А.С. Донченко, Т.Н. Осташко, История ветеринарной медицины. Древний мир - начало ХХ века

вотных составлял 4,4 %. Всего крупного рогатого скота в Томской губернии в 1913 г. насчитывалось до 3 млн голов (всех видов животных — до 10 млн). Многомиллионное поголовье на обширнейшей территории обслуживали 71 ветеринарный врач (48 командированных и 23 штатных пунктовых) и 68 фельдшеров.

Руководство Томской губернской ветеринарной службы считало главным условием искоренения ПВЛ организацию стационарной участковой сети по типу земской с 45—50-верстным радиусом каждого участка (всего 65 участков). Каждый участок должен был находиться под постоянным наблюдением штатных ветеринарных врачей, а командированный персонал следовало присылать в помощь участковому. Потребность в стационарной участковой ветеринарной организации обосновывалась на материалах, изданных по итогам борьбы с ПВЛ скота в Томской губернии за 1913 г.: «Вне участковой системы нет борьбы с повальным воспалением легких. Болезнь эта по инкубации чрезвычайно длительная, по течению — хроническая, скрытая, стационарная. Это не чума — летучая и скоротечная; она и по существу, и характеру своему предполагает постоянную организацию. Если чуму благодаря короткой инкубации можно оценить, все строго учесть, уничтожить и уехать в следующий очаг, то здесь, наоборот, нужно полгода, год, а иногда и более, чтобы убедиться до некоторой степени в достигнутом благополучии. В этой коренной разнице лежит и неуспех современной борьбы: если при чуме еще можно в силу необходимости бороться временным персоналом и летучим способом, то при перипневмонии эта система недействительна».

Эпизоотия повального воспаления легких рогатого скота захватила и области Степного края. В Акмолинскую область болезнь заносилась с гуртами, формируемыми в Монголии, Семиреченской и Семипалатинской областях. В середине 1912 г. в Акмолинской области ввели обязательный убой больных и подозрительных в этом заболевании животных с выдачей компенсации за них, а также прививки всему подозреваемому скоту. Первый опыт применения этих мер показал, что полное искоренение ПВЛ требует большого количества ветеринарных врачей, поскольку бессистемная работа приводит только к напрасной трате огромных средств. Местные ветеринарные силы были малочисленны, поэтому пришлось сосредоточить борьбу с инфекцией в наиболее неблагополучных местностях. В 1913 г. на территории Акмолинской области было обнаружено 100 неблагополучных по ПВЛ населенных пунктов. Наибольшее количество заболевших животных выявлено в Омском уезде, где числилось 256 крестьянских поселений, 25 ка-

341

зачьих поселков и 7 киргизских волостей. Здесь было создано 13 ветеринарных врачебных участков. Обследование началось в июне 1912 г., когда выявили всего 2 неблагополучных по ПВЛ населенных пункта, к концу года таких пунктов насчитывалось уже 51. Эти цифры характеризуют истинные, но скрытые до поры, масштабы распространения заболевания.

Массовые прививки, проведенные в 1911—1912 гг. на территории Западной Сибири и Степного края, дали огромный экспериментальный материал, обобщенный в отчетах ветеринарных вра- чей. Негативные последствия прививок наблюдались повсеместно: чаще всего появлялась припухлость кожи хвостов в местах прививок. В тех случаях, когда опухоль достигала больших размеров, концы хвостов приобретали веретенообразную форму, происходило размягчение связок, омертвление кожи и отпадение концов хвостов. Такого рода осложнения ветеринарные врачи Акмолинской области зафиксировали в среднем у 1 % привитых животных. В редких случаях (0,1 %) опухоль распространялась по хвосту вверх и отпадал весь хвост. Гибель животных в результате прививки или отпадение у них целых хвостов вызывали резко негативное отношение населения к прививанию. В отдельных случаях значи- тельный процент «жестокой реакции» деморализующе влиял и на ветеринарных работников. Один из них, ликвидировавший эпизоотию ПВЛ на территории Томской области, с горечью писал об этом так: «Ветеринар, прибывший для наблюдения в привитое им стадо, встретив безнадежно страдающих от последствий прививки до 10—15 % животных, готов опустить руки, потерять веру в свою работу; опасливо смотрит в сторону стеной окруживших его хозяев больного скота…».

