1. Особенности, связанные с характеристиками членов сообщества

Этнокультурные

Религиозные

Территориальные

Гражданско-политические

Нормативно-культурные

Русские

Православные, христиане

Люди, проживающие на территории России

Граждане РФ

Язык, обычаи, традиции, особенности поведения, «национального характера» Государственность, согласие и единство, демократия, свобода, равенство Любовь в родине, чувство патриотизма, гордости

Общность истории, великие события, личности, имеющие символическое значение («образы прошлого») Европейскость, интерграция в мировое сообщество, своеобразие, самобытность и

Ценностно-культурные

Эмоциональные

Исторические

Цивилизационные

т.д.

2. Особенности, связанные с внешними характеристиками России

Геополитические

Масштабы территории, протяженность границ

Характеристики ресурсов, природы Процветание, богатство, благосостояние, конкурентноспособность, передовая экономика

Альтернативный путь развития, постоянный член Совета Безопасности ООН, посредник в международных

Природные

Социально-экономические

Особая миссия, особый статус на международной арене

107

Особые достижения, имеющие всемирное значение Военные

конфликтах

Культурные, научные, спортивные и т.п. достижения

Армия, особые виды вооружений_

3. Особенности, связанные с «внутренними» характеристиками России

Особенности конституционного строя

Сильное государство, демократическое государство, федерализм, лидерство (президент) и т.п. Индустриализация, космическая программа и т.п. («образы будущего»)

Осуществление политического проекта, имеющего общенациональное значение

«Кто Мы?»

Анализ текстов президентских Посланий под углом зрения предложенной «карты» показывает, что из всех указанных категорий в официальном дискурсе отсутствуют определения «россиянства» через этнический и религиозный признаки. Следует подчеркнуть, что ни одна религиозная конфессия, в том числе и православие, ни разу не фигурирует в Посланиях как определяющая характеристика «россиян». Что касается «русскости» как этнического признака, на нем тоже не делается акцента. Само определение «русский», как правило, используется лишь в тех сюжетах, где речь идет о русскоязычном населении в странах бывшего СССР. Другой вариант - сюжет в Послании 1994 г. о правах русских, которые составляют меньшинство в некоторых автономных республиках РФ. Правда, и здесь сделана оговорка, что «в России русские составляют абсолютное большинство населения - 83%. Им не угрожают ассимиляция, забвение родного языка, утрата национальной самобытности».

Напротив, Президенты РФ в своих Посланиях указывают на многонациональность концепта «россияне» (национальность здесь понимается в характерном для публицистического дискурса этническом смысле): «Источником суверенной власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ» (1995). Дефиниции «многонациональный народ», а также его вариации -«национальное разнообразие» («многообразие») - особенно часто встречаются в текстах Президента Ельцина. В 2000-е гг. количество такого рода определений уменьшается, но это не дает оснований полагать, что Кремль пытается навязать «узко этническое» определение «россиянства».

Даже говоря о русском языке как культурном основании российской общности, высшие лица государства предпочитают обозначать его как «общий язык», «один язык» (2003), избегая дефиниции «русский» (исключение - уже отмечавшиеся сюжеты о «русскоговорящих» за пределами России). Показательно, что даже в Послании 2007 г., где присутствует специальный сюжет о русском языке, Президент Путин подчеркивает, что «русский - это язык исторического братства народов, язык действительно международного общения. Он является не просто хранителем целого пласта поистине мировых достижений, но и живым пространством многомиллионного русского мира, который, конечно, значительно шире, чем сама Россия. Поэтому, как общее достояние многих народов, русский язык никогда не станет языком ненависти или вражды, ксенофобии или

108

национализма (национализм здесь понимается в характерном для публицистического дискурса этническом смысле - П.П.)».

