Войны Древнего Мира

Обзор «решающих войн прошлого» начнем с Египетско-Хеттского конфликта, датируемого 1300 г. до н. э. Его можно назвать первой «настоящей» войной. В отличие от «охот», военных экспедиций против более или менее диких племен и «доменных» междоусобиц, в когорых выковывались древние государства, в войне 1300 г. участвовали две великие державы, воспринимающие друг друга субъектами международного права, т. е. официальными воюющими сторонами. Кстати, в историю этот конфликт вошел, так же и как первая война, завершившаяся официальным мирным договором (1296 г. до н. э.)

Содержанием войны был вопрос о господстве в Сирии, которое хетты оспаривали у Египта. Решающим сражением оказался бой у Кадеша{4}. В этой войне хетты проявили большее искусство, египтяне же – большую доблесть.

Рамзес III благодаря значительному превосходству в силах развернул прямое наступление на Кадеш. Муваталлис, пользуясь недостатками в работе египетской разведки, сумел добиться нарушения взаимодействия между отрядами египтян. Свое войско он спрятал в засаде за городом, в то время как фараон беспечно расположился лагерем на виду Кадета.

Атака хеттов была внезапной. Им удалось разгромить отряд Ра. Сам фараон в составе отряда Амон попал в окружение противника, в то время как основные силы египтян были еще за Оронтом. В возникшей ситуации Рамзес не растерялся. Прежде всего он приложил усилия к тому, чтобы сообщить о сражении главным силам. В ожидании подкреплений фараон, «облачившись в броню», едва ли не в одиночку отбивал хеттское нападение, в чем и преуспел.

Сражение после подхода отряда Птах закончилось вничью.

Оно впервые продемонстрировало, что за счет военного искусства слабейший может победить сильнейшего и что тем не менее исход сражения решается все-таки не одним лишь абстрактным стратегическим мастерством, но реальным столкновением живой силы [416] на поле боя. Так что бой у Кадеша можно считать как тезой, таr и антитезой положений Лиддел-Гарта.

Сама война, как и абсолютное большинство войн, в которых сильнейшая сторона демонстрирует исключительно прямые действия, не привела к решающему результату и лишь институализировала противостояние египетской и хеттской держав, превратив его в вековой конфликт.

Из статистических данных известна лишь численность хеттского войска (по египетским источникам) – 28 тыс. пехоты и 6000 конницы, что правдоподобно. Исходя из известных данных о структуре египетского войска, его размеры оценивают в 20 тыс. пехотинцев и 2500 колесниц. Поскольку силы хеттов не были едиными (около половины – отряды из сирийских и палестинских городов-государств, ранее никогда не сражавшиеся вместе), с учетом превосходства египтян в вооружении можно говорить об их значительном превосходстве

Следующая великая война разразилась столетием позднее (1200 г. до н.э.), ее эпизод, связанный с осадой Трои, навсегда остался в европейской истории. Содержанием этого конфликта была попытка передела мира (в данном случае слово «мир» обозначает Восточное Средиземноморье), предпринятая Микенской Грецией. Реально война вылилась в длительную борьбу за побережье Малой Азии, и единственным ее позитивным результатом было создание несколькими столетиями позднее поэм Гомера.

В полном соответствии с воззрениями Лиддел-Гарта и в подтверж дение формулы Сунь-Цзы («Самое худшее – осаждать крепости...») война закончилась тотальным поражением всех участвующих в ней сторон. Хеттское государство и малоазиатский союз городов прекратили существование. Микенское войско было в конечном счете разгромлено египтянами, которые, однако, так и не оправились от последствий своей победы. Греция была завоевана дорийскими племенами, микенская культура разрушена, и Европа на столетия погрузилась во тьму. Вследствие наступившего во всех воюющих странах упадка статистические данные о войне носят сугубо легендарный характер.

Гибель «великих держав» рубежа I-II тысячелетий до н.э. вызвал волну экспансии со стороны Ассирии. Период с 912 по 606 г. до н. э. может быть назван «ассирийскими войнами». Содержанием их было создание, а затем уничтожение первой в истории «мировой империи».

Военное искусство ассирийцев интересно прежде всего с точки зрения совершенствования организационной структуры вооруженных сил:

впервые были созданы и широко использовались в боях саперные части. Ассирия придала военному искусству информационное измерение:

армия получила налаженную службу разведки и связи, всегда по традиции возглавляемую наследником престола. При осаде Иерусалима ассирийцы пытались сломить сопротивление противника с помощью пропаганды (первый зафиксированный случай применения идеологического оружия). [417]

Вооруженные силы Ассирийской державы были весьма значительны – в одном не слишком крупном и не самом удачном походе Салманасара и Сирию в середине IX в. до н.э. участвовало 120-тысячное войско).

Для ассирийского военного искусства была характерна жестокость, выходящая за общепринятые рамки даже того времени. Первоначально оно приводило к успеху. Очень быстро, однако, выяснилось, что подвластные ассирийцам территории обезлюжены, ничего не производят и, напротив, требуют ресурсов для их удержания. Наступил период неустойчивого равновесия, во время которого ассирийцы изобрели новый инд «умиротворения» — массовые депортации населения.

Почти все победы ассирийского войска были победами организации и мощи, но не военного искусства. Едва ли не единственным исключением был поход Саргона против царства Урарту (714 г. до н. д.). В полном соответствии с логикой непрямых действий Саргон диинулся не на север – к Урарту, а на восток. Урартский царь Руса попытался зайти ему в тыл. Здесь и сыграла свою роль вечная оборотная сторона обходных маневров – медлительность. Получив за счет превосходной работы ассирийской разведки сведения о войске противника, Саргон, бросив пехоту, с колесницами и кавалерией ударил в западном напрвлении, встретив урартское войско на марше. В коротком и кровопролитном бою Руса был разгромлен, чему не в последнюю очередь способствовало нарушение психологической устойчивости его армии ввиду эффекта внезапных и совершенно непрямых действий противника.

После победы города Урарту и его союзников храмы и казна достались победителю. Косвенным следствием победы был и захват четырьмя годами позже Вавилона с установлением господства над Двуречьем.

При преемниках Саргона действия ассирийцев становятся подчеркнуто прямыми и, как следствие, все более бесплодными. Грандиозное сражение при Халулэ (691 г. до н. э.) с вавилонянами, халдеями, эламитами и персами заканчивается вничью, боевые действия прекращаются из-за взаимного истощения. Для «государства-волка», военно-паразитического образования, живущего лишь войной, это было началом конца. В середине столетия – при Ашшурахиддине и Ашшурбанипале – Ассирии ненадолго удалось вернуть свои владения, «замирив» до состояния кладбища Элам, Вавилон, Сирийские города.

