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 40, л.15

247

Георгия. Здание было деревянным, покрытое железной крышей с колокольней. Книгами, утварью и ризницей церковь была снабжена достаточно. При церкви имелась библиотека. По штату церкви был положен священник и псаломщик.

Имя псаломщика Тургайской церкви в 1902 году Афанасий Родионович Чернышев, Самарской губернии, Бузулукского уезда, седа Романовки. Жена Мария Федоровна. Дети Анна, Владимир, Михаил, Клавдия.Церковным старостой с 1902 года служил Сергей Матвеевич Медянский, письмоводитель Тургайского уездного правления. Просфория – Марина Петровна Костылева, мещанская вдова города Тургая.

Земли пахотной на причте не было. Квартира для священника характеризуется как малоудобная с отоплением и освещением. Содержание священника в год составляло 650 рублей, кроме того, был положен паек и оплата найма денщика. Псаломщик получал от казны 120 рублей и по 60 рублей от города и от церкви. Доходная статья добровольного подаяния составляла 300 рублей в год. Церковно-приходской школы при церкви не было1. По всем характеристикам видно, что приход был не богат.

Алексей Килячков имел множество разнообразных наград и поощрений. Среди них благодарности Его Превосходительства Попечителя Оренбургского учебного округа за весьма полезную и усердную службу от 1896 и 1897 года; Архипастырское благословение 1900 года; благодарность за ревностное исполнение служебных обязанностей и благоповедение в 1902 и т.п.2. 20 сентября 1908 года А. Килячков был принят на службу в Омскую епархию3.

Обратимся теперь к его дневникам. Весь материал, сосредоточенный в его дневниках, можно условно разделить на пять групп: 1) мусульманство среди казахов; 2) характеристика общественно-политической ситуации в Российской империи и её влияние на ситуацию среди казахского общества; 3) влияние русского языка, образования и православной религии на казахскую культуру, в том числе проблемы новокрещённых казахов; 4) земельный вопрос и отношения с переселенцами; 5) характеристики, данные казахами и русскими по отношению друг к другу, и взаимоотношения между ними.

Можно сказать, что основной темой дневников А. Килячкова является характеристика мусульманства среди казахов, чему он посвятил немало страниц, подчеркивая при этом, что «Киргизы горой за религиозное воспитание и говорят, что сначала надо научить детей киргизскому закону, а потом

1ГАОО, Ф.173, Оп.9, Д.1557, Л.269-273a

2Там же.

3ГАОО, Ф.173, Оп.9, Д.1611, Л.812.

248

отдавать в русскую школу»1.

В дневниках приводится немало имен казахов, совершивших хадж, что поможет выявлению количества казахов, посетивших Мекку в дореволюционный период. Эти данные помогут постепенно выявить количество, а также социальный статус казахов, посетивших Мекку

вдореволюционный период. При этом автор пишет, что хадж могли совершить богатые и знатные, Оспан Чулаков, например. «Поехали известные муллы –

ОспанУтеевМакаринскойволости, ЖалялядинСатыбалдиев сын умершего ишана Сатыбалды Кара-Тургайской волости»2. При этом автор искренне

удивляется, что, например, купец из Троицка Абдулла Яушев – кутил, играл

вкарты, Богу не молился и вдруг тоже отправился в Мекку. Причем, все те, кто не отличался богобоязненностью и уважением, по возвращении из Мекки, по словам А. Килячкова, вели себя, чуть ли не как самые почетные граждане. Например, шестидесятилетний Тасберген, богатый человек, владелец 300

лошадей, особым уважением

не пользовался, а побывал в Мекке – почет

и уважение, поклоны и лесть,

ходжа! Над Таюкой все смеялись, что поехал

в Мекку замаливать грехи. Вернулся – все ему бьют поклоны, а сам он ведет себя как султан3.