В связи с этим, казалось бы, акцент в определении «россиянства» должен делаться на территориальные и гражданственные определения: «жители России», «граждане России». Действительно, такие дефиниции встречаются неоднократно. Однако граница между «россиянами» и «не-россиянами» проходит не здесь. Из текстов Посланий со всей очевидностью следует, что Президенты РФ рассматривают в качестве россиян и тех, кто находится за границами государства. Речь идет не только о гражданах РФ, которые выехали за рубеж или постоянно проживают на территории других государств, хотя эта категория достаточно многочисленна (часть русскоговорящего населения стран бывшего СССР имеет российское гражданство). В президентских Посланиях «россиянами» именуются и те, кто не имеет гражданства РФ. По отношению к ним используется концепт «соотечественники». Так, уже в Послании 1994 г. говорится, что «во всех сферах отношений с государствами СНГ и Балтии в центре внимания неизменно должна находиться забота о россиянах, оказавшихся за пределами Российской Федерации. Везде, где бы они ни проживали, наши соотечественники должны чувствовать себя полноправными и равноправными гражданами» (выделено мной - ПЛ.). В Послании 1995 г. это звучит еще более четко: «Особое внимание мы должны проявить к нашим гражданам и соотечественникам, проживающим за рубежом». Тезис о необходимости защиты законных прав и интересов российских граждан и соотечественников, проживающих за рубежом, практически без изменений присутствует в Посланиях 1997, 1998, 1999 и 2001 гг.

В 2003 г. Президент Путин предпринял попытку более точно определить и обосновать, что такое «россияне - соотечественники». Это - весьма примечательный сюжет, где явно выделяются две категории россиян. Первая -лица, которые приехали в Россию из стран СНГ, но не имеют гражданства. «В настоящее время более одного миллиона человек, приехавших к нам после распада Советского Союза и до принятия нового законодательства о гражданстве, оказались в сложнейшей жизненной ситуации. ... Эти люди, которые приехали к нам, жили и работали в России, участвовали в ее политической жизни, многие из них служили в российской армии. А сейчас оказались лицами без гражданства в своей собственной стране». Из текста следует, что эта категория людей рассматривается Президентом как «россияне» на том основании, что они «жили и работали в России», «участвовали в политической жизни», «служили в армии».

Вторая - собственно «соотечественники» в указанном выше смысле - те, кто находится за пределами России. Путин призывает смягчить иммиграционную политику, «особенно для жителей Содружества Независимых Государств. Для тех, кто близок нам и с кем мы хорошо понимаем друг друга. С кем говорим на одном языке. Это люди нашей с вами общей российской культуры»²¹¹. Именно в этой фразе появляется обоснование определения части жителей стран СНГ как «россиян»: «близок нам», «взаимопонимание», «один язык», «общая российская культура». Следовательно, именно эти атрибуты оказываются более важными, чем гражданство и территориальная общность.

Определение «россиянства» через общую культуру, вообще, проходят красной нитью через все президентские Послания. Так, в 1995 г. отмечалось, что

110

именно «отечественная культура обеспечивает целостность нации, вырабатывает и укрепляет подлинную духовность и гуманизм»²¹². Эта же мысль звучит в Посланиях 1998 и 1999 гг. Президент Путин также не раз (в 2004, 2005 гг.) говорил о российской культуре («общей культуре») как одной из основ российской общности. Однако, несмотря на то, что культуре придается такое большое значение, в Посланиях не так много указаний на присущие именно «россиянам» культурные особенности. Наряду с уже упоминавшимся языком (Послания 2004, 2005 и 2007 гг.) несколько раз отмечаются традиции (1996 и 1999 гг.) и этические нормы поведения: «крепкая дружба, взаимовыручка, доверие, товарищество и надежность»²¹³.

Общие ценности: государственность и патриотизм

Кроме того, к «культурным» дефинициям можно отнести особые ценности, свойственные россиянам. К этому сюжету Президенты РФ обращались в своих Посланиях неоднократно. В 1996 г. Президент Ельцин решился прямо поставить этот вопрос: «Будущую Россию я вижу страной, в которой граждане, независимо от их политических убеждений, объединены приверженностью фундаментальным идеалам и ценностям. Что это за ценности? Как я их понимаю?» Ответ был следующим: государственность (уточнение - демократическая), гражданственность и патриотизм. Весьма показательно, что Ельцин процитировал при этом государственного деятеля России начала XX в. П.А.Столыпина: «Настоящая свобода, по меткому замечанию П.А.Столыпина, "слагается из гражданских вольностей и чувства государственности и патриотизма"».