Конец наступил в 612 г. до н.э., когда Мидия и Вавилонское царство заключили союз, направленный на «вычеркивание из реальности» Ассирийской державы. К 605 г. до н. э. Ассирия была разгромлена, ее народ, культура и язык полностью уничтожены.

Не будет ошибкой сказать, что именно трагедия Ассирии положила начало попыткам ввести военные действия в русло каких-то этических ограничений. Во всяком случае, в исторических источниках, повествующих о судьбах ассирийских царей, присутствует и занимает заметное место мотив воздаяния за грехи.

Следующая и значительно более удачная попытка создать мировую империю связана с народами, населяющими Иранское плато. Мидия [418] после победы над Ассирией расширялась к западу и востоку. После безрезультатного сражения на реке Галис, прерванного солнечным затмением (28 мая 585 г. до н. э.), между ней и малоазиатской Лидией был заключен мир. Поколением позднее Мидия перешла в руки своих же данников персов, возглавляемых Киром. За четырнадцать лет – с 553 по 539 г. до н. э. Кир не только покорил Мидию, Парфию, Гирканию, Лидию, территории современного Ирана и Средней Азии, Месопотамию, Сирию, Палестину, но и создал на оккупированных землях нормальные условия для развития земледелия, ремесел и торговли, впервые в истории организовав пространство империи. Интересно, что, хотя античные источники подробно освещают жизнь Кира, о его полководческом искусстве говорится очень немногое. Как заметил еще Сунь-Цзы: «Когда хорошо сражавшийся побеждал, у него не оказывалось ни славы ума, ни подвигов мужества».

Вклад Ахеменидской державы в военное искусство значителен. Персия была, по-видимому, первой страной, сознательно применяющей на практике фундаментальное положение стратегии непрямых действий: целью войны является мир лучший, нежели довоенный . Киру Великому удалось связать политику, войну и дипломатию в единой искусство, и целью победы был не разгром врага, гекатомбы вражеских трупов и вереницы рабов, но превращение неприятеля в союзника. Наследники уяснили внешнюю сторону действий Кира – персидская политика оставалась веротерпимой{5} (да и вообще терпимой), но внутреннее – созидательное содержание своей политики «счастливейший из смертных» унес в могилу.

Для историка Ахеменидская держава интересна тем, что это – первое мировое государство, организованное на современных началах (прежде всего как единое юридическое и торговое охраняемое пространство). Соответственно, именно Персидская империя впервые столкнулась с транспортной теоремой, согласно которой связь провинции и метрополией может быть обеспечена, лишь если товарооборот между ними растет быстрее, нежели экономика провинции. В 500-499 гг до н. э. в греческих городах Малой Азии (самоуправляющихся, но входящих в состав империи) вспыхнуло антиперсидское восстание, вылившееся в первую великую войну европейской цивилизации – греко-персидскую.

Милет, являющийся центром восстания, был осажден. В события вмешались города-государства материковой Греции, в том числе Афины. Интервенция особого успеха не имела, в конце концов в 494 г до н. э. Милет был взят. Надо сказать, что персы, традиционно мягко обходясь с побежденными, жестоко наказывали изменников (что, вероятно, объясняется скорее перипетиями внутренних политических «разборок» в империи). Милет был сожжен, его жители проданы в [419] рабство. В ответ демократическая партия в Афинах организовала театральиую постановку трагедии «Взятие Милета», резко склонившую в ее пользу общественное мнение. Война Афин и Персии стала неизбежиой.

События следующих десятилетий современниками уже рассматривались как единая война эллинов (= Европы) с варварами (= Азия). По сути, главным и единственным значением этой войны стало формирование европейского самосознания, европейской (греческой) культуры и европейской цивилизации.

Первый персидский поход 492 г. до н. э. был образцом действий, непрямых до такой степени, что толком разобраться в их ходе и исходе не удалось ни современникам, ни потомкам

Мардоний двинулся на Фракию, распустив, однако, слухи о своем наступлении на Афины. Целей во Фракии он достиг ценой нескольких малозначительных стычек и вернулся за Геллеспонт. В результате греки без всяких на то причин возомнили себя непобедимыми. Их ликование усилилось, когда выяснилось, что часть персидских кораблей (не ясно, насколько значительная) погибла во время бури. Итогом этого безусловно удачного для Мардония похода было воодушевление среди греков и ускорение создания афинского флота.

Двумя годами позднее (490 г. до н.э.) персидские войска наконец выгадились в окрестностях Афин, что привело к первому великому сражению Европы и Азии —Марафонской битве.

Марафон подробно описан во многих трудах по военной истории, но глубже всего, пожалуй, как раз трактовка Лиддел-Гарта (см. стр. 26) Можно лишь добавить, чтоМильтиад спровоцировал персов переносить войска к Афинам, причем, когда кавалерия (в которой Датис и Аргаферн, возглавляющие экспедицию, имели абсолютное превосходство) была погружена на суда, ионийские греки сообщили об этом соотечественникам условным сигналом

Сила сторон – 10 000 афинян, 1000 жителей Платеи против несколько большего по численности персидского войска («официальные» греческие данные – 10000 конницы, которая в битве, кстати, не участвовали, и столько же легкой пехоты). Потери (греческая официальная вервия) – 192 греческих гоплита и 6400 персов. Последняя цифра приводится Геродотом и, по-видимому, близка к истине{6}, что же касается потерь греков, то современные историки оценивают их не менее чем в 1000 убитых и раненых.

Можно согласиться с Лиддел-Гартом, что вся Марафонская битва рассматривалась персами как чисто отвлекающий маневр. Однако марш Мильтиада к Афинам был проведен настолько быстро, что Датис и Аргаферн оказались перед необходимостью атаковать город [420] в лоб. Персидские корабли, помаячив несколько дней перед Афинами ушли.

Не подлежит сомнению, что в 490 г. до н. э. персы могли чисто прямыми действиями разгромить афинян и взять город. Видимо для осуществления такого плана Артаферн был слишком хорошим полководцем. Непрямые действия приводят к решающему результату, когда и если они сопровождаются нарушены ем психологической устойчивости противника. Но при межцивилизационном конфликте мышление сторон пересекается настолько слабо, что даже вполне определенные знаки «не читаются» и не оказывают должного воздействия на волю неприятельских войск и командования. Именно потому непрямые действия персов в 492-490 гг. до н.э. не только оказались бесплодными, но и способствовали заметному укреплению специфического общеэллинского (европейского) менталитета.

