1.3 Методика оценки эффективности формирования и использования финансовых ресурсов

Эффективность управления финансовыми ресурсами характеризуется показателями структуры капитала и показателями рентабельности.

Показатели структуры капитала имеют назначение показать степень возможного риска банкротства предприятия в связи с использованием заемных финансовых ресурсов. При увеличении доли заемного капитала увеличивается риск банкротства, так растет и объем обязательств предприятия. Данная группа финансовых коэффициентов в первую очередь интересует существующих и потенциальных кредиторов компании.

Анализируя собственный капитал, необходимо обратить внимание на соотношение коэффициентов поступления и выбытия. Если значения коэффициентов поступления превышают значения коэффициентов выбытия, значит, в организации идет процесс наращивания собственного капитала, и наоборот.

Коэффициентный анализ - ведущий метод анализа эффективности использования капитала организации, применяемый различными группами пользователей: менеджерами, аналитиками, акционерами, инвесторами, кредиторами и др. Известно множество таких коэффициентов, поэтому для удобства разделим их на несколько групп: коэффициенты оценки движения капитала предприятия; коэффициенты деловой активности; коэффициенты структуры капитала; коэффициенты рентабельности и др. [17, с. 22].

К коэффициентам оценки движения финансовых ресурсов предприятия относят коэффициенты поступления, выбытия и использования, рассчитываемые по всему совокупному капиталу и по его составляющим.

Таблица 3 - Группы и виды коэффициентов, характеризующих структуру финансовых ресурсов предприятия

Группы коэффициентов	Виды коэффициентов
коэффициенты оценки движения капитала предприятия	коэффициенты поступления, выбытия и использования капитала
коэффициенты деловой активности	коэффициенты оборачиваемости: оборачиваемость кредиторской задолженности; оборачиваемость заемного капитала
коэффициенты структуры капитала	коэффициент заемного капитала, коэффициент автономии, коэффициент долгосрочной финансовой независимости
коэффициенты рентабельности	коэффициент рентабельности собственного капитала, финансовый рычаг

Коэффициент поступления заемного капитала (ЗК) показывает, какую часть заемного капитала от имеющегося на конец отчетного периода составляют вновь поступившие долгосрочные и краткосрочные заемные средства:

K_{поступления ЗК} = ЗК_пост / ЗКкп, (1)

где ЗК_пост - поступившие заемные средства, ЗКкп - заемные средства на конец периода.

Коэффициент выбытия заемного капитала показывает, какая его часть выбыла в течение отчетного периода посредством возвращения кредитов и займов и погашения кредиторской задолженности:

K_{выбытия ЗК} = ЗК_выб / ЗКнп (2)

где ЗК_выб - выбывшие заемные средства, ЗКнп - заемный капитал на начало периода.

Коэффициенты деловой активности позволяют проанализировать, насколько эффективно предприятие использует свой капитал. Как правило, к этой группе относятся различные коэффициенты оборачиваемости: оборачиваемость кредиторской задолженности; оборачиваемость заемного капитала.

Коэффициент оборачиваемости кредиторской задолженности рассчитывается следующим образом [16, с.102]:

, (3)

где - кредиторская задолженность на начало периода; - кредиторская задолженность на конец периода; - выручка от продажи товаров, продукции, работ и услуг.

Коэффициенты оборачиваемости можно рассчитывать в днях. Для этого необходимо количество дней в году (366 или 365) разделить на рассчитанные выше коэффициенты оборачиваемости. Тогда мы узнаем, сколько в среднем дней требуется для осуществления одного оборота КЗ, ИК, СК и ЗК.

К

ням бюджетной системы (% от ВВП)*.

* Источник: Минфин РФ. (Расчет автора).

пределах инстинктивной программы человека. Относительную свободу обеспечивает сознание. Но часто бывает трудно точно диф-ференцировать мотивы поступков и возникновения социальных интересов. Сознание обеспечивает язык. В отличие от неизменных символов коллективного бессознатель-ного, язык изменчив и его развитие происходит закономерно. Семиотические знаки устанавливают национальную тенденцию, отличающуюся от общей для всех народов традиции, продиктованной архетипами. Различия в природно-климатических услови-ях, экономической специализации, при слабых коммуникационных возможностях привели к серьезным различиям в языке и мифологии цивилизаций. Эти различия на-ложили свой отпечаток на все стороны общественной жизни, в том числе, на эконо-мику. А затем уже и экономика воздействовала на язык и социум. Это дуалистическое взаимодействие еще одна диалектическая проблема жизни человека.

