- •Минобрнауки россии
- •Глава I Английские и континентальные традиции научной жизни и их проявление в ранних работах Джона Ди 43
- •Глава I Английские и континентальные традиции научной жизни и их проявление в ранних работах Джона Ди
- •147 Ibid.
- •Глава II
- •2.3 Труд «Пределы Британской Империи» и его значение в истории английской колонизации
- •3.3 Джон Ди в повседневной жизни: некоторые особенности быта ренессансного интеллектуала
- •Заключение
- •Литература
- •149 Ibid.
- •364 Ibid.
- •377 Ibid.
- •169 Ibid.
- •175 Ibid.
- •253 Ibid.
- •258 Ibid.
- •281 Ibid.
- •285 Ibid.
- •290 Ibid.
- •304 Ibid.
- •359 Ibid.
- •362 Ibid.
Минобрнауки россии
Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
На правах рукописи
04.2.01 1 54293 "
Упадышев Владислав Викторович Джон Ди в интеллектуальной жизни английского Возрождения
07.00.03 - «Всеобщая история»
Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор Басовская Н.И.
Москва - 2011
Содержание
04.2.01 1 54293 " 1
Глава I Английские и континентальные традиции научной жизни и их проявление в ранних работах Джона Ди 43
147 Ibid. 70
307 1ыа. 122
Заключение 157
Имя Джона Ди (1527-1608), выдающегося интеллектуала Елизаветинской Англии, незаслуженно мало звучало в отечественной историографии. Между тем, изучение творчества и личности ученого, оказавшегося на пересечении эпох и географических ареалов распространения различных интеллектуальных традиций, может представлять значительный интерес для дополнения и расширения нашего понимания некоторых особенностей английского Ренессанса. Актуальность исследования определяется устойчивым вниманием к проблеме индивидуального сознаниёя личности Возрождения, изучение которой чрезвычайно важно для нашего понимания данной эпохи как в общеевропейском масштабе, так и в рамках отдельной страны. Вовлеченность Ди в культурные и политические процессы в Англии и за ее пределами позволяет говорить, что влияние идей, высказанных в его трудах, выходит за рамки его времени.
Фигура ученого неизменно привлекает внимание исследователей. На примере Джона Ди мы можем увидеть комплексную картину личности эпохи Ренессанса. Сложность возникает при попытке обнаружить принадлежность Ди к какой-либо определенной интеллектуальной или духовной традиции. Наблюдающиеся уже длительное время расхождения историографических оценок его жизненного пути лишний раз подтверждают, что Джон Ди сам по себе является интересным для исследователя «человеком-проблемой». В различных работах в качестве доминирующих факторов, объясняющих жизненный путь ученого, избираются отдельные сферы его занятий, соответствующие, зачастую, даже разным периодам его жизни. Ди получил первоначальное образование в образцовой среде гуманистов, филологов и литераторов Кембриджа, но знаем мы его, главным образом, как специалиста
по математике, геометрии, навигации, географа и астронома-астролога. Ди являлся увлеченным и вдохновенным популяризатором науки и распространения образования (в том числе и внеуниверситетского), но одновременно с этим не был чужд эзотерического знания и спиритических практик. Наконец, наряду со всем этим, он автор политических трудов, обозначивший флот в качестве главной силы островного государства и одним из первых включившийся в компанию по пропаганде расширения границ Британии за счет приобретения территорий в Новом Свете.
В настоящем исследовании не ставится задача исчерпывающего описания всех обстоятельств жизни Ди. В данном случае мы планируем обратиться к тем составляющим диапазона его интересов и письменным свидетельствам интеллектуальной активности, которые могут предложить новое понимание его личности. В отличие от сложившейся историографической традиции, в которой первостепенное значение имеет выяснение приверженности Ди к тем или иным философским, духовным и интеллектуальным течениям, в рамках настоящей работы мы считаем небезынтересным обратить внимание на вопросы самосознания, характерных черт личности и индивидуальных ценностных ориентиров ученого. На наш взгляд, представляется возможным рассматривать в первую очередь эти категории в качестве некоего «общего знаменателя» различных сфедэ творчества Джона Ди, основы для направления деятельности на протяжении всей его жизни.
Объектом исследования является творческое наследие Джона Ди в различных областях знания.
Предметом - мировоззрение и самосознание английского интеллектуала Джона Ди.
Хронологические рамки исследования совпадают со временем жизни Джона Ди - 1527-1608 гг.
Целью настоящего исследования является реконструкция
декларируемых взглядов и стоящей за ними «личной позиции» Джона Ди в ключевых сферах его интеллектуальных занятий, определивших место ученого в контексте английского Возрождения.
Исходя из цели работы, предполагается решить следующие исследовательские задачи:
проанализировать ситуацию, сложившуюся в научной жизни ренессансной Англии к моменту появления Ди на исторической сцене, получения им образования и формирования жизненных целей и научных пристрастий;
рассмотреть взгляды Джона Ди на законы устройства мира, которые он считал принципиальными, и особенности его собственного понимания целей науки;
исследовать, насколько возможно, в контексте его политических воззрений и практических планов в общественно значимых сферах его гражданскую позицию;
изучить главные побудительные мотивы в области оккультных, научных и практических занятий;
на основании полученных данных подвергнуть анализу основные характерные черты самосознания и самопрезентации Ди, проявившиеся как на страницах письменных трудов, так и в повседневной жизни.
Основу источниковой базы исследования, привлеченной для решения поставленных задач, составляют, главным образом, две группы документов: нарративные источники (основные научные труды и политические сочинения) и документы личного происхождения (дневники и апологетические работы), вышедшие из-под пера Джона Ди на протяжении жизни. Нельзя не отметить, что особая роль в поиске и сохранении документов принадлежит Элиасу Эшмолу (1617-1692). Видный английский политик, убежденный роялист, поддержавший Карла II, государственный сановник, Эшмол был большим поклонником Джона Ди, увлекался астрологией, алхимией, интересовался его спиритическими практиками. Он не жалел сил и средств для приобретения принадлежавших Ди предметов, его работ и рукописей. Занимался он и поиском информации о жизни ученого.
Основными работами Ди, посвященными выработке некой «научной теории» и объяснению устройства мира, являются «Афористическое Введение» (1558 г.), «Иероглифическая Монада» (1564 г.) и
«Математическое Предисловие» (1570 г.).
В сфере «общественно-политической» деятельности Джона Ди в качестве источников, наиболее полно отражающих позицию ученого, мы рассмотрим петицию Марии I об открытии «Королевской Библиотеки» (1556 г.), труд «Британская Монархия» (1576 г.) и работу «Пределы Британской Империи» (1578 г.).
Среди документов, представляющих особую важность для характеристики индивидуального сознания Джона Ди, отметим в первую очередь «апологетические сочинения» - «Краткое перечисление» (1592 г.) и «Апологетическое Рассуждение» (1594 г.) и, конечно, источники личного происхождения - дневники и ряд писем, имеющих значение в данном вопросе.
Выбор данного комплекса источников объясняется главными задачами исследования: эти документы позволяют изучить три главных области интеллектуальной «практики» Ди - научную, общественно-политическую и «личную» сферу. В рассматриваемых трудах Ди нас будут интересовать, в первую очередь, не только сами по себе «научные данные» в различных областях знания, или политические построения как таковые. Мы, насколько это возможно, сосредоточимся на содержащихся в этих источниках личном отношении и отражении восприятия Ди науки и ее целей, политики, своих занятий, и, в конце концов, самого себя.
На протяжении жизни он стал автором гораздо большего количества произведений. В тексте «Апологетического Рассуждения» Ди приводит последнюю версию списка трудов, который он составил в качестве «свидетельства своей ученой жизни». Большая часть сочинений - рукописи (всего 48 наименований). К сожалению, большинство его трудов сейчас считаются утраченными, что в конечном итоге значительно затрудняет понимание и оценку историками многих аспектов его творчества. Возможно, содержание его работ с заголовками «Искусство Логики» или «300 Астрологических Афоризмов» могло бы дать нам больше информации о многих принципиальных моментах миропонимания Ди, но мы вынуждены довольствоваться тем, чем располагаем на сегодняшний день.
Научные (или скорее, научно-философские) сочинения периода Средних веков и большая часть таковых работ эпохи Возрождения, естественно, не были рассчитаны на широкий круг читателей и адресованы, прежде всего, представителям ученой элиты. В случае, если работа касалась «мистических» вопросов, то содержание работы и вовсе могло быть «закрыто» от посторонних глаз; даже если сам текст не был зашифрован, его смысл маскировался посредством метафор и необъясненных образов. Вместе с тем, эпоха Возрождения начала менять этот базовый принцип ограничения распространения наук не просто допуская, но и сознательно способствуя распространению знания на национальных языках. Этим трем тенденциям вполне соответствуют имеющиеся в нашем распоряжении научные сочинения Ди.
