38. Роль ірраціонального начала в художньому світі к.Гамсуна (за прочитаними творами)

Современный человек, по мысли Гамсуна, вовлечен в неизвестный

ранее «нервный» темп жизни. Он «в буквальном смысле слова

непоследователен» в своих действиях и потому должен изображаться

по-новому. Главная задача новейшего художника — исследовать

сложный внутренний мир человека, «высветить его душу,

изучить ее со всех точек зрения, проникнуть во все ее тайники».

Обосновывая свое неприятие бытописательной прозы, Гамсун

мечтает об искусстве утонченно психологическом и капризном по

своему рисунку. Предмет его изображения — иррациональная сторона

сознания.

39. Образ індивідуаліста та проблема свободи в романі к.Гамсуна «Голод»

Свои эстетические принципы Гамсуну в полной мере удалось

воплотить в романе «Голод», считающимся норвежскими историками

литературы провозвестником словесности XX в. В нем впервые

в Норвегии оказались в центре авторского внимания почти

неуловимые состояния души, внезапная перемена настроения и

импульсивные поступки. По словам Гамсуна, в «Голоде» он «попытался

изобразить своеобразную душевную жизнь, мистерии нервов

в изголодавшемся теле». Высокую оценку новаторскому произведению

дал Йоргенсен, писавший, что с точки зрения жанра

«Голод» нельзя назвать «ни романом, ни новеллой, ни рассказом».

Потому что «ему тесно в рамках понятий, разработанных до настоящего

времени эстетической наукой. Это оригинальная, добротно

выполненная работа, эпос в прозе, «"Одиссея" голодающего

». Гамсун также хотел называть «Голод» не романом, а «книгой»,

где он «исследует живую человеческую душу», глубоко заинтересовавшую

его своей «бесконечной подвижностью». «В ней нет никаких

писательских выдумок: балов, свадеб, пикников и т. п. Одним

словом, это не роман». Впоследствии Гамсун неоднократно

повторял, что не считает «Голод» романом в привычном понимании,

и предлагал даже назвать свою книгу «серией наблюдений»,

поскольку главное в ней — постоянный самоанализ героя. Некоторые

исследователи считают, что повествовательная манера Гамсу-

на в «Голоде» предвосхищает технику «потока сознания», блистательно

разработанную Дж. Джойсом в «Улиссе».

«Голод» — во многом автобиографичен, соотносим с тем временем,

когда в середине 1880-х годов Гамсун под угрозой голодной

смерти вынужден был во второй раз покинуть Норвегию. В то

же время отнести «Голод» к чисто автобиографическим произведениям

было бы неверно. Форма повествования от первого лица в

романе существенно видоизменена. Гамсун пишет о страданиях

молодого художника, но в отличие от других авторов, обращавшихся

до него к этой теме, переносит акцент с внешнего на

внутреннее, с социальных условий жизни личности на «тайны и

загадки» его сознания. Расщепленный внутренний мир рассказчика

и пропущенное сквозь него восприятие происходящих событий

для Гамсуна важнее самих событий. Он пишет о своем герое,

что это «человек необыкновенный, исключительный, натура

утонченная, впечатлительная, нервная». Этот герой предельно

одинок. Свои одиночество и неприкаянность он компенсирует тем,

что пребывает как бы в двух мирах, действительном и вымышленном,

порожденным его фантазией. При этом непредсказуемость

его поступков вызвана не только физиологическим состоянием

голода.__

В еще большей степени герой страдает от голода духовного, от

голода любви и творчества. Но второе важнее. Именно творческий

порыв определяет резкую смену его настроений, внушает как гордое

ощущение своей избранности, так и интерес к происходящему

на городских улицах. И вот воображение начинает причудливо

раскрашивать действительность: газетный сверток в руках у незнакомого

старика становится «опасными бумагами», понравившаяся

молодая женщина — неземной красавицей с экзотическим именем

Илаяли. Об этой красавице в сознании героя начинает складываться

целый роман. Даже звучание имен должно помочь созданию

образа, считал Гамсун. Однако воображение не только увлекает

героя в мир фантазий и творчества, но и становится источником

его отчуждения. «Чудаковатость» мечтателя приводит к катастрофе

в любви: женщина, которую он хотел видеть «царицей» своего

воображения, готова отдаться ему, но, открыв, что этот «голод»

не связан с ее реальной плотской привлекательностью, отвергает

молодого человека. Так и в отношениях с сочувствующими людьми

гамсуновский герой не знает, как провести черту между разными

ликами своего «я». Концовка романа суггестирует мысль о том, что

он созрел для творчества, но каким именно будет это искание высшего

смысла, читатель так и не узнает. Впрочем, это и неважно.

Герой как был, так и остается словно вне пределов обычного человеческого

существования, где он чувствует себя чужим, никому

не нужным.