VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

ции) третьим комплексом проблем, связанных с «национальным» вопросом. На кон были поставлены, как пишет Хобсбаум [Hobsbawm, 1996a [1975], р. 12; Хобсбаум, 1999, с. 19], не просто «политический и социальный статус государств, а сама их форма или даже существование». В Центральной и Восточной Европе в середине XIX века политические единицы были или гораздо меньшими (на большей части территории современных Германии и Италии), или гораздо большими (на территориях огромных многонациональных империй Габсбургов, Романовых и Османской), нежели воображаемые «нации», которым, согласно получавшему все большее признание «принципу национальности», они должны были быть конгруэнтными. В революционной неразберихе эта ситуация породила вал националистических претензий и контрпретензий.

Национальные проблемы и конфликты, тесно переплетенные с политическими и социальными конфликтами, были особенно острыми в Венгрии [Deâk,1979; Miskolczy, 1994]. Здесь речь не шла о схемах политического переустройства, выдвигаемых националистически настроенными интеллектуалами, как то было в Германии (где подобные схемы обсуждались так называемым Professorenparlament во Франкфурте) и в империи Габсбургов вне границ Венгрии [Каnn, 1950, II, р.3-39]. Дело заключалось, скорее, в конфликтующих национальных притязаниях со стороны того, что было de facto, если и не de jure новым независимым революционным государством. Это государство утверждало свой суверенитет не только вовне, по отношению к Вене, но и внутри, по отношению к разнородным территориям и сложной этнической мозаике исторической Венгрии, которую оно стремилось превратить в современное унитарное, централизованное венгерское национальное государство; тем самым оно провоцировало ответные националистические требования от имени румынской, сербской, хорватской, словацкой и трансильванской саксонской наций.

299

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

На обоих фронтах, внешнем и внутреннем, революционная Венгрия скоро оказалась вовлеченной в войну — против имперской армии, с одной стороны, и сербских и румынских повстанцев в Банате и Трансильвании, с другой. Здесь мы не можем вникать в перипетии этой вооруженной борьбы. В ходе ее случались и нелепые события — например, в битве столкнулись две армии, выступавшие под одним и тем же флагом, присягнувшие на верность одному правителю и ведомые габсбургскими полководцами⁸, — и трагедии, например, бесчисленные проявления жестокости по отношению к гражданскому населению. Достаточно отметить, что, согласившись поначалу со всеми требованиями венгров в момент поразительного весеннего коллапса, династия в итоге пришла в себя и поддержала планы своих генералов по «восстановлению порядка» и покорению Венгрии. В этом начинании она нашла уже готовых союзников — если не по принципам, то по расчету — среди хорватских, сербских, румынских и словацких националистов и недовольных и напуганных крестьян, которых националистам удалось привлечь на свою сторону. В результате в некоторых регионах, включая Трансильванию, относительно упо-

⁸ Деак приводит великолепный пример: «Летом 1848 года полковник армии Габсбургов по фамилии Бломберг — немец по национальности, возглавлявший полк польских уланов, — должен был защищать один район южной Венгрии, населенный в основном немцами. Столкнувшись с атакой сербских повстанцев, Бломберг обратился за инструкциями к своему командиру. Командир, габсбургский генерал — хорват, приказал полковнику выступить против сербов, и то же самое сделал местный уполномоченный венгерского правительства, оказавшийся сербом. Но вождь сербских повстанцев — австро-немец, полковник армии Габсбургов — умолял Бломберга подумать о его долге перед императором, а не перед королем (притом что и тем и другим был один и тот же человек), в ответ на что внушаемый Бломберг приказал своим полякам уйти из района, оставив своих собратьев-немцев дожидаться милости от сербов» [Deâk, 1979, p.xvii-xviii; 1990, p. 220].

300