4.6.1.2. Этические аспекты изучения феминуринации

Мы уже говорили, что для науки нет «морального» и «аморального». Наука вообще находится вне рамок морали. Задача науки – установление истины, а истина есть категория, к которой понятие морали неприменимо. Поэтому, говоря о феминуринации с научной точки зрения, мы, без сомнения, мораль не нарушаем, ибо всего лишь изучаем природное явление. Нам может очень не нравиться ураган, разрушающий страну, но мы ведь не говорим, что ураган ведет себя аморально и не называем метеорологию неэтичной за то, что она изучает подобные явления.

Здесь мы переходим к несколько более сложной философской проблеме. Снаряд убивает человека. Это аморально. Но аморальна ли физика и химия взрывчатых веществ? Ответ очевиден – аморальна не наука, а человек, применяющий науку в аморальных целях. Таким образом, мы переходим к еще одной проблеме – проблеме относительности морали, каковая проблемя является для философии крайне сложной и фактически нерешенной.

Аморальны ли женские половые органы? Аморально ли их изучение? Морально или аморально потрошить трупы? Все это находится в особом соотношении с моралью. Женщина, обнажающая вульву перед гинекологом, действует вполне в рамках общепринятой морали, как и сам гинеколог. Однако если женщина обнажится на улице и станет демонстрировать вульву прохожим, ее поведение назовут аморальным. Для анатома или студента-медика вскрывать трупы – не аморально, в чем нет никаких сомнений, т. к. это делается ради науки или ради выявления истины. Но если, скажем, профессиональный маньяк убивает человека с целью выпотрошить его – то это аморально. Другими словами, одно и то же действие, выполненное с разными целями, может быть как моральным, так и аморальным.

В этом аспекте мы рассмотрим и феминуринациологию. Поскольку это наука, то ее интерес к феминуринации является чисто научным, имеющим целью установление истины. В этом плане, как мы уже отмечали, понятие морали вообще не применимо. Но при наших исследованиях мы, естественно, изучали исходные материалы по феминуринации и даже сами их получали. Быть может, это можно назвать аморальным?

Нет сомнений в том, что это не аморально, т. к. делалось ради науки и постижения истины, а не ради личного удовольствия. Таким образом, мы доказали, что в феминуринациологии нет ничего аморального. И тут нам могут возразить: а как же насчет теории эстетики феминуринации? Морально ли говорить об эстетике феминуринации? Ведь это, строго говоря, уже не совсем «строгая наука». Действительно, эстетика феминуринации относится не только к феминуринациологии, но и к искусствоведению. А искусство, судя по всему, может быть моральным, а может быть и аморальным. Так, порнографию считают аморальной. Иногда о фильме могут говорить, что он аморален. Искусство может быть аморальным, если обслуживает интересы какой либо группы общества. Попробуем ответить на этот непростой вопрос с философской точки зрения.

Что есть мораль вообще? Существует много определений, но суть можно определить следующим образом: принятые в обществе нормы поведения. Сюда относятся нормы не только административные (мусор не бросать), уголовные (не укради), религиозные (прописанные в священных писаниях, распространенных в данном в обществе), но и так называемые неписаные нормы поведения, которые определяют: что прилично, а что неприлично.

Сложность заключается в том, что эти нормы морали и в самом деле нигде не писаны. Был при социализме т. н. «Моральный кодекс строителя коммунизма», даже печатавшийся в виде брошюры. Характерно, что даже тогда иначе как казус, его никто не воспринимал. Такое понимание морали (а другого нет) порождает массу проблем.

Рассмотрим проблему относительности морали. То, что мораль не является категорией абсолютной, доказывать не нужно, т. к. это очевидно. Очевидно, что у каждого общества и этноса своя мораль. Так, упавшей с верблюда правоверной мусульманке будет стыдно, если при этом откинется чадра и окружающие увидят ее лицо. То, что при этом обнажатся ее ноги, мусульманку совершенно не смутит – мораль требует закрывать лицо, а не ноги. В России считается моральным платить госслужащим и пенсионерам ниже прожиточного минимума, а в Японии подобное воспримут именно как нарушение общественной морали. В США вовсе не аморально положить ноги на стол, а в любом другом месте это воспримут как нарушение общественной морали. Подобные примеры можно приводить бесконечно. Но вывод очевиден – мораль характеризуется пространственной изменчивостью.