Восточнославянские племена создали особую форму общины, которую еще Маркс причислил к азиатскому типу. В то же время, восточные славяне одна из вет-вей индоевропейской языковой группы. Сама по себе принадлежность к той или иной языковой группе или культурно-историческому кругу не может быть фактором фор-мирования тех или иных идеологических, социальных, культурных и информацион-ных структур, потому что является феноменом того же порядка и равно нуждается в объяснении. Стремление найти такие объяснения приводит к специфическим истори-ческим, гуманитарным и естественнонаучным допущения, которые в силу своей огра-ниченности не выдерживают эмпирической проверки.

Возьмем, к примеру, географический принцип, который, как правило, применя-ется к дифференции по цивилизационному признаку. В данном подходе преобладают идеи культурно-исторических границ, которые, сформировавшись в глубокой древно-сти, привели к возникновению различных по своей культурной традиции цивилизаций. Основой культурных традиций полагались, с одной стороны, условия местности и возможности торговли, а с другой – пограничные коммуникации и культурный обмен, которые в древнем мире были ограничены техническими возможностями связи. Отсюда следует марксистский тезис о том, что человечество начинает свой путь в дифференцированных цивилизационных нишах, но с развитием производительных сил и производственных отношений сливается в единый поток.

Однако честный взгляд историка, политолога или экономиста всегда укажет на то, что человечество не только не хочет, но и не может расстаться со своими культур-ными границами. Когда речь заходит о таких практических исследованиях как теория журналистики, непременно появляются указания на традицию. «Движение россий-ской журналистики по пути самостоятельного развития и обогащения речи, методов, выразительных средств, свойственных именно журналистики России, вряд ли будет надолго заторможено. Попытка некоторых «прогрессистов» насадить «универсальный журнализм», способ отображения, присущий журналистике некоторых стран Запада, вряд ли пойдет на пользу отечественным СМИ». «Характер отдельной личности, как известно, складывается в детстве, начало функционирования любой системы заложено в момент создания. Это применимо и к журналистике России, специфика которой была заложена при ее рождении». «Использование старого опыта происходило объективно и произвольно <курсив мой, Э.Н.>, что особенно ощутимо в области формы, языка. Традиции русской журналистики передавались через язык, формотворчество, типологию, организационные формы периодики».

Но откуда приходит это «объективное» и «непроизвольное» «использование старого опыта трудно понять не только в рамках теории журналистики, но и в рамках ее истории, если последняя опирается только на констатацию фактов. И именно этот вопрос в отечественном журнализме не находил твердой опоры, так как опирался на марксистскую гносеологию. Сама по себе нужда в совершенствовании и расшире-нии гносеологических оснований ощущается теоретиками и историками журналисти-ки давно. Эта потребность проявляется и в смежном историческом и социальном знании, которое не может уже достичь эффективности, опираясь на неопозитивистские идеи поэтапных преобразований.

В последние десятилетия усилилась дискуссия между сторонниками формацион-ного и цивилизационного подходов, что во многом роднит наше время с периодом острой дискуссии между западниками славянофилами 40-х годов XIX в. Но современные исторические теории стремятся к синтезному варианту, соединяющему западническое и восточное начала, что было характерно уже для Гоголя, с одной стороны, и Герцена и Белинского – с другой.

Здесь определяются гуманитарные и исторические допущения, ведущие к разногласию между гуманитарными и естественнонаучными представлениями. Чистая социологическая теория, а вместе с ней и теория журналистики, продолжают традиционно развиваться в русле неопозитивистских идей, что расходится с отечественными представлениями о жанровой структуре, принципах и историзме печати. Историческое и историософское направление, исходя из факта цивилизационной дифференциации, зачастую приходит к странным реконструкциям. «Рациональный, практический элемент в их <неандертальцев>сознании занимал гораздо более заметное место. <…> Они <погребения неандертальцев> раскрывают перед нами тайну рождающегося западного рационализма и практицизма, ибо <…> неандертальцы жили в Западной Европе, и, возможно, были в какой-то мере отдаленными предками западных народов». Отсюда один шаг до идеи передачи естественным путем приобретенных при-знаков и заблуждений позднего Фрейда, утверждавшего, что все евреи помнят на бес-сознательном уровне убийство праотца Моисея. Однако естествознание не нашло и, вероятно, не найдет подтверждения генетического закрепления приобретенной ин-формации. У естественников рождаются свои допущения в духе образования псевдо-видов, или теории систем с применением законов термодинамики к человеческому обществу.