Подобные опасения были не напрасны. Когда стало внедряться массовое обязательное прививание скота против ПВЛ, на территории Томской губернии произошло крестьянских волнений больше, чем за предыдущие 15 лет. Томский губернатор в апреле 1913 г. выдал предписание полиции обеспечить прививание скота. Привлечение полицейских к участию в прививочной кампании оказалось мерой вполне уместной. Так, попытка провести прививки против ПВЛ в деревне Алабуга (Барнаульский уезд, лето 1913 г.) завершилась столкновением местных крестьян, вооруженных кольями и ружьями, с отрядом полиции численностью 150 че- ловек. В ходе столкновения одного крестьянина ранили, 25 полицейских были избиты. Власти арестовали и отдали под суд 43 жителя Алабуги.

Разнообразие условий, при которых приходилось делать прививки в зараженных пунктах, погрешности в технике проведения

342

массовой вакцинации и сложность точных наблюдений над привитыми животными не давали возможности сделать строго науч- ный и однозначный вывод об эффективности этой меры. Тем не менее в 1911—1913 гг. были получены ценные данные о реакции на различные типы привитых культур, о стойкости и продолжительности иммунитета привитых сильными и слабыми культурами. Положительные результаты от прививок были получены в Тобольской губернии. Так, у животных, привитых в 1911 г. в 33 пунктах Ялуторовского уезда, в 1912 г. наблюдалось слабое развитие болезни только в 11 пунктах. Со временем положительные результаты прививок становились все очевиднее: животные, привитые и оставленные вместе с больными, не заболевали в течение нескольких лет. Состоявшееся 3 сентября 1913 г. в Томске совещание ветеринарных работников определило прививку как основную меру борьбы с ПВЛ, а убой больных животных — как вспомогательную.

В ходе ликвидации эпизоотии повального воспаления легких крупного рогатого скота не прекращались споры внутри ветеринарного сообщества относительно предпочтительности тех или иных мер борьбы с болезнью. «Материалы по перипневмонии скота в Томской губернии за 1913 г.» (Томск, 1914) определяли меру убивания больного и подозрительного по заболеванию скота как самую эффективную: «К пониманию и усвоению законности этой меры должно быть направлено все старание, чтобы она имела успех, ибо и население, и врачи, и администрация оказались сбитыми с толку неудачным применением прививок и требуется большая постепенность, осторожность и тактика в восстановлении попранного. Идеальная, культурная мера прививок преждевременно брошенная широкой волной в широкую массу без тщательной научной проверки, оказалась дискредитированной».

Борьба с эпизоотией повального воспаления легких крупного рогатого скота в 1910—1913 гг. выявила научную неразработанность многих важных вопросов. В частности, не было надежных методов диагностики заболевания ПВЛ. Огромное число «видимых и невидимых хроников» осложняло противоэпизоотическую работу. В «Материалах по перипневмонии скота в Томской губернии за 1913 г.» отмечалось: «В старых очагах приходится констатировать хроников (подлежащих ликвидации) даже до 50 % наличного состава скота. Эта группа требует внимательного и скорейшего научного и экономического изучения, так как в зависимости от того значе- ния хроников (активность или индифферентность) определяется рациональность тех или других мероприятий. Отсюда вытекает не-

343

обходимость в точном выяснении степени вирулентности и летуче- сти контагия, ибо в этом отношении в последнее время мнения людей науки слишком расходятся, а в практике благодаря этому создаются различные приемы, сбивающие с толку врачей, население и проч., например в отношении карантинных сроков (3—5—6 месяцев), обезвреживания кож, дезинфекции помещений, навоза, кормов, утилизация мясных продуктов и т. д. На этих данных должны быть построены меры борьбы с перипневмонией».