Эта же позиция содержится и в документах 2000-х гг. В Послании 2007 г. Путин подчеркивает: «Убежден, наша страна только тогда займет достойное положение в мире, мы с вами только тогда сможем сохранить и нашу государственность, и суверенитет - если наши граждане будут видеть, будут чувствовать, будут уверены в том, что все усилия государства направлены на защиту их кровных интересов: на улучшение их жизни, на повышение их благосостояния и их безопасности. И если они смогут гордиться своей страной. Каждый гражданин России должен чувствовать свою сопричастность с судьбой государства. И каждый должен иметь шанс законным образом улучшить свою собственную жизнь, преумножить трудом богатство своей Родины».

В то же время нельзя не заметить, что Президент Путин более конкретен в определении понятия «государственность». С точки зрения внутриполитических коннотаций он неоднократно указывал на необходимость повышения роли государства как в социальной сфере, так и в экономическом развитии. Во внешнеполитическом измерении он подчеркивал в качестве главной ценности не государственность вообще, а сохранение суверенитета и «удержание государства на обширном пространстве»: «Хотел бы напомнить: на всем протяжении нашей истории Россия и ее граждане совершали и совершают поистине исторический подвиг. Подвиг во имя целостности страны, во имя мира в ней и стабильной жизни. Удержание государства на обширном пространстве, сохранение уникального сообщества народов при сильных позициях страны в мире - это не только огромный труд. Это еще и огромные жертвы, лишения нашего народа».

110

Что касается патриотизма, в 1996 г. Ельцин предложил развернутую характеристику этого понятия: «Для меня патриотизм - это состояние души, когда живешь болью Отечества, сопричастно его триумфам и поражениям, испытываешь гордость за свои национальные традиции, за принадлежность к великой стране». Очевидно, налицо апелляция к эмоциональной сфере: гордость, сопричастность. Это продолжается и в 2000-е гг.: «принадлежность к единому и большому государству», «любовь к родному краю». Оба Президента используют метафору «дом»: «Как поддержать и укрепить чувство общего дома, ощущение того, что каждый из нас живет в России и что Россия жива каждым из нас?» (1998); «Россия -это, прежде всего, люди, которые считают ее своим домом» (2000).

Акцент на патриотизм, очевидно, требует обращения к российской истории. Указание на общность исторических судеб россиян встречается неоднократно (1999, 2003, 2005 гг.). Поскольку патриотизм определяется как «гордость» за свою страну, в президентских Посланиях упоминаются именно те события и деятели прошлого, которые имеют символическое значение и призваны объединять «россиян». Так, Путин говорит о героических подвигах, которые совершались во имя России (см. цитату выше), неоднократно упоминает Великую Отечественную войну. В целом можно сказать, что в 2000-е гг. исторический компонент в характеристиках «россиянства», во-первых, усилился, а во-вторых, приобрел более позитивную окраску. Последнее выразилось, прежде всего, в «реабилитации» советского периода истории России. «Следует признать, что крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века» (2005). Для сравнения замечу, что в президентском послании 1996 г. советская система оценивалась совсем иначе: «Коммунистический проект не выдержал испытания на большой исторической дистанции. Экономическая система оказалась косной, не содержащей механизмов приспособления к меняющимся условиям и новым задачам, а политический режим не соответствовал требованиям времени, ибо тотальное принуждение уже не соответствовало ускоряющемуся научно-техническому развитию... Советский Союз рухнул под тяжестью всеобъемлющего кризиса, разодранный на куски экономическими, политическими и социальными противоречиями. Россия стояла на пороге хаоса, и, казалось, не было силы, способной остановить его»²¹⁴.