Отмечая, что паломничество казахов Тургайского уезда в Мекку с каждым годом все увеличивается, А. Килячков объясняет эту растущую тенденцию двумя способами: религиозной потребностью и тщеславием. «Киргизы народ тщеславный; любит, чтобы его хвалили и уважали, а паломников (хажей) киргизы уважают, любят… как людей богомольных, а им это и нужно»4. Вопрос финансирования хаджа решался за счет рода и членов семьи, поэтому совершить хадж могли люди и совсем не богатые, а то и вовсе бедные, так как дающие надеялись, что хаджи помолятся за них в Мекке. Сумма, необходимая для хаджамогла равняться от 300-600 до 1100-1200 рублей.

В своем дневнике за 1903 год А. Килячковбольше пишет о муллах, отмечая при этом, что многие не могут передать смысл молитв, так как просто заучивают их наизусть без всякого смысла.Опять вспоминает про Сатыбалды и, что он ввел новый обычай за неделю до уразы несколько фанатично настроенных лиц поселять в мечети, где они не могли общаться и не принимали вместе пищу. По мнению А. Килячкова – это был почти «монастырь

1ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 40, л. 2

2ГАОО, Ф.175, Оп .1, Д. 25а, Л. 24

3ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 28, л.131

4ГАОО, Ф. 175, опись 1, Д. 28, л. 131-132

249

помусульмански»1.

В то же время из дневника священника Килячкова мы узнаем и об образованном мулле, чье серьезное отношение к исламу вызывает уважение у священника. «…Султан мне сообщил, что он недавно видел одного ученого молодого киргиза по имени АбдрахманМуртазин. Ему всего 20 от роду, или 22, не более. Учится он в Троицке. Хорошо говорит по-арабски, Коран знает прекрасно. Развит всесторонне. Имеет много книг. Думает поехать учиться в Аравию и изучить все, что относится к мусульманству. Знает многое

ио св. Евангелии Господа нашего Иисуса Христа. Муртазин выглядит серьезным человеком, посвятившим себя мусульманской науке и образованию вообще. Султан сообщил мне, что Абдрахман впечатление произвел очень хорошее и далеко де пойдет. Просил я султана пригласить к себе Абдрахмана

идать знать мне, но встретить его мне не удалось нигде. Наводили справки, в городе не оказалось»2.

Отдельно характеризует автор уразу, как один из главных постулатов ислама. «Ни один год ученики 2-х классного училища не держали уразу, но в 1906 году заявили, что ныне желают. Собрали экстренное собрание весь

учительский персонал и я. Говорили, что в училище это делать трудно, т.к. прислуги особой нет, которая бы ухаживала ночью за ними, варили

икормили их. Позвали повара и сторожа, те согласились и ночью кормить учеников. Оказалось, что ученики их подговорили. Потом стали уговаривать учеников младших отделений, что у них не будет сил заниматься от уразы, но

иони сказали, что от больших учеников не отстанут и уроки будут хорошо учить – наш Бог в этом помогает. Стали говорить, что ведь вы не по своей воле не будете держать уразу, а по нашему желанию, но и на это мы согласились. Так принудительно мы были вынуждены уступить ученикам»3.

Подробнейшим образом священник описывает особенности проведения зикра у казахов, отмечая, что таковой проводится в Тургайской области только на Батпак-Каре. Ввел данный обычай ишан Сатыбалды, заимствуя его из

Бухары. После смерти ишана

продолжил руководить зикром его сын.

В процессе обычно принимает

участие человек 40-50 и, по мнению

священника, зикр очень нравится казахам. Впечатление же самого автора от зикра было удручающим и тягостным: «Входим, о, ужас! Шум, крик, зов, слышны дикие голоса, то грубые, то хриплые, то визгливые на распев. Мы оторопели. На что боек писарь и тот попятился, струсил. Впечатление от крика

1ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 28, л.128

2ГАОО, Ф. 175, опись 1, Д. 28, л.133

3ГАОО, Ф.175, Оп. 1, Д. 40, л.14 об.-15

250