VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

и отделения. Коммеморации служили символической реконфигурации социальных отношений, символически уничтожая одну границу и заменяя ее другой. Они связывали венгерские меньшинства поверх границ государства и гражданства с их этническими собратьями в Венгрии и одновременно отделяли их от их румынских и словацких соседей и сограждан.

Символическая драма присоединения и отделения разыгрывалась посредством того, что Пьер Нора назвал местами памяти (lieux de mémoire⁵²), посредством символов, «в которых кристаллизируется... коллективное наследие» [Nora, 1996, p.xv]. Ими могут быть исторически значимые события, славные даты и символически «заряженные» предметы, такие как статуи, мемориальные доски, флаги и гимны. Хотя такие объекты всегда многозначны и с изменением обстоятельств интерпретируются по-новому, они символизируют и воплощают чувство коллективной непрерывности⁵³.

Но чьё чувство непрерывности? И какого коллектива? В Румынии и Словакии lieux de mémoire поразительно этнизированы: коллективная память — по крайней мере — в связи с 1848 годом — определялась главным образом (если не исключительно) в этнонациональных терминах. Статуи в память 1848 года, например, сносились и перемещались в Трансильвании и южной Словакии с каждой сменой режима: после 1918 года — статуи Кошута, Бема, Петёфи и Клапки; по-

⁵² Lieux de mémoire можно перевести как «места воспоминания» или «места памяти», хотя этот термин подразумевает не только физические места или материальные предметы, но и любые вещи, вокруг которых кристаллизируются коллективная память и коллективные репрезентации.

⁵³ Пьер Нора утверждает, что в результате искоренения органических milieux de mémoire как хранилищ самосознательной, недифференцированной, живой коллективной памяти и их замены специальными, дифференцированными lieux de mémoire, это чувство непрерывности является лишь относительным и остаточным [Nora,1996, р. 1-2].

337

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

cле 1938-1940 годов (когда Венгрия на время вернула себе контроль над южной Словакией и северной Трансильванией) — статуи Людовита Штура, Аврама Янку и Александру Папиу Илариану⁵⁴. Есть несколько «гражданских» мест памяти, связанных с 1848 годом, которые воплощают воспоминания, общие для всех румынских или словацких граждан, независимо от этничности. Но места памяти, рассматриваемые в этом разделе, понимаются — не только этническими венграми, но и румынами и словаками — как «принадлежащие» венграм, и они имеют разве что негативное значение в румынской и словацкой публичных сферах. Те же места памяти, которые мы рассматриваем в следующем разделе, считаются принадлежащими румынам и имеют в лучшем случае негативное значение для венгров.

Хотя либеральная западническая риторика в Венгрии была нацелена на фреймирование 150-летия революции во включающих, «гражданских» терминах, ничего подобного даже не пытались сделать ни в Словакии, ни в Румынии⁵⁵. Репрезентации и коммеморации прошлого сохранили в этих странах отчетливую этническую окраску. Опрошенные 15 марта на улицах Оради румыны знали лишь, что «у венгров праздник». В том же городе венгр на вопрос о возможности обще-

⁵⁴ О превратностях судьбы «национальных» статуй в восточной Центральной Европе см.: King, 2001; Feischmidt, 2001. См. также тематически близкую работу о «политической жизни мертвых тел», посвященную главным образом национально окрашенным ритуалам перезахоронения: Verdery, 1999.

⁵⁵ Единственное исключение, предпринятая в 1999 году (и упомянутая нами выше) попытка создать мемориальный парк, посвященный румыно-венгерскому примирению, оказалась безуспешной из-за противодействия румынских националистов установлению там статуи, отлитой в конце XIX века в память казненных в 1849 году, венгерских генералов.

338