Из всех таких умозаключений с невероятной последовательностью выпестовыва-ется идея абсолютной значимости какой-либо человеческой группы для становления справедливого мира. Даже К. Поппер невольно выводит на острие один только западный мир, оставляя всем остальным цивилизациям нелепую и ущербную свободу догонять открытые общества Европы и Северной Америки.

Наконец, принимается и еще одно допущение, которое на фоне фантастических рассуждений о характере неандертальцев или генетической памяти об убийстве Мои-сея, видится наиболее реальным. Каждая цивилизация создает своюконцептосферу, которая, базируясь на языке данного этноса, отражает национальный опыт. Концепто-сферы разных культур настолько различны, что зачастую поэты, начавшие творить на одном языке, не могут сделать этого на другом, даже хорошо зная другой язык. Идея концептосферы близка семиотической теории, так как исходит из предположения о воспроизводстве неких знаков, в данном случае в языке, понимаемо в его конкретном вербальном выражении. Семиотика расширяет понятие языка, включая в него невер-бальные символы, которые также наделяются значениями и могут вырастать до ал-гебраической формы концепта. Барт как один из теоретиков семиотики отрицает участие психологии в формировании мифа, более того, он объявляет поиски Приро-ды в историческом развитии еще одним современным мифом.

Левые взгляды Барта позволяют легко увидеть, что его знаковая конструкция – миф – все-таки не обладает самостоятельным бытием, а является продуктом полити-ческих партий, власти и коммерческих групп. Такое понимание мифа непременно вы-водит к его рациональным основаниям и фактически возвращает к социологическим унификациям. Другими словами, подход Барта можно завершить либо в духе Маркса, либо в духе Поппера, что, как уже показано выше, ничем не помогает в объяснении локальности культур.

Д. Лихачев имеет в своем распоряжении более мощную теорию концептосферы, но последняя дает результаты только в ситуации культурного пограничья.

Но всем сказанным не исчерпывается понимание знаковых конструкций. По А. Лосеву миф есть в словах данная чудесная личностная история. Он соединяет через личность историю и слово. Благодаря личности в мифе высказываются иррациональные и рациональные стороны бытия. Дальнейшие же рассуждения ведут Лосева к религиозным трактовкам бытия мифа. В совершенно искаженном виде эта идея про-является, например, у Телегина. Сакральное представление о мифологическом бытии логически объясняет цивилизационную дифференциацию, но не может претендовать на научность.

Перечисленные допущения требуют нескольких или:

1) история должна свести все многообразие культур к единству в силу общности социальных законов, человеческой природы, законов власти и т.п.;

2) цивилизации обладают непреодолимыми барьерами коллективной национальной, религиозной, знаковой, психологической памяти;

3) слиянию культур препятствуют естественные природные границы, создающие границы общения и взаимовлияния, причем диалог уже не в силах преодолеть барьеры концептосферы.

В предыдущей главе я уже показал подвластность писателя Гоголя и публициста Белинского некой психологической данности. Но, однако, архетипический анализ не выделяет их из мирового контекста как представителей собственно российской куль-туры. Путь индивидуации у любого человека в общих чертах один и тот же в любое время и в любой стране. Этот путь порождает архетип развития и его антиномические варианты: идею Золотого века и идею Великого Кольца.

Вероятно, древний человек еще не имел достаточно дифференцированноесозна-ние. Мир внешний и мир внутренний еще не разделились для него. Это первоначаль-ное единство позволяло человеку чувствовать гармоническую связь с природой со своей общиной. Это было время абсолютного мифа. Язык совпадал с символами. Се-миозис привел к разобщению сознания и бессознательного. Человечество покинуло первоначальный рай. Так завершился первый эон.

Затем возникла необходимость интеграции сознания и бессознательного на но-вом уровне. Человечество компенсировало свою расщепленность мифологией, суще-ствующей параллельно с рациональным мышлением. С изменениями мышления по-являлись все более усложненные формы мифа. Второй эон был связан с интеграцией в сознание Тени. Для этого времени характерно полное олицетворение природы и явле-ний и отсутствие систематизированного мифа.

Третий эон – эпоха политеизма, время осознания Анимы (Анимуса). Появляется структурированный миф и философия, которые в своих высших проявлениях уже не-сут образы Самости.

Четвертый эон – интеграция Самости, выраженная в монотеизме Запада и слож-ных религиозно-философских учениях Востока. Разделение цивилизаций, начавшееся в третьем эоне, завершается в четвертом. Но, равным образом, в конце эона должны наметиться пути для новой интеграции.

Начало и конец каждого эона – противоположны. Так, христианский век рождает Антихриста. Середина эпохи – момент реформации, энантиодромии. Запад вступил в эпоху монотеизма две тысячи лет назад. Позже и насильственно к христианству при-соединились германские и славянские племена.

