2. Эстетические свойства иронии

В эстетическом плане существуют две точки зрения на иронию. Одна из них определяет иронию как вид комического наряду с юмором и остроумием. Подобного взгляда придерживаются Ю. Борев и Б. Дземидок. В монографии «Основные эстетические категории» Ю. Борев пишет, что «ирония, будучи одной из вторичных форм комедийно-эстетического отношения, может базироваться как на сатирическом, так и на юмористическом типе комедийного отношения»¹⁸. Это доказывается существованием разных ее форм. Кроме того, он отмечает, что существуют сатирическая ирония и юмористическая ирония. Первая, мнимо утверждая явление, осмеивает и отрицает его сущность. Вторая – мнимо утверждая явление, вышучивает и подвергает критике отдельные его стороны. Общим в них считается особая эмоциональная критика, имеющая «подводное течение», смех с подтекстом.

Подобная позиция зафиксирована и в словаре литературоведческих терминов (под ред. Л. Тимофеева и С. Тураева). В нем сказано, что «между юмором и сатирой – целая гамма оттенков смеха. Это многообразие (шутка, насмешка, ирония, сарказм, сатира) соответствует эстетическому богатству действительности»¹⁹.

Другой исследователь Б. Дземидок отказывает иронии в специфичности и самостоятельности, считая ее лишь техникой комического: «В то время как термины «юмор» и «сатира»… обозначают определенный подход к явлениям, что подразумевает, конечно, в свою очередь и определенные элементы мировоззрения… ирония остается, по существу, одним из видов техники комического, используемой как сатирой, так и юмористикой»²⁰.

Иной точки зрения придерживаются исследователи, считающие иронию эстетической категорией и подчеркивающие ее отличие от сатиры и юмора. Так, авторы статей в БСЭ понимают иронию как вид комического, но вместе с тем считают ее самостоятельной эстетической категорией. «Ирония – категория философии и эстетики, обозначающая высказывание или образ искусства, обладающие скрытым смыслом, обратным тому, который непосредственно высказывается или выражается»²¹, – считает В. Шестаков.

Еуген Шимунек – известный словацкий философ – в монографии «Эстетика и всеобщая теория искусств» полагает, что комическое может стать предметом последующей эстетической реакции, например, насмешки, смеха, иронии, юмора и т. п. Эти вторичные реакции, по его мнению, являются не только видами комического, но и относительно самостоятельными эстетическими позициями. Так, сатира не только вид комического в жизни, но и отношение к комическому. «В художественном изображении находят применение именно такие вторичные позиции. Произведение искусства всегда изображает комическое в том или ином идейно-эстетическом смысле – иронически, саркастически, сатирически, смешно, юмористически, насмешливо и т. п.»²², – отмечает Е. Шимунек.

Многие авторы пытаются определить специфичность иронии, отличие ее от сатиры и юмора. Т. Манн видит в иронии «пафос середины» и считает, что она является «интеллектуальной оговоркой, которая резвится между контрастами и не спешит встать на чью-либо сторону и принять решение: ибо она полна предчувствия, что в больших вопросах, где дело идет о человеке, любое решение может оказаться преждевременным и несостоятельным и что не решение является целью, а гармония, которая, поскольку дело идет о вечных противоречиях, быть может, лежит где-то в вечности, но которую уже несет в себе шаловливая оговорка по имени «Ирония»²³.

На большую содержательность иронии по сравнению с другими видами комического указывает Н. Берковский. Он видит в иронии «искательницу истины» и связывает ее природу с интеллектуальностью: «Для иронии проблемой и содержанием коллизии становится сама действительность, в собственном ее лице, что она такое, чего она стоит, насколько она подлинна или неподлинна. Ирония часто держится в стороне от смеха, ей сопутствует усмешка, одно только движение губ, она может зарождаться в произведениях, лишенных юмора, мрачных, как «Ловелль» Тика. Контур смеха может в иронии присутствовать, а расцветки смехом нет»²⁴.

