VI. «Гражданский» и «этнический» национализм

ским и этническими пониманиями национальности и формами национализма. Это различие используют для предположения о существовании в конечном счете только двух видов национализма: гражданского национализма, характеризуемого как либеральный, волюнтаристский, универсалистский и включающий; и этнического национализма, понимаемого как нелиберальный, аскриптивный, партикуляристский и исключающий. Считается, что они опираются на два соответствующих понимания национальности, основанной на общем гражданстве в первом случае и на общей этничности — во втором.

Иногда, как в работе Кона, это различие проецируется на пространство и используется для противопоставления гражданского национализма Западной Европы, или «Запада» вообще, и этнического национализма Восточной Европы или других регионов мира. Такие масштабные противопоставления регионов мира легко приобретают нео-ориенталистский оттенок и используются для введения ряда сомнительных оппозиций взаимопредполагающих вещей — между универсализмом и партикуляризмом, включением и исключением, цивилизованностью и насилием, разумом и страстью, современной толерантностью и древней ненавистью, транснациональной интеграцией и националистической дезинтеграцией, гражданской национальностью и этническим национализмом².

Но сегодня такое применение сформулированного различия не является типическим. Триумфаторское или, в лучшем случае, самодовольное понимание за-

² Хотя Кона справедливо критиковали за чрезмерно общие суждения о западной и не-западной формах национализма и за умаление различий между формами национализма в странах Западной Европы и таковых же различий в странах Центральной и Восточной Европы, важно подчеркнуть, что его «The Idea of Nationalism» («Идея национализма») — намного более нюансированная и тонкая книга, чем полагает большинство современных критиков.

241

Роджерс Брубейкер. Этничность без групп

падного гражданского национализма слишком явно сталкивается с проблемами, и поэтому невозможно серьезно исповедовать его. Неожиданное (и отчасти националистское) противодействие Маастрихтскому договору; долговременные насильственные конфликты в Северной Ирландии и Стране басков; набирающий обороты этнополитический конфликт в Бельгии; и успехи ксенофобских партий на выборах во многих странах — все это не дает возможности придерживаться такого критически не выверенного тезиса о существенно «гражданском» качестве западноевропейского национализма.

Более обычным является использование противоположности между гражданским и этническим для установления различий между государствами — или между национальными движениями — а не между целыми регионами мира. Это часто делается в идеологическом модусе, для того чтобы отличить собственный хороший, легитимный гражданский национализм от чужого, нелегитимного этнического национализма. Лидеры обретших независимость Украины и Казахстана, например, сознательно использовали язык гражданской национальности, чтобы представить свои государства внутренней, а особенно международной аудиториям как образцы гражданской инклюзивности и толерантности, как государства всех граждан и для всех граждан, а не как государства единственной этнокультурной группы, существующие исключительно для нее. Они и сочувствующие их делу ученые привлекают внимание к включающим законам о гражданстве, либеральным законам о языке и к риторике гражданской инклюзивности, подчеркивая тем самым противоположность этих государств Эстонии и Латвии с их ограничительными законами о гражданстве, жесткими законами о языке и риторическим акцентом на этнокультурном выживании.

Многие сепаратистские движения тоже используют этот самолегитимирующий язык гражданского на-

242