Юнг описывает эон с помощью психологической формулы. Я показываю с ее помощью время вхождения в христианскую эпоху Германии и России. (См. рис. 3.1.1.) A, B, C, D – обозначают постоянные формы, символизирующие архетипы в оп-ределенное историческое время. А – в христианскую эпоху, символизирует первона-чальное, доевангельское представление о Христе. B – появление Нового Завета и пер-вых схоластов. C – реформация. D – философия материализма и позитивизм. Приве-денный вариант символики – условен. Он демонстрирует динамику психической ре-альности. Данная модель позволяет продемонстрировать закономерности проявления тех или иных символов, преподносимых коллективным бессознательным, в зависимо-сти от изменений сознания и культуры. Элементы a, b, c, d – показывают внутренние изменения внутри каждого этапа эона.

Формула демонстрирует позднее присоединение России к христианской тенден-ции. Экономические, географические и политические условия оставались азиатскими. Удачливые вожди общин к моменту принятия христианства уже выделились в от-дельное боярско-княжеское сословие. Образовалось две группы. Высшее сословие вступило в христианский эон, крестьяне ням бюджетной системы (% от ВВП)*.

* Источник: Минфин РФ. (Расчет автора).

пределах инстинктивной программы человека. Относительную свободу обеспечивает сознание. Но часто бывает трудно точно диф-ференцировать мотивы поступков и возникновения социальных интересов. Сознание обеспечивает язык. В отличие от неизменных символов коллективного бессознатель-ного, язык изменчив и его развитие происходит закономерно. Семиотические знаки устанавливают национальную тенденцию, отличающуюся от общей для всех народов традиции, продиктованной архетипами. Различия в природно-климатических услови-ях, экономической специализации, при слабых коммуникационных возможностях привели к серьезным различиям в языке и мифологии цивилизаций. Эти различия на-ложили свой отпечаток на все стороны общественной жизни, в том числе, на эконо-мику. А затем уже и экономика воздействовала на язык и социум. Это дуалистическое взаимодействие еще одна диалектическая проблема жизни человека.

Восточнославянские племена создали особую форму общины, которую еще Маркс причислил к азиатскому типу. В то же время, восточные славяне одна из вет-вей индоевропейской языковой группы. Сама по себе принадлежность к той или иной языковой группе или культурно-историческому кругу не может быть фактором фор-мирования тех или иных идеологических, социальных, культурных и информацион-ных структур, потому что является феноменом того же порядка и равно нуждается в объяснении. Стремление найти такие объяснения приводит к специфическим истори-ческим, гуманитарным и естественнонаучным допущения, которые в силу своей огра-ниченности не выдерживают эмпирической проверки.

Возьмем, к примеру, географический принцип, который, как правило, применя-ется к дифференции по цивилизационному признаку. В данном подходе преобладают идеи культурно-исторических границ, которые, сформировавшись в глубокой древно-сти, привели к возникновению различных по своей культурной традиции цивилизаций. Основой культурных традиций полагались, с одной стороны, условия местности и возможности торговли, а с другой – пограничные коммуникации и культурный обмен, которые в древнем мире были ограничены техническими возможностями связи. Отсюда следует марксистский тезис о том, что человечество начинает свой путь в дифференцированных цивилизационных нишах, но с развитием производительных сил и производственных отношений сливается в единый поток.

Однако честный взгляд историка, политолога или экономиста всегда укажет на то, что человечество не только не хочет, но и не может расстаться со своими культур-ными границами. Когда речь заходит о таких практических исследованиях как теория журналистики, непременно появляются указания на традицию. «Движение россий-ской журналистики по пути самостоятельного развития и обогащения речи, методов, выразительных средств, свойственных именно журналистики России, вряд ли будет надолго заторможено. Попытка некоторых «прогрессистов» насадить «универсальный журнализм», способ отображения, присущий журналистике некоторых стран Запада, вряд ли пойдет на пользу отечественным СМИ». «Характер отдельной личности, как известно, складывается в детстве, начало функционирования любой системы заложено в момент создания. Это применимо и к журналистике России, специфика которой была заложена при ее рождении». «Использование старого опыта происходило объективно и произвольно <курсив мой, Э.Н.>, что особенно ощутимо в области формы, языка. Традиции русской журналистики передавались через язык, формотворчество, типологию, организационные формы периодики».