Попытка определить своеобразие иронии, ее отличие от других форм комического характерна для работы Беда Аллемана, разбор которой дается в книге Н. Берковского. Русский ученый считает исследование Б. Аллемана одной из лучших работ, написанных об иронии в последнее время. «В ней дается довольно упорный спор с Киркегором, и в споре этом филолог Беда Аллемана держится более верных общих идей, чем Киркегор-философ. Для Киркегора ирония в конце концов только разновидность сатиры, критики и отрицания. Беда Аллеман именно этого не принимает. Он хочет вернуть иронии своеобразие, без которого нет ее, ведь она не тот юмор, не тот комизм, не та сатира, привычные для нас. По Аллеману, ирония имеет свойство качаться, скользить и ускользать, ничего не утверждать, ничего не отрицать окончательно, а сатира говорит «да» или говорит «нет», сатира положения свои фиксирует, и то же было бы с иронией, будь Киркегор прав»²⁵.

Б. Дземидок различает в комическом три творческих метода и выделяет наряду с юмористическим и сатирическим «промежуточный»²⁶, который называет «насмешливо-ироническим» или «издевательским». Характерно, что, отрицая самостоятельность иронии, он все же вынужден признать близость выделенного им метода иронии. Само обозначение этого метода свидетельствует о желании исследователя увязать противоречивость своих положений и достичь в них некоего компромисса.

Болгарский ученый И. Паси считает, что ирония отличается от юмора и сатиры по своему принципу. Отношение ироника к объекту иронизируемого, на его взгляд, напоминает отношения юмориста и сатирика к объектам, ставшими предметом юмористического и сатирического изображения. В мягкой, добродушной иронии чувствуется снисходительность юмориста, а злой и острой – непримиримость сатирика. В этом смысле, считает ученый, «можно говорить о юмористической и сатирической иронии, хотя, если подходить строже, ирония строится на механизмах, которые полностью принадлежат ей, иронии, а не юмору и сатире»²⁷.

И. Паси указывает на двойственность иронии и широту ее диапазона от апатии до агрессивности. Проводя параллель между иронией и сарказмом, он замечает, что между ними есть принципиальная разница: сарказм не может быть «злой иронией», «высшей степенью иронии», «уничтожающей иронией». «Ирония иносказательна, а сарказм прям, «прямосказателен». Если сарказм будет иносказательным, он перестанет быть сарказмом, если ирония будет прямой, «прямосказательной», она перестанет быть иронией»²⁸.

Исследователь проводит параллель между понятиями апатия и ирония. Он считает, что ирония находится между полярными понятиями: апатия и сарказм. Ирония начинается с кажущегося безразличия к объекту, но апатия здесь выступает как средство, путь к чему-то. В иронии апатия выступает не как сама по себе, а как что-то ей противоположное. «Апатия, безразличие, равнодушие ироника мнимые; видимое безучастие ироника является выражением участия. За ними кроются гнев, злоба, негодование, осуждение, отрицание, несогласие, различие, вообще множество возможных форм активного отношения, которые ничего общего не имеют с апатией или с каким-нибудь близким ей состоянием. В глубине души ироника скрыты недовольство, непокорство, бунт. За его молчанием кроется призыв, за спокойствием – стремительность, за примирением – агрессивность духа»²⁹. Далее И. Паси объясняет различие между мягкой и острой, добродушной и злой, между так называемой юмористической и сатирической иронией. «Юмористическая» ирония, не выходящая за рамки середины между апатией и сарказмом, ближе к апатии – мягкая, добродушная, а «сатирическая», также не выходящая из рамок этой же середины, ближе к сарказму – острая, злая³⁰.

Сравнивая иронию с понятиями: ложь, лицемерие, ученый приходит к выводу, что и ложь, и лицемерие выражаются в утверждении и поведении, но они становятся таковыми потому, что не соответствуют действительному убеждению и действительной сущности. Отсюда их формальное сходство с иронией. И. Паси показывает и различие иронии, лжи и лицемерия.

