VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

шей иллюстрацией этого была цитированная выше речь президента Гёнца, где 1848 год характеризовался как «многоэтническая борьба за свободу», общая для венгров и всех народов Карпатского бассейна. Если какие-то элементы венгерской этничности и подчеркивались в ходе коммеморативных мероприятий, то — скорее всего — чисто культурные или фольклорные вроде народных костюмов или народной музыки. Хотя зарубежные венгры связывали борьбу за освобождение в 1848 году с нынешней борьбой венгров за автономию и права меньшинств в Словакии и Румынии, это не было главной темой официального коммеморативного дискурса в Венгрии. Зарубежное измерение было представлено в Венгрии скорее в деполитизированном и эстетизированном плане как часть общей коммеморативной хореографии. Например, когда 15 марта президент Гёнц выступал с речью, справа и слева от него стояли четыре молодых девушки в традиционных костюмах из венгерской деревни Szék в Румынии, где сохраняется традиционное венгерское народное платье; соответствующие фотографии появились на следующий день на первых полосах газет.

В 1998 году, как и каждый год после 1990, венгерские государственные и правительственные официальные лица участвовали в зарубежных коммеморативных празднествах. В этом отношении они тоже имплицитно выбирали, в каких зарубежных коммеморативных мероприятиях следует принять участие и как это сделать. Венгерские чиновники выбирали те места за границей, которые важны в политическом или культурном отношении, но в то же время приемлемы с точки зрения современных внешнеполитических интересов. Одним из важнейших памятных мест была Братислава (по-немецки — Прессбург, по-венгерски — Пожонь), нынешняя столица Словакии, а в 1848 году — место работы Венгерской Диеты в начальной стадии революции. Именно здесь в конце марта — начале апреля 1848 года были выработаны конституционные и пра-

327

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

вовые рамки нового строя. Братислава была не только важным, но и «безопасным» местом памяти в 1998 году. Предметом коммеморации здесь могло быть именно то, что предполагалось западническим нарративным фреймом: конституционное утверждение личной свободы, правового равенства и представительного правления, тогда еще не омраченное темными тучами этнического конфликта и войны. Вероятно, по этой причине высокопоставленные венгерские правительственные чиновники участвовали в коммеморативных мероприятиях именно в Братиславе. Во всех других местах за рубежом венгерские чиновники старательно умеряли риторику, говорили на языке фактов и сдерживали свои чувства.

Умеренность и приглушенность официального дискурса не были, однако, всеобщими явлениями. С точки зрения консервативной прессы в Венгрии зарубежное празднование 150-летия революции оказалось в высшей степени эмоциональным, подчеркнуло трагический ход национальной истории и выдвинуло на первый план ее исторические и современные потери и тяготы. Упоминая о мемориальной табличке, помещенной на стене крепости в Аюде (Nagyenyed), близ места важной битвы революционного периода, влиятельная консервативная газета «Magyar Nemzet» напомнила своим читателям, что «под [табличкой] похоронены 800 венгров, которых 8 января 1849 года убил Аксенте Жестокий, один из вождей вражеских румынских ополченцев». Газета сокрушалась также о разрушенных или обезображенных венгерских мемориалах в соседних государствах, осуждая исчезновение мемориальной доски в память Пала Вашвари и 200 венгров, которые «приняли вместе с ним героическую смерть»³⁵. В том же духе некоторые известные исполнители из Венгрии, появившиеся на зарубежных коммеморативных церемониях (пев-

³⁵ Magyar Nemzet, 1998, 14 March.

328