Эпизоотия повального воспаления легких крупного рогатого скота ускорила решение вопроса об открытии в Омске ветери- нарно-бактериологической лаборатории. Вопрос об учреждении

âОмске такой лаборатории обсуждался неоднократно. В 1891 г. по настоянию ветеринарного инспектора Акмолинской области В. П. Михайлова местная администрация выделила средства на ее организацию. Планировалось, что лаборатория займется изучением перипневмонии, чумы крупного рогатого скота и других инфекционных болезней животных, а также изготовлением вакцин, сывороток и диагностических препаратов. В 1893 г. было закуплено оборудование, но открыть лабораторию не смогли из-за отсутствия средств на содержание штата. В 1908 г., в самый разгар чумной эпизоотии, в Омске состоялось совещание ветеринарных вра- чей Западной Сибири и Степного края под председательством на- чальника Ветеринарного управления МВД В. Ф. Нагорского. Собравшиеся вновь возбудили вопрос о создании в Омске окружной лаборатории, которая занялась бы выработкой различных вакцин для всей Западной Сибири, а также специальным изучением повального воспаления легких рогатого скота. Острая потребность

âтакой лаборатории мотивировалась тем, что Степной край и Западная Сибирь являются стационарными очагами чумы крупного рогатого скота, сибирской язвы, повального воспаления легких крупного рогатого скота, меры борьбы с которыми необходимо разрабатывать на научной основе.

Омская бактериологическая лаборатория начала работать в конце 1910 г. в 2 небольших комнатах ветеринарно-фельдшерской школы. Большую роль в ее организации и развитии сыграл акмолинский ветеринарный инспектор А. Ф. Дорофеев. Он лично ходатайствовал перед председателем Совета министров П. А. Столыпиным об отпуске средств из фондов Министерства внутренних дел Российской империи. За бактериологической лабораторией в Омске был закреплен статус центральной (окружной). В ее задачи входило: вести исследования в первую очередь по ПВЛ крупного рогатого скота, готовить прививочный материал, проводить кур-

344

сы повышения квалификации для местных ветеринарных врачей. В феврале 1911 г. Ветеринарное управление МВД высказалось за перенос массового производства перипневмонической культуры на территорию Западной Сибири. Петербургская лаборатория МВД командировала своего сотрудника для организации в Омске производства вакцин и сывороток против сибирской язвы, ПВЛ крупного рогатого скота, рожи свиней и других болезней животных. С 1913 г. Омская лаборатория приступила к исследованиям по выяснению устойчивости иммунитета у животных, привитых культурой ПВЛ крупного рогатого скота. Для ознакомления с результатами этой работы Ветеринарный комитет МВД направил в Западную Сибирь (август, 1913 г.) специальную комиссию в составе членов Ветеринарного комитета А.А. Раевского и Н. П. Пештича, заведующего Самарской ветбаклабораторией П. В. Жоховского и ассистента Петербургской ветеринарной лаборатории Р. А. Фрайбергера.

К открытию Третьего всероссийского съезда ветеринарных врачей (декабрь 1913 — январь 1914 г., Харьков) очаги эпизоотии ПВЛ в Азиатской России, включая Западную Сибирь, не были ликвидированы. Съезд обсудил несколько докладов о распространении заболевания в регионе и мерах борьбы с болезнью. На основе этих материалов особая комиссия выработала проект постановления по борьбе с ПВЛ крупного рогатого скота, который и был утвержден. В документе подчеркивалось, что противоэпизоотические меры должны быть четко спланированы и скоординированы одновременно во всех губерниях и областях Российской империи, т. е. должны осуществляться по единому общегосударственному плану. Съезд рекомендовал: в тех регионах, куда эпизоотия ПВЛ заносится извне и имеет ограниченное распространение, борьбу с болезнью необходимо вести путем обязательного убоя больных и подозреваемых в заражении животных. Там же, где повальное воспаление легких крупного рогатого скота имеет стационарный характер и широко распространено (преимущественно в регионах Азиатской России), кроме убоя скота следует применять предохранительные прививки. Съезд признал, что борьба с ПВЛ наиболее эффективна при введении ветеринарно-участковой системы, обеспечивающей поголовное обследование скота в неблагополучных районах, своевременное обнаружение и убой больных животных, тщательное наблюдение за привитыми.

Окончательно ликвидировать повальное воспаление легких крупного рогатого скота на территории Азиатской России удалось только при советской власти, объединив усилия государственных органов, ветеринарного персонала и местного населения.

