Даркевич. И единую чашу.

Еще более ужасающие сцены Батыева раз­грома предстали глазам археологов в Киеве, Райковецком городке, в городах-крепостях Колодяжин и Изяславль во Владимиро-Волынском княжестве. В Киеве раскопаны гро­мадные братские могилы, в «городе Влади­мира» и на Михайловской горе — сгорев­шие, обвалившиеся жилища. В глинобитной печке одного из них спрятались, прижавшись друг к другу, две девочки-подростка, где их и застала гибель. Под руинами Десятинной церкви археологи расчистили тайник с че­ловеческими скелетами, здесь же лежали меч, топор, шлем, золотые и серебряные украше­ния. Судя по тому, что на дне ямы были най­дены заступы и ведра для вытаскивания зем­ли, киевляне предприняли отчаянную попыт­ку прорубить выход из-под церкви к склону горы, но погибли под рухнувшими сводами.

В небольших городах-крепостях Киевской и Владимиро-Волынской земель — Райковец­ком городище, Колодяжине, Изяславле сот­ни трупов погибших от огня и меча лежали там, где их настигла смерть. Останки стари­ков, женщин и детей обнаружены под обва­лами сгоревших построек и внутривальных жилых клетей, на площадях, на дне оборо­нительных рвов, в подземных тайных ходах из крепости. Профессиональные воины, во­оруженные мечами, в шлемах и кольчугах, пали в узловых местах обороны. Всего в ма­ленькой Райковецкой крепости погибло бо­лее полутора тысяч человек. Захватчики ис­требили и всю домашнюю живность: лоша­дей, коров, свиней, овец. В этих местах уничтожение всего живого было настолько тотальным, что хоронить своих мертвых было некому. Пали огражден­ные каменными укреплениями города на реке Збруч — левом притоке Днестра (городища Богит и Звенигород), где войска Батыя про­шли в конце 1240 года. Немногие уцелевшие местные жители, вернувшиеся после ухода врагов, увидели остатки сгоревших домов и рухнувшие стены. Возле лежали успевшие частично разложиться, растерзанные хищны­ми зверями трупы людей, расчлененные до­машние животные. Поскольку в этих местах грунт скальный, останки жертв хоронили в основаниях жилищ, углубленных в извест­няк, в ямы, расщелины среди камней. Раз­рубленные туши животных также сваливали в естественные и искусственные выемки. Все засыпали камнями вперемешку с землей, уг­лями, обломками посуды XII—XIII веков. На костях заметны следы ударов холодным ору­жием. На сожженном селище Бабина доли­на рядом со Звенигородом в одной печи ле­жал череп ребенка и обгоревшие кости, в другой — скорченный скелет подростка.

Рассказы об ужасах нашествия передава­лись из уст в уста. Атмосфера всеобщего страха, фатальное отношение к неминуемой гибели парализовало волю к сопротивлению. Летописцы живо ощущали это настроение: «И было видеть страшно и трепетно, как в христианском роде страх, и сомнение, и не­счастье распространялись. Мы согрешили — и наказаны, так что жалко было видеть нас в такой беде. И вот радость наша преврати­лась в скорбь, так что и помимо своей воли мы будем помилованы в будущей жизни». «Тогда было смятение большое по всей зем­ле, и сами люди не знали, кто куда бежит».

Готовясь предстать перед ликом Божьим, в осажденных городах спешно принимали схиму; даже закаленные в боях военачаль­ники помышляли прежде всего о загробном спасении. Когда сыновья владимирского кня­зя захотели выйти через Золотые ворота против неприятеля, то Петр-воевода остано­вил их такими словами: «Нет мужества, и разума, и силы против Божьего наказания за наши грехи». В глазах средневековых лю­дей общенародная историческая трагедия была сродни опустошительным голодным годам или моровому поветрию, косившему десятки тысяч людей. С самого начала своих кровавых походов, когда «зло простерлось на всех», завоеватели, несомненно, учиты­вали психологическое воздействие полити­ки устрашения.

_Кощунственно выглядят попытки некото­рых отечественных (наиболее известный из них Л. Н. Гумилев) и зарубежных истори­ков доказать, что монголы, не оставлявшие после себя ничего живого, «действовали в духе своего времени», а в глобальные зах­ватнические войны для установления миро­вого господства они якобы оказались втяну­ты чуть ли не помимо своей воли. Положе­ния Л. Н. Гумилева, изложенные им в кни­гах «В поисках вымышленного царства», «Древняя Русь и Великая степь» и других, к сожале­нию, нашли многих привер­женцев. Во второй полови­не XII — первой трети XIII века, когда наступил расцвет древнерусской культуры, Гу­милеву видится «золотая осень цивилизации». ХШ век провозглашен им «старчес­кой болезнью этноса», вре­менем ожесточения междо­усобных войн и «спада пассионарности», то есть осо­бой политической и боевой активности. Согласно Гуми­леву, монголы не ко всем русским городам проявляли враждебность и мститель­ность. «Злым городом» был объявлен толь­ко Козельск.

В трудах специалиста по древним тюркам в роли страдальцев выступают «татарские витязи». Не считаясь ни с письменными ис­точниками, ни с археологическими фактами, он стремится всячески преуменьшить мас­штабы бедствия, принесенного ими на Русь. По Гумилеву, главной бедой было не нашествие «орды многотабунной», а «железный натиск крестоносного Запада на Прибалти­ку», покушение на зону влияния Новгорода. «Запустение и «погибель Русской земли» про­изошли не по вине злых соседей, а вслед­ствие естественного процесса — старения этнической системы, иди что тоже, сниже­ния пассионарного напряжения».

