Леви-Стросс К. - Структурная антропология (2008, Академический Проект)
.pdf20
К. Леви-Строс юШ Структурная антропология
Будет ли сделана попытка изучить каждый из наблюдаемых случаев как индивидуальное явление,
что означало бы доведение до крайности номинализ
ма Боаса? Тогда пришлось бы констатировать, что, с
5одной стороны, функции, приписываемые дуальной
организации, не совпадают, а с другой — история каждой общественной группы свидетельствует о том,
что разделение на половины имеет самое различное
происхождение [632]. Так, дуальная организация
юв зависимости от обстоятельств может быть след ствием: проникновения в данный народ пришлых эле
ментов; слияния двух территориально близких групп по самым различным причинам (экономическим, де мографическим, обрядовым); кристаллизации в виде
is социальных установлений эмпирических правил, на правленных на обеспечение брачного обмена внутри данной группы; равного распределения внутри груп пы двух типов деятельности по двум половинам года или двух подразделений всего населения по противо-
20положным видам поведения, которые в то же время рассматриваются как необходимые для поддержания общественного равновесия и т. п.
Таким образом, придется признать, что понятие
дуальной организации представляет собой ложно ис-
25толкованную категорию, и, распространяя это умо заключение на другие виды общественной жизни,
мы придем к необходимости отрицать существова
ние установлений исключительно в пользу сущест вования общ еств. Этнология и этнография (первая, зо впрочем, сводится в этом случае ко второй) были бы тогда не более чем историей, которой пришлось бы стыдиться самой себя, поскольку для того, чтобы называться историей в подлинном смысле слова, ей нужно опираться на письменные и иконографические
35 памятники.
* * *
Малиновский и его последователи справедливо про тестовали именно против этой сдачи позиций. Однако
40 позволительно спросить: не выплеснули ли они вместе
с водой младенца, отказываясь от какой бы то ни было истории под предлогом того, что история для этнологов недостаточно хороша, чтобы принимать ее во внима ние? Может быть одно из двух. Либо функционалисты провозглашают, что любое этнологическое исследова 5 ние должно основываться на тщательнейшем изучении конкретных обществ, их установлений и соотношений между ними и обычаями, верованиями и материальной
культурой, а также изучении отношений между инди видом и группой и индивидами между собой внутри 10 группы. Тогда они просто делают то, что рекомендо вал в тех же самых выражениях Боас в 1895 г. и в то же время французская школа в лице Дюркгейма и Мосса: занимаются добротной этнографией (Малиновский в начале своей научной работы сделал это великолепно, 15 особенно в своих «Аргонавтах Западной части Тихого океана» [641]). Тем не менее теоретическую позицию Боаса ему превзойти не удалось.
Но, возможно, функционалисты надеются найти выход в самоограничении. Надеясь на неслыханное 20 чудо, делая то, что должен делать и делает каждый настоящий этнограф, но при этом решительно закры вая глаза на любую историческую информацию от носительно рассматриваемого общества и на любые сравнительные данные, полученные на основе изуче 25 ния соседних или удаленных обществ, они рассчиты вают прийти разом благодаря такому сосредоточе нию к тем общим истинам, вероятность которых Боас никогда не отрицал, но которые он считал венцом столь широкой программы исследований, что она не 30 могла бы быть выполнена до исчезновения всех пер
вобытных обществ. Во всяком случае, такова позиция Малиновского. Запоздалая осторожность [648, с. 43] не может заставить забыть о столь частых у него оп
рометчивых высказываниях. Такова же позиция мно 35
гих этнологов молодого поколения, которые ограж дают себя до начала полевых исследований от изуче ния каких-либо источников и анализа литературы по данной области под предлогом необходимости
сохранения сверхъестественной интуиции. Она буд- 40
22
К. Леви-Строс мЩ } Структурная антропология
то бы может им позволить получить вечные истины
относительно происхождения и функций социаль
ных установлений при вневременном диалоге с изуча емым ими небольшим племенем. Тем самым для них
5не существует контекст самых различных законов и обычаев, каждый из которых имеет к тому же мно жество вариантов у соседних или удаленных народов
(но разве Малиновский не расценивал как «геродотство» любознательность по отношению к «примитив-
юным эксцентричностям человека»?)*.
