Xlv Плачу во время тяжелой болезни. 1640

МНе, даже не скажу, как тяжко, нету сил,

Стенаю, плачу я, боль, снова боль: их боле,

Чем тысячи, я жду и новых тысяч, воля

Слабеет, гаснет дух, я руки опустил,

Заходит сердце, глаз блистание (светил

Краса) преходит в мрак, так гаснут свечи в поле,

В душе штормит, как в март, как в море брызги соли.

Что эта жизнь! Кто я, кто вы, я бы спросил!

Что мним мы о себе? Что б мы иметь хотели?

Сегодня важны мы, назавтра в гроб поспели:

Цветы — теперь мы кал, мы ветер, пена, стон,

Туман, ручей, роса, снег, иней, тени бледны,

А как тогда назвать деяния победны?

Они — один лишь страх, наполнивший наш сон.

Xlvii к друзьям, обступившим мою постель

ЛЮбимые мои, отводите вы взгляд

В слезах от тех палат, что раньше были телом,

Теперь же стали мне рассохшимся пределом,

Но не скорбите так, я смерти даже рад.

Теперь, когда "прощай" сказал любимый брат,

Сто тысяч раз вздохнув, при расставаньи в целом

С землей — своей сестрой, когда пожаром белым

Окутан дом души и стены в нем горят,

Жизнь кончена во мне. Плоть, дар моих чудесных

Родителей, гниет, но не в могилах тесных

Каких-нибудь — туман вы видите, и хлам,

И призрак пред собой. Горячка запоздала.

Смерть не найдет меня, ее бессильно жало.

Встает мой новый день. Друзья, спасибо вам.

Xlviii к самому себе

МНе вид ужасен мой, меня трясет, мне тошно,

Как только вижу нос, провалы глаз, темно

В глазах, хотя не сплю, тяжел мой дух, равно

Как веки тяжелы, недвижны как нарочно.

Жжет черный мой язык, лепечет он оплошно,

Все путая слова; душа зовет давно:

Утешитель, приди! Кал — моя плоть, говно.

Ушли врачи, меня исследовав дотошно,

И снова больно мне. Я — жилы, кожа, кость.

Сидеть мне — смерть, лежать — мучение и злость.

Ногам самим нужны носильщики не хуже.

Что слава, юность, честь, искусства и краса?

Когда твой час пробьет, все только дым, роса.

Все замыслы твои он умертвит к тому же.

Xlix к миру

ПОтрепанный корабль, игрушка злых штормов,

Мяч, скачущий в волнах, мой парусник усталый,

Что знал песок, и мель, и пену волн, и скалы,

До срока в порт, куда велит душа, готов.

Как часто в клочья ночь рвала мощь парусов!

И молния их жгла! Как часто мыслью шалой

Я путал норд и зюйд и думал: все пропало!

Все в щепки: мачта, шприт, шверт, киль — уж нету слов!

Сойди, усталый дух, сойди скорей на сушу!

Земли сей не страшись, она отпустит душу

Без страха, жутких мук в чудесный мир иной.

Прощай, проклятый мир: ты — море штормовое!

И здравствуй, отчий край, пристанище покоя,

Свет-замок, луч-дворец, о здравствуй, вечный мой!

Из Второй книги сонетов

VI Одиночество

В Дни одиночеств сих, что много одиноче

Замшелых уголков, болот, покрытых мхом,

Я вижу ту скалу, где никого кругом,

Лишь совы да иных молчащих тварей очи.

Вдали от всех дворцов, от публики, охочей

До радостей, гляжу, как, суетой влеком,

Вдруг человек погиб! Так: на песке наш дом,

Кто утром был нам друг, хулит нас ближе к ночи.

Грот, мрачный лес, стена, мрак, череп, камень, кость

Обглоданная — кем? не временем ли в злость?

В душе моей кипит мысль без числа и счета.

Люблю руины я, пусть невозделан клок

Земли, он мне родит, когда со мной мой БОГ,

А там, где Духа нет, все топи да болота.