Работа «Афористическое Введение» («Афористическое Введение в отдельные, наиболее важные Качества Природы»), первая из печатных работ
Ди, была опубликована в Лондоне в 1558 г. на латыни и переиздана с небольшими корректировками текста в 1568 г. Этот труд может быть нам полезен как при характеристике оккультных и научных взглядов Ди, так и при выявлении некоторых особенностей личного отношения к науке. Эта работа, обращенная к вопросам астрологии, посвящена Джерарду Меркатору, одному из самых знаменитых членов лувенского кружка Геммы Фризия, под влиянием которого она написана. Она представляет собой 120 довольно сжатых «афоризмов», отражающих собственное видение Ди механизма «звездных влияний», и предваряется коротким предисловием. Нам представляется, что взгляд Ди на эти вопросы несколько отличался от распространенной традиции. Единственное современное ее издание1 было предпринято в 1978 г. под редакцией В. Шумахера (университет Калифорнии, Беркли, США), который выполнил сверку вариантов текстов и снабдил ее общими комментариями. По данному изданию «Афористическое Введение» и цитируется в настоящей работе.
В плане изучения представлений Ди о целях науки и способах получения знаний, нас будет интересовать и труд «Иероглифическая Монада», который был впервые опубликован в Антверпене в 1564 г. на латинском языке. Эта работа представляет собой пример герметического трактата, содержание которого автор стремился максимально «обезопасить» и скрыть от посторонних глаз. «Секретность» соблюдена настолько тщательно, что на сегодняшний день не представляется возможным даже сделать какие-либо однозначные выводы относительно философской системы этого сочинения. В общем виде можно заключить, что работа посвящена мистическому способу познания, посредством конструирования некой «схемы» мироздания - «Монады». Этот интегративный символ формируется автором в 24 «теоремах», представляющих собой некое подобие связного повествования. По правилам математической логики, выводы предыдущих теорем могут использоваться Ди для доказательства последующих, что, правда, мало облегчает понимание этой работы. Некоторые из теорем снабжены чертежами, наподобие геометрических, но «фигурами» в этих чертежах зачастую выступают алхимические, астрологические символы и даже буквы латинского алфавита.
По общему признанию исследователей, лучшим современным изданием этой работы является публикация 1964 г. К. Джостена,2 специалиста по истории науки, занимавшего пост хранителя Музея Истории Науки в Оксфорде. Оно снабжено комментариями и содержит весомое предисловие, в котором излагается собственная позиция Джостена относительно вопроса интерпретации этой крайне «зашифрованной» мистической работы.
«Математическое Предисловие» к первому английскому изданию «Начал Геометрии древнего философа Эвклида из Мегары» (Ди и его современники все еще путали Эвклида из Александрии - геометра - с Эвклидом из Мегар - философом) - еще один важный элемент для анализа воззрений Ди на науку и интеллектуальную традицию Англии и континентальной Европы. В этом сочинении ученый дает некое подобие классификации современных ему математических наук, прилагая их схему, подбирает каждой определение и формулирует различия между практической и мистической, «философской» математикой (той, которая необходима не только для утилитарного применения, но и для познания мира). Кроме того, в этой работе Ди уделяет внимание и вопросу распространения и адаптации научных знаний в «неакадемических» кругах, призывая к этому и университетских ученых, и практиков - ремесленников, механиков и т.д.
Текст не разбит на какие-либо подразделы, несмотря на намеченные логические части. Вместо этого, основные мысли этих логических частей обозначаются посредством комментариев, вынесенных на поля. Кроме того, те формулировки, которые автор считает важными, выделяются и с помощью шрифта.
Перевод и издание «Начал» были предприняты Генри Биллингсли в 1570 г. (Биллингсли, выпускник Кембриджа, впоследствии не стремился развивать ученую карьеру, зато стал Лорд-Мэром Лондона). Ди не только написал к нему «Предисловие», но и снабдил текст Эвклида комментариями и пояснениями. Это издание пользовалось популярностью еще век спустя и публиковалось во второй половине XVII в., в 1651 и 1661 гг. В настоящей работе используется факсимильный репринт «Предисловия» Ди из издания 1570 г.3
Работы Ди в общественно-политической сфере, также как и труды научной тематики, могут служить для характеристики не только конкретных взглядов в этой области, но и отражать особенности сознания ученого.
Петиция о создании «Королевской Библиотеки», написанная на английском языке, была подана Марии I в 1556 г. Она состоит из двух частей, озаглавленных «Ее Превосходнейшему Величеству Королеве» и «Статьи, касающиеся восстановления и сохранения древних документов и выдающихся авторов прошлого». Первая часть - типичное по форме «прошение подданного», полное эмоциональных аргументов и прославления мудрости монарха, вторая часть представляет собой конкретный план по устройству и наполнению библиотеки.
Этот документ не только сам по себе является интересным проектом в сфере общественного просвещения, но и отражает взгляд Ди на необходимые практические меры и его видение внутренней политики в данной области. Кроме того, в рамках настоящего исследования особо важно отметить возможности, которые предоставляет эта петиция для выявления черт личности и самосознания Ди. В этом сочинении обращает на себя внимание убежденность ученого в «разумности» государственной политики и согласованности ее целей с целями прогресса наук. Текст петиции цитируется по публикации в сборнике документов, выпущенном Четхемским историческим обществом в Манчестере в 1851 г. (Ди представлял для данного общества интерес как ректор манчестерского колледжа) под редакцией его президента Джеймса Кроссли.4
Для дальнейшей детализации политических взглядов Ди, его гражданской позиции и понимания своего места в английском государстве и обществе интерес для нас представляют две главные работы в этой сфере — «Британская Монархия» («Британская Монархия: во имя политической безопасности, изобильного богатства и блестящего состояния дел этого Королевства») и «Пределы Британской Империи» (в вышеупомянутом списке работ Ди именует ее также «Ее Величества Королевские Права на многие удаленные Земли, области и провинции»). Оба сочинения написаны на родном языке, а не на латыни.
«Британская Монархия» являет собой средоточие представлений Ди о внутренней политике, прежде всего в социально-экономической сфере. Эта работа была опубликована в 1576 г. в Лондоне, очень скромным тиражом и вовсе не предназначалась для широкой публики (подробнее об обстоятельствах ее появления мы будем говорить в соответствующем разделе настоящего исследования). Текст предваряется предисловием, состоящим из двух частей, в конце работы, в качестве приложения, Ди приводит две речи византийского философа и политического мыслителя Георгия Гемиста Плифона (ок. 1355 - ок. 1454). Основной текст труда разбит на ненумерованные подразделы, однако принцип, по которому проводится это разделение, установить проблематично.
В каждом из разделов могут присутствовать рассуждения по различным проблемам внутренней политики, к которым он периодически возвращается. Складывается впечатление, что в этом тексте Ди скорее следовал логике собственного, иногда довольно эмоционального, рассуждения и не строго планировал структуру работы. Привлекают внимание ученого и конкретные практические меры внутренней политики, и вопросы «политической безопасности», общественного «спокойствия» и «благосостояния».
В контексте настоящего исследования мы особо будем обращать внимание на имеющиеся в этой работе свидетельства представления ученого о своей роли в государстве и примеры самопрезентации, которые можно обнаружить и в предисловии, и в тексте работы, и даже на иллюстрации фронтисписа, собственноручно выполненной Ди.
Заметим, что эта работа должна была стать частью четырехтомного сочинения Ди «Общие и редкие замечания, касающиеся Превосходного Искусства Навигации», но был напечатан только этот первый том. В настоящем исследовании текст цитируется по репринтному изданию.5
Труд «Пределы Британской Империи», посвященный вопросам внешней политики, был написан в 1578 г., и в данном случае рукопись вовсе не предназначалась для публикации. Он содержит идеи внешнеполитического характера, пропаганду расширения границ Британии. Работа состоит из двух частей, появившихся с разницей в несколько месяцев. Она была написана по приказу Елизаветы, причем достаточно спешно, что очевидно и объясняет такое разделение. Появление этого труда связано с возросшим интересом власти к приобретению территорий в Новом Свете.
Первая часть - весьма сжатое повествование - здесь только обозначаются приблизительные территории возможных владений Короны и дается краткое «историко-легендарное» обоснование прав на них. Краткость объясняется, очевидно, спешностью и политической необходимостью - как раз в это время предпринимаются первые попытки основания англичанами постоянных поселений в Северной Америке (например, Мартином Фробишером, Хамфри Гилбертом), и возникает потребность в некой легитимации этого процесса. Вторая часть, основной массив текста, содержит гораздо более подробную аргументацию прав на эти земли; большое внимание уделяет Ди и призывам власть имущих развивать мероприятия по колонизации и противопоставить английское присутствие в этом регионе представителям других стран. Эта работа, можно сказать, продолжает некоторые линии политических проблем предыдущей работы.
