VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

го празднования ответил: «Мы не беспокоим друг друга, но и не очень смешиваемся»⁵⁶.

В Словакии и Румынии празднования 15 марта служили ритуальным поводом для демонстрации этнической солидарности. Коммеморативные торжества были организованы вокруг особых венгерских мест памяти, таких как статуи, мемориальные доски и могилы. Повсюду главным коммеморативным мероприятием было возложение венков к таким местам. Там, где есть много мест памяти, например в Ораде, коммеморативные мероприятия проходили в форме шествия от одного места к другому. Таким образом, принимая в символическое владение ключевые места памяти, венгерские меньшинства обозначили пространство и время как «свои»⁵⁷. Они очертили территорию, на которую

⁵⁶ Полевые заметки. В повседневной жизни, конечно, наблюдается значительное смешение. Наше замечание об этнической окрашенности зарубежных коммеморативных мероприятий в ознаменование 150-летия революции не следует понимать в том смысле, что в повседневной социальной жизни «венгры» и «румыны» (или «словаки») противостоят друг другу как ограниченные и унитарные группы. Критику таких «группистских» исследований см.: наст. изд., гл. I. См. также широкое обсуждение отношения между националистической политикой и повседневной этничностью: Brubaker et al., 2004.

⁵⁷ Хотя столь открытое и организованное публичное присвоение мест памяти в Румынии и Словакии было невозможно до 1990 года, местные венгры знали о таких местах и хранили их в коллективной памяти посредством неформальных коммеморативных практик и, как назвал это Зерубавель [Zerubavel, 1996], мнемонической социализации. Лучший пример неофициальных коммеморативных практик связан с местечком Ньергестерто (Nyergestertö) в Секлерском районе, где в 1849 году 200 секлеров погибли в ожесточенной битве против численно превосходивших их русских войск, призванных Веной на помощь в войне с венграми. На месте общего захоронения можно увидеть тысячи маленьких крестов, которые сделаны в основном из ветвей деревьев ближайшего леса. До 1989 года существовал обычай: приезжающие сюда из этого района венгры

339

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

символически претендовала венгерская нация — культурно-историческая сущность, не определяемая современными государственными границами. «Прославляя борьбу за освобождение и революцию, — сказал Ласло Добош в цитированной выше речи, — мы вновь получаем во владение места нашей истории [и тем самым] возвращаем себе нашу историю»⁵⁸.

В Румынии 15 марта было особенно значительным символом такой этнической солидарности поверх границ. Ведь здесь так называемый «Двенадцатый пункт» (последнее из требований, сформулированных будапештскими революционерами 15 марта 1848 года), призывающий к объединению Трансильвании и Венгрии, получил мощный, хотя и неявный отклик. В 1998 году он был, конечно, помехой для западнического нарративного фрейма, преобладавшего в Венгрии. Для румынских националистов он был оскорблением (и достаточным основанием для того, чтобы считать мероприятия трансильванских венгров в память событий 15 марта нелегитимными, признаком если и не явного, то скрытого ирредентизма). Однако трансильванским венграм Двенадцатый пункт — и расширительно 15 марта — напоминал о золотом веке исторической Венгрии, о пятидесяти годах после 1867 года, когда «Двенадцатый пункт» стал реальностью. Публично признавая и демонстрируя единст-

 

ставили еще один крестик, а 1 ноября, в День Всех Святых, на могиле зажигали свечи. После 1990 года, когда стали возможны открытые поминовения, действо в Ньергестерто приобрело более организованный характер и было перенесено на 15 марта. Однако хотя в нем стали участвовать венгерские политики и государственные лица, оно по-прежнему происходит в неофициальной обстановке и исключительно среди венгров, полностью на венгерском языке, и обходится без знаков уважения к румынскому государству (таких как румынский флаг, параллельное использование румынского языка), обязательных на официальных коммеморативных мероприятиях.

⁵⁸ Uj Szö, 1998, 16 March.

340