VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

ред экраном телевизора. Главное коммеморативное событие происходило перед Национальным музеем, где 15 марта 1848-го молодой поэт Петёфи прочитал свою только что написанную «Национальную песню», которая содержала вдохновенный призыв к национальному освобождению, а впоследствии прославлялась как квинтэссенция духа сопротивления подавлению. Здание музея было задрапировано в национальные цвета, а лозунг, начертанный на баннерах на фронтоне — «Свобода, Равенство, Братство» — отчетливо помещал венгерскую революцию в более широкую европейскую традицию. Речи, в том числе выступление президента Венгрии Арпада Гёнца, сопровождались танцевальным представлением, призванным воскресить события и настроение революционных дней.

Помимо официальной церемонии, городские власти организовали парад гусар с традиционными регалиями, нечто подобное уличному рынку XIX века, а вечером — костюмированное представление исторических революционных событий, в котором монументальные картины сменялись сценами из повседневной жизни того времени. Тональность этих событий была расслабленной и веселой, а не церемонной и возвышенной. Несмотря на холодную погоду, мероприятия привлекли многочисленную публику, в том числе семьи с маленькими детьми. Дети в бумажных шляпах, скроенных по образцу традиционных головных уборов гусар, несли флажки и шары национальных цветов. Многие люди прикрепили трехцветные кокарды; для одних они символизировали нацию, для других— свободу и революцию, а для кого-то были просто вещью, которую уместно демонстрировать 15 марта. Молодежь, по большей части равнодушная к содержанию праздника и привлеченная возможностью развлечься, заполнила площадь Кошута перед зданием Парламента, где после полудня был устроен концерт популярной музыки. Как пояснил организатор уличного рынка XIX века, акцент был сделан на «повседневной и скорее юмористической стороне»

313

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

событий, чтобы люди могли отметить годовщину революции по своему желанию, «без ложного пафоса»¹⁸ и без всеобщего участия в едином массовом ритуале. В результате национальный праздник оказался отнюдь не торжественно сакральным коллективным ритуалом, а своего рода развлечением или «обычным» семейным или молодежным праздником.

Десакрализация и отказ от пафоса в коммеморативных торжествах сопровождались критической и рефлексивной позицией, принятой в мемориальных речах и журналистских и эссеистических рассказах о годовщине. Отчеты прессы фокусировались не столько на том, что произошло в 1848 году, сколько на размышлениях об изменении восприятия и способов рассказывать о событиях 1848 года в последующие полтора столетия. Авторы хвалебных и разоблачительных отчетов единогласно признавали их неоднозначность: «В истории отчетливые ситуации и вызываемые ими ясные реакции крайне редки», — можно было прочитать на страницах популярного исторического обозрения¹⁹. В общем, комментарии прессы порывали с моделью сказочных национальных героев и демонизированных национальных предателей и с ведущимися, начиная с 1849 года, спорами о том, чьи заслуги больше — радикального Кошута или умеренного Сечени, или о том, надо ли считать предателем генерала Гёргея, который сдался русским в августе 1849-го. В 1998 году стало едва ли не модным бесстрастно рассуждать об этих личностях, особенно о Гёргее, которого долго очерняли. Комментаторы подчеркивали, что Гёргей «не поддается оценке в черно-белом спектре»²⁰. Критической и амбивалентной установки по отношению к неоднозначным событиям 1848-1849 годов придерживались и выдающиеся государственные деятели. Да-

¹⁸ Полевые заметки.

¹⁹ Gergely, 1998.

²⁰ Magyar Hirlap, 1998, 14 March.

314