Следующее нападение персов, напротив, было подчеркнуто прямым. Ксеркс сосредоточил огромную армию (в источниках называются совершенно мифологические данные – до 1,7 млн. воинов, историки сходятся на 50-70 тыс. бойцов, до 200 тыс. вместе со всей обозной и транспортной «периферией»), 207 боевых и около 1000 транспортных судов. Эллинский союз имел около 400 боевых кораблей, 39 тыс. гоплитов, а всего около 110 тыс. человек. Армии обеих сторон были весьма ненадежны: в состав персидских войск входили малоазиатские греки, чья лояльность оставляла желать лучшего, а эллинское войско составлялось из полисных ополчений, к совместным действиям не подготовленных и друг другу не доверявших.

Ксеркс начал с безвредных, но и бесполезных мероприятий типа создания Афонского канала или моста через Геллеспонт. Затем (480 г. до н. э.) персы выступили в поход и без боя прошли Фессалию, пополнив свои войска превосходной фессалийской кавалерией. Эллины дали им бой в Фермопильском проходе. Сражение это вошло не только в учебники истории, но и в книги для воспитания юношества, однако с обеих сторон оно велось настолько безобразно, что хочется говорить об «отбывании номера». Персы неоднократно прямо атакуют сильную и короткую позицию, обороняемую отборной пехотой, превосходяще» нападающих по качеству вооружения. Греки концентрируют все войска на этой позиции, не желая, видимо, и думать, что она может быть нейтрализована обходом – по морю или суше{7}.. Очередная морская буря сорвала маневр персидских кораблей в тыл Фермопильской позиции, что дало грекам возможность благополучно отступить.

Статистика по этому сражению со всей очевидностью легендарна. Современные историки говорят о 10 тыс. персов, атакующих 4500 воинов [421] Леонида. Потери греков точно сосчитаны, о персидских потерях значтся лишь то, что они были «тяжелыми». При такой организации дела в это легко поверить.

Фермопильская победа отдала в руки персов Среднюю Грецию. Персы, по-видимому, ожидали, что под угрозой полного разорения Ирины Афины согласятся на достаточно мягкие мирные условия. Но логика межцивилизационного конфликта такого решения не допускала.

Решающее сражение кампании разыгралось на море – у острова Сяламин. Самым трудным для победителя — Фемистокла — было организовать это сражение, если учесть, что в интересах персов было максимально оттягивать его, а флот Эллинского союза был на грани краха и ухода спартанских кораблей в Пелопоннес. Источники сообщают о сложнейшей открытой и тайной дипломатии Фемистокла, которая в конце концов и привела к тому, что персы пошли (28 сентября 480 г. до н. э.) на сражение в невыгодный для себя момент. Мы не склонны согласиться с Лиддел-Гартом в том, что и тактически Фемистокл использовал в этом бою непрямые действия. С учетом более высоких качеств греческих боевых кораблей и чрезвычайно неудачной конфигурации персидского флота в узком проливе на его стороне >Рмло преимущество в силах (378 боевых кораблей против 200 боевых и 500 транспортных), которое он и использовал. Потери персов, по-видимому, были катастрофическими. Во всяком случае, они сразу лишаются господства в Эгейском море. Психологический шок был настолько силен, что сам Ксеркс бежал в метрополию, а персидский флот в дальнейшем уклонялся от всяких столкновений с греками. (Практически одновременно в морском бою при Гимере в Сицилии были разбиты гоюдники персов – карфагеняне.)

После зимовки в Фессалии Мардоний, оставленный Ксерксом командовать сухопутным войском, вновь вторгся в Аттику. В битве под Платеями (479 г. до н. э.) он попытался тактически переломить ход кампании в свою пользу. Мардоний добился внезапности. Его удар был нанесен по расстроенным движением неприятеля рядам греков. Однако в прямом столкновении с тяжеловооруженной спартанской пехотой у персов не было шансов.

Греческая армия Павсания насчитывала 39 тыс. гоплитов и около 70 тыс. вспомогательных войск. Мардоний имел около 150 тыс. человек (из них 20-30 тыс. греков из Северной Греции). Как и при Марафоне, превосходство персов в кавалерии было абсолютным. После схватки на неудобной для конницы пересеченной местности армия персов была разгромлена полностью, укрепленный лагерь взят, Мардоний погиб.

Боевые действия были перенесены в Малую Азию. Персидский флот у мыса Микале (479 г. до н.э.) не решился принять сражение: корабли были вытащены на берег. После высадки греки уничтожили остатки персидского флота.

На этом первый этап войны закончился, причем победоносный Эллинский союз немедленно развалился на проспартанский Пелопоннесский союз и управляемый Афинами Делосский морской союз, что [422] в недалеком будущем привело к ожесточенной борьбе за гегемонию в Греции.

Однако межцивилизационный конфликт Европы и Азии далеко не был исчерпан этой войной. Через полтора столетия Александр Великий вторгся в Персию.

Как правило, историки рассматривают поход Александра отдельно от войн V в. до н. э. Действительно, историческая обстановка была другая, другими были цели войны, другим – было военное искусство. Но современники воспринимали поход Александра как прямое продолжение событий, начатых Милетским восстанием: сам Александр именио так трактовал войну (во всяком случае, на первом ее этапе). Несомненно, македоняне были столь же этнически далеки от греков, как и персы, но они точно так же принадлежали к европейской цивилизации с ее культом индивидуализма, динамикой, тягой к недеспотическим формам организации общественной жизни. Нельзя забывать и о том, что Александр объявил войну Персии прежде всего как протектор Всеэллинского союза.

В начинающейся войне персы претендовали на господство на море (400 кораблей против 160). В главной боевой силе того времени – тяжелой пехоте – преимущество было у Александра (30 тыс. против 20 тыс.){8}. По тяжелой коннице (которую западные историки время от времени называют рыцарской) силы были, по-видимому, равны{9}. В легкой кавалерии и легкой пехоте персы превосходили противника многократно.

С самого начала персы перешли к обороне. Стратег Мемнон (грек по происхождению) пытался провести в жизнь план, основанный на преобладании персов на море: избегать генерального сражения, нападать на материковое побережье Греции и в конечном счете перенести войну туда, высадив в тылу Александра армию. Историки хвалят этот план за военный талант, граничащий с гениальностью, но, может быть, и зря. Прежде всего, в Элладе Александр оставил значительный стратегический резерв под командованием Антипатра – 14 тыс. человек. Далее, действия персов против материковой Греции лишь способствовали бы усилению Панэллинского союза. Наконец, Александр выиграл время: его армия была сосредоточена и готова к боевым действиям [423], в то время как план Мемнона лишь начал подготавливаться к осуществлению. При таком опережении темпов персы теряли базы флота на Средиземном море раньше, чем Мемнон достиг бы ощутимых успехов в Греции (если бы он их вообще достиг, что тоже требовалось доказывать). В конечном счете исход войны определялся тем фактом, что в правильном бою персы не могли противостоять македонской фаланге. План Мемнона не позволял персам найти достойный «асимметричный» азиатский ответ на военный вызов Европы{10}.

