Проектный институт в разрезе (1)

Сейчас мы обратимся к типичному проектному институту, каким он был в поздние советские времена, от Хрущева до Горбачева включительно. Мы надрежем его хирургическим скальпелем сверху вниз и, отогнув переднюю стенку, ознакомимся с тем, что копошится внутри.

Я не стал останавливаться на проектных организациях сталинского периода, потому что система тогда еще только складывалась. Маститые архитекторы имели собственные мастерские, промышленные наркоматы создавали у себя конструкторские бюро, а для строительства крупных объектов типа Дворца Советов (так и оставшегося на бумаге) и "сталинских высоток" учреждались особые управления, которые по окончании работ, сменив вывеску, приступали к другому объекту.

Когда при Хрущеве развернулось массовое строительство, массовым поневоле стало и проектирование. Разнокалиберные формы проектных организаций унифицировались, словно партизаны, став регулярной воинской частью. Отныне все они имели типовую организационную структуру, схожие плюсы и минусы, уровни зарплаты и условия труда. Поэтому для сотрудников, кочевавших с места на место, менялась только станция метро, на которой они по утрам выходили, да физиономия начальника (каждый последующий был противнее).

Вестибюль и столовая

Всякий уважающий себя проектный институт занимал отдельное многоэтажное здание поблизости от метро. Над входом нависал обширный аляпый козырек, наглядно демонстрировавший любовь местного начальства к архитектуре. С боков козырька стекала дождевая вода, а под ним кучковались сотрудники, в четвертый раз за день вышедшие покурить. На заднем плане темнело несколько дверей, все из которых, кроме одной, были предусмотретельно заперты уборщицей, чтобы ей было меньше подтирать. По сторонам от входа маячили большие черные доски с названием института, где мелким шрифтом указывалась его ведомственная принадлежность и краснел советский герб.

Наружные двери вели в более или менее просторный вестибюль, с одной стороны которого была раздевалка, а другая охранялась вахтером, выглядывавшим из своей будки, словно собака из конуры. На будке висели директорские распоряжения дисциплинарного характера и строгое требование предъявлять пропуск в развернутом виде. Начиная с 1970-х годов здесь нередко ставились турникеты, словно в метро, куда сотрудники при входе и выходе втыкали специальную карточку с личным кодом. С началом рабочего дня все турникеты, кроме одного, автоматически отключались, а единственный оставшийся фиксировал имена опоздавших.

По ту сторону укреплений и под их надежной защитой располагался холл побольше, густо уставленный цветами в горшках и фикусами в кадках. Между широкими оконными стеклами на солнечной стороне грелись ряды мелких колючих кактусов. На стене красовалась институтская Доска Почета с рядами сытых, улыбающихся фотографий, а по соседству мраморные плиты увековечивали золотыми буквами павших на фронте сотрудников. Среди фикусов бродила уборщица с лейкой, на диванчиках у окна сплетничали дамы, опасливо поглядывая, не идет ли начальник. Напротив окон, у вереницы глухих темных дверей толпились сотрудники с чертежами, стараясь угадать, какой из лифтов подойдет раньше. Из дальнего конца, где располагалась столовая, тянуло яблочным компотом, кефиром и еще чем-то жареным и невкусным.

В большом помещении, хаотично заставленном шаткими столиками и стульями, приглушенно гудели голоса, и от самого входа к раздаточной тянулась извилистая очередь. Всякий вошедший загодя запасался подносом, которых всегда было много меньше, чем посетителей. Толстая потная повариха смачно шлепала в тарелку бледно-серые котлеты с давно остывшей вермишелью и поливала их коричневым пресным соусом. Из дальней части прилавка по рукам передавали стаканы с желто-бурым компотом. Стоявшие впереди с полными подносами не двигались, ожидая, когда из кухни принесут наконец чистые вилки. На свисавших с потолка липучих лентах густо чернели мухи; дохлые тараканы, пострадавшие от последней санитарной обработки, валялись вдоль стен. Грязная посуда медленно уползала по движущейся резиновой ленте куда-то в недра кухни.