VIII. 1848 в 1998: Коммеморативная политика

темой книги «The History Wars» («Войны за историю») ([Linenthal, Engelhardt, 1996]; см. также: [Zolberg, 1998]). Но широкая публика ее едва заметила. «Войны за культуру» в американском контексте являются по большей части элитарным конструктом, свидетельствующим о поляризации «институционализированных и артикулированных моральных представлений» ([Hunter, 1994, p.vii]; цит. по: [Dimaggio et al, 1996, р. 740]), а не о глубоком расколе установок в обществе как таковом [DiMaggio et al., 1996], и мы подозреваем, что это верно и о многих «войнах за память».

В данном очерке мы стараемся опираться на ценные мысли, имеющиеся в литературе о социальной памяти, и, шире, на конструктивистские работы о культуре и политике, избегая вместе с тем присущих им недостатков. Предметом нашего исследования являются коммеморативные разговоры и практики, а также празднования в связи со 150-летней годовщиной революций 1848 года в Венгрии, Словакии и Румынии. Наша точка зрения является вдвойне компаративистской, поскольку предусматривает сравнение национальных традиций и, в рамках венгерской традиции, контекстов большинства и меньшинства. Мы сравниваем совершенно разные роль и значимость 1848 года в современном венгерском, словацком и румынском публичных дискурсах; мы сравниваем также весьма различные настроения и смыслы коммеморативных практик и дискурсов в Венгрии, с одной стороны, и в венгерских этнических миноритарных общинах в Словакии и Румынии, с другой⁴.

 

сле усиленного лоббирования и кампании в СМИ, организованных группами военных и ветеранов, музей в конечном счете был вынужден отказаться от своих планов.

⁴ Коммеморативные мероприятия в ознаменование 150-летия революции в других странах Европы в данном очерке не рассматриваются. Сравнительное рассмотрение изменяющихся смыслов революций 1848 года в европейской коллективной памяти, учитывающее 50-, 100-и 150-летнюю го-

293

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

Мы обращаем внимание на способы, какими политические деятели в различных контекстах пытались использовать воспоминания о событиях 1848 года. Сама попытка присвоить наследие 1848 года и поставить его на службу нынешним политическим целям имеет долгую историю. В случае Венгрии (страны, в которой, из всей нашей троицы, события 1848 года поныне являются главнейшими для национального самопонимания) она восходит к концу XIX столетия [Gero,1995; Niedermüller, 1998]. Однако хотя «поиски полезного прошлого» нескончаемы, что недвусмысленно демонстрируется конструктивистской литературой о памяти, «полезные прошлые» не так уж легко находятся или изобретаются, и не всякое прошлое одинаково «полезно» для нынешних целей. Коммеморации 1848 года в Центральной и Восточной Европе обильно иллюстрируют, какими способами современная политика формирует репрезентацию прошлого. Но вместе с тем отсутствие отклика на коммеморативные усилия румынских властей и буквально полное безразличие словацкой общественности к полуторавековому юбилею революции 1848 года подтверждают мысль (сформулированную в лучших работах конструктивистской традиции, но заслуживающую большего внимания), что прошлое сопротивляется презентистской реконструкции.

Описывая публичные споры и мемориальные проекты в связи с наследием 1848 года — и стараясь объяснить различные формы, принимаемые ими в разное время, в различных национальных традициях и в кон-

довщины и фокусирующееся главным образом на Франции и Германии, представлено в работе: Gildea, 2000. См. также исключительно полную обзорную статью об историографии 1848 года, включающую интересные сравнительные наблюдения о гораздо большем отклике на коммеморативные мероприятия в ознаменование 150-й годовщины в Германии, чем в Австрии и Швейцарии: Hachtmann, 1999; 2000, особенно: Hachtmann, 2000, р. 390-396.

294