Но откуда приходит это «объективное» и «непроизвольное» «использование старого опыта трудно понять не только в рамках теории журналистики, но и в рамках ее истории, если последняя опирается только на констатацию фактов. И именно этот вопрос в отечественном журнализме не находил твердой опоры, так как опирался на марксистскую гносеологию. Сама по себе нужда в совершенствовании и расшире-нии гносеологических оснований ощущается теоретиками и историками журналисти-ки давно. Эта потребность проявляется и в смежном историческом и социальном знании, которое не может уже достичь эффективности, опираясь на неопозитивистские идеи поэтапных преобразований.

В последние десятилетия усилилась дискуссия между сторонниками формацион-ного и цивилизационного подходов, что во многом роднит наше время с периодом острой дискуссии между западниками славянофилами 40-х годов XIX в. Но современные исторические теории стремятся к синтезному варианту, соединяющему западническое и восточное начала, что было характерно уже для Гоголя, с одной стороны, и Герцена и Белинского – с другой.

Здесь определяются гуманитарные и исторические допущения, ведущие к разногласию между гуманитарными и естественнонаучными представлениями. Чистая социологическая теория, а вместе с ней и теория журналистики, продолжают традиционно развиваться в русле неопозитивистских идей, что расходится с отечественными представлениями о жанровой структуре, принципах и историзме печати. Историческое и историософское направление, исходя из факта цивилизационной дифференциации, зачастую приходит к странным реконструкциям. «Рациональный, практический элемент в их <неандертальцев>сознании занимал гораздо более заметное место. <…> Они <погребения неандертальцев> раскрывают перед нами тайну рождающегося западного рационализма и практицизма, ибо <…> неандертальцы жили в Западной Европе, и, возможно, были в какой-то мере отдаленными предками западных народов». Отсюда один шаг до идеи передачи естественным путем приобретенных при-знаков и заблуждений позднего Фрейда, утверждавшего, что все евреи помнят на бес-сознательном уровне убийство праотца Моисея. Однако естествознание не нашло и, вероятно, не найдет подтверждения генетического закрепления приобретенной ин-формации. У естественников рождаются свои допущения в духе образования псевдо-видов, или теории систем с применением законов термодинамики к человеческому обществу.

Из всех таких умозаключений с невероятной последовательностью выпестовыва-ется идея абсолютной значимости какой-либо человеческой группы для становления справедливого мира. Даже К. Поппер невольно выводит на острие один только западный мир, оставляя всем остальным цивилизациям нелепую и ущербную свободу догонять открытые общества Европы и Северной Америки.

Наконец, принимается и еще одно допущение, которое на фоне фантастических рассуждений о характере неандертальцев или генетической памяти об убийстве Мои-сея, видится наиболее реальным. Каждая цивилизация создает своюконцептосферу, которая, базируясь на языке данного этноса, отражает национальный опыт. Концепто-сферы разных культур настолько различны, что зачастую поэты, начавшие творить на одном языке, не могут сделать этого на другом, даже хорошо зная другой язык. Идея концептосферы близка семиотической теории, так как исходит из предположения о воспроизводстве неких знаков, в данном случае в языке, понимаемо в его конкретном вербальном выражении. Семиотика расширяет понятие языка, включая в него невер-бальные символы, которые также наделяются значениями и могут вырастать до ал-гебраической формы концепта. Барт как один из теоретиков семиотики отрицает участие психологии в формировании мифа, более того, он объявляет поиски Приро-ды в историческом развитии еще одним современным мифом.

Левые взгляды Барта позволяют легко увидеть, что его знаковая конструкция – миф – все-таки не обладает самостоятельным бытием, а является продуктом полити-ческих партий, власти и коммерческих групп. Такое понимание мифа непременно вы-водит к его рациональным основаниям и фактически возвращает к социологическим унификациям. Другими словами, подход Барта можно завершить либо в духе Маркса, либо в духе Поппера, что, как уже показано выше, ничем не помогает в объяснении локальности культур.

Д. Лихачев имеет в своем распоряжении более мощную теорию концептосферы, но последняя дает результаты только в ситуации культурного пограничья.

Но всем сказанным не исчерпывается понимание знаковых конструкций. По А. Лосеву миф есть в словах данная чудесная личностная история. Он соединяет через личность историю и слово. Благодаря личности в мифе высказываются иррациональные и рациональные стороны бытия. Дальнейшие же рассуждения ведут Лосева к религиозным трактовкам бытия мифа. В совершенно искаженном виде эта идея про-является, например, у Телегина. Сакральное представление о мифологическом бытии логически объясняет цивилизационную дифференциацию, но не может претендовать на научность.