345

Сап лошадей

Сап как инфекционная болезнь лошадей, опасная и для человека, был описан гиппиатрами и врачевателями Древней Греции и Римской империи. Вегеций Ренат назвал сап ìalleus (от греч. «злая болезнь») и подразделил его по локализации на носовую и кожную формы. До открытия возбудителя сапа и экспериментального доказательства его роли в заражении ветеринары и медики высказывали различные мнения о причине и сущности этой болезни. Некоторые французские и немецкие ученые XVIII в. смешивали сап с мытом лошадей и считали, что «сап принадлежит к мыту» или «сап происходит от мыта, вогнанного внутрь». Они отрицали контагиозность сапа, некоторые даже утверждали, что сап может произойти «от холодного пойла после разгорячения» или «в результате истощения организма лошади». В XIX в. легочную форму сапа смешивали с туберкулезом, пневмонией. Своих сторонников имела и контагиозная теория. В XIX в. в Западной Европе экспериментальным путем было доказано заражение здоровых лошадей от больных через прямой контакт, а также через инфицированные корма, воду и предметы ухода за животными. Открытие возбудителя сапа (bact. mallei), получение чистой культуры и опыты на животных (Леффлер и Щютц, 1882, 1886) окончательно подтвердили правильность взглядов приверженцев контагиозной теории на причину и сущность сапа как инфекционной болезни.

Большинство российских ученых-ветеринаров XVIII—XIX вв. придерживались контагиозной теории происхождения сапа. И. С. Андреевский (1759—1809), заведующий кафедрой скотоле- чения Московского университета, сап («носатик») лошадей считал болезнью «весьма опасной» и «прилипчивой», а причиной ее — «заразительную материю». Г. М. Прозоров, профессор Петербургского ветеринарного отделения Медико-хирургической академии, задолго до открытия возбудителя сапа выдвинул (1843) свое предположение об этиологии этой болезни — теорию «живых существ». «Саповая зараза, — отмечал Г. М. Прозоров в работе «Отношение человека к природе, влияние на человека заразных болезней, свойственных животным», — есть продукт живого существа… подобно семени, она требует известной почвы для своего развития; подобно живому существу, она имеет свои законы, которым остается верной в своем образовании, проявлении, размножении и распространении».

В 1849 г. К. П. Юневич защитил одну из первых магистерских диссертаций по ветеринарии — «Сап лошадей». В то время различали две клинических формы сапа — носовую и кожную. Во

346

второй половине XIX в. сап лошадей стал одним из основных объектов изучения российских ученых, ветеринаров и медиков (Х. И. Гельман, О. И. Кальнинг, Е. М. Земмер, В. Е. Воронцов, К. М. Хороманский, А. А. Владимиров, В. В. Феддерс, С. Н. Вышелесский, Д. С. Руженцев, Н. Е. Цветков и др.). В 1883 г. российский ученый Н.П. Васильев установил тождественность (единство возбудителей) этого заболевания у людей и животных. К такому же выводу пришел и другой российский ученый Н. Д. Монастырский, он же впервые указал на изменчивость бактерий сапа. Заражались, как правило, люди, контактировавшие с больными животными, — конюхи, кузнецы, ветеринары. Неоднократно заражение происходило во время опытов с возбудителем сапа в бактериологических лабораториях. Так трагически погиб один из открывателей маллеина О. И. Кальнинг (1891).

Российский ученый Х. И. Гельман (Санкт-Петербург) получил вытяжку из сапных бактерий и назвал полученный препарат «маллеин» (от лат. названия возбудителя сапа). Одновременно с Х. И. Гельманом, но независимо от него, аналогичный препарат получил военный ветеринарный врач О. И. Кальнинг и тоже назвал его «маллеин». Этот препарат обладал способностью выявлять скрытые формы болезни. В 1891 г. специальная комиссия подтвердила диагностическое свойство маллеина и рекомендовала его к использованию в ветеринарной практике. Изучение сапа стало одной из главных задач организованного в 1891 г. эпизоотологического отдела Института экспериментальной медицины, который возглавил Х. И. Гельман.