Поход Александра привел к нескольким крупным сражениям, каждое из которых знаменует завершение очередного этапа кампании.

334 г. до н. э. — битва на реке Граник. Типичное авангардное сркжение – 30 тыс. пехотинцев и 5000 конницы под управлением Александра с ходу, без отдыха и разведки, бросились на персидскую армию – 10 тыс. легкой пехоты, 10 тыс. греческих наемников, 5000 конинцы. Хотя в этом сражении Александр больше думал о личной славе, нежели о победе, он последовательно разбил конницу врага, затем его легкую пехоту. Греческие наемники были окружены и уничтожены или проданы в рабство как предатели общеэллинского дела. Персидская армия была уничтожена практически полностью. Александр потерял 30 пехотинцев и около 100 всадников, правда, было очень много раненых. Результат победы македонцев – Малая Азия.

Осень 333 г. до н. э. — битва у Иссы. Бой с перевернутым фронтом, структурно напоминающий операцию Саргона II против Урарту. Различие – не в пользу Александра, который допустил грубый оперативный просчет и оказался перед необходимостью тактически выигрывать стратегически проигранное сражение, имея 40 тыс. человек против 60 тыс. человек Дария. В этом сражении для Александра все висело на волоске. Исход боя был решен, по-видимому, лишь тем, что и тот момент, когда ударные группировки противников почти одновременно добились успеха, Александр управлял войсками из самого центра сражения, Дарий же оставался в тылу{11}. До самого конца. Данные о потерях не приводятся. По всей видимости, у македонцев они были значительными, персы же вновь целиком потеряли свою армию. Победа при Иссе означала конец Персии как великой державы и разрешение межцивилизационного конфликта. Дальнейшие действия Александра были не оправданы.

Январь-август 332 г. до н. э. — борьба за побережье Средиземного моря. Для Александра — период «сбора урожая», [424] проведенный не лучшим образом. После Иссы Сирия, Палестина и Египет не могли быть удержаны персами. Устанавливая свое господство над этими территориями, Александр сначала потратил много времени на прямую осаду Тира, а затем еще и уничтожил этот город, продав в рабство 30 тыс. его жителей. Оправдать этот поступок было трудно даже апологетически настроенным по отношению к Александру историкам. Даже если оставить в стороне этические мотивы, гибель этого великого города была крайне невыгодна македонцам{12}.

1 октября 331 г. до н. э. — Гавгамелы. Попытка Дария «переиграть» Исское сражение в невыгодной для себя обстановке: 40 тыс. македонских пехотинцев и 7000 конницы столкнулись с 60 тыс. персидских пехотинцев, 15 тыс. всадников при 200 колесницах и 15 боевых слонах. Самое зрелое из сражений Александра, который сознательно, заранее рассчитанным точным маневром вынудил противника создать разрыв в оперативном центре позиции{13}. Подобные разрывы всегда возникают при резких перестроениях не слишком хорошо спаянного войска и, как правило, не опасны. Однако Александр, который ждал появления бреши, бросил туда свою отборную конницу – гетайров и элитную среднюю пехоту – аргироспидов.

Этого разгрома Персидское государство уже не перенесло. Суммируя вышеизложенное, необходимо сказать, что с точки зрения межцивилизационного конфликта действия Александра на всех этапах были прямыми (силовое решение), а после битвы при Иссе еще и ошибочными. В результате конфликт закончился поражением обеих культур: эллинистические царства, возникшие после похода Александра, были мертворожденными новообразованиями, не принадлежащими ни европейской, ни азиатской культуре{14}. В междоусобных войсках и заговорах погибли почти все полководцы Александра и были перебиты остатки македонского войска.

Войны за гегемонию в Греции «заполнили время» между периодом персидской экспансии и «ответом» Александра. Непрерывная [425] полуторавековая «борьба всех против всех» не привела ни к какому положительному результату. Итогом конфликта стал духовный распад эллинской культуры, утрата Грецией цивилизационного приоритета и потеря ею независимости.

По сути, «войны за гегемонию» мало отличались от «номовых» («доменных») конфликтов в Египте, Двуречье или много позднее — в (ррд невековой Европе. Следует согласиться с марксистской историографией, которая видит причины войн V-IV столетий до н.э. в кризисе полисной структуры античного мира. Устойчивость полиса как формы ирпшизации жизни объяснялась чрезвычайно пересеченной местностью Эллады, издревле лишенной дорог. С ростом цивилизации, однако, уйглпчивалась как транспортная связность, так и возможности осадной грхники. В результате изолированный полис становился беззащитным к подникали условия для военного объединения страны под властью г(1Л1)Нейшего.

Не привнеся ничего позитивного в европейскую историю, «войны (и гегемонию» способствовали, однако, превращению военного дела в «осиное искусство. Именно в этот исторический период в Европе нпр|)вые появляются стратеги и полководцы в современном значении чтих терминов.

Отношение к войне как к форме искусства привело к заметному усложнению структуры войск. Появляются элитные части типа фиван-гкого «Священного отряда». Наряду с легкой и тяжелой создается гргдняя пехота (пелтасты), сочетающая в себе боевую устойчивость с мобильностью (Ификрат, 390 г. до н.э.). Именно элитная средняя цгхота аргироспидов (серебряных щитов) станет «ключевым» родом поиск в победах Александра Великого{15}.

Первой и важнейшей среди «войн за гегемонию» была Пелопоннесская война (431 ~ 404 гг. до н. э.). В историю военного искусств она входит как редчайшая коллекция исключений из правил: сторона, более развитая экономически, политически и культурно, контролирующая более обширные финансовые и материальные ресурсы, превосходящая противника по численности населения, обладающая [426] неоспоримым господством на море, имеющая в целом более способных политических и военных руководителей, избравшая и последовательно осуществляющая выигрывающий стратегический план, терпит полное поражение.