Долгое время этот труд Ди считался безвозвратно утерянным, или же его существование вовсе ставилось под сомнение. Он был обнаружен в 1976 г., в составе поздней компиляции. Данное сочинение Ди было впервые опубликовано отдельным изданием6 в 2004 г. К. Макмилланом (университет Калгари, Канада), с максимально возможным сохранением особенностей оригинального рукописного текста Ди, его комментариями, пометками, вплоть до форматирования.
Поскольку одной из основных задач настоящего исследования является изучение вопросов самосознания и самопрезентации Ди, особое внимание стоит обратить на источники личного происхождения, которые могут содержать интересующие нас сведения в этой области. Касаясь данного вопроса, в первую очередь заметим, что отдельного автобиографического сочинения Ди не оставил. И в этом отношении интерес представляет, прежде всего, его дневник, охватывающий период с 1554-1601 гг. Несмотря на то, что в тексте обнаруживаются значительные (зачастую, в несколько месяцев) пропуски, он позволяет прояснить некоторые детали жизни и повседневных занятий ученого, особенно в последние годы, с середины 80-х до конца 90-х гг., которые освещены сравнительно подробно.
Дневник Ди - это не средоточие рефлексии и раздумий. Записи дневника обычно представляют собой достаточно сухое и сжатое протоколирование каких-либо изменений в привычном укладе жизни, экстраординарные события (смерть знакомых ему людей, погодные явления, пожары и т.д.), отдельные бытовые проблемы. Довольно тщательно записывались финансовые вопросы, например, доходы и расходы, жалование слугам, одалживание и займы денег. Дневник, конечно, не является исчерпывающим источником, охватывающим все стороны повседневного существования Ди - тщательно, ежедневно фиксировать все факты своей жизни он, вероятно, не планировал - но этот документ, несомненно, может помочь составить представление о тех обстоятельствах жизни ученого, которые не отражены в остальных его сочинениях.
Текст дневника впервые был опубликован в 1842 г. под эгидой Кэмдэнского исторического общества. В 1997 г. издательство «Kessinger Publishing», специализирующееся на публикации старинных и редких книг, выпустило репринт этого издания.7
Другой тип дневников Ди - «спиритический». В основном это протоколы спиритических сеансов, которые Ди практиковал в 80-е гг., преимущественно во время своего длительного путешествия по Европе 1583- 1589 гг. Большая часть текста представляет собой записи диалогов Ди, задававшего вопросы, и медиума, отвечавшего от имени «ангелов». Спиритический дневник содержит и некоторые дополнительные сведения об обозначенном периоде жизни на континенте. Анализ бесед с «ангелами» и «ангелология», воспринятая как мистический опыт, не являются в рамках настоящей работы самостоятельной задачей. Но ряд обстоятельств, связанных с самим фактом этих эзотерических увлечений, и некоторые вопросы, которые затрагивал Ди в процессе бесед, позволяют шире взглянуть на черты личности ученого и прояснить некоторые моменты его самосознания.
Впервые издание спиритического дневника было предпринято в 1659 г. Мериком Казобоном, сыном филолога французского происхождения Исаака Казобона.8 Стоит заметить, что эта публикация сыграла определенную роль в посмертной репутации Ди, закрепив за ним славу «колдуна». Добавим, что в издание Мерика Казобона не были включены некоторые периоды, например с 1581 г., начальной даты спиритических дневников, до 1583 г., времени отъезда Ди на континент, и за недостающими частями текста мы будем обращаться к специальному современному изданию этого фрагмента.9
Кроме содержания дневников, интересующие нас сведения, касающиеся индивидуального сознания Джона Ди, можно обнаружить в апологетических сочинениях, созданных ученым в конце жизни - «Кратком перечислении» (1592 г.) и «Апологетическом рассуждении» (1594 г.). Обе работы, так же как и дневники, были написаны Ди на ранненовоанглийском.
«Краткое перечисление» («Краткое перечисление Джона Ди, его почтительное объяснение и доказательство направления и пути его ученой жизни на протяжении последнего полувека») - своего рода пространная петиция, адресованная Елизавете, состоящая из четырнадцати глав. С ее помощью Ди надеялся обратить внимание на свои материальные проблемы и, кроме того, опровергнуть сплетни о «колдовстве». Среди всего комплекса документов по теме настоящей работы, этот источник представляет особую важность, так как содержит отдельные детали и сюжеты жизни Ди, написанные им намеренно, с целью создания своего «идеального» текстового образа. Это единственная подобная работа. Но все же этот труд нельзя назвать в полном смысле «автобиографическим» сочинением, так как изложение биографии не являлось его основной целью, такие эпизоды разбросаны по всему тексту и не охватывают полностью жизненного пути. В рамках настоящего исследования эта работа может быть нам интересна как источник ценных сведений по вопросам самосознания и самопрезентации ученого.
В настоящей работе используется текст этого труда из сборника «Автобиографические трактаты Доктора Джона Ди»,10 выпущенного Четхемским историческим обществом (хотя данное название не совсем верно - собственно «автобиографических» сочинений там нет). Данное издание «Краткого Перечисления» заслуживает наибольшего доверия. Оригинал этого документа пострадал во время пожара в Коттоновской библиотеке в 1731 г., где он в то время находился. К счастью, существуют как минимум две копии, появившиеся до этих событий. Первая была сделана Эшмолом в 1673 г. Вторая была опубликована английским историком Томасом Хиарном в 1726 г. в приложении к хронике Джона из Гластонбери. Именно из этого издания документ попал в сборник «Автобиографические трактаты ДоктораДжона Ди». Редактор, Д. Кроссли, в предисловии отмечает, что для этой публикации текст из издания Хиарна был «внимательно сверен с эшмоловской копией оригинального документа, сделанной до того, как он сгорел...».11 Таким образом, в нынешних обстоятельствах именно текст, опубликованный Кроссли, можно считать максимально достоверным.
В этот же сборник вошло и «Апологетическое рассуждение» («Письмо содержащее Краткое Апологетическое рассуждение, с ясным свидетельством законного, честного и искреннего Христианского направления Философских упражнений ученого Джентльмена»).12 Этот документ адресован Архиепископу Кентерберийскому, так как он имел прямое влияние на вопрос назначения на какую-либо оплачиваемую церковную должность, в получении которой нуждался Ди. Фактически, «Апологетическое Рассуждение» преследует ту же цель, что и «Краткое перечисление», но изложено гораздо короче и в подчеркнуто религиозном ключе. В этом документе, как мы говорили, Ди приводит последний список своих трудов.
Заметим, что большая часть сочинений из этого списка написана на латыни. Однако, среди сохранившихся работ и документов личного происхождения преобладает национальный язык. Стиль изложения Ди даже англоязычными исследователями признается довольно сложным для понимания. Предложения зачастую длинные, чрезвычайно громоздкие; некоторые представляют из себя нечто вроде «подмножеств» - одна мысль может включать другую, а та, в свою очередь, еще одну и т.д. (заметим, что такие конструкции употреблял отнюдь не только Ди, но в его письменной речи такие формулировки можно назвать особенно характерными). Иногда может осложнять понимание текста и типичная для ранненовоанглийского «риторическая», интонационная пунктуация (в противоположность «логической»). Например, эти отдельные мысли в составе одного пространного предложения могут быть выделены как двоеточиями, которые, в отличие от его современного понимания, означало «паузу средней длины»,13 так и запятыми, которые автор мог ставить там, где «чувствовал» интонационную необходимость короткой паузы.
Но в целом эти нюансы не представляют серьезной проблемы, так как на сегодняшний день особенностям грамматики, орфографии и пунктуации ранненовоанглийского языка посвящено достаточное количество специальных исследований и пособий.14 К собственному стилю Ди необходимо просто привыкнуть. Вместе с тем, названные особенности дают возможность практически в буквальном смысле «услышать» авторскую речь и лучше ощутить ее интонационное и эмоциональное богатство.