Делаются попытки отличить иронию от других видов комического и с точки зрения ее структуры. По мнению В. Пивоева, ирония сложнее родственных ей категорий. Так, комическое характеризуется диалектическим противоречием 2-х планов – отрицания и утверждения, а также общей направленностью от субъекта к объекту. «В иронии дело осложняется трехплановостью выражения смехового начала: ценностная структура иронии включает в себя внешнее утверждение, внутреннее отрицание и конечное утверждение. Ирония также характеризуется способностью к одновременной направленности на объект и на себя (субъект)»³¹, – отмечает В. Пивоев. Особенностью иронии исследователь считает и то, что идеал, с позиции которого осуществляется осмеяние, скрыт, присутствует неявно. Тонкость иронии зависит от контекста и намека: чем менее откровенен намек, тем тоньше ирония и наоборот. По мнению исследователя, ирония вообще не может существовать без достаточного контекста. В этом случае она не может быть понятна, превращается в обман или лицемерие, так как нарушается ее коммуникативный характер. «Ирония одной эпохи не воспринимается как ирония в другой период, если теряется из виду конкретно-исторический социальный контекст»³², – считает он.

Ирония, являясь видом комического и в то же время самостоятельной эстетической категорией, имеет своим объектом ту же область действительности, что и комическое. Однако в пределах общего объекта она имеет свою специфику и границы.

Ироническое отношение к действительности предполагает наличие эстетического идеала, с позиций которого осуществляется критика действительности. Идеал служит ориентиром художника, определяет угол зрения и критерии его оценок. Но он не снимает объективную природу иронии. Последнее обстоятельство позволило Т. Манну видеть в иронии символ объективного, эпического начала в искусстве. Эпическое искусство «сохраняет дистанцию по отношению ко всем вещам, оно обладает этой дистанцией по самой своей природе, оно царит над ними и с улыбкой взирает на них с высоты, хотя в то же время вовлекает в них, вплетает в них слушающего или читающего. Искусство эпоса – «аполлонийское» искусство, если воспользоваться термином эстетики, ибо Аполлон далекоразящий – бог дали, бог дистанции, объективности, бог иронии. Объективность – это ирония, и дух эпического искусства – дух иронии»³³.

Т. Манн сознательно противопоставляет свою интерпретацию иронии романтическому произволу и субъективности. Он вкладывает в понятие иронии более широкое и высокое содержание, чем то, которое ему сообщает романтический субъективизм. «Благодаря присущей ему невозмутимости содержание это почти беспредельно, ибо оно является содержанием и смыслом самого искусства, – восприятием, и в силу этого, всеотрицанием; ясный, как солнце, радостный взгляд искусства, иначе говоря, взгляд с высоты свободы, покоя и объективности, не омраченный никакими морализаторством»³⁴, – отмечал Т. Манн.

Против субъективности иронии, несоответствия реальной действительности и идеала художника выступал А. Блок. В статье «Ирония» он писал о болезни, которой поражены даже самые живые чуткие дети нашего века. Эту болезнь, уподобленную душевным недугам, поэт называет иронией. «Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством. Я знаю людей, которые готовы задохнуться от смеха, сообщая, что умирает их мать, что они погибают с голоду, что изменила невеста. Человек хохочет – и не знаешь, выпьет он сейчас, расставшись со мною, уксусной эссенции, увижу ли его еще раз»³⁵, – с горечью констатирует он. А. Блок считал, что ирония должна быть «созидающей», а не «разлагающей», что существуют границы, в пределах которых она питает, а не разрушает художественное творчество.

На необходимость весомой писательской позиции, ее общественной ценности указывает И. Славов: «Чтобы ирония была значима как художественный элемент и была полезна социальным воздействием, она должна иметь «серьезную основу». А такой, согласно Гейне, может быть прежде всего критика действительности. И пока романтики, особенно Тик, стремятся снять непреодолимое противоречие между «неосуществимом идеалом и неприемлемой действительностью», Гейне разрушает иллюзию гармонии в обществе через иронию»³⁶.

Объективный характер иронии отмечен и Г. Поспеловым в статье «Смех Гоголя». Он утверждает ответственность художника перед потомками за выбор, который делает писатель по отношению к происходящему в мире. Эта позиция поддержана современным ученым В. Хализевым, который отмечает в «Теории литературы»: «Ирония, не знающая границ, способна «оборачиваться» тотальным отрицанием человеческого в человеке. По словам И. Смирнова, современная литература в ее посмодернистской ветви тяготеет к тому, чтобы воспроизводить человеческую реальность как чудовищную»³⁷.