Структура Пелопоннесской войны чрезвычайно запутана. Стороны маневрировали, меняли союзников и противников, сочетали «войну империалистическую (за власть в Элладе) с войной гражданской». Зона боевых действий охватывала Балканский полуостров, Малую Азию, Черноморские проливы, острова Эгейского моря, Сицилию и едва ли не Карфаген. Не останавливаясь на всех перипетиях этой борьбы, сосредоточимся на решающем событии войны – провале плана Перикла.

Как известно, в плане Перикла территория Аттики отдавалась на разграбление. Население укрывалось в укрепленном лагере, включающем Афины, Пирей и Фалер. Этот лагерь, защищенный длинными стенами и снабжаемый продовольствием по морю, был фактически неприступен. Опираясь на него, Перикл предполагал ударами по побережью Пелопоннеса убедить спартанцев в бесперспективности войны. В сущности, речь шла о формальной морской блокаде государства, господствующего на суше. Опыт Наполеона,Вильгельма II, Гитлера и иже с ними показал, что такой стратегической схеме трудно противопоставить что-то реальное: пусть медленно и без особого блеска, но морская мощьвсегда ломает сухопутную.

Неудачу Перикла связывают с исторической случайностью – эпидемией чумы в Афинах. Заметим прежде всего, что распространенность этой версии, которой отдал дань и Лиддел-Гарт, можно объяснить только склонностью историков к некритическому переписыванию друг у друга. При скученности населения в афинском укрепленном лагере, при тогдашнем состоянии медицины и санитарии эпидемия чумы продолжалась бы не два года, а максимум 2,5 месяца. За это время вымерло бы от 95 до 100 процентов населения Афин и погибло бы около 2/3 осаждающей армии. Далее эпидемия прокатилась бы по городам Афинского морского союза, собирая несколько меньшую жатву. Трудно оценить, охватила бы эпидемия весь полуостров или нет, но во всяком случае война Афин и Спарты закончилась бы немедленно за отсутствием сражающихся. Так что как обычная логика, так и изложение симптомов болезни Фукидидом убеждают нас, что речь шла не о чуме, а о самом обычном брюшном тифе.

Но вот здесь уже необходимо бросить упрек Периклу. Медицина того времени знала об опасности подобных заболеваний в осажденных городах, и Перикл был обязан учитывать такую возможность (Собственно, если принять во внимание скученность, отсутствие водопровода, плохую воду и жаркий климат, следует удивляться не вспышке самой эпидемии, а тому, что Афины избегали ее так долго.)

Именно поэтому дать взвешенную оценку плана Перикла чрезвычайно трудно. Историк должен избегать искушения опираться только и исключительно на результат, в данном случае — неудачный. С другой стороны, не хочется и «сваливать» исход войны на чистую случайность [427]

По всей вероятности, афинский план войны мог быть успешно реализован. Однако для того, чтобы парировать неизбежные на войне случайности и осуществить план прилюбых привходящих обстоятельствах{16}, данную оперативную схему следовало проводить в жизнь совершенно по-другому.

Вообще, при изучении событий Пелопоннесской войны создается ощущение, что война эта Периклу была неинтересна. В строительство Афин, в сицилийскую колониальную политику, в кропотливую «наладку» афинского демократического государства Перикл вложил душу, в создание же плана – только ум. В ленивой блокаде Пелопоннеса почти не ощущается присутствия личности Перикла. Возможно, это отсутствие личностного измерения в стратегии и привело Перикла и его план к крушению{17}.

Статистические данные: Афины начали войну, имея 300 триер, >14 тыс. гоплитов, 16 тыс крепостных гарнизонов, 1200 всадников, 1600 лучников. Спартанцы с союзниками развернули до 60 тыс. человек полевой армии, флот их оценивается в 100-120 кораблей. Результатом войны стало полное уничтожение морской и финансовой мощи Афин, распад Морского союза и институирование «войн за гегемонию» в вековой конфликт.

Решающий удар могуществу Спарты нанес Эпаминонд в ходе Беотийских войн (371 — 362 гг. до н. э.) {18}. В битве при Левткрах (5 августа 371 г. до н. э.) Эпаминонд применил не столько «косой боевой порядок», сколько невероятное оперативное усиление. Имея 6000 гоплитов и 1,5 тысячи всадников против 10 тыс. непобедимой спартанской пехоты при 1000 кавалеристов, Эпаминонд при равной ширине фронта (по моде того времени) мог противопоставить 12 шеренгам противника только 8-9 шеренг. Это гарантировало ему [428] поражение, даже если не учитывать качественное превосходство спартанской пехоты. Однако на своем левом фланге (в нарушение всех традиций – на левом) Эпаминонд поставил свой единственный элитный отряд, выстроив его в 50 шеренг, и этот отряд прошел через боевые порядки противника, как нож сквозь масло. Психологический удар был столь силен, что впервые в истории армия спартанцев побежала{19}.

В битве при Мантинее (июль 362 г. до н. э.) на стороне Эпаминонда была идеальная стратегическая обстановка и общее превосходство в силах (30 тыс. пехотинцев и 3000 конницы против 20 тыс. пехотинцев и 2000 конницы). Сражение было организовано блестяще, что подтверждает хотя бы тот факт, что фиванцы выиграли его, даже лишившись командования (см. стр. 37).

Результатом беотийских войн явился полный военный и политический разгром Спарты.

Первый период «войн за гегемонию» завершила война Македонии против Панэллинского союза. В августе 338 г. до н . э. при Херонее встретились почти равные силы: иФилипп Македонский и Панэллинский союз имели по 30 тыс. человек. Филипп выиграл сражение, действуя в духе основных идей Эпаминонда: был осуществлен прорыв – охват при резком оперативном усилении ударного фланга.

Распад империи Александра привел к новому-витку «войн за гегемонию». Теперь между собой сражались не полисы или их объединения, а централизованные эллинистические царства. (Примерно в том же затяжном и бестолковом стиле.) Лиддел-Гарт выделяет битву при Ипсе (301 г. до н. э.), положившую конец попыткам воссоздать единую империю. С точки зрения военного искусства эта битва помимо своей масштабности{20} интересна тем, что в ней впервые армия, преимущественно азиатская, одержала победу над армией европейского типа.

К общему итогу эллинистического этапа «войн за гегемонию» можно отнести истощение участвующих в ней государств и создание благоприятных условий для римского завоевания.