Россия: «великая и сильная» Патриотизм как любовь к Родине, очевидно, не нуждается в специальной аргументации, это - сугубо эмоциональное ощущение. Что же касается такого аспекта патриотизма, как «гордость» за страну, он требует определенных оснований или, по крайней мере, определенного указания на то, чем именно надо гордиться. Здесь мы переходим к характеристикам «России». В первую очередь, практически во всех президентских Посланиях акцентируется такая дефиниция России, как «великая». Она имеет и геополитические (территория, масштабы, ресурсы), и международные (в смысле соответствующего статуса в мировой политике) коннотации. Второе определение - «сильная» Россия. Характерно, что если атрибут «великая» одинаково часто используется Ельциным и Путиным, определение России как «сильной» получило развитие только в 2000-е гг. Оно присутствует почти

111

в каждом Послании Путина, в 2000 г. звучит 5 раз, а в 2003 г. - 9 раз! «И все наши решения, все наши действия - подчинить тому, чтобы уже в обозримом будущем Россия прочно заняла место среди действительно сильных, экономически передовых и влиятельных государств мира... Считаю, что нашим принципиальным результатом должно стать возвращение России в ряды богатых, развитых, сильных и уважаемых государств мира» (2003).

Нетрудно заметить, что при всем сходстве эти определения по-разному расставляют акценты. «Великая» - это, в первую очередь, потенциал страны, тогда как «сильная» означает реализацию этого потенциала. «Сильная» в Посланиях Президента Путина звучит в самых разных контекстах. Неоднократно речь идет о сильной армии: «Россия будет сильной страной - с современными, хорошо оснащенными и мобильными вооруженными силами» (2003). Несколько раз упоминается о передовой и конкурентноспособной экономике: «Я убежден: чтобы обеспечить достойный уровень жизни наших граждан, чтобы Россия оставалась весомым и полноценным членом мирового сообщества, была сильным конкурентом, наша экономика должна расти куда более быстрыми темпами» (2002). Однако наиболее явная коннотация концепта «сильный» связана с позиционированием на международной арене в качестве самостоятельного и весомого игрока: «Мы свободная нация. И наше место в современном мире, хочу это особо подчеркнуть, будет определяться лишь тем, насколько сильными и успешными мы будем» (2005).

Наконец, следует отметить, что неоднократно и в 1990-е, и в 2000-е гг. в президентских Посланиях акцентируется внимание на имеющих всемирное значение достижениях российской культуры и науки, а также на особой роли России в международных делах. В то же время в текстах Посланий отсутствуют указания на какую-либо «особую историческую миссию России», что было характерно для советского периода. Единственный раз (не считая использования выражения «миротворческие миссии», которое имеет иную и вполне конкретную коннотацию) «мессианская идея» была артикулирована в 2005 г., когда было сказано, что «цивилизаторская миссия российской нации на евразийском континенте должна быть продолжена» (2005).

Внутренние характеристики

Что касается характеристик государственного строя России, в рассматриваемых текстах им уделяется очень большое внимание, однако, как правило, они отсутствуют в сюжетах, где речь идет о том, чем россияне могут гордиться. Исключение - сам феномен сохранения «государственности на большом пространстве», о котором уже говорилось и который имеет не только внешнеполитические, но и внутриполитические коннотации. Контент-анализ этого сюжета весьма затруднен, поскольку одни и те же дефиниции, которые используют Президенты для характеристики российской государственности, и, особенно, их сочетания в разных контекстах могут наполняться совершенно разным содержанием. Наиболее часто встречаются две группы определений. Первая -«демократическое государство» (варианты - «демократическая Россия», «свободная Россия», «российская демократия» и т.п.) Вторая - «сильное (во внутриполитическом смысле) государство» (варианты - «укрепление государства», «государство, поддерживающее порядок», «стабильное государство и т.п.) По большому счету, они ни в коей мере не противоречат друг другу, ибо очевидно, что только сильное государство может быть демократическим. Однако в российском политическом дискурсе «демократия» порой ассоциируется и с «беспорядком», а «сильное государство» нередко концептуализируется как антипод «демократии», поскольку предполагает, в первую очередь, увеличение государственного контроля

113

над социально-экономической сферой и укрепление «властной вертикали» (централизацию полномочий и ресурсов)²⁴⁸.