Перечисленные допущения требуют нескольких или:

1) история должна свести все многообразие культур к единству в силу общности социальных законов, человеческой природы, законов власти и т.п.;

2) цивилизации обладают непреодолимыми барьерами коллективной национальной, религиозной, знаковой, психологической памяти;

3) слиянию культур препятствуют естественные природные границы, создающие границы общения и взаимовлияния, причем диалог уже не в силах преодолеть барьеры концептосферы.

В предыдущей главе я уже показал подвластность писателя Гоголя и публициста Белинского некой психологической данности. Но, однако, архетипический анализ не выделяет их из мирового контекста как представителей собственно российской куль-туры. Путь индивидуации у любого человека в общих чертах один и тот же в любое время и в любой стране. Этот путь порождает архетип развития и его антиномические варианты: идею Золотого века и идею Великого Кольца.

Вероятно, древний человек еще не имел достаточно дифференцированноесозна-ние. Мир внешний и мир внутренний еще не разделились для него. Это первоначаль-ное единство позволяло человеку чувствовать гармоническую связь с природой со своей общиной. Это было время абсолютного мифа. Язык совпадал с символами. Се-миозис привел к разобщению сознания и бессознательного. Человечество покинуло первоначальный рай. Так завершился первый эон.

Затем возникла необходимость интеграции сознания и бессознательного на но-вом уровне. Человечество компенсировало свою расщепленность мифологией, суще-ствующей параллельно с рациональным мышлением. С изменениями мышления по-являлись все более усложненные формы мифа. Второй эон был связан с интеграцией в сознание Тени. Для этого времени характерно полное олицетворение природы и явле-ний и отсутствие систематизированного мифа.

Третий эон – эпоха политеизма, время осознания Анимы (Анимуса). Появляется структурированный миф и философия, которые в своих высших проявлениях уже не-сут образы Самости.

Четвертый эон – интеграция Самости, выраженная в монотеизме Запада и слож-ных религиозно-философских учениях Востока. Разделение цивилизаций, начавшееся в третьем эоне, завершается в четвертом. Но, равным образом, в конце эона должны наметиться пути для новой интеграции.

Начало и конец каждого эона – противоположны. Так, христианский век рождает Антихриста. Середина эпохи – момент реформации, энантиодромии. Запад вступил в эпоху монотеизма две тысячи лет назад. Позже и насильственно к христианству при-соединились германские и славянские племена.

Юнг описывает эон с помощью психологической формулы. Я показываю с ее помощью время вхождения в христианскую эпоху Германии и России. (См. рис. 3.1.1.) A, B, C, D – обозначают постоянные формы, символизирующие архетипы в оп-ределенное историческое время. А – в христианскую эпоху, символизирует первона-чальное, доевангельское представление о Христе. B – появление Нового Завета и пер-вых схоластов. C – реформация. D – философия материализма и позитивизм. Приве-денный вариант символики – условен. Он демонстрирует динамику психической ре-альности. Данная модель позволяет продемонстрировать закономерности проявления тех или иных символов, преподносимых коллективным бессознательным, в зависимо-сти от изменений сознания и культуры. Элементы a, b, c, d – показывают внутренние изменения внутри каждого этапа эона.

Формула демонстрирует позднее присоединение России к христианской тенден-ции. Экономические, географические и политические условия оставались азиатскими. Удачливые вожди общин к моменту принятия христианства уже выделились в от-дельное боярско-княжеское сословие. Образовалось две группы. Высшее сословие вступило в христианский эон, крестьяне

оэффициенты структуры капитала характеризуют степень защищенности интересов кредиторов и инвесторов. Они отражают способность предприятия погашать долгосрочную задолженность. Коэффициенты этой группы называются также коэффициентами платежеспособности. Речь идет о коэффициенте заемного капитала и коэффициенте соотношения собственного капитала к заемному.

Коэффициент заемного капитала выражает долю заемного капитала в общей сумме источников финансирования валюты баланса (ВБ). Этот коэффициент является обратным коэффициенту независимости (автономии) [17, с. 99]:

К_ЗК = ЗК / А = ЗК / ВБ (4)

Коэффициент соотношения заемного и собственного капитала характеризует степень зависимости организации от внешних займов (кредитов):

К_соотн = ЗК / СК (5)

Он показывает, сколько заемных средств приходится на 1 руб. собственных. Чем выше этот коэффициент, тем больше займов у компании и тем рискованнее ситуация, которая может привести в конечном итоге к банкротству. Высокий уровень коэффициента отражает также потенциальную опасность возникновения в организации дефицита денежных средств.

