232 Воля

«запасом прочности». Решение разума является источником спонтанной причинности и по определению не может не быть свободным (аристотелевский ход мысли). Во-вторых, оно должно быть свободно, чтобы его вменение принципиально было возможно (выводы из теодицеи платоновского типа). Вместе с тем такая автономия не вписывалась в глобально-детерминистическую картину стоической космологии.

Разработанная несколько раньше альтернативная концепция Эпикура исходила почти из тех же посылок, стремясь освободить произвол (то εφ* ήμίν) от внешнего детерминизма и связать вменение с произвольностью действия (D. L. X 133-134; fatis avolsa voluntas - Lucr. II257). Однако, заменив детерминизм рока столь же глобальным детерминизмом случайности, Эпикур утратил возможность объяснить конечное основание нравственного решения, а его концепция так и осталась маргинальным явлением.

Т. обр., представление о нравственной автономии и безусловной связи свободы и вменимости действия стало доминирующим не ранее 3 в. до н. э. При этом внутренняя ответственность отличается сильным правовым оттенком: для античного сознания различие нравственности и права не имело того принципиального характера, какой оно приобрело в эпоху христианства и особенно в Новое время. Универсальный императив Античности может быть сформулирован так: целью является собственное совершенство и право ближнего. Нормативными терминами, передающими понятие о свободе воли в текстах нехристианских авторов, были греч. то εφ* ήμίν, реже προαίρεσις (преимущественно у Эпиктета), αυτονομία (включая производные, напр., Epict. Diss. IV 1, 56; 62; Procl. In Remp. II, 266,22; 324, 3 Kroll; In Tim. Ill, 280, 15 Diehl), лат. arbitrium, potestas, in nobis (Цицерон, Сенека).

Христианство 1) радикально трансформировало моральный императив, объявив целью благо ближнего и отделив тем самым сферу этики от сферы права; 2) модифицировало теодицею, заменив имперсональный космический детерминизм уникальной божественной причинностью. Вместе с тем проблемная сторона вопроса не претерпела существенных изменений. Сложившееся смысловое поле и апробированные ходы мысли неизменно присутствуют в восточной патристике от Климента Александрийского (Clem. Strom. V 14, 136, 4) и Оригена (Princ. I 8, 3; III I, 1 sq.) до Немесия (39-40) и Иоанна Дамаскина (Exp. fide 21; 39^40); наряду с традиционным то εφ' ήμίν начинает широко использоваться термин αύτεξούσιον (αυτεξούσια). Восходящая к Аристотелю формула Немесия «разум - нечто свободное и самовластное» (ελεύθερον... και αύτεξούσιον то λογικόν - De nat. hom. 2, p. 36, 26 sq. Morani) типична для широкого периода христианской рефлексии (ср. Orig. In Joann. fr. 43).

При этом проблематика свободы воли все более становилась достоянием латинского христианства (начиная с Тертуллиана - Adv. Herrn. 10-14; De ex. cast. 2), найдя свою кульминацию у Августина (он пользуется техническим термином liberum arbitrium, нормативным и для схоластики). В ранних произведениях - трактате «О свободном решении» (De libero arbitrio) и др. -разрабатывалась классическая теодицея, основанная на идее рационалистически понимаемого мирового порядка: Бог не отвечает за зло; единственным источником зла является воля. Чтобы мораль была возможна, субъект должен быть свободен от внешней (в т. ч. сверхъестественной) причинности и способен выбирать между добром и злом. Моральность состоит в еле-

ВРЕМЯ 233

довании нравственному долгу: сама идея о нравственном законе выступает как достаточный мотив (хотя содержание закона имеет богооткровенный характер). В поздний период эта схема заменяется концепцией предопределения, которая достигает завершения в антипелагианских трактатах и приводит Августина к окончательному разрыву с этическим рационализмом. Средневековая проблематика свободы воли в основных чертах восходит к традиции августиновского De libero arbitrio.

Лит.: Alexander A. Theory of the Will in the History of philosophy. N. Y., 1898; Benz Ε. Marius Victorinus und die Entwicklung der abendländischen Willensmetaphysik. Stuttg., 1932; Pohlenz M. Griechische Freiheit. Wesen und Werden eines Lebensideals. Hdlb., 1955; Clark M. T. Augustine. Philosopher of Freedom. A Study in comparative philosophy. N. Y; P., 1958; AdkinsA. Merit and Responsibility. A Study in Greek Values. Oxf., 1960; Dihle A. Die goldene Regel. Eine Einführung in die Geschichte der antiken und früchristlichen Vulgärethik. Gott., 1962; Voelke A.-J. L'idée de volonté dans le stoïcisme. P., 1973; Kenny A. Aristotle's theory of the Will. N. Hav., 1979; HollJ. Historische und systematische Untersuchungen zum Bedingungs-verhaltnis von Freiheit und Verantwortlichkeit. Konigstein, 1980; Dihle A. The theory of the Will in Classical Antiquity. Berk.; L.Ang.; L., 1982; Столяров А. А. Свобода воли как проблема европейского морального сознания. М., 1999.

А. А. СТОЛЯРОВ

ВРЕМЯ как проблема античной философской мысли оставалась в числе важнейших на протяжении всей ее истории, занимая ключевое место в системе космологических, физических и онтологических воззрений большинства философских школ, от досократиков до неоплатоников. Время относится к тем реалиям, которые издревле определяли смысловое поле человеческого мировосприятия, отсюда множество мифологем времени (напр., миф о Кроносе, порождающем, а затем пожирающем своих детей). Однако не сразу понятие «времени» (χρόνος) было четко отграничено от «вечности» (αιών): у досократиков αιών означало «бесконечное время жизни» (Е. Degani. ΑΙΩΝ da Omero ad Aristotele. Padova, 1961), прежде всего жизни космоса. Но уже в ранней традиции мы находим первые серьезные попытки поставить вопрос о сущности времени: что такое время, является ли оно непрерывным или состоит из неделимых моментов, представляет ли собой время нечто подвижное, изменяющееся и преходящее или, напротив, оно само неподвижно, а меняются только явления и вещи, возникающие и исчезающие во времени?

Анализ природы времени с первых шагов греческой мысли связан с попытками решить одну из сложнейших философских проблем - проблему континуума, или непрерывности. В самом деле, время (так же, как и пространство и движение) представляет собой континуум, который можно мыслить либо как совокупность некоторых неделимых элементов (моментов времени), либо как бесконечно делимую величину. Однако при первых же попытках теоретически рассмотреть природу континуума греческая философия столкнулась с неразрешимыми трудностями (апориями).

Зенон из Элей. Смысл апорий Зенона — в стремлении доказать, что чувственный мир становления, где все множественно, текуче и преходяще, не обладает подлинным бытием, которое едино, вечно и неподвижно. Именно бытие, согласно Зенону, есть предмет научного знания; что же касается становления, то оно недоступно знанию и всегда остается предметом всего лишь непостоянного мнения. Противоречия и парадоксы, возникающие при попытке мыслить движение, свидетельствуют об иллюзорности