Если брать количественные показатели использования указанных дефиниций, принципиальных различий между 1990-ми и 2000-ми гг. не обнаруживается. Скорее, наоборот, резкие «взлеты» и «падения» характерны внутри каждого из указанных периодов. Например, в 1997-1998 гг. слово «демократия» почти исчезло из президентских Посланий, в центре внимания Президента Ельцина оказалась тема «укрепления порядка». В 1999 г. соотношение между этими группами восстановилось. В 2000-е гг., несмотря на политический курс, направленный на «укрепление властной вертикали», в дискурсе Путина широко используется «демократия» и другие подобные дефиниции, хотя акценты при этом расставляются по-разному. В 2005 г., например, подчеркивается, что речь идет о суверенной демократии, т. е. о демократии с российской спецификой (см. цитату ниже) В последних Посланиях эта идея не акцентируется. Складывается впечатление, что вопрос как бы уже решен и нет необходимости к нему возвращаться. В 2007 г. Президент неоднократно определяет Россию как демократическую страну, не указывая на ее специфику.

Другой пример - группа концептов, связанных с понятием «консолидация» («единство», «согласие», сотрудничество» и т.п.). Анализ текстов показывает, что в 1990-е гг. Президент РФ призывал к консолидации всех политических сил даже чаще, чем в 2000-е гг. Иначе говоря, на уровне дискурса артикуляция стремления к «единству» всего российского общества наблюдалась в течение всего

249

постсоветского периода

Наконец, следует отметить, что солидным основанием, объединяющим политическое сообщество, может быть некая «национальная идея», воплощаемая в деятельности государства. Если «великая история» дает консолидирующий «образ прошлого», то национальный «проект» предлагает консолидирующий «образ будущего». Такие проекты хорошо известны в мировой практике: «строительство социализма» в СССР, «мировое господство арийской расы» в нацистской Германии, «программа великого общества» 1960-х гг. в США. Политический дискурс вокруг такого рода проектов не просто конструирует политическое сообщество, но и позиционирует его среди «других», делает его «узнаваемым». Как известно, задача «разработки национальной идеи» активно обсуждалась на протяжении всего постсоветского периода и даже ставилась в одном из указов Президента Ельцина. В президентских Посланиях Федеральному собранию РФ это также нашло определенное отражение. Именно в одном из них (2004 г.) были впервые упомянуты национальные проекты, хотя их, конечно, нельзя считать равнозначными «национальной идее». Косвенно это признал в 2007 г. и сам Президент: «У нас с вами, в России, есть еще такая «старинная русская забава» - поиск национальной идеи. Это что-то вроде поиска смысла жизни. Занятие в целом небесполезное и небезынтересное. Этим можно заниматься всегда и бесконечно. Не будем сегодня открывать дискуссию по этим вопросам». Вместе с тем, попытка прояснить «образ будущего» в президентских Посланиях все же присутствует. В том же 2007 г. были сформулированы «стратегические планы»: «Это формирование дееспособного гражданского общества, это строительство эффективного государства, обеспечивающего безопасность и достойную жизнь людей, это становление свободного и социально

О сложностях и противоречиях коннотаций «сильное государство» в российском политическом дискурсе см.: Петров К.Е. Доминирование концептуальной многозначности: «Сильное государство» в российском политическом дискурсе // Полис. 2006. №3.

⁴⁹ В 1997 г., после победы на президентских выборах, Ельцин объявил «год примирения и согласия».

113

ответственного предпринимательства, это борьба с коррупцией и терроризмом, модернизация Вооруженных Сил и правоохранительных органов, это, наконец, значимое укрепление роли России в международных делах».

«Русский путь»?

Поскольку при определении образа России акцент делается на культурные и ценностные особенности, возникает вопрос о его цивилизационных характеристиках. Под последними в данном случае понимается не просто культурное своеобразие как таковое, а его «степень», так сказать, «внешний аспект»: каким образом это своеобразие позиционирует «россиян» среди других народов (как известно, культурное своеобразие свойственно каждой нации, но при этом последняя может рассматривать себя как часть более широкой цивилизации). Итак, как определяется степень культурного своеобразия «россиян» в президентских Посланиях?

