VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

националистической историографии и подобных же коммеморативных традиций [Elias, 1990; Chmel, 1992; Kovâc, 1996]. Они подчеркивали, что многие словаки сочувствовали общему революционному духу времени и участвовали в революционном брожении. Точнее, многие сочувствовали идеалам и либеральному законодательству «венгерской» революции, по крайней мере, на ее ранних этапах, и, вероятно, больше словаков сражалось за революцию в венгерской армии, чем против нее — в добровольческих легионах, организованных бескомпромиссно националистическим Словацким национальным советом. Подчеркивая эту широкую словацкую поддержку и участие, либералы бросали вызов венгерским претензиям на исключительное право «собственности» на революцию. В то же время они бросали вызов словацкой националистической традиции с ее «расслабляющим мифом о тысячелетнем угнетении», который сделал незаметной словацкую поддержку революции и тем самым лишил словаков «истории, творцами которой были и они тоже» [Kovâc, 1996, р. 530]. Но эти аргументы остались достоянием кружка либеральных интеллектуалов и не получили широкого публичного резонанса. Для коммеморативных целей, кроме того, эти различные формы участия в революции и ее поддержка вряд ли можно было собрать в некое событие, которое можно было бы праздновать как собственно словацкую революцию.

Националисты, пожелавшие в 1998 году извлечь политическую выгоду из событий 1848 года, столкнулись с другими трудностями. Ведь хотя в словацкой историографии 1848 год рассматривался преимущественно сквозь националистическую (а не либеральную и не демократическую) призму, он не занимал центрального места в националистическом воображении. Словацкое национальное движение в 1848 году было в основном делом относительно небольшой группы интеллектуалов. Ее главным текстом была программа из четырнадцати пунктов под заглавием «Требования словацко-

357

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

го народа»⁷⁴, которая была принята 10 мая в Липтовски Микулаше. Венгерское правительство ответило на эту петицию репрессиями, попытками арестовать организаторов, которые бежали в Прагу, а потом в Вену. Там они образовали Словацкий национальный совет и набрали добровольцев для борьбы с венграми. Наступление этих отрядов в сентябре 1848 года было, однако, с легкостью отбито, а попытки побудить словацких крестьян к общему антивенгерскому восстанию оказались явно безуспешными. Последующие военные действия словацких добровольцев не были независимыми, они координировались и диктовались безусловно контрреволюционными имперскими силами, с которыми словацкие народные вожди нехотя объединились, поставив тем самым свои национальные цели (которые, как они ошибочно полагали, будут поддержаны двором) над революционными стремлениями к политической свободе и социальной реформе. 1848 год не принес словакам ни потрясающих событий, ни грандиозных массовых объединений или мобилизации, ни воинских подвигов, ни трагического мученичества, ни жестокой борьбы между словаками и венграми, ни воодушевляющих народную память исполинских личностей масштаба Аврама Янку или Лайоша Кошута⁷⁵ — ни клочка той материи, из которой

⁷⁴ В числе требований были: радикальная аграрная реформа, включая передачу земли в собственность крестьянам; реорганизация венгерской части империи Габсбургов в этнофедеральном направлении, предусматривающая наличие у каждой национальной группы собственного парламента, избираемого всеобщим голосованием; создание словацкой народной милиции; официальное использование словацкого языка в словацких землях; независимую словацкую школьную систему, включая университет. В работе Штайера текст петиции напечатан на венгерском [Steier, 1937, I: 75-78] и словацком языках [Steier, 1937, II: 48-52].

⁷⁵ Один из главных словацких лидеров в 1848 году Людовит Штур является, действительно, центральной фигурой в словацком национальном пантеоне, но не благода-

358