Вопрос о специфике иронии, ее отличии от комического, сатиры и юмора остается до сих пор не решенным. Трудности осмысления его связаны с тем, что категория комического, а также понятия о юморе и сатире изучены недостаточно. В современных работах по эстетике не достигнуто и четкого определения того, что является эстетической категорией. Не определены и функции иронии. В большинстве работ этот вопрос остается вне поля зрения исследователей; о нем упоминают вскользь, фрагментарно. Сопоставление иронии с другими эстетическими категориями, анализ ее природы позволяют выделить следующие функции: гносеологическую, мировоззренческую, эстетическую, художественную и стилеобразующую.

Ирония – средство познания мира и результат соотнесения этого мира с воззрениями художника. Диалектика иронического познания заключается в том, что несоответствие жизненной действительности идеалу ведет к утверждению новых отношений, сближающих реальное и идеальное. Поэтому уместно применить к пониманию иронии трехступенчатую структуру, которую вывел Гегель. Он считал, что всякий процесс развития проходит три ступени: тезис, антитезис и синтез. Каждая следующая ступень отрицает предыдущую, превращаясь в ее противоположность, а синтез не только отвергает антитезис, но и соединяет в себе по-новому некоторые черты общих предыдущих ступеней развития. Синтез, в свою очередь, является началом новой триады.

Ирония по своей структуре также троична: в ней есть а) утверждение, т. е. признание объективного существования того или иного явления, б) отрицание той или иной формы явления как несовершенной, в) конечное утверждение нового скорректированного взгляда. По своему строению ирония совпадает со ступенями развития познания и выполняет гносеологическую функцию.

Ирония – это не только путь познания, но и принцип философского осмысления действительности писателем, свойство его художественного мышления. Тем самым она выполняет и мировоззренческую функцию. Ироническое же как эстетическое отношение связывает и освещает накопленный материал эмоциональным, чувственным отношением. В нем заключена жизненная позиция художника, выражается отношение к явлению. Тем самым ирония выполняет функцию оценки.

Ироничность стала свойством миропонимания современного человека, которому известно то, что ранее считалось таинственным, непознанным. Современник может многое объяснить, готов посмеяться над своей прежней наивностью. «Человечество, смеясь, прощается со своим прошлым», и в этом проявляется мудрость его обновления. А. Бочаров в статье «Сообщительность иронии»³⁸ считает, что ирония возможна только при развитом самосознании личности, при вычленении личности из обстоятельств. Личность, врастая в обстоятельства, не способна к иронии. «Ирония есть выражение авторского превосходства над объектом оценки». Он считает, что ирония, будучи способом мироощущения, направлена не столько на персонаж, сколько на явления действительности; она предполагает интеллектуальный и эмоциональный настрой. «Подлинная ирония возникает ради сообщительности… Она назначена объединить людей в их стремлении к идеалу»³⁹.

Миропонимание писателя воплощается художественными средствами, языком поэзии. Поэтому ирония выполняет и стилеобразующую функцию, которая является вторичной по отношению к ее основным назначениям. Стиль понимается в данном случае как форма движения художественной мысли, познающей действительность, созидающей поэтический мир. Стиль служит передаточной инстанцией от мировоззрения к философско-эстетическим представлениям, к воплощению их в образной форме в поэтические приемы и язык. Ирония в этом плане является одним из средств выражения замысла автора, инструментом достижения художественности произведения.

Если свести основные представления об иронии, ее сущности, функциях и значении в известную целостность, выводы будут следующими.

Ирония – качество высокоразвитого сознания, способность видеть ограниченность настоящего развития, отклонять его самоуверенность. В общественно-историческом плане – это коррекция, исходящая из исторической мудрости и опыта, направленная против любого неполного представления. Объективно ирония – признак ограниченности тех исторических сил, которые противостоят господствующим силам общества. Исследователи считают, что расцвет иронии обусловливается такой социальной атмосферой, в которой индивид стоит вне целого, вне общества. «Социальная дистанция между индивидом и обществом – вот предпосылка к расцвету иронии»⁴⁰, – считает болгарский ученый И. Паси. По его мнению, с помощью иронии личность обороняется от обезличивающей стихии целого. «Ирония – это и самозащита индивидуальности, утверждение принципа, что… в субъекте есть основы добра, справедливости, красоты».

