VII. Этничность, миграция и государственность

о «множестве отчаявшихся людей», о современном Völkerwanderung, вроде того, в котором «германские племена двинулись на запад и разрушили Римскую империю», как сказал Петер Янкович, глава Комитета по иностранным отношениям парламента Австрии. «Сколько поляков останется в Польше?», «Сколько румын останется в Румынии?»¹³, — риторически вопрошал Янкович. Оказалось — много. Хотя по оценкам, и еще более в социальном воображении, обычных граждан Восточной Европы миграция на Запад была весьма заметной, ее масштаб для западных стран остался скромным. В расположенных на «переднем крае» Германии и Австрии такая миграция была гораздо более значительной, но даже здесь ее ритмы были размеренными, не катастрофическими.

Примерно тогда же аналитики, которым не давал покоя кризис с югославскими беженцами, предрекали эпизодические всплески вынужденной или политически инициированной миграции и высказывали особую озабоченность из-за, опять-таки, 25 миллионов русских, оказавшихся за границами России. Однако хотя многие русские уехали из Центральной Азии и Казахстана, миграция была сравнительно упорядоченной, причем большинство казахстанских русских решило остаться в Казахстане.

Хотя масштабной миграции с Востока на Запад не произошло, это объясняется не теми причинами, что подсказывает широко известный образ Крепости Европы. Миграционная политика в некоторых отношениях действительно подчиняется интересам безопасности, и эта тенденция, похоже, усилилась после взрывов в Мадриде. Однако, как доказывают Фавелл и Хансен [Favell, Hansen, 2002], образ Крепости Европы таит в себе преувеличение ограничительности европейских миграционных политик. Даже если говорить о практике предоставления убежища, регламентируе-

¹³ Boston Globe, 1990, 1 November.

279

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

мой действительно чрезвычайно ограничительной политикой, совсем немногие из попросивших убежища, но получивших отказ были депортированы. И модель Крепости Европы не учитывает рыночной динамики, которая порождает новые потоки трудовой миграции даже в страны с, казалось бы, нулевой иммиграцией вроде Германии и Великобритании. Она не учитывает и того факта, что расширение ЕС на восток, как и предшествовавшее углубление европейской интеграции через создание Шенгенской зоны, включает в себя одновременно включение и исключение, либерализацию и ограничение.

Что же в действительности означает расширение ЕС для паттернов миграции? Оно уже повлекло за собой установление более жесткого контроля на протяжении внешних границ расширенного Союза (включая те, что должны были стать их продолжением после вступления Болгарии и Румынии в 2007 году); это воспрепятствовало трансграничным потокам в приграничных регионах [Favell, Hansen, 2002]. Породит ли расширение на восток существенное увеличение миграции с востока на запад внутри ЕС? Не обязательно. Ограничения на трудовую миграцию могут оставаться в силе на срок до семи лет. И даже после установления свободы передвижения не обязательно произойдет резкое возрастание миграции с востока на запад. Конечно, многие граждане центральноевропейских стран, особенно Польши, уже работают (легально и нелегально) в государствах — членах ЕС, и их численность вполне может возрастать в ответ на обострение экономических и демографических проблем. Но как расширение тогдашнего Европейского сообщества на юг, т. е. вступление в него Греции, Испании и Португалии в 1980-х годах, не привело к резкому росту миграции из этих стран, точно так же и расширение на восток не обязательно приведет к драматическому возрастанию новой миграции с востока на запад.

280