Кроме текстов Джона Ди стоит назвать и другие источники, обращение к которым происходило по мере необходимости. В сочинениях современников Ди - Джорджа Гиффорда, Френсиса Кокса, Джорджа Кэрлетона, посвященных критике астрологии, «колдовства» и подобных «сомнительных занятий»,13 можно обнаружить свидетельства отношения к герметической традиции и людям, связанным с ней. Представляют интерес работы Уолтера Рэли, Ричарда Хаклюйта, Хамфри Гилберта,15 посвященные темам политики и мореплавания - названные персоны связывает с Ди не только личное знакомство, но и сотрудничество в сфере освоения территорий Нового Света и планирования заокеанских экспедиций. Для прояснения некоторых деталей биографии ученого можно обратиться к знаменитому произведению Джона Фокса «Книга Мучеников», где Ди фигурирует в ряде эпизодов, и работе «Краткие жизнеописания» Джона Обри, в которой содержится биографическая заметка о Ди с включенными в нее свидетельствами людей лично знавших его.16 Кроме этого, по некоторым вопросам, требующим привлечения официальных документов и государственных актов, мы обращались к специальным тематическим сборникам.17
Методологическая база исследования. Настоящее диссертационное исследование проводилось с учетом концепций таких специалистов по истории субъективности как С. Гринблатт,18 М. Масух,19 разрабатывавших вопросы самоидентификации и самопрезентации личности. Главным тезисом исследователей можно назвать признание появления в Англии раннего Нового времени осознающего себя «индивида» и принципиальной возможности намеренного формирования индивидуального образа личности в созданных ею текстах.
Методологической основой данного исследования является аналитический метод, как главное средство познания человеческого прошлого,21 а так же историко-генетический и историко-сравнительный методы, основанные на принципах историзма, объективности и системности. Кроме того, в настоящей работе предполагается совмещение макроисторических и микроисторических подходов22 для расширения нашего понимания определенной исторической фигуры как с точки зрения культурного и интеллектуального контекста эпохи, так и в плане комплекса проблем индивидуального сознания. Стоит отметить, что предлагаемый ракурс изучения личности Джона Ди согласуется с современной исследовательской концепцией взаимодополнительности научных парадигм, позволяющий интерпретировать один феномен с различных позиций и расширить картину его восприятия.23
Историография. Обращение к историографии темы сопряжено с рядом существующих проблем. В частности, как было сказано выше, основная дискуссия связана с определением принадлежности ученого к конкретным философским и интеллектуальным традициям, влияние которых Ди испытал в течение жизни. Несмотря на то, что для нас это не является основной задачей, обойти вниманием эти вопросы, конечно же, не представляется возможным. Таковые течения и традиции, относящиеся, прежде всего, к эпохе Возрождения, являются значимым элементом в данной теме, поскольку они, получив определенное преломление в его сознании, и сформировали в итоге то, что можно назвать «концепцией реальности» и пониманием своего места в ней.
В историографии эпоха Возрождения, как интеллектуальный и культурный феномен, в течение долгих лет воспринималась и
Басовская Н. И. Цель истории - история. М., РГГУ. 2002. С. 7.
См.: Репина Л. П. Проблема методологического синтеза и новые версии социальной истории // Междисциплинарный синтез в истории и социальные теории: теория, историография и практика конкретных исследований / Под ред. Л.П. Репиной,
Б.Г. Могилышцкого, И.Ю. Николаевой. М. ИВИ РАН, 2004.
Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М. ИВИ РАН, 1998. С. 12.интерпретировалась многочисленными исследователями с различных позиций. Со времен Якоба Брукхардта вызывали вопросы и хронологические, и географические, и социальные рамки распространения данного явления.
В последние десятилетия, в основном в западной историографии, дискуссия развернулась даже вокруг необходимости использования самого термина «Возрождение» или «Ренессанс» и уместности его применения20 для определения известного временного промежутка. При этом некоторые специалисты склонны считать возможной заменой ему словосочетание «раннее Новое время»,21 как более емкое понятие, не ограниченное социальными рамками образованной элиты, способное, в то же время, продемонстрировать преемственность, непрерывность развития эпох, их взаимосвязь в различных областях человеческой деятельности.
На наш взгляд, употребление термина «Возрождение» должно обуславливаться спецификой темы конкретного исследования. Например, он вполне уместен в случае, если речь идет о рассмотрении явлений культурной, научной, духовной сфер, развивавшихся в уникальных условиях этой эпохи. В отечественной историографии вопроса об уместности применения термина «Возрождение» не возникает. Но всегда активно обсуждаются проблемы его социальных истоков, преемственности средневековья по отношению к этой эпохе, степень влияния античного наследия, из которых и складывается общая характеристика Возрождения.
Советская историография вполне единодушно указывала в качестве признака эпохи и ее инициирующего начала прогресс в экономике, развитие производительных сил и раннебуржуазную среду. Вместе с тем еще С. Д.
Сказкин призывал не сводить понятие Возрождения исключительно к классовым признакам. Он отмечал, что развитие «материальной и умственной культуры» Ренессанса связано с двумя факторами - интереса к античности и появлением интеллектуальных течений, не укладывающихся в рамки средневековой богословской системы.22 Духовное развитие эпохи, по мнению некоторых исследователей, фактически происходило за счет античности, или, по крайней мере, было обусловлено тем, что античная культурная и интеллектуальная традиция еще «не исчерпала свой потенциал».23
Говоря о роли античного наследия и связанной с ним историографической дискуссии, А. X. Горфункель отмечал, что именно в эпоху Возрождения Античность и ее духовное наследие приобретает авторитет.24 Усвоение античной культуры выступает в качестве некоторого критерия единства европейского Ренессанса, наравне с отмеченными М. Т. Петровым признаками «переходности эпохи» и масштабных «культурных
~ 29
изменении».
Вместе с тем, наряду с объединяющими признаками, важно принимать во внимание тот факт, что культура Возрождения, несмотря на внешнюю монолитность, уникальна для каждой страны, ощутившей ее влияние. Поэтому другая важная для нас проблема — различие между итальянским Ренессансом и его северной «версией», в рамках которой развивался так называемый «христианский гуманизм», имевший распространение, в том числе, в Англии.
По мнению С.М. Стама, на Севере Европы, где влияние античности было слабым, гуманизм «вынужден был пробиваться из той почвы, которая ему исторически досталась».25 В. И. Рутенбург отмечал, что источником Возрождения во Франции, Германии, Англии была Италия. Именно она питала остальную Европу своими идеями, как Античность питала Италию, но при этом каждая страна воспринимала Возрождение по своему, подвергая отдельные его стороны переработке.26
Зачастую в историографии принято если не противопоставлять, то, по крайней мере, отделять «христианский гуманизм» от итальянского, «языческого».27 В самом общем виде различие состоит в идейной основе и векторе применения нового знания, подаренного гуманистическим движением. Для итальянского Возрождения характерно его восприятие как отдельной ценности. Активное освоение античного наследия привело, например, в случае Марсилио Фичино, к глубокому, искреннему и даже восторженному погружению в наследие Платона и трактаты Герметического Свода, их тщательному изучению и переводу. На этой основе в «Платоновской Академии» была сформирована, по выражению О. Ф. Кудрявцева, своего рода «ученая религия», которая, по мнению ее адептов, восстанавливала «древнюю», «единую» религиозную традицию.28
В отличие от мыслителей Флоренции, носители христианского гуманизма успешно совместили новую парадигму с религиозной традицией и основами христианского вероучения, и для них больший интерес представляли труды патристики или совершенствование перевода Священного Писания. В их глазах знание само по себе, лишенное морали и духовной цели, предлагаемой христианской религией, являлось, в некотором роде, обесцененным, несовершенным. Классический представитель этой гуманистической традиции - Эразм Роттердамский с широко известной «философией Христа», призывавшей соотносить любые действия с религиозно-нравственными принципами и ограничивавшей радикальную свободу личности, провозглашаемую многими итальянскими Гуманистами (часто граничащую с откровенно еретическими взглядами).29
В историографии существуют определенные разночтения относительно окончательного и устойчивого определения различий «христианского» и «языческого» гуманизма. Несмотря на это, даже при скептическом отношении к подобному разграничению, исследователи признают возможность выделения различных идейных течений в контексте гуманистической традиции. Например, один из самых влиятельных западных специалистов в области культуры и истории мысли эпохи Возрождения П. Кристеллер отмечал, что термин «христианский гуманизм» имеет смысл, по крайней мере, в тех случаях, «когда он относится к гуманистам, применявшим свою классическую ученость к библейским исследованиям и патристике или принимавшим и защищавшим в своих трудах некоторые догматы Христианской веры или теологии».30
Интересующие нас вопросы интеллектуальной жизни Англии, как части Северного Возрождения, в отечественной историографии присутствуют в работах более широкого контекста. Различные аспекты английского Возрождения рассматривали И. Н. Осиновский, О. В. Дмитриева, JI. В. Сафронова, О. В. Чертов. И. Н. Осиновский в своих работах обращался к проблеме сосуществования в Англии гуманизма и Реформации в первой половине XVI в., выбрав в качестве центральной фигурыповествования одного из самых ярких представителей периода, Томаса Мора.31 В работах О. В. Дмитриевой, посвященных главным образом елизаветинскому периоду, предлагается прогрессивный подход к восприятию политических идей и политической истории в тесной связи с культурным контекстом, через призму художественных и эстетических образов.32 Труды О. В. Чертова и Л. В. Софроновой посвящены деятельности и взглядам первого поколения оксфордских гуманистов, ведущей фигурой среди которых, как и в западной историографии, признается Джон Колет.33
Достаточно много работ посвящены событиям Реформации; здесь надо отметить труды В. А. Соколова, А. В. Исаенко, В. Н. Ильина, А. Ю. Серегиной.34 В советской историографии преобладало восприятие Реформации в контексте социально-экономического развития страны, имели важность вопросы поиска ее социальной базы и «классовой сущности», в особенности в отношении пуританизма. Среди исследований последних лет следует обратить внимание на работы А. Ю. Серегиной, сосредоточившей усилия, главным образом, на положении и взглядах английских католиков.