Относительность морали проявляется и в ином плане. Так, то, что считалось моральным в прошлые годы, ныне становится аморальным, и наоборот. Например, в прошлые века конфликты между людьми решались посредством дуэли, как того требовала мораль. Если же в современном обществе произойдет дуэль, то победителя будут судить и приговорят к тюрьме за убийство. Еще лет двадцать назад в СССР говорить о менструации считалось аморальным, тогда как нынешняя мораль вполне допускает менструальную рекламу. Раньше расхититель государственной или общественной собственности считался преступником и подлежал наказанию, тогда как сейчас человек, обокравший всю страну, руководит крупнейшей монополией и считается вполне почтенным членом общества. И не он один такой. Следовательно, современная мораль предполагает, что некоторые «особо равные» преступники должны оставаться безнаказанными. И подобные примеры можно приводить еще очень долго. Но вывод вновь очевиден – мораль характеризуется временной изменчивостью.

Последнее как раз и важно для нас. Раз есть изменчивость во времени, значит постоянно происходит развитие, изменение морали в соответствии с диалектическим принципом, вплоть до скачкообразных переходов количественных изменений в качественные. Так, современная российская мораль качественно отличается от советской морали, т. е. произошел качественный переход.

Меняется ли мораль сама собой, или ее меняют? Очевидно, мораль меняется посредством как самостоятельного развития (чего требует развитие общества), так и посредством целенаправленных влияний на нее. Так, например, все больше мусульманок ходят без чадры, причем никто не призывал их снимать чадру и не запрещал им делать этого – просто изменение состояния общества привело к изменению морали и теперь, в соответствии с новыми моральными нормами, право решать вопрос о том, носить чадру или нет, принадлежит женщине.

В качестве целенаправленного влияния на мораль приведем следующий пример. Для того, чтобы обокрасть почти всю Россию, потребовалось внедрить в общество новую мораль – и это было сделано теми преступниками, которые не то, чтобы навязали стране ограбление, а фактически заставили общество захотеть, чтобы его ограбили. И сделано это было не в последнюю очередь путем целенаправленного изменения морали. Так, важнейшим элементом изменения морали стало превознесение преступника. И если раньше о человеке, живущем непомерно шикарно, говорили «ну, скоро доворуется, преступник», то теперь, наоборот, бандита уважают: «деловой человек». Не случайно было введено понятие «новый русский», которое относится к любому достаточно крупному бандиту. «Новый русский» - это уже не бандит, а «уважаемый член общества», элита. И сделано это было не путем введения закона, согласно которому крупный преступник – это не преступник, а «новый русский», а именно путем такой коррекции общественной морали, при которой новая мораль считает «нового русского» обычным зажиточным членом общества.

Итак, мораль может меняться, и ее можно менять. Общество или принимает эти изменения, или нет – но это уже вопрос времени. Перейдем теперь ближе к нашему непосредственному вопросу – к вопросу о моральности искусства.

Можит или не может искусство быть моральным и аморальным? Восприятие зависит от общества. Так, фильм «Последнее искушение Христа» был воспринят верующими как аморальный, тогда как неверующие никакого нарушения морали в фильме вообще не усмотрели. Значит, даже в пределах одного этноса и одного периода времени одно и то же произведение искусства может считаться одними – моральным, другими – аморальным! Вот важнейший для нас вывод, который позволит нам доказать, что с философской точки зрения мы не нарушаем морали, говоря об эстетике феминуринации и рассматривая ее с точки зрения искусства.

Дело в том, что любое произведение искусства вполне объективно как вещь в себе. Субъективно лишь восприятие. Именно в соответствии с особенностями восприятия произведение искусства может трактоваться как моральное - аморальное, банальное - нетривиальное, прогрессивное – консервативное и т. п. Этот вывод для нас чрезвычайно важен, т .к. мы получаем возможность сделать из него обоснованное следствие: характер восприятия объекта искусства зависит от субъекта восприятия. Другими словами – искусство в своей внутренней сущности объективно, а восприятие его – субъективно. Причем восприятие зависит от степени умственного и эмоционального развития воспринимающего объект искусства субъекта. Так, образованный человек, ориентирующийся в искусствоведении, будет получать эстетическое удовольствие от созерцания картины «Обнаженная Маха», тогда как неграмотный придурок вынет из штанин возбужденный член и начнет мастурбировать, глядя на «классную порнуху». Реакции разные, а объект искусства один! Все зависит, повторим, от степени развития субъекта.