Римское государство так же знало период «борьбы за гегемонию». (Вейская война 406-396 гг. до н. э.. Латинская война 340-338 гг. до н. э., Самнитские войны 327-290 гг. до н. э., Тарентская война 280-275 гг. до н. э. — лишь главнейшие из [429] столкновений, определивших распространение власти Римского полиса на весь Италийский полуостров.) Заметно четкое различие в ходе и исходе римских и греческих войн. В Греции мы видим красивые сражения (Левктры, Мантинея и пр.), тонкие стратегические планы (Перикл, Алкивиад, Брасид, Лисандр, Ификрат, Эпаминонд, Филипп), героические подвиги и черные измены и в качестве цены всему этому – полное разорение страны и гибель участвующих в борьбе полисом. В Италии ситуация совершенно противоположная. Редкий историк назовет имена римских полководцев периода Латинской или Самнитских войн. Стратегии по существу нет: если республиканские консулы н уклонялись от чисто прямых действий, то обычно только из политических (притом скорее внутриполитических) соображений. Результат — расцвет Рима и его превращение в сильнейшую средиземноморскую державу.

Если одну битву (или войну) и можно выиграть случайно, то о цепочке «случайных» побед длиной в два столетия говорить не приходится. У римлян, следовательно, была своя стратегия, свой особенный – безличный – стиль военного искусства.

Конечно, римляне немало внесли в организацию армии. Легион, разбитый на манипулы и центурии, был построением гибким и одновременно достаточно устойчивым. Собственно, римляне первыми в истории создали представление о самостоятельно действующей тактической единице. Но!.. Манипулярная структура легиона сложилось окончательно лишь после Тарентской войны.

Римляне были мастерами политической подготовки к войне (лишь Бисмарк в XIX столетии нашей эры превзошел уровень римских «военных» дипломатов). Однако, ссылаясь на искусную дипломатию как на основополагающий фактор побед римского оружия, мы меняем форму, но не содержание проблемы. Остается вопрос, в чем секрет римской дипломатии? Нельзя, разумеется, сводить ее к простейшей формуле «Разделяй и властвуй», которая и во времена Муваталлиса была банальностью.

Объясняя непобедимость Римского государства (при том, что римские легионы неоднократно были биты и равным, и сильнейшим, и слабейшим противником), обратим внимание на римский вклад в цивилизацию, на те реалии, которые были привнесены в мир римлянами и «ра6отают» до сих пор. Имеются в виду римские дороги и законы, так называемое «Римское право».

Римляне впервые создали стройную, логичную, обоснованную и взаимосвязную правовую систему. Они организовали юридическое пространство с совершенно особым менталитетом, основанным на идеях измеримого (объективного) права. Отношения Рима с окружающими народами выстраивались в сложнейшую цепочку законов, правил, статусов (римское гражданство, латинское гражданство, статус «друга и союзника римского народа», статус «сдавшегося» и пр.). Римляне изобрели и надлежащим образом оформили схему «ограниченного гражданства», что позволяло им достаточно щедро предоставлять полисам юридические права, но не возможность голосованием влиять на [430] римскую политику{21}. Возможно, здесь и кроется разгадка римской военной мощи. Римские законы убрали из войны и мирных переговоров беспредел, характерный для греческой истории. Сдавшийся, как правило, знал, на что он может рассчитывать.

Особенностью римской дипломатии была парадоксальная реакция на поражение: после разгрома римские требования к противнику становились жестче. Напротив, успехи смягчали условия мира или капитуляции. Эта непрямая, вывернутая наизнанку дипломатия (вместе с гениальным изобретением ограниченного гражданства) могла или быстро погубить Рим, или сделать его гегемоном Италии.

Военные и дипломатические успехи римляне закрепляли, создавая великолепные дороги, которые, наряду с египетскими пирамидами, являются одним из «чудес света», сохранившихся до наших дней (и используемых по прямому назначению!). Дороги и стабильные законы способствовали развитию торговли, в результате римское владычество не могло быть подорвано «Транспортной теоремой». Ну и конечно, дороги позволяли при необходимости быстро перемещать войска.

Гегемония в Италии поставила на повестку дня вопрос о господстве на Средиземном море и вслед за тем о создании мировой империи. Эту проблему Рим решил в ходе чудовищных по напряжению Пунических войн.

Как правило, внимание историков обращено на 2-ю Пуническую (Ганнибалову) войну, хотя решающее значение имела 1-я (264- 241 ъг. до н. э.), в ходе которой Рим захватил Сицилию, являющуюся оперативным центром всего Средиземноморья.

Главным вопросом войны был вопрос о господстве на море. Огромному (до 350 кораблей) карфагенскому флоту противостоял спешно организованный римский флот (120 кораблей с неопытными командами). Разумеется, пунийцы били римлян на море (260 г. до н. э., бой у Липарских островов), высаживали десанты, разрушали римскую торговлю. Решение, найденное римлянами, является, пожалуй, самым характерным для их военного искусства: изобретением абордажного мостика они свели бой на воде к разновидности боя на суше. Искусство карфагенских моряков ничем не могло помочь в схватке с хорошо вооруженными римскими легионерами. В бою при Милах (260 г. до н. э.) карфагенский [431]флот был разбит, причем захваченные корабли достались победителю. Уже через два года римляне имели 330 боевых кораблей, которые разбили в бою у мыса Экном (256 г. до н .э.) новую карфагенскую эскадру в 350 боевых кораблей. В этом бою римляне, пользуясь тем, что пунийцы не могли противопоставить абордажной тактике ничего реального, применили подчеркнуто прямые действия.

Однако дальнейшие слишком прямые действия в военной и дипломатической области привели к разгрому африканского десанта римлян, флот же был уничтожен бурей. Начался второй этап борьбы за Сицилию. Война приобрела нервный характер, успех способствовал то одной, то другой стороне. Преимущество на суше было на стороне римлян. Преимущество же на море (после ряда штормов и истощения римских финансов) вновь перешло на сторону карфагенян. И вновь римляне применили прием, характерный для их военного искусства. Обложив граждан чрезвычайно высоким налогом, они все-таки создали новый флот и в решающем бою при Эгатских островах (241 г. до н. э.) разгромили карфагенян. Теперь удерживать Сицилию стало невозможно, Карфаген запросил мира и был вынужден полностью оплатить римлянам стоимость войны (контрибуция составила 84 тонны серебра). Итогом войны был переход Сицилии в руки Римской державы.

Следующая — 2-я Пуническая — война (218-201 гг. до м. э.) уникальна тем, что впервые в истории обеими сражающимися армиями командовали поистине замечательные полководцы и притом мастера разных стилей военного искусства.

