2. Мессианские надежды различных религиозных группировок

В эпоху Иисуса Христа иудаизм представлял собой определенную общественно-религиозную систему, которая была основана на вере в Единого Всемогущего Бога и на основании Торы регулировала буквально все сферы жизни.

Грамотные богословы, знавшие как письменную, так и устную Тору и умевшие ее правильно истолковать, в Новом Завете называются книжниками. «Они играли роль не только богословов, но и юристов, занимая видное положение в обществе» [13, c. 18]. Кроме этого, они обучали молодежь толковать Закон, переписывали Священное Писание, могли выступать судьями.

Если книжники были теоретическими знатоками письменного и устного Закона, то соблюсти его во всех деталях старались фарисеи. И хотя исполнять Закон было обязанностью каждого иудея, лишь они видели в этом главное дело жизни и веры.

В своем учении они были хранителями традиционных верований, что можно заключить из слов Господа, Который оправдывает их теоретическое учение, но обличает за характер и поступки. Должно быть, и мессианские представления их находились в русле традиционного учения.

В политическом плане фарисеи чаще всего представляли собой пассивную, а иногда и весьма активную оппозицию правящему режиму. Протоиерей Александр Смирнов утверждает: «во всех движениях и волнениях иудеев против римского владычества непременно принимали некоторое участие фарисеи» [12, c.453]. Отсюда можно заключить, что мессианские чаяния, с которыми зачастую связывалось представление о перевороте во внутренней и внешней жизни иудейства, особенно напряженными были среди фарисеев.

Патриотизм, практическое благочестие и невысокий уровень в сословной иерархии были причинами популярности фарисеев среди иудейского народа, для которого они были своего рода эталоном праведности. «Они имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с молитвами или принесением жертв, происходят только с их разрешения», – говорит Иосиф Флавий [3].

Как книжники, так и фарисеи в те времена взяли на себя полномочия учителей и вождей избранного народа. Но, взяв на себя такую ответственную миссию, книжники и фарисеи сами были далеки от духовной жизни. Как отмечает архиепископ Вениамин (Пушкарь): «Религиозность книжников и фарисеев ограничивалась одной лишь обрядностью чисто внешнего характера. Искреннее раскаяние, смирение и усердная молитва были чужды и книжнику, и фарисею» [11, c. 17].

Разумеется, такие духовные вожди народа и сами были далеки от спасения, и паству вводили в заблуждение. Вот почему в Евангелии мы так часто слышим грозные обличительные слова Спасителя, обращенные к книжникам и фарисеям. За это они возненавидели Христа, не признали в Нем посланного Богом Спасителя и предали Его смерти. Таким образом, «религиозные вожди Израиля, думавшие, что своим благочестием они способствуют наступлению Мессианского Царства, сами того не зная, отвернулись от истинного Мессии и стали ждать лжемессию» [11, c. 18].

Оппонентами фарисеев, по богословскому, политическому и социальному факторам были саддукеи.

В социальном отношении саддукеи представляли собой в основном священническую элиту: к саддукейской партии принадлежало знатное священство, которое имело в своих руках значительную власть, ибо стояло во главе Синедриона и состояло из людей очень зажиточных.

«Богатая иерусалимская священническая аристократия по своему социальному положению сильно отличалась от основной массы священников, рассеянных по всей стране» [13, c. 23]. И, если фарисеи по большей части стремились к свержению существующей власти, то саддукеи были консервативны, так как на римский порядок опирались их авторитет и благоденствие.

Занимая такое положение, саддукейская партия естественно не склонна была желать перемен, боясь потерять блага, которыми в данный момент пользовалась. «Отрицая будущую жизнь и воскресение, они, естественно, приходили к тому, что единственной целью существования считали достижение земных благ» [11, c. 17].

Поэтому в эпоху Иисуса Христа они уже потеряли свой авторитет среди иудеев. «Народ, уважавший фарисеев за их веру и патриотизм, ненавидел саддукеев, которые открыто смеялись над народной религией, проводили явно антипатриотическую политику и грабили население» [11, c. 17]. По слову Иосифа Флавия: «влияние их настолько ничтожно, что о нем и говорить не стоит» [3].

В религиозном мировоззрении саддукеи были исключительно приверженцами письменной Торы. Они решительно отвергали все, что было связано с устным преданием, будь то устная Тора или вера в воскресение и ангелов. «По большому счету их мало интересовали чисто богословские вопросы. Этим отчасти и объяснялось негативное отношение к устному преданию, всевозможным спорам и новым мнениям на эти темы, особенно когда их высказывали миряне, например фарисеи» [13, c. 21]. Такова (клерикалы против движения мирян) была главная причина противостояния саддукеев и фарисеев.

Еще одним существенным пунктом различия саддукейского воззрения с традиционным иудейским было учение о посмертной судьбе человека и последних днях мира. «Саддукеи отрицали не только воскресение мертвых, но и вообще продолжение существования души за гробом, а также посмертной награды и наказания. Учитывая, что иудейская мессиология почти неразрывно была связана с эсхатологией, естественно допустить, что своеобразное учение саддукеев о конечной судьбе человека должно было так или иначе отразиться на их мессианских верованиях» [12, c. 461].

Возможно, они пришли к выводу, что «грядущее блаженное царство Мессии должно быть не сверхмирным даром Бога, а естественным результатом собственной самодеятельности человека: если вся судьба людей определяется исключительно только их свободною волею, то следовательно и будущее их блаженство всецело обусловливается их подготовленностью и личными заслугами» [12, c. 462].