В сфере изучения политической истории и политической мысли в Англии раннего Нового времени в первую очередь стоит отметить работы М.А. Барга, В.М. Лавровского, Б.А. Каменецкого, Ю.М. Сапрыкина.35 В противоположность западной, прежде всего английской, историографии, склонной видеть некую прото-демократическую составляющую в политической культуре Англии этого периода, эта сфера жизни страны представлялась советским авторам как однозначный расцвет абсолютизма и последовавший за ним кризис.
Значительная часть отечественных исследований по истории Англии этого периода посвящена ее социально-экономическому положению. Среди них необходимо назвать работы А. Н. Савина, В. В. Штокмар, Е. А. Косминского, В. Ф. Семенова.36
В западной историографии детально рассматривались более частные проблемы эпохи. Средоточием научных и философских знаний, главными интеллектуальными центрами страны, безусловно, являлись университеты. Вопросам, касающимся истории развития науки и философии в университетах (прежде всего, в Оксфорде и Кембридже) посвящены специальные издания, выпущенные под эгидой университетов, например,
многотомные «История Кембриджа» под редакцией К. Брука37 и «История Оксфорда» под редакцией Т. Эштона.38 Интерес представляют и классические работы, например, Д. Мюллинджера или Д. Бродерика.39 Не менее важно учитывать историю идейных течений в университетах, рассмотренную через призму связанных с ними выдающихся и влиятельных личностей, интеллектуалов, определявших направление их развития. В этом отношении стоит упомянуть работы Б. Брэдшоу, Э. Даффи,40 М. Доулинга, предпринимавших исследования деятельности знаменитого канцлера Кембриджа Джона Фишера; Дж. Глесона, рассматривавшего взгляды одного из главных представителей первого поколения оксфордских гуманистов Джона Колета. В работах американского исследователя С. Джейн в качестве одной из центральных проблем рассматривается развитие неоплатонизма в английской гуманистической традиции, и влияние, оказанное на отдельных ее представителей (в частности, на примере Колета и Марсилио Фичино).41
К вопросам распространения популярности образования и наук вне университетской среды обращались в своих работах такие исследователи как К. Хилл, Дж. Саймон.42 Саймон особо отмечал период правления Елизаветы как время изменения отношения к образованию и его целям, формирования нового облика «джентльмена». Хилл, в свою очередь, выделял в развитии науки в елизаветинскую эпоху роль неакадемических, «практически- ориентированных» кругов — ремесленников, торговцев.
Смежными являются вопросы, связанные с книгопечатанием, издательским делом и распространенностью книг. Здесь стоит отметить работы А. Коетса, Ф. Вормалда, К. Райта, Г. Патнема.43 Особое внимание исследователи уделяют последствиям Реформации, закрытию монастырей и разорению их библиотек, которое оказало значительное негативное влияние на эту сферу английской интеллектуальной жизни. Связанную с этим вопросом проблему репертуарной ограниченности печатной продукции и государственного регулирования деятельности книгопечатников поднимали в своих работах Д. Фиэзер, Л. Хеллинга, Дж. Трапп.44
К вопросу уровня грамотности населения и социальному значению чтения обращались в своих трудах Д. Кресси, Г. Беннет, Н. Виэл.45 Стоит заметить, что статистические показатели грамотности населения Англии XVI в. с трудом поддаются определению и являются предметом постоянной дискуссии, но факт осознания пользы элементарной грамотности в английском обществе констатируется большинством авторов.
Историография, посвященная непосредственно Джону Ди, не так обширна по сравнению, например, с количеством трудов о многих более известных его современниках, работы которых обнаруживали, прежде всего, более очевидные связи с научной картиной мира Нового Времени.
Долгое время фигура Джона Ди у многих ассоциировалась, прежде всего, с мистическими образами из художественных произведений Умберто Эко, Густава Майринка, Питера Экройда и других прославленных литераторов. На наш взгляд, распространенное представление о нем только как о средневековом маге, фактически, перешагнувшем рубеж Нового Времени не только не является полным, но и вовсе не отражает истинную сущность многогранной фигуры ренессансного интеллектуала, ставшего отражением сложного переплетения культурных и научных традиций как елизаветинской Англии, так и Европы в целом.
Первая попытка оценки его деятельности была предпринята еще в XVII
в., спустя всего полвека после смерти Ди. Как упоминалось выше, в 1659 г. Мерик Казобон предпринял издание его спиритических дневников,46 снабдив их обширным предисловием, весьма нелицеприятно характеризующим ученого. Издатель долго и многословно рассуждает о возможности существования «сверхъестественного», колдунов и колдовства, упоминает о прижизненных обвинениях в адрес ученого; не декларируя ничего прямо, он, тем не менее, всем ходом рассуждения подталкивает читателя к их принятию. Конечно, сам факт оккультных штудий вполне резонно вызывал подозрения, однако, стоит заметить, что указанные обращения к «миру Ангелов» были, во многом, восприняты неверно (о чем речь пойдет ниже). По утверждению Казобона, подобные спиритические практики вообще не приличествуют честному христианину, тем более что Ди был «обманут Дьяволами» — «главной и роковой шибкой было принимать за Ангелов Света лживых духов и Дьяволов Ада».47 Впоследствии эту картину жизни Ди воспринял и Томас Смит, написавший в 1707 г. первую его биографию.48
Слава «чернокнижника» надолго превратила Ди в общественном сознании просто в шарлатана, вовсе не заслуживающего внимания. На протяжении трех веков его имя присутствовало лишь на втором плане, в фоне, и научный интерес к личности ученого и его деятельности возникает сравнительно поздно. В издании «Памятники Кембриджа»,49 относящемся к середине XIX в., мы можем обнаружить, вероятно, один из первых, пусть и не достаточно подробных и обоснованных, примеров изменения оценки Ди - в частности, утверждается, что он занимает «высокое место» в истории науки.50 Но кардинальным образом эти оценки в историографии начнут изменяться лишь к середине XX в. Очевидно, что подавляющее большинство работ относится к западной историографической традиции (а точнее, это издания Англии, США и Канады).
В общем виде, существующие в современной историографии оценки фигуры ученого можно разделить на несколько групп, возникавших последовательно на протяжении XX в. Среди первых попыток осознания деятельности Джона Ди вне названной традиции, сформированной Казобоном, стоит отметить работы английской исследовательницы истории науки Е. Дж. Р. Тэйлор, создававшиеся в 30-е - 50-е гг.51 Тэйлор обратила внимание на практическую деятельность Ди, прежде всего, в области географии и навигации, в подготовке и инструктированию мореплавателей. Кроме того, большое значение она придавала пропаганде колонизации Нового Света. В том же ключе рассматривал жизнь Ди и Ф. Р. Джонсон.52 Высоко оценивая вклад Тэйлор в вопрос переосмысления роли и репутации Джона Ди в истории науки, он сосредоточился в основном на его деятельности в области популяризации и развития астрономии и математики; центральное место среди трудов Ди в этой сфере он отводил, конечно же, его комментариям и «Математическому Предисловию» к английскому изданию «Начал» Эвклида 1570 г. По его мнению, Ди и подобные ему энтузиасты науки подняли уровень преподавания математики в Англии, и сам Джон Ди унаследовал неформальное звание ведущего математика страны после смерти своего предшественника Роберта Рекорда. Но стремясь изменить многовековой образ Ди - «колдуна и шарлатана», легко впасть в другую крайность. В работах Тэйлор и Джонсона был сформирован подход к личности ученого, воспринятого исключительно в качестве практика, приближавшего Научную Революцию (или, по крайней мере, внимание ученых было сосредоточено именно на практической стороне его деятельности).
Такая позиция, фактически, не учитывала «неудобные» грани творчества Ди, связанные с эзотерической традицией, которые нуждались в дальнейшем объяснении. Эта точка зрения на некоторое время укрепилась в историографии, и ее влияние наблюдалось как во многих работах, посвященных истории науки в Англии, пусть и мельком, но упоминавших Ди, так и в некоторых специальных исследованиях. Например, ее воспринял Р. Дэкон (хотя его можно назвать скорее автором научно-популярных работ, причем посвященных, по большей части, истории спецслужб), найдя весьма интересное толкование спиритическим дневникам - он увидел в них собрание шифрованных записей, а самого ученого считал разведчиком или «тайным агентом» Елизаветы, периодически выполнявшим поручения
со
Родины на континенте.