Интерпретация данного показателя зависит от многих факторов, в частности, таких, как: средний уровень этого коэффициента в других отраслях; доступ компании к дополнительным долговым источникам финансирования; стабильность хозяйственной деятельности компании. Считается, что коэффициент соотношения заемного и собственного капитала в условиях рыночной экономики не должен превышать единицы. Высокая зависимость от внешних займов может существенно ухудшить положение организации в случае замедления темпов реализации, поскольку расходы по выплате процентов на заемный капитал причисляются к группе условно-постоянных, т.е. таких расходов, которые при прочих равных условиях не уменьшаются пропорционально снижению объема реализации.

Кроме того, высокий коэффициент соотношения заемного и собственного капитала может привести к затруднениям с получением новых кредитов по среднерыночной ставке. Этот коэффициент играет важнейшую роль при решении вопроса о выборе источников финансирования.

Коэффициент автономии (КА) показывает, в какой степени используемые предприятием активы сформированы за счет собственного капитала. Расчет этого показателя осуществляется по формуле [18, с. 40]:

КА = ССК/СА (6)

где: ССК - сумма собственного капитала; СА - сумма всех используемых активов.

Коэффициент долгосрочной финансовой независимости (КДН). Этот показатель определяется по формуле:

КДН = (ССК+СЗС)/СК (7)

Для оценки эффективности структуры капитала используют понятие «эффект финансового рычага». При привлечении заемных средств прибыль до налогообложения уменьшается за счет включения процентов за их использование в состав расходов. Соответственно уменьшается величина налога на прибыль, рентабельность собственного капитала возрастает, т.е. несмотря на платность за использование заемных средств, увеличивается рентабельность собственных средств.

Эффект финансового рычага (ЭФР) - это приращение рентабельности собственных средств, получаемое при использовании заемных средств, при условии, что экономическая рентабельность активов фирмы больше ставки процента по кредиту.

РСС = (1-ННП) х ЭР+ЭФР

ЭФР = (1-ННП) х (Дифференциал) х (Плечо)

Плечо = ЗС/СС;

Дифференциал = ЭР-СРСП; (8)

Где ННП - налог на прибыль;

ЗС - заемные средства;

СС  - собственные средства;

ЭР - экономическая рентабельность;

СРСП - средняя расчетная ставка процента по кредитам.

Сформулируем некоторые правила, связанные с эффектом финансового рычага.

1. Дифференциал DFL (ЭФР) должен быть положительным. Предприниматель имеет определенные рычаги воздействия на дифференциал, однако такое влияние ограничено возможностями наращивания эффективности производства.

2. Плечо финансового рычага несет принципиальную информацию как для предпринимателя, так и для банкира. Большое плечо означает значительный риск для обоих участников экономического процесса.

Таким образом, мы можем утверждать, что эффект финансового рычага позволяет определять и возможности привлечения заемных средств для повышения рентабельности собственных средств, и связанный с этим финансовый риск (для предпринимателя и банкира). Сформулированные выше правила позволяют фирме конкретно решать проблему определения величины возможного привлечения кредитов и займов (в краткосрочном периоде и для решения текущих проблем фирмы).

Для денежного потока для всего инвестированного капитала применяется ставка дисконта, равная сумме взвешенных ставок отдачи на собственный капитал и заемные средства (ставка отдачи на заемные средства является процентной ставкой банка по кредитам), где в качестве весов выступают доли заемных и собственных средств в структуре капитала. Такая ставка дисконта называется средневзвешенной стоимостью капитала (Weighted Average Costof Capital - WACC). Данный показатель используется и при расчете такого популярного ныне показателя как EVA (экономическая добавленная стоимость). Согласно общепринятой концепции, WACC рассчитывается следующим образом:

WACC = РЗК × dЗК + РСК × dСК (9)

Где РЗК - цена заемного капитала;

dЗК - доля заемного капитала в структуре капитала;

РСК - цена собственного капитала;

dСК - доля собственного капитала в структуре капитала.

Коэффициенты группы рентабельности капитала показывают, насколько эффективно предприятие использует свой капитал в целях получения прибыли.

Рентабельность всех активов по прибыли является наиболее общим показателем. Данный коэффициент показывает, сколько денежных единиц привлечено предприятием для получения рубля прибыли независимо от источника привлечения этих средств. Он определяется по формуле [10, с. 42]:

, (10)

где - рентабельность активов;

- прибыль до налогообложения.

Показатель рентабельности собственного капитала определяет эффективность использования средств собственников, вложенных в предприятие, позволяет сравнить с возможным доходом от вложения этих средств в другие предприятия (ценные бумаги), служит важным критерием при оценке уровня котировки акций на бирже. Коэффициент рассчитывается по формуле [5, с. 101]:

, (11)

где - рентабельность собственного капитала.