После потери Сицилии Карфаген, уступающий на море, не имел, казалось, возможности нанести удар римлянам. Действовать против Италийского п-ва, не обеспечив базы на о-ве Деметры, было невозможно. Повторение борьбы за Сицилию (с превосходно защищенными Сиракузами) не сулило никаких перспектив. В этой обстановке Гамилькар Барка нашел гениальный стратегический ход: Карфаген начал войну грандиозным обходным маневром, создав промежуточную стратегическую базу в Иберии (237 г. до н. э.). Пунийцы последовательно использовали стратегический принцип «не спешить». Удар по римскому союзнику Сагунту нанес уже сын Гамилькара Ганнибал в 219 г. до н.э. С этого момента война начинается «официально» и темпоритм событий резко меняется: армия Ганнибала начинает марш через Южную Галлию и Альпы и выходит в долину реки По, атакуя Апеннинский п-в не с юга, а с севера. Глубина обхода была значительна: так, Рона была форсирована Ганнибалом не в нижнем течении (где ее ждали римские легионы), а в верхнем{22}. [432]

Итогом похода стал бой при Треббии (декабрь 218 г. до н. э.). Ганнибал, имея 30 тыс. пехотинцев и 10 тыс. превосходной нумидийской конницы, вынудил Семпрония Лонга (32 тыс. пехотинцев и 4000 конницы) дать бой на равнине. Далее все было разыграно как по нотам: разгром конницы, прорыв в центре, удар засадного резервного отряда с фланга. Римляне потерпели полное поражение и оставили на поле боя 26 тыс. человек.

Бой закрепил за Ганнибалом Северную Италию и дал возможность создать новую промежуточную стратегическую базу – в недавно покоренной Римом Галлии. На следующий год обходным маневром Ганнибал разгромил римскую армию Фламиния в сражении у Тразименского озера в апреле 217 г. до н. э. (40 тыс. воинов Ганнибала против 32 тыс. Фламиния, потери римлян – 15 тыс. убитыми, 15 тыс. пленными).

Этот разгром ознаменовал новый этап войны. Римляне, безнадежно разбитые тактически, перешли к использованию своих стратегических преимуществ. Пока Сицилия была в их руках, Ганнибал практически не мог получать подкрепления. Владение оперативным центром обесценило успех фланговой атаки. Ганнибалу следовало поставить все на решающую операцию против Рима, вместо этого он соблазнился планом более непрямым и внешне более сильным, но оставляющим римлянам скрытые шансы: карфагенское войско пошло на юг, присоединяя к себе общины, желающие отпасть от Рима.

Здесь-то и сказались преимущества римского права и римской системы гражданства: невзирая на все поражения римлян, таких общин было немного. Создать базу в Южной Италии Ганнибалу не удалось, напротив, в этой области он оказался стратегически изолированным:

Сицилия блокировала прямой путь в Карфаген, Лациум мешал контактировать с Галлией и Иберией.

Римский полководец Фабий, уклоняясь от тактического сражения, пользовался всеми преимуществами оперативной обстановки, постепенно стесняя действия Ганнибала{23}. Однако усталость от затянувшейся войны (в которой внешне римляне терпели одни поражения) вынудила их решиться на новую битву. Слово Канны навсегда стало нарицательным в военном искусстве. 2 августа 216 г. до н . э. армия Ганнибала (40 тыс. пехотинцев, преимущественно галлы, 10 тыс. конницы) полностью уничтожили армиюТеренция Варрона (63 тыс. пехотинцев и 6000 конницы). Потери Ганнибала составили 6000 .человек. Римляне потеряли все (по Титу Ливию – 48 тыс., по Полибию – 70 тыс.).

Теперь Капуя распахнула ворота перед Ганнибалом, Сиракузы и Македония заключили с ним союзы. Рим оказался перед лицом потери Сицилии. [433]

И вновь римское право помогло удержать от распада Италийский союз, римская дипломатия обеспечила мир с Македонией, а стратегическое искусство Фабия не дало возможность Ганнибалу использовать плоды победы.

В 212 г. до н.э. римляне вновь занимают Сиракузы, в 211 – Капую. Сципион начинает операцию против главной стратегической базы Карфагена – Испании. Ганнибал принимает ошибочное решение отдать базу и вызвать стратегический резерв под командованием своего брата в Италию. Это решение оказалось в прямом смысле слова роковым – Испания была потеряна, Гасдрубал убит, его армия уничтожена. После этого сенат дал возможность Сципиону осуществить свою давнюю мечту – закончить войну ударом по африканским территориям Карфагена.

В Африке Сципион практически полностью повторил действия Ганнибала в Галлии — двинулся в Нумидийские области, покоренные Карфагеном, привлек их на свою сторону, обеспечив теперь уже себе, а не Ганнибалу владение нумидийской конницей и вынудив Ганнибала дать ему тактическое сражение в любых условиях.

Битва при Заме 19 октября 202 г. до н.э. положила конец войне. Обе стороны имели по 30-35 тыс. пехоты (у римлян, видимо, чуть меньше), но кавалерия Сципиона была сильнее вдвое – 6000 против 3000. Спицион потерял около 1000, Ганнибал 10 тыс. человек и все шансы на продолжение войны.

Итог был подведен через пятьдесят лет. Придравшись к первому же поводу, римляне высадились в Африке и, промучившись три года (149-146 гг. до н. э.), совершенно прямыми действиями взяли Карфаген, разрушили его и продали в рабство жителей. Позорная война для Рима и европейского миросознания, однако неоднократно с тех пор повторенная.

После 2-й Пунической войны Рим стал господином Средиземноморья, и следующее столетие римляне, верные себе, приводили юридическое положение дел в соответствие с фактическим.

Во 2-й Македонской войне (200-197 гг. до н. э.) они уничтожили военное могущество Македонии. Решающей была битва при Киноскефалах (197 г. до н.э.). Обе стороны имели одинаковые силы (по 26 тыс. человек). Утверждается, что это сражение показало тактическое преимущество легиона над фалангой. Не подлежит сомнению, что именно тактическая гибкость манипулярного строя дала возможность использовать разрывы в строю фаланги, выйти в тыл всему македонскому построению и довершить разгром (потери – 13 тыс. против 700 человек). Следует, однако, обратить внимание на полный упадок македонского воинского искусства. Александр умел использовать фалангу так, что она обеспечивала устойчивость боевого построения, подвижность же ему придавали кавалерия и средняя пехота. Строй Александра был прочным и гибким. Филипп V сумел лишь построить свои войска в виде огромной нерасчлененной массы и бросить их в атаку по пересеченной местности. [434]

С агонией Македонии покончила война 171-168 гг. В битве при Пидне в 168 г. до н. э. 26 тыс. римлян под командованием Эмилия Павла разгромили 40-тысячную македонскую армию Персии. Сражение развернулось по тому же сценарию: наступление фаланги, внедрение манипул в разрывы (Эмилий Павел использовал усиление, совместив прорыв с обходом линии противника), окружение и избиение. На поле боя осталось 20 тыс. убитых, 11 тыс. (включая Персея) попало в плен.