Ситуация начала меняться благодаря представителям лондонского института Варбурга, и, прежде всего, английской исследовательнице Ф. А.
Йейтс, в 60-е - 70-е гг. Йейтс в своих работах развивала тезис о «Герметизме» и неоплатонической философии, как одном из наиболее значимых идейных течений Возрождения, утвердив новое направление для понимания культурного контекста эпохи. В рамках данной школы (на сегодняшний день тезис Йейтс, развитый в трудах ее учеников и последователей, действительно можно назвать школой) появилось представление о Джоне Ди как о классическом «Ренессансном Маге». Ф. Йейтс верно отмечала значимость герметической философии и некоторую неформальную, интернациональную общность ее адептов в Европе. И фигура Джона Ди, с ее точки зрения, должна быть рассмотрена как еще один сегмент этой общеевропейской неоплатонической и герметической философской мозаики. В работе «Джордано Бруно и Герметическая Традиция»53 она отмечает Ди как математика-практика, обратившегося к Герметизму, как более высокому «уровню» науки. Более того, Ди, в ее интерпретации на страницах работы «Розенкрейцерское Просвещение»,54 становится не просто ее частью, но и источником нового этапа развития духовной и философской мысли - так называемого «Движения Розенкрейцеров», наследовавшего ренессансному неоплатонизму и герметизму.
Один из учеников Йейтс, И. Кэлдер, рассматривал сочинения Ди в своей диссертационной работе в том же контексте, хотя преимущественно с позиций философии.55 Это было первое специальное исследование, посвященное Ди, в котором автор обозначил весь комплекс проблем творчества ученого (не ограничиваясь, например, только лишь практической стороной его деятельности) и имел цель обнаружить в работах и во всем его творчестве некий объединяющий фактор. Главный тезис исследования — центральное место неоплатонической философии в творчестве ученого. Эта философия, по мнению Кэлдера, обусловила формирование взглядов Джона Ди во всех областях, в которых он проявлял себя на протяжении всей жизни. Даже в области политики, по его мнению, эта философия привела Ди к принятию распространенных среди мыслителей Ренессанса позиций универсализма и размышлениям о формировании глобального государства. Стоит заметить, что на наш взгляд ситуация с его политическими воззрениями выглядит несколько сложнее и к данной теме мы обратимся в соответствующем разделе настоящей работы.
Другой исследователь, испытавший влияние теорий Ф. Йейтс (в том числе, и вследствие личного знакомства), П. Френч, так же посвятил судьбе Ди специальное исследование, озаглавленное «Джон Ди. Мир Елизаветинского Мага».56 Эта мысль, отраженная в заголовке, является основополагающей для всего исследования. Магию, в данном случае, Френч рассматривает в качестве одного из определяющих принципов миропонимания и областей деятельности Ди и утверждает, что он был «полностью погружен в Герметизм».57 Вместе с тем исследователь отмечает и его роль в качестве связующего звена между английским Возрождением и остальной Европой. Ди, по мысли П. Френча, являлся проводником и апологетом традиции континентального Возрождения (имея в виду прежде всего магико-герметическую составляющую) на Британских островах, где она не получила широкого распространения. По нашему мнению такая оценка позиции Ди по отношению к континентальному Ренессансу не является абсолютно точной, поскольку в данном случае необходимо учитывать и влияние локальной, английской специфики. Он не осуществлял простую трансляцию названных континентальных традиций, в его осознании они получали особое преломление, обусловленное, на наш взгляд, и английскими реалиями, и индивидуальными особенностями ученого, о чем речь пойдет ниже.
В целом, названные ученые склонны рассматривать творчество Джона Ди с позиции этой генерализующей концепции, в рамках которой ренессансные эзотерические штудии, связанные с неоплатонизмом и именем Гермеса Трисмегиста, воспринимаются в качестве синкретического явления духовной и интеллектуальной традиции Возрождения, а их адепты в качестве пестрого, изменчивого, но относительно единого «фронта» философов- герметистов.
Данная теория («тезис Йейтс», как его иногда именуют) обрела в историографии широкую популярность (и сопровождалась не менее широкой дискуссией). Мы не склонны приписывать Ди всецело к герметической традиции. Но главный момент, который можно вычленить в широкой концепции ренессансного Герметизма и на который, отчасти, будем опираться в рамках данного исследования, это позиция «личности». В контексте настоящего исследования наибольший интерес для нас представляет именно позиция человека в мире, рассматриваемом через призму герметической философии. Он больше не был строго подчинен божественной воле, а, напротив, выступал активным познающим и преобразующим началом, способным познать творца через изучение его проявлений в материальном мире.
Еще в советской историографии наряду с социальными и экономическими причинами Возрождения отмечалось внимание к новому типу личности, «без которого Ренессанс был бы невозможен».58 Герметическая философия, наряду с гуманизмом, создала условия для появления такой личности. Тезис о герметизме как интеллектуальном течении, значительно повлиявшем на мышление человека, выдвинутый в западной историографии, также нашел определенную поддержку и у отечественных специалистов. Известная исследовательница эволюции теоретических основ и философии науки П. П. Гайденко отмечает: «...Эти течения изменили общемировоззренческую установку сознания: они создали образ Человека-Бога, способного не только до конца познавать природу, но и магически воздействовать на нее, преобразовывать ее в соответствии со своими интересами и целями... Герметизм сократил дистанцию между трансцендентным Богом и тварным миром... Все это создавало новые предпосылки для понимания природы».59
Стоит добавить, что в тот же период, независимо от представителей школы Йейтс, к схожим выводам об отсутствии противоречий между эзотерической и практической составляющей в работах Ди пришел американский ученый В. Трэттнер.60 Он отмечал, что для Ди эзотерика была частью реальности, и в его сознании не возникало конфликта между знанием, полученным посредством «Божественного откровения» и традиционной наукой. Однако, основания для данного, в целом верного вывода, можно назвать скорее «интуитивными», менее четко сформулированными, нежели у историков вышеназванной группы.
В последние десятилетия предпринимаются попытки преодоления ограниченного восприятия фигуры Джона Ди. Исследователи сосредоточивают внимание на более узких проблемах, связанных с его творчеством. Например, английский ученый Н. Клули уже довольно длительное время работает над вопросом философских основ творчества Ди, альтернативных позиции Ф. Йейтс и ее последователей. В ранних работах, во второй половине 70-х гг. он, так же как в свое время Тэйлор и Джонсон, обращал внимание на практическую сторону идей Ди.61 В более поздней монографии «Натурфилософия Джона Ди...»,62 посвященной все тому же исследованию философского «фона» работ ученого, предметом внимания Н. Клули становятся главным образом три его сочинения, касающиеся понимания природы и науки («Афористическое Введение», «Иероглифическая Монада» и «Математическое Предисловие») и спиритические дневники. В итоге исследователь приходит к выводу о том, что работы Ди не были строго подчинены единственной философской парадигме герметизма, а в зависимости от предмета опирались на теории Роджера Бэкона, аристотелевскую «Физику», элементы которой автор отметил, например, в «Афористическом Введении», или на существующие теории универсального «Языка Природы», развитие которых он видел, например, в «Иероглифической Монаде». По мнению Клули, развитие идейного содержания деятельности Ди происходило от философского к религиозному видению мира, чем и объясняется обращение Ди к «Миру Ангелов» в конце жизни. В целом отметим, что положения данной работы расширили интеллектуальный фон для понимания отдельных аспектов деятельности Джона Ди. Схожего мнения придерживается и венгерский исследователь Г. Сжоный, говоривший о стремлении ученого к объединению научного знания о природе с религией.63
Одной из проблем, давно вызывавших много вопросов у историков, посвящен труд американской исследовательницы Д. Харкнесс.64 В своей работе Харкнесс ставит в центр повествования такую сферу занятий Ди как спиритизм и беседы с «ангелами». Интересно, что она рассматривает их совершенно в ином свете, нежели многие ее предшественники. Она утверждает мысль о том, что путь от науки к мистике и обращение к «божественным силам» было не постепенным снижением научной ценности его работ и углублением в «дебри эзотерики», а «восхождением» к высшей точке карьеры. Естественно, что эта трактовка уместна лишь в том случае, если мы принимаем ту позицию сознания и мировосприятия Джона Ди, которую пытается обозначить автор. Харкнесс рассматривает попытки контактов Ди с «ангелами» как стремление сформулировать вариант собственной натуральной философии на христианской основе. И одним из главных аргументов исследовательницы становится утверждение о глубокой убежденности ученого в близящемся «Конце Времен» и апокалиптическом видении мира, которое, по мнению Харкнесс, могло сыграть роль в формировании его образа мысли и в стремлении к прямому взаимодействию с «божественным». Несмотря на то, что мы считаем степень эсхатологических ожиданий Ди несколько преувеличенной, данный вопрос, как возможная составляющая его самосознания, в рамках данного исследования представляет для нас значительный интерес, и мы обратимся к нему в соответствующем разделе настоящей работы.