Если ограничиваться исследованием лишь какоголибо одного общества, то можно создать очень ценный труд; опыт показывает, что наилучшие работы прина длежат обычно исследователям, достаточно долго жив-
15шим в одной и той же области. Впрочем, тот, кто огра
ничивается изучением какого-то момента современной жизни общества, становится прежде всего жертвой ил люзии, поскольку все — история: и то, что было сказа
но вчера, уже история, и то, что было сказано минуту го назад, тоже становится историей. Исследователь обре
кает себя на невозможность познания данного момента прежде всего потому, что только взгляд на историче ское развитие позволяет взвесить и оценить элементы настоящего в их внутренних взаимоотношениях. Пусть
25будет немного истории (к сожалению, таков удел этно
лога) — это все же гораздо лучше, чем когда ее нет сов сем. Как правильно оценить роль аперитива в социаль ной жизни французов, столь удивительную для иност
ранцев, если не знать, как велик установленный еще в зо Средние века престиж пряных и вареных вин? Как мож но анализировать современный костюм9, не видя в нем следов ранее существовавших форм? Рассуждать иным образом — значит полностью отказаться от признания основного различия: различия между первичной функ-
35цией, отвечающей современным потребностям социаль ного организма, и вторичной, удерживающейся только
*[647, с. 155]. На следующей странице он также говорит об «этих странных и гнусных обычаях», в которых, несмотря ни на что, скры вается «зерно практичных и рациональных принципов». Это возврат к XVIII в., но в дурном смысле.
вследствие нежелания группы отказаться от своей при
вычки. Говорить, что общество функционирует, есть не
что иное, как трюизм, но говорить, что в обществе все функционирует, — абсурд10.
Об этой опасности рождения избитых истин, под 5
стерегающей толкования функционалистов, свое
временно предупредил Боас: «Всегда существует опасность того, что широкие обобщения, извлекае мые из исследований культурной интеграции, могут быть сведены к общим местам» [211]. Поскольку они 10 универсальны, их объяснение должны давать биолог
и психолог; роль же этнографа заключается в опи сании и анализе различий в формах их проявлений
в разных обществах, а этнолог должен понять эти различия. Но что мы узнаем об «институте огородни 15 чества» (sic!), если нам сообщается, что оно «сущест вует повсюду, где среда благоприятна для обработки
земли, а социальный уровень достаточно высок для ее осуществления»? [645, с. 625]. А о пироге с балан сиром, ее многочисленных формах и особенностях их 20 распространения, если она определяется так: «Пи рога — устройство, которое позволяет осуществить наибольшую устойчивость, плавучесть и маневрен ность, соответствующие ограниченным материаль ным и техническим возможностям народов Океа 25 нии»? [645, с. 627]. А относительно общества вообще и бесконечного разнообразия нравов и обычаев, когда мы встречаем такую фразу: «Органические потреб ности человека (автор перечисляет: питание, защита, воспроизведение) порождают основные требования, 30 являющиеся движущей силой развития социальной
жизни» [645, с. 627]?* Эти потребности, однако, при сущи как человеку, так и животному. Можно также
* Впрочем, создается впечатление, что Малиновский не делает различий при переходе от общего к частному: «Культура в том виде, как мы с ней сталкиваемся у масаи, представляет собой средство, предназначенное для удовлетворения элементарных потребностей организма». Относительно эскимосов: «К сексуальным вопросам у них то же отношение, что и у масаи11. У них почти одинаковый тип социальной организации» [647, с. 136,140].