В период 197-187 гг. до н. э. были разгромлены войска державы Селевкидов (битва у Фермопил 192 г. до н. э., сражение при Магнезии 199 г. до н. э.). В 148-146 гг. до н. э. была окончательно присоединена Греция. Продолжались боевые действия в Испании (153-139 гг. до н. э.) и в Африке (111-105 гг.).

В конце II в. Марий реформирует римскую армию (в сущности, происходит переход к наемному войску, набираемому добровольно без всякого земельного и имущественного ценза, манипулы – по три – объединяются в когорты). Новая армия прошла испытание при отражении первой волны переселения народов: в 102 г. до н. э. при реке Изер и при Аквах Секстиевых были разгромлены тевтоны, в 101 г. до н.э. при Верцеллах – кимвры. Итогом был захват более 150 тыс. пленных, обращенных в рабство. Столько же осталось на поле боя.

К началу I в. римское государство закончило эксплуатацию успеха в битве при Заме. Новые завоевания требовали новых побед. Римляне одерживают их – в Армении, Сирии, Понтийском царстве Лишь наступление на Парфию заканчивается катастрофическим поражением{24}.

Успехи (и неуспехи) на восточных границах были для Рима менее значимы, нежели события в Галлии. В ходе первой (58-55 гг. до н.э.) галльской войны Юлий Цезарьпокорил Трансальпийскую Галлию, Бельгию, совершил удачную экспедицию в Британию и разгромил германские племена. Всеобщее восстание в покоренной Галлии вызвало значительно более опасную и тяжелую для римлян вторую галльскую войну (55-54 гг. до н.э.). Действия Цезаря в этих кампаниях были образцом дипломатического и в неменьшей степени военного искусства римлян{25}. [435]

После периода Гражданских войн (83-82 гг. до н. э. – Сулла и Маврий, 49-45 гг. н. э. – Цезарь и помпеянцы, 31-30 гг. до н. э. – Октавиан и Антоний) Римская республика сменяется империей{26} и фактически переходит к обороне на всех фронтах{27}. Попытка присоединить Германию, предпринятая при Августе в 9 г., закончилась разгромом в Тевтобургском лесу, который вошел в историю как место первой победы, одержанной предками современных немцев. Каких-либо осмысленных исторических сведений об этом сражении не сохранилось.

С III в. н.э. империя вступает в полосу непрерывного тяжелого кризиса, ее экономика, а затем и военное искусство приходят в упадок. Ухудшается качественный состав римской армии, вследствие чего происходит отказ от тяжелого вооружения, сокращается уровень физической подготовки солдат. Легион начинают выстраивать фалангой (8 шеренг пехоты, 2 шеренги лучников, в тылу онагры, по флангам карабалисты). Должность солдата становится наследственной. При Диоклетиане (284-305 гг.) легионы подразделяются на пограничные и маневренные, причем лишь последние обладают какой-то боеспособностью. Теперь римляне непрерывно терпят страшные поражения.

Величайшим достижением Цезаря в Галлии была не громкая победа над Верцингеторигом, а создание условий для латинизации Германии и включения ее в общий кругооборот Римской державы. [436]

9 августа 378 г. вестготы фланговым ударом разбивают римскую армию в битве при Адрианополе. В 395 г. «Транспортная теорема» и резкое падение качества управления вынуждают Феодосия разделить империю за Западную и Восточную. Всего через 15 лет вестготы во главе с Аларихом занимают Рим. Галлия и Испания потеряны. 476 г. считается датой формального «упразднения» Римской империи{28}. [437]

Достойным завершением долгой военной истории древнего мира являются Византийские войны. После распада империи Византия, как и Эйпад, вступила в эпоху военных катастроф (441 г. — битва при Херсоне, 447 г. — на реке Вид, 465 г. — у мыса Меркурия и гибель 1113 судов). Порядок в армии удалось восстановить при Юстиниане (527-565 гг.) В многочисленных сражениях VI в. византийской армией управляли Велизарий и Нарсес, с чьими именами связаны самые яркие образцы военного искусства.

Византийские войны (527-562 гг. — с Ираном, 534 г. — с вандалами в Северной Африке, 535-555 гг. — с остготами и франками в Италии) прекрасно описаны Лиддел-Гартом (гл. IV). Во всех без исключения операциях византийцы уступали противнику в силах (25 тыс. против 40 тыс. в бою у крепости Дара, 530 г., 10 тыс. против 150 тыс. при обороне Рима, 532 г., 20 тыс. Против 80 тыс. у Кассили, 553 г.), и тем более поражают даже не сами победы, а легкость, с которой они были достигнуты. Если бы Юстиниан нашел в себе силы быть не византийским правителем, а подлинным римским императором, способным хотя бы минимально доверять тому, кто никогда не обманывал доверия, единое пространство империи было бы восстановлено, и Европа не погрузилась бы на столетия во тьму дикости.

После Юстиниана Византийская империя просуществовала еще несколько столетий, оставаясь пережитком эпохи древности, эпохи великих средиземноморских империй средневековья. Разгром Романа Диогена турками-османами (1068 г.) превратил империю в классический феодальный домен. Константинополь был взят крестоносцами на закате средневековья (1204 г.). Конец наступил в 1453 г., когда армия Мех-Периферия выключалась уже не только из товарного, но и из информационного оборота, ослабляя информационные потоки в империи и опять-таки уменьшая связность.

Вскоре империя раскололась на Восточную и Западную. Это прежде всего ударило по христианской Церкви, идеологической основе империи.

Раздел, уменьшив размеры подлежащих управлению областей, на короткое время понизил «транспортное сопротивление». Однако понижение налоговых поступлений подорвало мощь флота. Усилилось пиратство, что опять-таки привело к свертыванию торговли. Речь шла уже не о автаркии регионов, а о натуральном хозяйстве отдельных деревень.

Между тем войны от границ на Дунае и Рейне, от берегов Британии, от африканских пустынь пришли в сердце империи. Начался третий, последний период — варварское нашествие, культурная катастрофа, первая в истории «гибель Европы».

В нашу задачу не входит рассмотрение исторических перипетий, связанных с возрождением цивилизации. Заметим только, что ДО КОНЦА эта задача так и не была решена. Современная Европа смогла создать единую экономическую и информационную структуру Ойкумены. Единая же политическая структура – аналог pax Romania – возникла лишь в паллиативной форме ООН и Шенгенских соглашений. [438]