Кажется, маститому ученому невдомек, что древнерусская народность еще только завер­шала свое становление, а что касается «пассионарности», то вспомним хотя бы о поле Куликовом. Удивительно читать, что «горо­да, не успевшие во время сдаться, страдали недолго. Так как монголы нигде не оставля­ли гарнизонов, то «подчинение» носило чис­то символический характер. После ухода монгольского войска жители (откуда они могли бы взяться? — В. Д.) возвращались домой, и все шло по-старому».

Л. Н. Гумилев — мастер удивительных от­кровений. Например, причиной разгрома Владимира, Чернигова, Киева он считает ту­пость правителей и их советников-бояр, а сама же тупость как поведенческий стерео­тип — «это симптом финальной фазы этно­генеза — обскурации, после которой этнос переходит в гомеостаз». И вообще, оказыва­ется, что « Русь монголами не была ни подчи­нена, ни покорена». Значит, татаро-монголь­ского ига вообще не существовало? В стрем­лении избежать «банальных версий» Гуми­лев утверждает, что поход Батыя по масшта­бам разрушений сравним с обычной междо­усобной войной русских князей. Он искрен­не полагает, что по сравнению с «рыцар­ственными» монголами поведение русских князей и пленников, поставленных в безвы­ходное положение, оставляло желать лучше­го. «Такое снижение патриотизма указыва­ет на спад пассионарное древнерусского этноса».

Если отвлечься от подобных панмонгольских идей, то каковы же действительные по­следствия монгольского нашествия на Русь? Они были поистине катастрофическими. Сотни поселений, небольших городков и го­родов, столиц земель-княжений - культур­ных и административных центров, где про­цветали дальняя торговля и все виды ремес­ленного производства, были стерты с лица земли. Жизнь во многих из них так и не вос­становилась.

Слово современникам событий: «Был го­род Рязань, и земля была Рязанская, и ис­чезло богатство ее, и отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее — только дым и пепел; и церкви все погоре­ли... Не стало в городе ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный». Все города, взятые монголами, постигла такая же участь. Владимирский епископ Серапион: «Кровь и отец, и братья нашея, аки вода многа, землю напои; князий наших, воевод крепость ищезе… множайша же братья и чада наша в плен ведени быша; села наши ляди­ною (молодым лесом. — В. Д.) поростоша, и величество наше смирися; красота наша погыбе... труд наш погании наследоваша; земля наша иноплеменником в достояние бысть».

Резко снизилась численность населения, причем наиболее жизнеспособной его час­ти,— тяжкий для Руси демографический спад еще долго давал о себе знать. Погибли или были расхищены неисчислимые материаль­ные и художественные ценности. Сгорели монастырские и княжеские библиотеки, мно­жество икон русского и византийского пись­ма. Только кое-где среди руин возвышались закопченные оскверненные церкви, некогда расписанные лучшими художниками. Мас­сы квалифицированных ремесленников за­воеватели угнали в Каракорум и города Зо­лотой Орды на Нижней Волге, при раскоп­ках которых археологи находят вещи рабо­ты русских мастеров. А на Руси оказались в упадке целые отрасли ремесла, например, ювелиры перестали применять сложную тех­нику перегородчатой эмали, черни, зерни, скани. Не оставалось ни сил, ни средств на монументальное строительство: каменное зодчество переживало кризис. Усилия народа были направлены скорее на выживание, чем на творчество или создание сильной го­сударственности. Продолжались распри меж­ду русскими князьями, поощряемые победи­телями («разделяй и властвуй»).

Монгольское нашествие задержало разви­тие русской культуры на целых полтора сто­летия. До завоевания города, как главные интеллектуальные, купеческие и ремеслен­ные центры, несмотря на некоторое отста­вание и ярко выраженную специфику, раз­вивались по западноевропейской модели: князь и его администрация старались не кон­фликтовать с общенародным собранием-ве­чем, решавшим местные проблемы. Подъем русских городов, как и на Западе, приходит­ся на XI—XII века. Но в период господства Золотой Орды княжеская власть, поддержи­ваемая золотоордынскими ханами, стала го­раздо жестче. Движения за независимость от сеньоров, сложные цеховые организации и купеческие объединения (отчасти за ис­ключением Новгорода и Смоленска} в усло­виях постоянного гнета оказались нежизне­способными. Были перерезаны традицион­ные пути сообщения: Русь оказалась отре­занной от передовых государств Востока и Запада, а, как известно, изоляционизм неиз­бежно приводит к отсталости. Наступил «ин­формационный вакуум».

Земля опустошена, грады порушены («км же несть числа»), близкие погибли или уве­дены в полон — «и величество наше смирится». Многолетнее чужеземное владычество, сопровождавшееся опустошительными набе­гами, поборами и всяческими унижениями, и ныне проглядывает в некоторых чертах народного характера, как и в отношении к православной церкви, сыгравшей значитель­ную роль в конечном падении ига. «Русский человек горд своим смирением... Русская душа отдает себя церковному коллективиз­му, всегда связанному для нее с русской зем­лей» (Н. А. Бердяев. «Судьба России»}. T

Период подчинения монголам — это вре­мя суровой духовной дисциплины, внутрен­ней сосредоточенности и аскетизма. Такой душевный настрой помогал собраться с си­лами, воля к борьбе крепчала — и вот 1380 год, Куликовская победа, когда «безбожный царь Мамай», бросив свои разбитые рати, бежит «в излучину моря». Прошло еще сто лет, прежде чем Русская земля окончательно освободилась от завое­вателей. Но след той трагической эпохи тя­нется до наших дней.