24
Структурная антропология
предположить, что одной из основных задач этно графа являются описание и анализ сложных брачных правил в различных человеческих обществах, а также
связанных с ними обычаев. Малиновский возражает 5 против этого: «Откровенно говоря, символическое, изобразительное или церемониальное содержание свадьбы имеет для этнолога второстепенное значе ние... Истинная сущность акта свадьбы состоит в том, что посредством очень простой или очень сложной
юцеремонии публично выражается коллективно при знаваемый факт вступления в брак двух индивидов»
[644, с. 48-49]. Зачем же тогда обращаться к дале ким племенам? И много ли стоили бы шестьсот три страницы «Сексуальной жизни дикарей в Североis Западной Меланезии» [643], если их познавательная ценность только лишь в этом? Точно так же следует ли оставлять без внимания свободу в отношениях до брака у одних племен и соблюдение целомудрия у других под предлогом того, что эти обычаи сводят-
20ся к одной функции — обеспечению прочности брака
[645, с. 630]? Этнолога интересует не универсальность
функции, которая далеко не очевидна и не может быть доказана без внимательного изучения всех обы чаев, с ней связанных, и их исторического развития,
25но разнообразие этих обычаев. Правда, наука, чьей первой, если не единственной целью является анализ и истолкование различий, избавляет себя от решения
этих проблем, если она занимается лишь изучением
сходных черт. Но тем самым она теряет возможность зо отличить общие закономерности, открыть которые она рассчитывает, от общих мест, которыми она до
вольствуется.
К. Леви-Строс
* * *
35 Можно возразить, что подобные неудачные втор жения в область сравнительной социологии в трудах Малиновского являются исключениями. Однако по
стоянно присутствующая в его работах мысль о том,
что на основании эмпирических исследований ка40 кого-либо общества можно достичь универсальных
объяснений мотивов поведения, ослабляет и снижает важность наблюдений, живость и обилие которых,
впрочем, нельзя не признать.
Понятия туземцев с Тробриандских островов о значении и соответственном месте каждого пола в об 5 ществе чрезвычайно сложны: если в их клане женщин больше, чем мужчин, то это наполняет их гордостью, если же меньше, то они горько сожалеют об этом. В то же время они признают мужское превосходство
как нечто данное: мужчины наделены аристократиче 10 скими достоинствами, отсутствующими у их подруг.
Почему же надо обесценивать столь тонкие наблю дения вводящим их прямолинейным утверждением,
которое им противоречит? «Для сохранения семьи
и даже для ее существования равно необходимы как 15 мужчина, так и женщина; вследствие этого туземцы
считают, что оба пола обладают одинаковыми до
стоинствами и значимостью» [643, т. 1, с. 29]; первая часть является здесь не чем иным, как трюизмом, вто рая же не соответствует сообщенным фактам. Мало 20
областей исследования столь привлекало внимание
Малиновского, как исследование магии. В его трудах встречается постоянно повторяющееся положение о том, что во всем мире [645, с. 634], как и на Тробри андских островах, магия используется в любых ви 25 дах деятельности или в любом важном предприятии, «в отношении исхода которых человек не полагается лишь на свои возможности» [643, т. 1, с. 40]. Оставим
в стороне общее положение и рассмотрим, как оно
применяется в конкретном случае. |
30 |
Мужчины — жители Тробриандских |
островов, |
как сообщается в исследовании, используют магию в огородничестве, рыбной ловле, охоте, строитель стве лодок, мореплавании, скульптуре, колдовстве,
при прогнозе погоды; женщины — при абортах, от 35 зубной боли, изготовлении юбок из травы [643, т. 1, с. 43-45]. Эти виды деятельности представляют со бой не только небольшую часть тех, «в отношении исхода которых человек не полагается лишь на свои возможности», но их даже нельзя сравнивать между 40
26
К. Леви-Строс шШ Структурная антропология