Ключевой дефиницией в данном отношении выступает «самобытность». Уже в 1996 г. Ельцин подчеркивал: «Нас часто запугивают утратой российской самобытности. Уверен, этого не произойдет. Россия - это целый мир, самобытность которого сохранялась на протяжении всей российской истории». Вместе с тем Президент подчеркивал, что «российской самобытности всегда была свойственна открытость». По большому счету, подобный подход сохранился и позднее. С одной стороны, почти во всех Посланиях Россия определяется как «открытая для международной интеграции», готовая участвовать в строительстве «Большой Европы» и т.п.²¹⁵ С другой стороны, всегда подчеркивается «самобытность», «своеобразие», «собственный путь» и т.д. Очень четко это прозвучало в послании 1999 г.: «За эти годы мы поняли - универсальных рецептов развития общества и государства не существует. Но было бы глубочайшей ошибкой считать, что Россия должна видеть свой особый путь в самоизоляции. Только осознав взаимосвязь своеобразия России и ее вовлеченности в развитие современного мира, можно реализовать огромный потенциал нашей державы».

Позиция Путина в этом плане принципиально не изменилась, но акцент на самостоятельность стал более сильным. Наиболее показательно в этом плане послание 2005 г., где была сформулирована концепция «суверенной демократии»: «Россия - это страна, которая выбрала для себя демократию волей собственного народа. Она сама встала на этот путь и, соблюдая все общепринятые демократические нормы, сама будет решать, каким образом - с учетом своей исторической, геополитической и иной специфики - можно обеспечить реализацию принципов свободы и демократии. Как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по этому пути». Показательно, что в этом небольшом абзаце концепт «сам» используется 4 раза.

Таким образом, в Посланиях Президентов России Федеральному собранию РФ присутствует, хотя и в не до конца артикулированном виде, идеологема «русского пути». Как известно, «русская идея» («русский путь», «русский миф») является ключевым моментом в политическом дискурсе России уже на протяжении не одного столетия. Не углубляясь в эту весьма сложную и, безусловно, требующую самостоятельного разговора проблему, следует отметить, что идеологема «русского

115

пути» сама по себе весьма размыта и воспроизводится в различных интерпретациях. Так, А.Н.Малинкин выделяет три типа дискурса о национальной идентичности, в которых так или иначе признается своеобразие России: фундаменталистский, консервативный и центристский (по мере снижения степени своеобразия)²¹⁶.

Официальный кремлевский дискурс ни в коем случае не относится к фундаменталистам, для которых характерны сильные акценты на этническую идентичность, на богоизбранность и национальное превосходство русских над другими народами (особая русская «духовность» и т.п.). В президентских Посланиях, как уже отмечалось выше, напротив, говорится не о «русской», а о «российской» самобытности. Не вполне соответствуют президентские Послания и «консервативному» типу дискурса, который делает упор на евразийскую имперскую идею. Хотя кое-что в рассматриваемых текстах указывает и на имперские мотивы (в частности, отмечавшееся выше включение «соотечественников» в состав «россиян»), сам концепт «евразийская» встречается в них всего 2 раза. В 1994 г. Ельцин отмечал, что «взаимоотношения России с миром определяются ее уникальным евразийским статусом», а в 2005 г. Путин говорил о необходимости продолжить «цивилизаторскую миссию российской нации на евразийском континенте».

Таким образом, «русская идея» в президентских Посланиях артикулируется преимущественно в «центристском варианте». Нельзя не отметить, что содержательно этот вариант - самый «размытый», т.к. в отличие от двух других он не содержит точных указаний на предмет самобытности.

«Использование Другого»

«Размытость» образа России и неспособность (или нежелание) официального дискурса дать более точные характеристики, вероятно, является одной из причин того, что в 2000-е гг. все больший акцент делается на более четкое определение образа внешнего «врага»²¹⁷. Строго говоря, категория «врага» всегда присутствовала в официальном дискурсе, но в 1990-е гг. она звучала намного слабее. Президент Ельцин неоднократно (3 раза) подчеркивал, что у России нет военных противников (с 1999 г. после «югославской операции» НАТО эта фраза исчезла из президентских Посланий), но при этом делал оговорку, что «потенциально военная опасность для российского государства сохраняется. Главными причинами ее сохранения, возникновения вооруженных конфликтов и войн являются социальные, политические, экономические, территориальные, региональные, национально-этнические и другие противоречия, стремление ряда государств и политических сил к их разрешению с использованием средств вооруженной борьбы» (1995). Отмечалось, что существуют «силы за рубежом, которые опасаются восстановления могущества России» (1995), «в ряде стран звучат призывы к игнорированию, а то и прямому противодействию законным

116

российским интересам» (1996). Особую угрозу тогдашнее российское руководство видело в расширении НАТО на Восток, об этом говорилось в каждом Послании до тех пор, пока данное событие не состоялось.