Еще одно движение среди палестинских иудеев, под названием ессеи, резко отличалось от остальных своим сепаратистским характером. Они удалялись от городской цивилизации, а значит, и от официального иудаизма, и жили в пустыне вдоль западного побережья Мертвого моря.

Это были пустынники, объединившиеся в общины, чем-то похожие на монастыри, сознательно удалившиеся от городской цивилизации, считая ее погибшей во грехе. С одной стороны, они были иудеями, верными Закону Моисееву, ожидали скорого пришествия Мессии, именовали себя «сынами света» и осознавали себя как общину избранников Божиих, с которыми Бог заключит «новый союз». С другой стороны, они не желали иметь ничего общего ни с Иерусалимским храмом, оскверненным, по их мнению, не только язычниками, но и священством, то есть саддукеями, ни с фарисеями или какими-либо другими официальными проявлениями иудейской религии.

«В храм они доставляют пожертвования, но сами они не занимаются жертвоприношениями, признавая другие способы очищения более целесообразными. Поэтому им запрещен доступ в общий храм и они совершают свое богослужение отдельно. Впрочем, это наилучшие люди, которые всецело отдаются земледельческому труду», – рассказывает о них Иосиф Флавий [3].

Сохранившиеся сведения о ессейской секте позволяют предположить, что скорый приход Мессии занимал не самое важное место в их религиозной системе. Они вряд ли могли признавать Мессию как освободителя своего народа от тягостей, так как сами отделили себя от него. Едва ли они ожидали и наступления блаженного будущего царства, в котором иудеи будут наслаждаться духовными и земными благами. Обособившись в отдельную замкнутую секту и составляя «чистое и святое общество», ессеи должны были придти к мысли, что «обетованное пророками блаженное царство осуществилось в их объединенной религиозной общине, существование которой лишало мессианскую идею, как ожидание земного царства Израиля, всякого основания» [12, c. 464].

Если ессеи и связывали с приходом Мессии какие-то надежды на лучшее, то, в силу своего сепаратизма, они относили их только к своему закрытому обществу, «считая своих соотечественников, не принадлежащих к их секте, далекими от нравственной чистоты и потому недостойными высших благ» [12, c. 469]. «Самое большее, что можно допустить, это существование чисто идеалистических представлений о господстве в будущем в среде сынов Израиля нравственной чистоты и святости» [12, c. 464].

Самыми страстными мессианистами в то время были зилоты, которые пытались насильственно ускорить явление Мессии. Иосиф Флавий выразительно называет их «мальчишками, которые были готовы отдать свою жизнь за национальное освобождение Израиля. Все, кто стремится к самоусовершенствованию, должны твердо решиться расстаться с жизнью со славой и почетом», – учили их предводители [3].

Они возмущались как против Ирода-идумеянина, так и против римлян. Организованные в небольшие группы, они совершали вооруженные нападения по всей стране. Считая только Бога своим Царем, они открыто призывали иудеев на борьбу с римлянами.

«Приверженцы этой секты во всем прочем вполне примыкают к учению фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога», – сообщает Иосиф Флавий [3].

Большую роль в жизни иудейства того времени играли прозелиты – язычники, принявшие Моисеев Закон. По направлению духовной жизни они ближе всего стояли к иудейской диаспоре. Похожесть их религиозных взглядов объясняется в первую очередь тем, что обращение язычников велось главным образом иудеями в рассеянии, которые относились к ним с большей терпимостью, по сравнению с жителями Палестины. Таким образом, мессианские представления прозелитов тоже были непосредственно близки воззрениям иудеев диаспоры.

В отличие от палестинских иудеев, самаряне вряд ли примешивали к образу Мессии какие-нибудь политические мечты о всемирной монархии или подчинении всех народов. «Нужно предполагать, что самаряне в своих мессианских ожиданиях опирались главным образом на Пятикнижие Моисея; а так как здесь с особенной ясностью говорится о пророческом служении Мессии (Втор. 18: 15-18), то самаряне ожидали в лице грядущего Мессии прежде всего учителя-пророка, подобного Моисею» [12, c. 449]. Подобные верования выражаются в словах самарянки, обращенных к Иисусу Христу: «Вижу, что Ты пророк» (Ин: 4, 19), ведь, как только самарянка увидела в Нем великого пророка, знающего ее тайны, в голову ей сразу же пришла мысль: « Не Христос ли Он» (Ин: 4, 29).

Но служение Мессии не ограничивалось, по представлениям самарян, только пророческим. Наименование «Спаситель мира», которое они прилагали к Христу, дает понять, что Мессия должен был придти ради спасения всех без исключения людей, не ограничиваясь только иудеями. «Вследствие этого, самаряне стояли, кажется, ближе к истине, чем коренные иудеи, руководимые книжниками и раввинами» [12, c. 450].

«Самое явление Мессии рисовалось в представлении иудейских книжников как событие необычайно торжественное: Мессия выступит на дело служения как могущественный царь и посланник Божий в сопровождении небесного воинства (Ездр.3: 13); все будет трепетать пред ним, как пред судией и владыкой всемирного царства (Кн. Ен. 46, 48)» [12, c. 357].

Но не все иудеи смотрели на Христа как на земного царя, более духовные люди видели в Нем Спасителя, Который искупит человека от рабства греха, водворит «на Земли мир, в человецех благоволение», призовет к Себе «всех труждающихся и обремененных» и устроит вечное Божие Царство.