собой с этой точки зрения. Почему же именно тра вяные юбки, а не выращивание бутылочных тыкв или изготовление гончарной посуды, где, как известно, всегда присутствует элемент случайности? Можно ли
5 заранее категорически утверждать, что этот выбор
нельзя будет объяснить посредством более углуб ленного изучения истории религиозного мышления в Меланезии или же путем привлечения данных о дру
гих племенах, где естественное волокно часто счита-
юется символом изменения состояния [204; 328; 329]? Процитируем еще два отрывка, иллюстрирующие
противоречия этого интуитивного метода: в книге о сексуальной жизни меланезийцев мы узнаем, что у них, как и у других народов, одним из движущих мо-
15тивов брака является «естественная склонность каж дого мужчины не первой молодости иметь дом и хо зяйство... и... естественное стремление иметь детей»
[643, т. 1, с. 81]. Однако в книге «Секс и подавление»,
где дается теоретический комментарий к полевым
20исследованиям, читаем следующее: «У мужчины су ществует, кроме того, потребность быть любящим и заинтересованным защитником беременной женщи ны. Но врожденные механизмы исчезли, о чем сви
детельствует то, что в большинстве обществ... самец
25отказывается нести всякую ответственность за свое потомство, если его не вынуждает к этому общество» [642, с. 204]. Действительно, любопытная естествен ная склонность!
|
Последователи |
Малиновского, к |
сожалению, |
зо |
тоже не свободны от этого своеобразного сочетания |
||
|
догматизма и эмпиризма, пронизывающего всю его |
||
|
систему. Когда, например, Маргарет Мид устанав |
||
|
ливает характерные для трех соседствующих друг с |
||
|
другом обществ Новой Гвинеи три различные формы |
||
35 |
отношений между |
полами (пассивный |
мужчина — |
|
пассивная женщина, агрессивный мужчина — агрес |
||
|
сивная женщина, агрессивная женщина — спокойный |
||
|
мужчина), то невольно восхищаешься изяществом |
||
|
этого построения [662, с. 279]. Однако при этом воз- |
||
40 |
никает подозрение в упрощенчестве и априорности, |
||
поскольку имеются другие наблюдения, свидетель ствующие о том, что у племени арапеш пиратством занимаются и женщины [306]. И когда тот же автор разделяет североамериканские племена на соперни чающие, сотрудничающие друг с другом и индиви 5
дуалистические (663. с. 461], то она так же далека от |
|
истинной таксономии, как зоолог, который стал бы |
|
определять виды, группируя животных в зависимо |
|
сти от того, являются ли они одиночными, стадными |
10 |
или общественными. |
|
Создается впечатление, что эти скороспелые по |
|
строения, сводящие исследуемые народности лишь к |
|
«отражениям нашего собственного общества» [212], |
|
наших категорий и проблем, являются, как глубоко справедливо заметил Боас, следствием переоценки 15 исторического метода, а не вытекают из противопо ложной ему позиции. В конце концов именно истори ки и сформулировали функциональный метод. Пере числив черты, характеризующие определенное поло жение римского общества, Хаузер отметил в 1903 г.: 20 «Все это вместе образует неразрывный комплекс, все эти факты взаимообъясняются гораздо лучше, чем
если бы эволюцию римской семьи объясняли на при мере развития семьи семитской, китайской или ацтек ской» [341, с. 414]*. Под этим мог бы поставить свою 25 подпись Малиновский с той оговоркой, что Хаузер
имеет в виду не только установления, но и события.
Кроме того, его утверждение, несомненно, нуждается в двоякой оговорке, поскольку то, что справедливо в
отношении эволюции, не имеет силы, когда речь идет 30 о структуре. Для этнолога же сравнительные иссле дования могут в определенной степени восполнить отсутствие письменных свидетельств. Тем не менее парадокс остается: при критике эволюционистских и диффузионистских толкований обнаруживается, 35 что, когда этнолог полагает, будто он воссоздает ис торию, он в действительности совершает нечто прямо
27
I Глава
* Подобные же высказывания мы находим и в методологических работах А. Берра [198], Л. Фэвра [287] и А. Пиренна [723]12.