Препарат для ранней диагностики сапа сразу не получил всеобщего признания, развернулась острая полемика между сторонниками и противниками его использования. На одном из заседаний (25 октября 1895 г.) Российского общества ветеринарных врачей в Санкт-Петербурге военный ветеринарный врач С. С. Евсеенко отстаивал необходимость широкого применения маллеина, тогда как его оппоненты утверждали, что препарат «не заслуживает никакого доверия», так как, во-первых, не гарантирует точности диагноза, а во вторых, введение его под кожу небезопасно из-за возможного заражения сапом. Отметим, что созданный в России маллеин с 1895 г. был официально разрешен для диагностики сапа во Франции, позднее его стали применять и в других европейских странах.

В XVIII—XIX вв. сап среди лошадей был широко распространен в различных странах Европы и Азии. Так, например, в первой половине XVIII столетия только на одном конном заводе в Венг-

347

рии было убито около 20 тыс. больных животных (Гутира Ф., Марек И., 1930). Во Франции в первой половине XIX в. ежегодно от сапа погибали десятки тысяч лошадей. В Германии до 1880 г. сап наблюдался особенно среди лошадей, занятых в промышленности и на строительстве железных дорог. Частые вспышки этой болезни и падеж лошадей нередко разоряли владельцев конных заводов. В 1880-х годах многочисленные случаи заболевания сапом регистрировались в крупных городах Европы среди лошадей конных парков. Начиная с 1880-х годов в странах Западной Европы стали законодательным путем вводить меры по борьбе с сапом лошадей: с 1880 г. — в Австрии, Бельгии и Германии, с 1881 г. — во Франции, с 1882 г. — в Румынии, с 1886 г. — в Швеции, с 1888 г. — в Венгрии, с 1890 г. — в Голландии, с 1892 г. — в Англии, с 1893 г. — в Дании, с 1897 г. — в Болгарии, с 1901 г. — в Италии. В результате применения жестких мер в ряде европейских стран сап был ликвидирован уже в начале XX в. (Калугин В. И., 1971).

В России сап лошадей был распространен с давних времен, однако официальные сведения об этой болезни в письменных источниках малочисленны. До 1880 г. регистрировались только те случаи заболевания, которые ветеринарный надзор учитывал при осмотре лошадей на ярмарках и торгах, сдаче их в армию, вызове ветеринарного врача владельцем больного животного. В 1884 г. в Российской империи были введены законодательные меры по борьбе с сапом с обязательной регистрацией случаев заболевания. На протяжении второй половины XIX в. количество заболевших сапом лошадей постоянно увеличивалось. Глава Ветеринарного управления МВД Н. П. Пештич, автор статьи «Распространение сапа в России и борьба с ним» (журнал «Архив ветеринарных наук», 1912, ¹ 11—12), сообщил: в 1881—1910 гг. из 60 губерний европейской части России незараженными сапом оставались лишь 4—6; в 1896—1905 гг. из 17 губерний Азиатской России — 4— 5. Сап наносил ощутимый экономический ущерб: в каждой 5-й губернии Российской империи от него ежегодно погибали 800—1000 и более лошадей.

На территории Азиатской России сап регистрировали ежегодно в течение всего XIX и в начале XX в. В Западной Сибири сап лошадей имел стационарное распространение, особенно неблагополучной считалась Томская губерния. Сап постоянно регистрировали также в степных и лесостепных районах Акмолинской и Семипалатинской областей, граничивших с Киргизской степью. На территории современного Казахстана сап был выявлен экспедицией преподавателей Харьковского ветеринарного училища,

348

которая в 1853 г. впервые определила это заболевание в Букеевской степи. В 1850—1860 гг. ветеринарная служба России не имела точного представления о масштабах распространения болезни в районах Приуралья и Средней Азии. Специальные исследования начались в 1890-х годах в Уральской (А. П. Петровский), Тургайской (В. Я. Бенкевич), Акмолинской (Д. Н. Касаткин и А. Ф. Дорофеев) и Семиреченской (В. Н. Колпаков) областях. В Акмолинской области сап был установлен в 1896 г. Неблагополучные пункты находились в основном в Петропавловском, Кокчетавском, Акмолинском и Атбасарском уездах. С 1896 по 1911 г. в Тургайской области было убито 1188 сапных лошадей, ежегодно (в среднем) насчитывалось более 50 неблагополучных по сапу населенных пунктов. Заболевание в Акмолинской области не имело тенденции к снижению: с 1812 по 1914 г. было убито более 4 тыс. сапных лошадей (Ветеринария Казахстана, 1970).