Отметим, что субъектом может быть как отдельный человек, так и общество. И если, говоря об отдельном человеке, мы определяем уровень восприятия им искусства как общекультурный и умственный уровень, то, говоря об обществе, мы определяем уровень восприятия им искусства как… мораль! Если общество, посмотрев фильм Осимы «Империя чувств», говорит, что это «порнуха», значит, общество уподобляется неграмотному придурку, мастурбирующему на картину. А как мы это выразим словесно? Правильно, «общественная мораль не готова к восприятию этого фильма (или недозрела до понимания фильма)».

Вот, собственно, используя азы философии, мы доказали, что в эстетике феминуринации нет ничего аморального. Сама уринантка не аморальна: с точки зрения науки она выполняет лишь последовательность действий (что вне морали). Точно также, как тренирующаяся гимнастка всего лишь тренируется и отрабатывает навыки. Только выступая перед зрителем, она творит искусство, т. е. только через призму восприятия зрителями проявляет свое искусство. Точно также и художник, который создает картину. Он может вообще ни о чем не задумываться, т .е. рисовать ради своего удовольствия, он может считать, что создает шедевр – но только зритель оценит его картину, и только зритель может сказать: «это – искусство, это – шедевр!». Зрителем может быть как отдельный человек, так и общество. Общество может осудить произведение искусства, назвав его аморальным, может провозгласить шедевром, т .е. признать моральным. Но для этого оно должно видеть объект искусства! И это уже вне плоскости морали, ибо нельзя судить о том, чего не видел, a priori полагая, что это «аморально». Это все равно, что сказать: «Я эту книгу не читал, но она – плохая книга».

А вот дальше все зависит от воспринимающего искусство субъекта. Либо он будет воспринимать искусство гимнастки во всей его целостности, либо будет восклицать: «Какие у нее сиськи, как они соблазнительно трясутся!». Другими словами, «надо воспитывать зрителя». А что касается морали, то она, как мы уже доказали, развивается. В некоторых случаях ее приходится «подталкивать», что мы, собственно, и делаем. При этом мы действуем строго в рамках нынешнего вектора развития морали. Каков этот вектор?

Последние годы стали открыто говорить о сексе («Про это» и прочие программы), менструации (реклама), порнографии (обсуждения на телевидении и легальная продажа), контрацепции (реклама презервативов, в том числе даже по телевидению). Более того, все шире пропаганда нарушения стереотипов поведения, т. е. привычной морали (реклама с менструирующей девушкой, которая заходит в мужской туалет). Во всем мире ширится натуристическое, вуайеристическое, эксгибиционистическое, гомосексуальное и лесбиянское движения. Развитию морали, расширению границ восприятия и толерантности весьма способствует Интернет, дающий большую свободу общения и свободный для любых точек зрения. И этот перечень можно продолжать. Пропаганда эстетики феминуринации полностью вписывается в этот вектор, т. е. вполне соответствует нынешнему состоянию и развитию общества, а это состояние можно определить следующим образом: стремление к расширению границ восприятия, увеличение толерантности (т. е. терпимости) по отношению к нетрадиционным направлениям.

Наша задача – показать эстетику феминуринации и воспитать зрителя. Если спрятавшийся в кустах человек подсматривает за уринанткой и мастурбирует, то он всего лишь вуайерист. Если же человек способен понять эстетическую суть феминуринации и обладает определенными познаниями в области искусства феминуринации – то он ничем не отличается по сути от посетителя музея или филармонии. Он – человек, понимающий искусство или даже искусствовед, если у него есть соответствующее образование и знание предмета.

В заключение нам осталось рассмотреть лишь один вопрос. Не является ли аморальным и неэтичным скрытое наблюдение за феминуринацией? Повторим, что если наблюдение выполняется с научной целью, то - безусловно не является. Если просить женщин продемонстрировать феминуринацию, то некоторые согласятся, но научной ценности это представлять не будет, т .к. необходимо именно изучение естественного поведения, являющегося важнейшим составным элементом феминуринации. А если скрытое наблюдение выполняется с эстетической точки зрения, т. е. как акт восприятия искусства?