28
Структурная антропология
К. Леви-Строс
противоположное; когда же он думает, что он не за нимается историей, он поступает как истинный исто
рик, ограниченный той же неполнотой данных.
III
5 Каковы же действительные различия между эт
нографическим методом (если пользоваться этим
термином, получившим определение в начале этой статьи, в его узком смысле) и методом историческим?
В обоих случаях исследуются общества, отличаю-
ющиеся от того, в котором мы живем. Является ли это
различие следствием отдаленности во времени (кото рое может быть сколько угодно малым), или отдален ности в пространстве, или даже разнородности куль тур — это обстоятельство второстепенно по сравне-
15нию со сходством отправных позиций этих методов. Какую же цель преследуют эти две дисциплины? Быть
может, точную реконструкцию того, что произошло или происходит в исследуемом обществе? Утверждать
это — значит забыть, что в обоих случаях приходится
20иметь дело с системами представлений, разными для
каждого члена группы и в своей совокупности отли чающимися от представлений исследователя. Самое лучшее этнографическое исследование никогда не
превратит читателя в туземца. Революция 1789 года,
25пережитая аристократом, воспринимается им далеко не так, как санкюлотом, пережившим эту же самую
революцию, и, разумеется, представления того и дру
гого об этой революции отличаются от того, как ее понимает Мишле или Тэн. Все, что удается сделать
зо историку и этнографу и чего от них можно потре бовать, — это расширить частный опыт до размеров
общего опыта или же опыта настолько обобщенного, что он становится, таким образом, доступным людям другой страны или другой эпохи как их собственный
35опы т. Они достигают этого при условиях, необходи мых в обеих дисциплинах: трудолюбии, требователь
ности, симпатии, объективности.
Каким же образом работают представители этих
наук? Вот тут-то и начинаются затруднения. Даже в 4о Сорбонне часто противопоставляют историю и эт-
нографию под предлогом, того, что первая основана
на изучении и критике источников, оставленных мно гочисленными наблюдателями, которые, следова тельно, можно сличать и перетасовывать, вторая же, по определению, сводится к наблюдению, произве 5
денному одним человеком.
В ответ на это можно сказать, что наилучший способ преодоления такого рода препятствий в этно
графии состоит в увеличении числа этнографов (а не
ввыдвижении против нее предвзятых возражений, ю
которые должны разочаровать тех, кто хотел бы за няться этой наукой).
Впрочем, этот аргумент с развитием этнографии постепенно отпадает. В настоящее время существу ет очень мало народов, которые не были бы изучены 15 многочисленными исследователями, чьи наблюдения, произведенные с различных точек зрения, не охваты вали бы периода не только в десятки лет, но иногда и
внесколько столетий. Впрочем, разве историк, изучая памятники, не окружает себя свидетельствами этно- 20 графов-любителей, которые были столь же далеки от описывавшейся ими культуры, как и современный исследователь от полинезийцев или пигмеев? Разве историки, занимающиеся древней Европой, достиг ли бы меньшего, если бы Геродот, Диодор, Плутарх, 25 Саксон Грамматик и Нестор были профессиональны ми этнографами, сведущими в стоящих перед ними проблемах, знакомыми с трудностями полевой рабо ты и умеющими вести объективные наблюдения?
Историк, заинтересованный в будущем своей на 30 уки, должен был бы не только доверять этнографам, но, более того, желать им успеха в их работе.
Однако попытки выявить методологические па
раллели между этнографией и историей, предприни
маемые с целью их противопоставления, оказываются 35 тщетными. Этнограф является лицом, собирающим факты и представляющим их (если он хороший эт нограф) в соответствии с требованиями, предъявля емыми и к историку. Историк должен использовать
эти монографические работы в тех случаях, когда 40