Еще одна работа последних лет, обращенная к конкретной проблеме творчества Джона Ди, принадлежит В. Шерману.65 Американский историк сосредоточивает внимание на теме «круга чтения» ученого и его влияния на письменные труды. На основании обзора пометок и маргиналий, оставленных ученым в принадлежавших ему книгах (тех, которые еще сохранились и ныне находятся в собраниях редких книг в библиотеках по обе стороны Атлантики), Шерман делает вывод о важности изучения этого активного взаимодействия между читателем и книгой. В результате можно говорить даже о создании своего рода «нового» текста книги, того, который
интересовал читателя и был обособлен пометками.66 Стоит заметить, что выполнение этой работы В. Шерманом было бы крайне затруднительно без масштабного библиографического исследования, проведенного издателями каталога библиотеки Ди Д. Робертс и Э. Уотсоном.67 Степень востребованности тех или иных изданий самим ученым, которую прослеживает Шерман, подтверждает мнение о чрезвычайно широком круге интересов Ди во многих областях знания: математике, медицине,
астрономии, истории, алхимии, географии. Сам исследователь видит в своей работе еще одну попытку преодоления того «завершенного» образа Ди- герметиста, сформированного Ф. Йейтс. Эта «междисциплинарность» в подходах к пониманию творчества ученого, которую отстаивают в своих работах Клули и Шерман, легла в основу коллективного труда, посвященного Ди, ставшего одной их последних вех в историографии данного вопроса.
Сборник «Джон Ди: междисциплинарные исследования в английской ренессансной мысли» (2006),68 создан по результатам коллоквиума, прошедшего в 1995 г. в Лондонском Университете. В нем приняли участие специалисты из разных областей - интеллектуальной истории,
библиографии, истории навигации, истории математики. Данный
коллективный труд способствует развитию принципа междисциплинарности в интерпретации трудов и всего жизненного пути Ди. Но рассмотренные в нем отдельные вопросы, по признанию самих редакторов сборника, отнюдь не исчерпывают разносторонней деятельности ученого. Кроме того, нельзя не отметить факт некоторого размывания целостной картины, заключающей изначальную суть проблемы, связанной с фигурой Джона Ди, личности, оказавшейся между эпохами, различными географически локализованными традициями Ренессанса, между разными религиозно-интеллектуальными парадигмами.
Исходя из направлений и степени историографической разработанности темы, в настоящей работе мы считаем возможным основываться на сочетании вышеописанных подходов, предполагающих интерпретацию творчества Ди как с позиции обобщающих концепций, так и с точки зрения междисциплинарного подхода, учитывающего его особенности в каждой конкретной сфере деятельности. Мы считаем, что это позволит увидеть фигуру Джона Ди более цельно и различить за всеми его ипостасями черты личности ренессансного интеллектуала, значимые для формирования и оценки его обособленного образа на фоне насыщенной панорамы интеллектуальной жизни английского Возрождения. В случае выбора одного из двух подходов картина его жизни может показаться либо чересчур схематичной, либо мозаичной и эклектичной из-за исключительной многоплановости сфер занятий ученого.
Научная новизна настоящей работы определяется несколькими аспектами. Данная работа является первым в отечественной историографии специальным систематическим исследованием личности и деятельности английского интеллектуала Джона Ди; впервые введен в отечественный научный оборот ряд источников по заявленной тематике.
В данном исследовании был применен подход отличный от принятых в историографии вопроса. Вместо поиска в трудах Ди единой философской или религиозной доктрины, которая обуславливала бы все грани его творчества, в качестве такого объединяющего фактора рассмотрена проблема индивидуального сознания ученого.
В ходе исследования, наряду с рассмотрением взглядов Ди в сфере науки и политики, в его трудах были выделены важные свидетельства самовосприятия и сформирована целостная картина того «образа себя», который ученый пытался создать в текстах своих письменных работ на протяжении всей жизни.
Это позволило выявить ряд характерных черт его личности, таких как глубокая убежденность в собственной «избранности» и «предназначении» к совершению «революционных» изменений во всех областях деятельности; придание высокой важности своему публичному образу и мнениям о себе; неизменно острая и болезненная реакция на критические оценки современников; желание заслужить внимание и одобрение власти, как средства подтвердить свои представления о статусе ведущего ученого Англии; стремление к славе, выходящей за рамки своей страны и широкому общественному признанию своих заслуг.
Предпринятое исследование материального положения ученого и вопросов его быта, которые также еще не подвергались в историографии специальному рассмотрению, обнаружило явное стремление соответствовать своему текстовому образу даже в деталях повседневной жизни. Были проанализированы данные о масштабе и общей стоимости содержания домохозяйства Ди, примерной структуре доходов и расходов, затратах на статусные потребности - большой штат прислуги, дорогую посуду, дорогие продукты питания. Установлена корреляция между представлениями ученого о собственном «статусе» и тратами на повседневные нужды.
На основании реконструкции общей картины мировидения и самосознания Джона Ди были установлены причинно-следственные связи между проблемой разнородности и изменчивости сфер деятельности ученого и особенностями его личности, что позволило по-новому взглянуть на его положение в контексте английского Возрождения.
Общая картина развития карьеры Джона Ди
Для того, чтобы при дальнейшем рассмотрении конкретных сфер занятий ученого нам не останавливаться на пояснении отдельных биографических нюансов, имеет смысл кратко представить здесь общую схему развития его карьеры и интеллектуальных приоритетов. Главными источниками по данному вопросу являются его биографические сочинения «Краткое перечисление» (1592 г.), «Апологетическое рассуждение» (1594 г.) и, конечно, записи дневника.
История жизни Ди представляется нам как своеобразная интеллектуальная эволюция личности, которая происходила в рамках английских реалий переходной эпохи и обуславливалась как необходимостью решения новых задач в области практической деятельности, так и поиском теоретической базы понимания, изучения и преобразования окружающего мира.
Жизненный путь Ди естественным образом разделяется на несколько вполне четко определенных этапов. Первый из них, с ранней молодости и приблизительно до начала 70-х годов, всецело посвящен образованию и научной деятельности. Именно в это время происходит знакомство с интеллектуальной традицией континентальной Европы, создаются главные труды, характеризующие его научную позицию. 70-е годы можно назвать «политическим» этапом, так как в этот период идет наиболее активное сотрудничество с властной элитой и пишутся главные политические сочинения. Третий период его жизни, с начала 80-х гг., характеризуется погружением Ди в эзотерические искания, спиритические сеансы.
Джон Ди родился 13 июля 1527 г. и был сыном Роланда Ди, имевшего небольшое дело, связанное с торговлей сукном, и занимавшего незначительный пост при дворе Генриха VIII (но здесь он не добился особых успехов).
Освоив латынь в школе Челмсфорд в Эссексе, в возрасте пятнадцати лет Джон Ди поступает в Колледж Сент-Джон в Кембридже.69 Здесь он обращает на себя внимание авторитетного и влиятельного профессора Джона Чика и входит в «близкий круг» его студентов.
В Кембридже завязываются и первые «полезные знакомства», которые впоследствии и обеспечили ему относительно спокойное существование на протяжении всего правления Елизаветы. Например, именно профессор Чик познакомил его с молодым Ульямом Сесилом, который, в свою очередь, представил Ди Эдуарду VI.70
На каком этапе обучения Ди осознал, что его больше интересуют предметы квадриума, нам не известно. После получения степени бакалавра он стал ассистентом профессора греческого языка. Но, как становится понятно из дальнейшего развития событий, гуманистическая атмосфера колледжа не прельщала его, несмотря на то, что кембриджская карьера могла сложиться удачно. На наш взгляд, во многом именно неудовлетворенность Ди преподаванием и уровнем развития наук на Родине (прежде всего точных, особо его интересовавших) сказалась на активном усвоении континентальной традиции.
