3.3. Значение учения свт. Григория Паламы для современной отечественной культурологии и искусствоведения

5 декабря 2015 года в Ярославской духовной семинарии прошла научно-практическая конференция «Значение наследия святителя Григория Паламы для современного богословия» в рамках работы регионального этапа XXIV Международных Рождественских образовательных Чтений «Традиция и новации: культура, общество, личность»⁹⁴.

В рамках этой конференции Юрьева Т. В., профессор кафедры культурологии и журналистики факультета русской филологии и культуры ЯГПУ им. К. Д.Ушинского, доктор культурологии, прочитала доклад ««Свет в иконе: в контексте учения святителя Григория Паламы о нетварных энергиях»⁹⁵. Тем самым, мы полагаем, что она обозначило влияние наследия святителя Григория на отечественную культуру, проявившуюся, прежде всего в иконографии. Ее исследования стоит в целом ряду отечественных культурологов, исследовавших эту проблему. Укажем на работы Языковой И.К. и Дунаева М.М.

Московский искусствовед Языкова И.К. пишет: «Мистика исихазма, соединившая в себе глубокую молитву («умное делание», как говорили на Руси) и созерцание Фаворского света, оказала огромное влияние на иконопись в Византии и странах ее ареала, где в XIV веке происходит необычайный расцвет искусства. Этот период исследователи называют Палеологовским ренессансом, по имени правящей в Константинополе династии Палеологов. Но по существу этот духовный и культурный взлет был связан с той победой, которую одержал глава исихастов Григорий Палама над своими оппонентами, благодаря чему учение и практика исихазма распространились по всей восточно-христианской ойкумене, оказывая сильнейшее влияние на все стороны жизни общества. Свет – одна из основных категорий богословия иконы. Через свет катафатика и апофатика иконологии находят адекватную форму выражения. Но учение исихастов придало переживанию света в иконе особую глубину, остроту и наполненность. И в XIV веке свет, если можно так выразиться, становится «главным героем» иконописи»⁹⁶.

Профессор МДА, к сожалению, ныне покойный, Дунаев М.М. пишет о связи русской иконографии и паламитского исихазма: «Первое, что бросается в глаза при сравнении иконы древнего православного мастера и западного художника, – самый способ изображения. Западная манера – «реалистичнее», ближе к жизненному правдоподобию, тогда как на иконе, так же, как и на фреске (не будем разделять их, ибо между ними нет принципиальной разницы в осмыслении изображаемого), мы сразу же замечаем целую систему «условностей» – плоскостность, обратную перспективу, нарушение пропорций человеческого тела и многое другое, что резко отличает православную религиозную живопись от западной. Но суть не в этом внешнем различии – есть множество направлений и в светской живописи, также основанных на тех или иных эстетических условностях. Важно осознавать, что стоит за всем этим… Чтобы понять сущностную особенность православной религиозной живописи, необходимо вспомнить один важнейший богословский спор, совершавшийся в Византии на Соборах середины XIV столетия, – спор о природе Фаворского света, явленного Спасителем Своим ученикам, апостолам Петру, Иакову, Иоанну, в момент Преображения»⁹⁷. Именно бестеневая техника написания икон становиться отличительной особенностью русской иконографии, считает автор. Западные же иконы реалистично изображают привычные для этого мира светотени, например, в знаменитой рафаэлевской «Мадонне».

Кроме указанных авторов, можно назвать множество других современных работ по русской иконе, в которых многократно повторяется мысль о связи русской культуры и византийского исихазма, например, исследования Козарезовой О.О.⁹⁸ Успенского Л.А.⁹⁹, прот. М. М. Фортунато¹⁰⁰, Филатова В. В.¹⁰¹, прот. И. Цветкова¹⁰² и многих других.

Не надо думать, что эта связь русской иконографии и исихазма столь очевидна, что исследователи моментально ее обнаруживают. Еще в начале XX века в фундаментальной работе о. Павла Флоренского «Иконостас»¹⁰³ или лекции С.Н. Трубецкого «Умозрение в красках»¹⁰⁴ об этих связях не ничего не сказано.

Эта неочевидная связь исихазма и русской культуры становиться более зримой, если мы будем рассматривать древнерусское церковное пение, гимнографию, агиографию, церковную архитектуру, сам строй жизни русского человека. Однако исследовать эти многоразличные культурные генетические связи между паламитским исихазмом и культурой России не входит в задачи настоящего исследования – это разворачивающееся в настоящее время исследовательское поле еще ждет своих делателей.

В заключении этой третьей главы можно следующий вывод. Философско-культурологическая рефлексия наследия свт. Григория Паламы проявляется в современной богословской полемике вокруг богословия свт. Григория Паламы. Свт. Григорий Палама выступал как критик светской философии, однако и актуальность его наследия для именно для современной философской теологии, философии религии, антропологии, онтологии и гносеологии непреходяща. Вопрос о природе Божественного света в контексте учения Григория Паламы рассматривается в современной культурологии и искусствоведении при изучении русской иконографии. Иконография византийская, и вслед за ней древнерусская, не знает теней ‒ фаворский вечный божественный свет не оставляет ей места. В западной же католической иконографии изображения Божественного света вполне земное – с присутствием теней, так как по учению католиков благодать хоть и Божественная, но она сотворена Богом во времени. Связи русской культуры и византийского исихазма обнаруживаются также при изучении древнерусского церковного пения, гимнографии, агиографии, церковной архитектуры, самого строя жизни русского человека. Эти вопросы еще нуждаются в дальнейшей научной проработке.