Полезным приемом в ходе анализа является сопоставление рентабельности всех активов и рентабельности собственного капитала. Разница между этими показателями обусловлена привлечением предприятием внешних источников финансирования. Если предприятие посредством привлечения заемного капитала получает больше прибыли, чем должно уплатить проценты на этот заемный капитал, то разница может быть использована для повышения отдачи собственного капитала. Однако, в том случае, если рентабельность активов меньше, чем проценты, уплачиваемые на заемный капитал, влияние привлеченных средств на деятельность предприятия должно быть оценено отрицательно. С помощью коэффициента рентабельности оборотного капитала рассчитывается сумма балансовой прибыли, заработанная каждым рублем оборотного капитала. Количественные значения коэффициента при анализе в динамике показывают изменения в эффективности его использования предприятием. Этот коэффициент рассчитывается по формуле [35, с. 104]:

, (12)

где - рентабельность оборотного капитала.

Коэффициент рентабельности перманентного капитала показывает, какова прибыльность использования всего капитала предприятия, находящегося в его долгосрочном пользовании. Значение коэффициента определяется по формуле [35, с. 105]:

, (13)

где - рентабельность перманентного капитала.

Наиболее полное представление о рентабельности производственной деятельности предприятия дает коэффициент рентабельности функционирующего капитала. Он определяется по формуле:

, (14)

где - рентабельность функционирующего капитала;

- прибыль от продаж.

Коэффициенты группы рентабельности деятельности позволяют оценить прибыльность всех направлений деятельности предприятия.

Коэффициент рентабельности всех операций по балансовой прибыли показывает, насколько эффективно и прибыльно предприятие ведет свою деятельность по всем направлениям. Этот коэффициент находится по формуле [26, с.128]:

, (15)

где R - рентабельность всех операций;

- доходы от прочих операций;

- доходы от внереализационной деятельности.

Коэффициент рентабельности основной деятельности (рентабельность продаж) показывает рентабельность именно основной деятельности предприятия, очищенной от прочих доходов и результатов, что позволяет пользователю определить эффективность и планировать поступление балансовой прибыли от основной деятельности. Коэффициент рассчитывается по формуле [36, с.129]:

, (16)

где - рентабельность основной деятельности.

Рентабельность реализованной продукции к затратам на ее производство определяет эффективность затрат, произведенных предприятием на производство и реализацию продукции. Этот коэффициент рассчитывается по формуле:

, (17)

где - рентабельность реализованной продукции;

Z - сумма затрат на производство реализованной продукции.

Динамика коэффициента может свидетельствовать о необходимости пересмотра цен или усиления контроля предприятия за себестоимостью реализованной продукции.

Из проведенного анализа можно сделать следующие выводы.

1) Малые предприятия нефтегазового сервиса обеспечивают необходимый уровень добычи и транспорта углеводородов, выполняя специализированные работы и оказывая услуги предприятиям нефтегазовой отрасли. К данным работам и услугам относятся проектирование разработки и обустройство месторождений, капитальный и текущий ремонт скважин, автоматизация промыслов, повышение нефтеотдачи, строительство и обслуживание трубопроводов, инжиниринговые услуги.

2) Финансовые ресурсы малого предприятия - это часть денежных средств в форме доходов и внешних поступлений, предназначенных для выполнения финансовых обязательств и осуществления затрат по обеспечению расширенного воспроизводства.

3) В настоящее время существует целый ряд факторов, существенно влияющих на финансовые ресурсы малых нефтесервисных предприятий: высокие ставки по кредитам, дорогостоящий лизинг, необходимый нефтесервисным предприятиям для производственных целей, что уменьшает их платежеспособность и увеличивает риск банкротства в силу наличия кассовых разрывов между платежами по лизингу/кредитам и поступлением выручки от заказчиков; отсутствие в России собственных научных разработок, новых технологий и внедрения их в производство; система заключения годовых контрактов посредством проведения тендеров не позволяет предприятиям планировать свою производственную деятельность. Нефтесервисная отрасль напрямую зависит от нефтяной индустрии. В современных условиях падения цен на нефть, падения курса рубля, оттока инвестиций из реального сектора повышается актуальность контроля управления финансовыми рисками.

4) Анализ эффективности управления финансовыми ресурсами малого предприятия заключается в исследовании уровней и динамики разнообразных финансовых коэффициентов, характеризующих эффективность использования капитала и рентабельности.