Уже в 1547 г. он предпринимает путешествие на континент - «...говорить и совещаться с известными учеными мужами»,71 а затем (в 1548
г., после получения магистерской степени) вовсе покидает Кембридж и уезжает на несколько лет. На континенте же Джон Ди имел возможность восполнить пробелы в точных науках в лучших университетах (в том числе в знаменитом университете в Лувене), интересуясь, прежде всего, астрономией и математикой. В 1550 г., в Париже, будучи всего 23 лет от роду, Ди сам читает лекции по эвклидовой геометрии, причем с большим успехом.78
Эти путешествия, помимо искомых математических знаний, дали Ди еще нечто, значительно повлиявшее на всю его дальнейшую жизнь. Философия герметизма и герметические науки, переполнявшие континентальную Европу, не смогли так же прочно укорениться на Британских островах.
Мистические теории, апеллирующие к «древнему знанию», обещали «просвещенному уму», приложившему определенные усилия для их постижения, ответы на все вопросы о тайнах мироздания. Примечательно, что эти философские доктрины, никогда до конца не исчезавшие с исторической сцены на протяжении средневековья, заявили о себе вновь именно в эпоху Возрождения, когда, как и много веков назад, появилась принципиальная возможность постановки вопроса о месте человека в мире. Они декларировали безграничность возможностей человека по изменению реальности и его право на эти действия.
Эти сочинения искренне воспринимались в эпоху Ренессанса как «древнее знание», открытое человечеству еще в библейские времена, из которых впоследствии, якобы, все великие философы «черпали мудрость».
Чрезвычайно сильное впечатление должны были оставить и личные встречи с признанными светилами науки, большинству из которых не была чужда герметическая философия. В числе университетов, где он заслужил «уважение и благосклонность... многих благородных мужей» особое внимание должны обращать на себя итальянские - Вероны, Падуи, Феррары, Болоньи и другие.79 Посещение Италии - фактически, источника ренессансной гуманистической традиции и герметизма - несомненно, должно было сказаться на дальнейшем развитии мировоззрения ученого. В дальнейшем Ди ассоциировал себя, по большей части, именно с континентальной научной традицией.
Возможно, здесь определенную роль сыграли и личные контакты с такими яркими представителями континентального Ренессанса как Гийом Постель, с которым он встречался во Франции, или Джироламо Кардано, с которым он, вероятно, мог встречаться в доме своего учителя Джона Чика. В 1552 г. Кардано был в Англии и останавливался в доме Чика, где часто бывал и Ди. Идеи итальянского ученого об универсальном знании и познавательных возможностях человека, равно как и его занятия математикой,72 возможно, могли создать благодатную почву и для дальнейшего усвоения влияния Геммы Фризия, Джерарда Меркатора, астрономов лувенского университета, делавших упор на вычислениях и математике.
Как будет показано ниже, своеобразное преломление герметической и неоплатонической парадигмы, приобретшее некоторые «практические» черты, отразится в его работах, написанных на протяжении этого периода жизни, например в «Афористическом Введении» и «Иероглифической Монаде», «Математическом Предисловии» к первому англоязычному изданию «Начал» Эвклида. Названные труды несомненно испытали влияние континентальной традиции, фактически, обусловившей их появление.
В 1553 г. Джон Ди получил приглашение читать лекции «по математическим наукам» в Оксфорде, но отверг его.73 Как нам представляется, это связано с нежеланием замыкаться в рамках какой-либо университетской корпорации. Он хотел находиться в орбите двора, где имел больше возможностей для реализации своих талантов. Этому способствовали и приобретенные связи.
Помимо знакомства с Сесилом (в будущем, Лорд-казначеем), Ди был наставником детей Джона Дадли (фактически, самого влиятельного члена Тайного Совета при Эдуарде VI с 1550 до 1553 гг.). Сын Джона Дадли, Роберт, ученик Ди, стал впоследствии одним из главных фаворитов и советников Елизаветы. Таким образом, Ди уже в молодые годы смог приобрести знакомства с фигурами, которые в скором будущем займут ключевые посты в государстве. А позже к его связям добавятся и Кристофер Хаттон, и Френсис Уолсингхем.
В правление Марии I он на короткое время в числе многих подвергся аресту, но сохранил и голову, и свободу, подтвердив верность католицизму. Хотя, как мы увидим далее в настоящей работе, эта история в дальнейшем сыграет негативную роль в вопросе формирования общественного мнения вокруг личности Джона Ди.
Восшествие на престол Елизаветы стало важной вехой в развитии карьеры Ди. Благодаря близкому знакомству с вышеназванными персонами, он попадает в поле зрения новой королевы. На этом этапе жизни Ди посвящает себя политике. Его труды, появлявшиеся в 70-е гг., например «Превосходное Искусство Навигации», «Пределы Британской Империи», главным образом были посвящены политическим вопросам.
Увлечение этой тематикой возникло не случайно. Еще в правление Эдуарда VI Ди был привлечен к подготовке знаменитой экспедиции Ричарда Ченслора, (под патронажем того же Джона Дадли), отправленной в 1553 г. на поиски нового пути в Азию и приведшей к установлению дипломатических отношений с Московией. Ди сотрудничал с организаторами в качестве «научного консультанта» по астрономии, географии, навигации. Вовлеченность в эту деятельность формировала и соответствующий круг контактов. При Елизавете Ди готовил карты и инструкции по пользованию навигационными приборами для многих известных «Морских Псов Ее Величества» - Джона Девиса, Мартина Фробишера, Хамфри Гилберта и других мореплавателей, связанных с «Катайской» и Московской компаниями и, конечно, колонизацией Северной Америки. Результатом этих занятий и стало появление «государственнических» работ, впервые в английской истории сформулировавших идею «Британской Империи».
Сложным вопросом развития его карьеры остается кардинальная смена вектора интеллектуальных усилий с начала 80-х гг. С этого времени можно говорить о новом этапе его жизни. Ди, фактически, оставляет другие занятия и всецело посвящает себя оккультным наукам. В 1583 г. он познакомился и сблизился с неким «медиумом» Эдвардом Келли (который чаще всего характеризуется не то как шарлатан, не то как сумасшедший), заявлявшем о своей способности связываться с «ангелами». В том же году в Англию приехал польский магнат Альберт Лаский, племянник Яна Лаского (младшего), знаменитого сторонника Реформации и гуманиста.
Альберту Ласкому был оказан высокий прием, а он всячески старался произвести впечатление щедрого и состоятельного покровителя наук и ученых.74 В ходе визита, включавшего и приемы при дворе, и посещение университетов, Лаский встретился и с Джоном Ди и пригласил его отправиться с ним на континент. Ди колебался, однако Келли, рассчитывая очевидно на получение значительных выгод от нового покровителя, убедил его, с помощью «ангелов», последовать вместе с ним.
С 1583 по 1589 гг. Ди и Келли, во время этого путешествия по Европе, практикуют спиритические сеансы. Результатом их «сотрудничества» стали дневники, содержавшие протоколы бесед с «ангелами».
Когда выяснилось, что Альберт Лаский, потративший много средств в Англии на «поддержание имиджа», не может ничего предложить в качестве покровителя, Ди и Келли ищут, с переменным успехом, других патронов и посещают многих важных персон.
В их числе были и король Польши Стефан Баторий,75 и, что еще более характерно, император Священной Римской Империи Рудольф II,76 который всячески поощрял и культивировал герметические науки. Прага (куда Рудольф перенес свой двор) во времена его правления стала, без преувеличения, их средоточием. Ди, по всей видимости, был впечатлен царившей там атмосферой. В конце концов, найдя пристанище у графа Розенберга в Требоне, он не очень торопился на Родину, и на шестой год его пребывания на континенте Елизавете пришлось в приказном порядке возвращать его в Англию.77 О возможных причинах такого длительного увлечения спиритизмом мы будем говорить ниже. Стоит отметить, что это сотрудничество с Келли негативно сказалось на его репутации, хотя общество и без того подозрительно относилось к «вычислениям» и «герметическим искусствам».
После его возвращения из «оккультного путешествия» многое начало меняться. Его влиятельные друзья старели и уходили один за другим. С 1588 по 1591 гг. не стало Роберта Дадли, Френсиса Уолсингхема, Кристофера Хаттона. Надолго выпав из английских реалий, он уже не мог занять прежнего места в придворной среде. Осторожная и подозрительная Елизавета, к концу правления, пусть неформально, вовсе старалась отстраниться от Ди, чтобы оградить себя от возможных кривотолков.
В качестве материальной поддержки, в 1595 г., он получил назначение на должность ректора манчестерского Крайст Колледжа. Но и здесь ситуация складывалась неудачно. Совет манчестерского колледжа недолюбливал своего нового ректора за сформировавшуюся «дурную славу», что, в конце концов, привело к открытому конфликту,78 и Ди вынужден был оставить этот пост.
Последние годы жизни были временем забвения. Вероятно, он собирался окончательно переехать на континент. В его дневнике сохранились упоминания о получении писем с приглашениями от Рудольфа
79 Однако этим планом сбыться было не суждено. Он умер в январе 1609 г., в своем доме в Мортлейке.