Âначале XX в. наблюдалась устойчивая тенденция к росту числа заболеваний. В Акмолинской области, например, в 1909 г. заболела сапом 151 лошадь, в 1910 г. — 163, в 1911 г. — 284, в 1912 г. — 357, в 1913 г. — 259 лошадей. В сентябре 1910 г. в этом регионе было введено постановление об обязательном убое сапных лошадей. До этого сап регистрировали большей частью случайно и главным образом среди лошадей Сибирского казачьего войска, так как поселковые атаманы более тщательно составляли донесения о наличии заразных заболеваний. После введения в Акмолинской области постановления об обязательном убое больных животных сап стали выявлять в крестьянских хозяйствах и в табунах киргизов-кочевников. Больше всего больных сапом лошадей обнаруживалось у крестьян и меньше — у войсковых казаков.

«Тобольских губернских ведомостях» 29 марта 1910 г. опубликовали постановление о предупреждении и прекращении сапа на лошадях. Этот документ, составленный на основе общегосударственных установок, можно считать типичным и для других сопредельных территорий. Суть этих установок заключалась в следующем: «§ 1. При появлении на лошадях болезни, выражающейся истечением из носа или опухолью подчелюстных желез, или желваками и язвами на коже в разных частях тела, владелец заболевшей лошади обязан немедленно отделить больную от здоровых и о болезни заявить ближайшему ветеринарному врачу, или фельдшеру, или сельским и волостным властям, или уездной и городской власти. § 2. Чины полиции или сельские власти по получении заявления о появлении болезни, похожей на сап (§ 1), немедленно дают об этом знать ветеринарному врачу. § 3. Лошади, признан-

349

ные ветеринарным врачом сапными, немедленно убиваются.

§4. Убивание сапных лошадей производится полицией или владельцем животного в отведенном месте, с соблюдением необходимых мер предосторожности, по указанию ветеринарного врача.

§5. Трупы убитых лошадей немедленно зарываются с кожею на глубину не менее 3 аршин или сжигаются. § 6. Очистка и дезинфекция зараженных помещений, сбруи и прочего производится по указанию ветеринарного врача».

Согласно постановлению от 29 марта 1910 г. лошадей, признанных ветеринарным врачом подозрительными в заражении сапом, следовало обязательно подвергнуть маллеинизации. При отсутствии возможности установить диагноз с помощью маллеина животных помещали в карантин под ветеринарное наблюдение сроком до 3 месяцев. Лошади, хотя и внешне здоровые, но бывшие в одном дворе с теми, у которых установлен сап, считались подозрительными в заражении. Таких лошадей надлежало держать под ветеринарным наблюдением в течение 3 месяцев со дня падежа или убоя больных. В течение этого срока продажа подозрительных в заражении сапом животных запрещалась без особого на то разрешения ветеринарного врача. При обнаружении сапа на постоялых и извозничьих дворах полагалось их закрывать для проезжих лошадей впредь до прекращения карантина и надлежащей очистки дворов. Лошадей, пригоняемых на конские ярмарки и базары, владельцы обязаны были предъявить для осмотра ветеринарным врачам.

Большую заинтересованность в применении новых средств борьбы с сапом лошадей проявляла военная ветеринарная служба. В 1890 г. военный министр инициировал создание особой комиссии для всестороннего обсуждения вопроса о мерах борьбы с сапными эпизоотиями как на всей территории Российской империи, так и в армейских частях. Комиссия, состоявшая из членов Воен- но-медицинского ученого комитета и представителей ряда министерств, работала почти до конца 1891 г. и наметила новые направления противоэпизоотической деятельности. В частности, было предложено иметь в войсковых частях походные бактериологиче- ские лаборатории, оборудованные микроскопом и всем необходимым для быстрой и точной диагностики сапа, а также других заразных болезней лошадей. Такие лаборатории начали комплектоваться с 1893 г. в кавалерийских дивизиях и бригадах кавалерийского запаса. В 1895 г. диагностические кабинеты и бактериологические лаборатории были открыты в военных округах и корпусах. Но из-за недостатка кадров и оборудования сколько-нибудь заметной роли в ликвидации сапа они не сыграли.

350