Образ Христа в художественной литературе

Евангелие читать надо так, чтобы одним глазом смотреть сквозь себя на Христа, а другим – на современную свою повседневную жизнь…

М. Пришвин

Изображение Иисуса Христа в отечественной литературе, вплоть до ХХ века, практически отсутствует. Писатели долгое время не решались создавать его образ. В начале ХХ века Иисус в качестве литературного героя появляется в произведениях Л. Андреева, Д. Мережковского и других писателей. Теперь же наблюдается повышенное внимание к личности Христа. В мире хаоса, переоценки духовных ценностей образ Иисуса вновь становится высшим нравственным идеалом для человека. Использование в художественных произведениях евангельских сюжетов мотивируется также поисками новых средств художественного обобщения.

В произведении М. Булгакова «Мастер и Маргарита» евангельский сюжет об Иешуа и Пилате введен по причине его ассоциативной связи со многими проблемами произведения, он представляет собой как бы роман в романе, является своеобразным идейным центром.

Булгаковский Иешуа поражает своим милосердием: он жалеет своего судью Пилата; умирающий на иерусалимском солнцепеке, он просит у стражника дать попить распятому рядом с ним разбойнику. Сила Иешуа в его бескомпромиссности, в его верности самому себе.

Тема отступничества и предательства, суда и следствия составляет главный пафос книги Ю. Домбровского «Факультет ненужных вещей».

Христос и Антихрист как символы гуманного и антигуманного в людях и обществе составляют два лейтмотива романа. У Домбровского нет самостоятельного евангельского пласта. Повествование о Христе вплетается в основное действие: разговоры и споры героев. Сущность подвига Иисуса в романе объясняется необходимостью восстановления веры в человека. И те, кто выжил (главный герой Зыбин в их числе), сохранили веру в высокие гуманные начала и тем самым спасли мир, ибо как сказано в Библии (в романе цитируется это высказывание): «Погубивший единую душу, губит весь мир, а спасший невинного, спасет все человечество».

Свое художественное осмысление евангельского сюжета – спора Иисуса Христа и Понтия Пилата об истине и справедливости, назначении человека на земле предложил в романе «Плаха» Ч. Айтматов. Иисус видит смысл существования людей на земле в самосовершенствовании, следовании высоким гуманистическим идеалам добра, ради которых он готов принять смерть. Он твердо убежден, что именно тогда наступит «подлинная история расцвета человечности», когда люди, пройдя через страдания и наказания Страшного суда, которые они сами себе уготовили, возвратятся к этим простым и великим истинам.

Понтий Пилат не принимает гуманистической философии Христа, потому что считает, что человек – зверь, что он не может обойтись без войн, без крови, как плоть не может без соли. Смысл жизни он видит в могуществе, богатстве и сильной власти: «Людей не научат ни проповеди в храмах, ни голоса с неба! Они всегда будут следовать за кесарями, как стада за пастухами, и, преклоняясь перед силой и благами, почитать будут того, кто окажется беспощадней и могущественней всех, и славить будут полководцев и их битвы, где кровь хлынет потоками во имя владычества одних и покорения и унижения других».

Своеобразным духовным двойником Иисуса в романе является Авдий Калистратов. Он не только проповедник, но и борец, вступающий в поединок со злом.

Нравственный спор Авдия с Гришаном, главарем «гонцов» за анашой, в чем-то продолжает диалог Иисуса с Пилатом. Пилата и Гришана объединяет неверие в человека, в социальную справедливость. Но если Пилат проповедует «религию» сильной власти, то Гришан - «религию кайфа».

Бессильным кажется Авдий перед силами зла «Его сначала жестоко, до полусмерти, избивают «гонцы» за анашой, а затем, как Иисуса распинают молодчики из «хунты» Обер-Кандалова. Но не напрасна жизнь Авдия,

Боль его души, его страдания за людей, его нравственный подвиг заражают других «мировой болью», побуждают вступить в борьбу со злом.

Возвращение к Христу как нравственному идеалу вовсе не означает стремления писателей угодить возрождающемуся религиозному сознанию современников. Оно обусловлено, прежде всего, идеей спасения, обновления мира, лишенного «имени святого».