Ситуация изменилась в 2000-е гг. Если раньше акцент делался на наличие неких сил, ущемляющих интересы России, то теперь подчеркивается, что эти силы пытаются оказывать давление на Россию, ущемить ее суверенитет. Уже в первом своем Послании (2000 г.) Президент Путин подчеркнул: «Холодная война осталась в прошлом, но и по сей день приходится преодолевать ее тяжелые последствия. Это и попытки ущемления суверенных прав государств под видом "гуманитарных" операций». Таким образом, образ «врага» приобретает новое качество. Особенно показательно в этом плане Послание 2006 г., где описанию данной угрозы уделяется беспрецедентно много места. В тексте появляется метафора «волка», который в массовом сознании ассоциируется с такими качествами, как коварство, безжалостность, эгоизм: «Но это значит, что и мы с вами должны строить свой дом, свой собственный дом - крепким, надежным, потому что мы же видим, что в мире происходит. Но мы же это видим! Как говориться, «товарищ волк знает, кого кушать». Кушает - и никого не слушает. И слушать, судя по всему, не собирается. Куда только девается весь пафос необходимости борьбы за права человека и демократию, когда речь заходит о необходимости реализовать собственные интересы? Здесь, оказывается, все возможно, нет никаких ограничений».

Недостаточно четкое определение в официальном политическом дискурсе образа России в сочетании с акцентом на конструирование «образа врага» заставляет вспомнить концепцию Л.Гудкова о «негативной идентичности», согласно которой «сообщество конституируется отношением к негативному фактору, чужому или враждебному, который становится условием солидарности его членов, сознающих себя в рамках подобного значимого и ценного для них единства, где они противопоставлены чужим» Эта же мысль звучит и в работах Б.Дубина, который очень точно зафиксировал, что «Запад в конструкции русского мифа не только не обозначает те или иные страны в их социально-исторической конкретике, но даже, может быть, содержит в себе лишь минимальное, чисто апеллятивное указание на обобщенного партнера, "значимого другого". Запад здесь — это фактически синоним пределов мира, границы собственной идентичности, которая (граница), как ни парадоксально, проведена "извне", поскольку Запад — отмеченная смысловая точка, а Россия — феномен производный, представляемый лишь в негативной форме, в категориях непринадлежности к Западу» ⁵⁴.

Обобщая проведенный анализ, можно сделать следующие выводы. В официальном «кремлевском» дискурсе «мы-россияне группа» определяется преимущественно не через этнические и не через гражданские дефиниции, а культурные. Набор общекультурных атрибутов на протяжении 1990-2000-х гг. принципиально не изменился: общие история и язык, ценности патриотизма и государственности, идея «великой» и «сильной» России, своеобразие российской цивилизации. Вместе с тем в период президентства Путина в официальном дискурсе более сильные акценты делаются на исторические достижения («реабилитация советского периода»), самобытность («суверенная демократия») и особенно - на идею «сильной России». Значительно в большей мере изменился «кремлевский

Гудков Л. Проблемы негативной идентификации // Мониторинг общественного мнения. 2000. №5. С.37.

²⁵⁴ Дубин Б. Запад, граница, особый путь: символика "другого" в политической мифологии современной России // Мониторинг общественного мнения. 2000. № 6.

117

дискурс» в определении «врага». Как представляется, более четкая и жесткая артикуляция «образа врага» призвана компенсировать размытость «позитивного» определения России и россиян.

Наконец, следует отметить, что, как показывают многочисленные социологические исследования, эволюция официального политического дискурса относительно образа России имела не столько конструирующее (проективное) значение, сколько, наоборот, подстраивалась под мифологемы и идеологемы, характерные для российского массового сознания²¹⁸. В этом смысле можно сказать, что Кремль достаточно успешно использовал потенциал для консолидации. Однако вопрос в том, насколько такая стратегия эффективна в долгосрочной перспективе.