Профсоюзная кормушка

Если партия и комсомол были на всю страну единственными, то профсоюзы, напротив, имели децентрализованную структуру: в каждой отрасли существовал свой отдельный профсоюз. Все отраслевые организации управлялись центральной бюрократией под названием Всесоюзный Центральный Совет Профессиональных Союзов (ВЦСПС), занимавший обширную новостройку на Ленинском проспекте. Профсоюзные взносы вычитали из зарплаты целый 1%, но все к этому так привыкли, что вовсе не обращали внимания.

Профсоюзные организации, являвшиеся, по ленинскому определению, школой коммунизма, на самом деле были школой мелких стяжателей и всевозможного ворья. Какие бы цели ни значились в их уставах, вся их реальная деятельность вертелась вокруг распределения между сотрудниками различных бытовых благ: денежной помощи нуждающимся, путевок в санатории, дома отдыха и туристические поездки, талонов на бесплатное питание в институтской столовой и т.п. Некоторые блага раздавались вовсе задаром, другие - за 30% их стоимости.

Вокруг этого живительного источника резвились верткие, хваткие бабы средних лет и хитроватые мужички с бегающими глазками. Большая часть распределяемых благ так или иначе доставалась им самим, их друзьям, родственникам и начальникам тех отделов, в которых они формально числились. Добыть оттуда что-нибудь простому, не связанному с их шайкой человеку было невозможно, разве только попадались вещи, которые никто не хотел брать. Часто так выходило с туристическими путевками в холодные месяцы; они горели, потому что до отправления оставались считаные дни, и профсоюзники бегали по всему зданию, выкликая охотников прокатиться на дармовщинку.

Вообще советские профсоюзы были чем-то непонятным, недееспособным, и уж во всяком случае не могли и не хотели выполнять свою главную функцию - защиту трудящихся от работодателей. Тем не менее Сталину удалось убедить людей, что профсоюзы их защищают. Это достигалось ежегодным заключением коллективного договора между администрацией предприятия и местным отделением профсоюза. В договоре устанавливались продолжительности отпусков для разных категорий сотрудников, всякого рода отгулы, пособия, компенсационные выплаты и т.п. Устраивалось собрание, где люди по многу часов кричали и спорили между собой, и уже поздним вечером согласованный текст договора торжественно подписывался директором и профоргом. В сущности, коллективный договор дублировал КЗоТ (Кодекс законов о труде), так что я до сих пор не знаю, то ли КЗоТ тогда был не такой подробный, то ли его вовсе не было, то ли еще что. Со временем эти собрания тихо канули в вечность за полной практической ненадобностью.

Когда человек болел, поликлиника выдавала ему больничный лист, неизвестно почему называемый в обиходе бюллетенем. Выздоровев, сотрудник тащил его начальнику отдела, тот передавал профоргу (который выяснял диагноз для широкого оглашения в курилке), и через профком эта бумажка поступала в бухгалтерию для оплаты, ибо оплата дней болезни производилась "за счет профсоюза" и зависела от продолжительности членства данного человека в любых профсоюзах страны, т.е. фактически от его общего рабочего стажа.

Профсоюзы ежемесячно оставляли у себя часть собранных взносов, формируя из них денежный фонд для мелких подачек. Иногда бедствующему человеку выписывалась материальная помощь - копеечная сумма, с которой не взимался подоходный налог. Беременным женщинам и матерям, воспитывающим маленьких детей, если они ходили уж в очень потрепанной одежде, выдавалось бесплатное питание - талоны, которыми они расплачивались в столовой вместо денег. Часть средств этого фонда шла на полную или частичную оплату туристических и санаторных путевок.

При профсоюзах часто организовывалась касса взаимопомощи - странное заведение, куда все желающие регулярно сдавали взносы, и затем каждый по очереди мог брать оттуда известную сумму в долг. Если человек попадал в беду, ссуда давалась ему без очереди. По степени надежности и отсутствию дохода такой метод хранения денег уступал даже советской сберкассе с ее знаменитыми двумя процентами годовых; тем не менее у работника оставалась надежда, что ему эти деньги не дадут под горячую руку пропить. Бывалые люди, заведовавшие кассами, использовали их средства как личный текущий резерв и при необходимости негласно ссуживали начальство.

По мере того, как с годами профсоюзы теряли репутацию защитника трудящихся, укреплялась их роль в деле простого товарного обеспечения сотрудников. Ибо советская эпоха была временем тотального дефицита, когда в магазинах невозможно было купить ничего путного, а требовалось иметь знакомства и доставать дефицит с черного хода, т.е. нелегально и с большой переплатой. Профсоюзы и администрация прилагали максимум усилий, чтобы добывать пользующиеся спросом товары по своим закрытым каналам, вволю скупать их себе, в том числе для спекуляции (денег у начальства всегда хватало), и остаток продавать рядовым сотрудникам, ради обеспечения которых формально и затевалось все дело. И чем беднее становился ассортимент в магазинах, тем все большее количество необходимых товаров - от автомобилей и мебели до молока и яиц - распределялось по месту работы.

В каждом "трудовом коллективе" для этого занятия выбирали бойкую бабу, которая почти не работала, целыми днями околачивалась по торговым базам, заводя там знакомства, и наконец являлась в отдел со списком выбитого дефицита. Сотрудники читали список и подписывались против тех пунктов, которые их заинтересовали. Если какой-нибудь товар не имел успеха, профсоюзники сбывали его на сторону и больше не заказывали. Но гораздо чаще на каждую единицу дефицита претендовало по нескольку человек. Тогда резали мелкие бумажки по количеству претендентов, ставили в них крестики по количеству имеющихся товаров, а остальные бумажки оставляли пустыми. Потом их мелко складывали и тасовали на столе, а претенденты по очереди тянули. Обыкновенно те, кто вытащил крестик, обязывались не участвовать в ближайшем розыгрыше. Накануне гайдаровской реформы (1992), завалившей городские прилавки товарами, розыгрыши и раздачи проходили почти ежедневно, так что сотрудники отоваривались больше на работе, чем в магазинах, и тащились по вечерам домой, словно с базара.