В онтологическом плане ирония не является объективным свойством природы или социальной практики человека. Она – продукт духовной деятельности человека, органический элемент его сознания. Онтологическое содержание иронии – это противоречие между субъективными представлениями и объективным развитием истории, между личными намерениями и результатом его деятельности, между идеальным и реальным. Поэтому ирония – это скрытое отрицание, утверждающее несовершенство явления, разрешение противоречия внешнего и внутреннего, формы и содержания. Ирония не содержит в себе и не может осуществить прямое воздействие на мир, но она создает предпосылки для более целостного постижения его. Влияние ее косвенное: через объективное диалектическое познание жизни.

В феноменологическом аспекте формы иронии определяются местом ее в системе эстетических категорий и тем, рассматриваем ли мы ее как одну из форм комического или видим в ней самостоятельную эстетическую категорию. Если оставаться на традиционной точке зрения и истолковывать иронию как часть комического, занимающую промежуточное положение между юмором и сатирой, то и тогда необходимо оговорить особые возможности иронии как с точки зрения ее содержательного диапазона, так и с точки зрения разнообразия форм. Особенность иронии в этом случае состоит в том, что, находясь в сфере комического, она не сводится к нему, а представляет особую форму интеллектуального освоения действительности. Если комическое вызвано отклонением от общепринятых норм и его конечная цель – возвращение к ним, утверждение их целесообразности, то ирония в своей сущности направлена против нормативного общепринятого положения.

Ирония занимает промежуточное положение между юмором и сатирой, не смыкаясь с ними, но постоянно «качаясь» в смысловых возможностях между ними. Сатира отрицает сущность явления, но не обращает внимания на форму его. Юмор отрицает форму явления, не посягая на его смысл. Ирония в этом плане многоаспектна, она: а) утверждает, отклоняя неразвитость и простодушие наших знаний, б) отрицает существующее, утверждая новое, более перспективное, в) ориентирует на бесконечную сложность бытия. Среди форм иронии следует выделить следующие: а) объективная ирония, или «ирония истории», б) субъективная ирония, представленная иронией автора над персонажами и иронией персонажей в отношениях друг с другом.

Объективная ирония вызвана несовпадением личностных представлений об историческом процессе и его реальным развитием; это ирония автора, выступающего как бы от имени законов истории, природы; это суд истории над человеком, народом или этапом человеческого развития, оказавшимися неподготовленными или неспособными подняться на высоту ее требований. В основе данной иронии лежит констатация несовпадений исторического развития и личностной интерпретации, выявление несовершенства взятого явления. Она предполагает дистанцию (временную, философскую, социальную и др.), отделяющую автора от персонажей произведения и его читателей, и представляет собой максимальное приближение художника к истине.

Субъективная ирония автора – это выявление авторского присутствия в тексте и его взгляда на несовершенство персонажей, на использование ими всех и всяческих масок. Она служит средством коррекции мировоззрения, жизненного поведения и качеств каждого отдельного персонажа. Субъективная ирония персонажей – это личностное отношение их друг к другу, реакция на ограниченность и неразвитость, скрытность или двуличие.

В гносеологическом плане ирония есть форма отражения диалектики в нашем сознании, есть инструмент осмысления бытия. Ироническое мышление представляет собой интеллектуальное освоение художником мира. Развитость иронической формы в том, что она отклоняет любое окостенение мысли и представлений, в том, что на любой ступени познания учитывает ограниченность человеческих возможностей. С точки зрения механизма познания ирония есть отрицание мнимой сущности, возводящей себя в абсолют, есть утверждение более совершенной формы познания посредством отрицания несовершенства настоящего. Как элемент мышления ирония предполагает вечное приближение сознания к объекту мышления и вечную неудовлетворенность достигнутым.

Эстетическая сущность иронии заключается в расширении возможностей эстетических категорий с помощью взаимопереходов отдельных видов искусства, взаимосвязи форм (прекрасного и безобразного, трагического и комического, серьезного и смешного). Этим достигается многозначность повествования и наибольшее приближение к сложности и естественности жизни. Смешение эстетических категорий и подвижность жанров позволяют использовать широкую палитру иронических оттенков.