И вообще, этично ли наблюдение с помощью скрытой камеры? Видимо, да, т. к. скрытая камера нигде не запрещена, есть передачи на телевидении, целиком посвященные скрытой камере, с помощью камер наблюдают за пассажирами в метро, правда, камеры не скрыты, но и заметными их не назовешь. Против этого никто не возражает. К какая разница, если камера установлена в женском туалете?

То, что феминуринация – это искусство, очевидно. Можно ли его запретить? Можно ли запретить человеку стремиться к наслаждению прекрасными образцами искусства? Можно. Фашисты жгли книги и уничтожали картины. Коммунисты запрещали некторые книги и порнографию. К чему это приводило? Только лишь к тому, что книги и порнографию стали читать и смотрать тайком, вопреки власти и морали общества, ибо нельзя отнять у человека тяги к прекрасному.

Ниже мы докажем, что юридические и религиозные нормы не запрещают наблюдения за феминуринацией. Моральные нормы как будто бы запрещают это. Но, в соответствии с общепринятыми нормами, аморальным считается лишь подглядывание как таковое.

В этом случае мы должны исходить из понимания того, что искусство нельзя запрещать. Моральные нормы пока (!) не трактуют феминуринацию как искусство, поэтому тот факт, что для доступа к этому виду искусства необходимо скрытое наблюдение, просто остался как бы вне морали, т .е. вне круга вопросов, которые охватывает мораль.

Поэтому мы вынуждены констатировать: пока общество в массе своей не доросло до понимания вышеизложенных фактов, проблема скрытого наблюдения за феминуринацией как бы находится в плоскости иной, нежели общепринятая мораль. Скрытое наблюдение за уринантками не нарушает мораль (как и не является моральным), а находится в той плоскости, в которой мораль является неприменимой, отсутствующей категорией, как понятие «расстояние» отсутствует в физике атомного ядра. Поэтому упреки в неэтичности и аморальности скрытого наблюдения за уринантками ныне полностью беспредметны.

Как только общественная мораль признает, что феминурианция – это искусство, то это будет означать, что плоскость действия морали скорректировалась в соответствии с чаяниями прогрессивной части общества, что сделает дискуссию об этичности скрытого наблюдения за феминуринацией предметной, т. е. попадающей в сферу «действия» морали.

В заключение отметим самое главное. Если уринантки будут знать, что их видят, искусство практически исчезнет. Феномен феминуринации сведется к достаточно банальному позировочному писсингу – это, конечно, тоже искусство, но его эстетический потенциал несравненно ниже, чем у феминуринации. А каким образом можно увидеть настоящую феминуринацию, если уринантка знает, что ее видят? Очевидно, такого способа нет. Поэтому любые разговоры об аморальности скрытого наблюдния за феминуринацией следует вообще не принимать во внимание, ибо в противном случае губится искусство. В данном случае вполне применим принцип: «цель оправдывает средства». Кроме того, если уринантка не знает, что ее видят, то скрытое наблюдение не нанесет ей ни малейшего ущерба. Красоты и элегатности ведь у нее не убудет – это совершенно очевидно.

Если искусство феминуринации не может полноценно реализоваться без скрытого наблюдения, то говорить о моральности или аморальности такового вообще беспредметно, ибо первично всегда именно искусство, и только общество решает вопрос о моральной стороне искусства. Пока общество не дозрело до понимания эстетики феминуринации, оно не имеет права судить о моральности этого искусства, ибо основа любого суждения есть в первую очередь понимание. Понимания же не до сих пор не было и быть не могло, поскольку не существовало теории феминуринации. Теперь эта теория есть и только сейчас появился смысл говорить о моральности или аморальности этого искусства.

Так что говорить a priori о том, что наблюдение феминуринации аморально – совершенно некорректно. Если читатель, внимательно изучивший настоящую монографию, придет к выводу о том, что наблюдение за феминуринацией аморально, то такой вывод будет по крайней мере оправдан тем, что читатель знает предмет и имеет право судить о нем с позиции грамотного человека, разбирающегося в вопросе. Именно на этой основе возможно формирование морали, но это уже дело будущего. Пока же, повторим, любые разговоры о моральности или аморальности наблюдения за феминуринацией не имеют никакого логического основания.