Список литературы

1. Brown Penelope and Stephen D. Levinson. Politeness: Some universals in language usage [Text] / Brown Penelope and Stephen D. Levinson -Cambridge: Cambridge University Press, 1987.

2. Scollon, Ron and Suzanne Scollon S. Intercultural Communication: A Discourse Approach. Second Edition. [Text] / Scollon, Ron and Suzanne Scollon - Oxford: Blakwell Publishers Ltd., 2001.-316 р.

3. Новый Большой англо-русский словарь [Текст]: В 3т. / сост. Ю.Д.Апресян, Э.М.Медникова, А.В.Петрова и др. -М.: Русский язык, 1999.

Е.В. Устинова

Ростов-на-Дону, Россия

Псевдоагентивность как семантическая доминанта русской языковой и ментальной картин мира

Сегодня в лингвистике наблюдается неподдельный интерес к таким актуальным темам, как национальное самосознание, ментальность, языковая картина мира, в рамках изучения которой наиболее любопытно выявление ее ключевых идей, лингвоспецифичных слов и регулярных связей между ними. Исследователи обращаются к реконструкции языковой картины мира в ее целостности; русской концептосфере и семантическим характеристикам смыслового универсума русского языка; языковой модели русской ментальности, которая основана на анализе концептов народной культуры, заложенных в генотипе и существующих на уровне подсознания; семантическим доминантам языковых картин мира разных языков, создаваемых преимущественно средствами морфологии и синтаксиса и др.

Объектом данной статьи стала семантическая доминанта, которая ярко представляет русскую языковую картину мира, – псевдоагентивность. В лингвокультурологических исследованиях выделяются различные семантические доминанты. Так, А.Вежбицкая останавливается на «важных семантических характеристиках, образующих смысловой универсум русского языка… эмоциональность, иррациональность, неагентивность, любовь к морали [Вежбицкая 1997: 34]. В качестве семантических доминант выступают «идея непредсказуемости мира»; «представление, что главное – это собраться»; «внимание к нюансам человеческих отношений» и т.д. [Зализняк, Левонтина, Шмелев: 11]. Н.Арутюнова обращает внимание на такие важные «характеристики индивидуальных свойств русского языка», как безличность и неопределенность, причем, «в ходе развития русского языка удельный вес этих категорий возрастал… речь – устная и письменная – утратила упорядоченность, стала более непосредственной и субъективной» [Арутюнова 1999: 794].

Что касается ментальной картины мира, то здесь мы говорим о русской языковой модели ментальности, характерные особенности которой, отражающие метальные признаки состояния (всего 20), отмечает В.Колесов: в центре русской грамматики находится не имя, а глагол… в предикате выражающий то новое, что несет…мысль; неопределенность высказывания с большим количеством неопределенных местоимений и различных синтаксических конструкций (например, безличных предложений) повышает степень уклончивости и размытости русской мысли; безличные предложения создают совершенно непереводимое на другие языки представление о зыбком внешнем мире и т.д. [Колесов 2004: 25-30].

Исходя из идеи бинарности русской культуры и принципа бинарных оппозиций в языке, учитывая семантические характеристики, представленные выше, одним из важнейших семантических центров является идея агентивности / неагентивности, представляющая субъекта в разных ролевых ситуациях (от субъекта действия до субъекта отсутствия). В пределах оппозиции функционирует псевдоагентивная модель, которой мы предлагаем отводить особую роль в русской языковой картине мира, так как представляющие ее языковые компоненты играют колоссальную роль в русской лингвокультуре.

Псевдоагентивность есть одна из важнейших семантических доминант русской языковой картины мира. Это когнитивная языковая модель, соответствующая неуправляемому действию, которое осуществляется за счет силы, оторванной от своего создателя: это может быть энергия, существующая в природе, или энергия, произведенная при помощи различных естественных или искусственно созданных условий. Тем самым в псевдоагентивную модель входят три компонента: псевдоагенс (занимает в предложении зависимую позицию, может отсутствовать), действие и действующая сила, которая принимает разные обличья, в том числе и метафорические, но зачастую остается невыраженной.

Псевдоагенс выполняет особую – культуроспецифичную – роль в русской языковой картине мира. Взаимодействуя с определенным предикатом в рамках псевдоагентивного положения дел, он представляет такие важные для русской языковой картины мира ключевые идеи, как идея непредсказуемости мира, характеристики индивидуальных свойств русского языка – безличность и неопределенность. Но псевдоагенс не является актантом, который испытывает на себе состояние (это не экспериенсер), или пассивным воспринимателем действия (пациенсом).

Под псевдоагенсом нами понимается неагентивный актант, семантическая роль которого выявляется в таком положении дел, где событие (действие) осуществляется силой, оторванной от своего создателя. Это может быть неконтролируемая стихия; энергия (существующая в природе или произведенная при помощи естественных / искусственных устройств); судьба – факт того, что «ход и исход нашей жизни зависит от чего-то кроме нас самих, от какой-то превозмогающей необходимости, которой мы волей-неволей должны подчиниться»; воля, точнее, неволитивность, когда агенс переходит в позицию не-агенса, так как он не прикладывает никаких усилий к реализации действия, не контролирует его реализацию, снимая с себя ответственность и перекладывая ее на непознанную, необъяснимую внутреннюю или внешнюю силу.

Грамматически идея псевдоагентивности оформлена безличной конструкцией. По мнению А. Вежбицкой, «неуклонный рост и распространение в русском языке безличных конструкций отвечает особой ориентации русского семантического универсума и, в конечном счете, русской культуры» [Вежбицкая 1997: 33]. Псевдоагентивные безличные предложения активно функционируют в языке, пополняя словарный состав языка новыми семантемами и отражая представления человека о мире и месте человека в нем. Безличные конструкции служат фиксаторами моделей, которые отразились в национальном сознании и соответствуют реальным положениям дел. Вспомним мысль Н.Арутюновой: «Занимая в ситуации центральную позицию, человек вместе с тем над ней не властен. Он подчинен некоторой – внешней или внутренней – силе» [Арутюнова 1999: 804]. Причем речь не идет о фатальном восприятии мира или иррациональности бытия в целом, можно говорить о том, что в некоторых положениях дел человек вовлечен в определенную форму жизни и действует сообразно ее законам. Этим и объясняется повышенный интерес к непознанному, крайний фатализм и стремление перенести ответственность за свои действия, состояния на стихийный элемент, в основе которого лежит загадочная сущность.

Нужно заметить, что такого рода конструкции, как показывает анализ художественной прозы и публицистики, на протяжении всего ХХ века и в начале нового тысячелетия не утратили своей актуальности и, скажем, специфичности. В качестве примеров приведем несколько характерных конструкций из художественных текстов авторов ХХ – нач. ХХI вв. и публицистики:

- Думалось – стихов писать не могу; Перевал. Ночь. Обстигло туманом (Маяковский);

- А какие были рои себя мысливших мыслей: мыслилось, рисовалось, вставало; и прыгало в сердце, сверлило в мозгу; Шарахнулось в мозгу; Тут заюжанило; разжиднело, стекло; вновь – подморозило; Задребеденилось как-то; И – взмигнуло из-под занавески; Кавардачило; И вывызгивает, и высвистывает (Белый);

Его лбом о столб садануло (Битов 1967).

Примеры взяты из романа «Мастер и Маргарита» М. Булгакова:

- Последний шум сдуло с толпы; И сорванный голос его понесло над тысячами голов; Рюхина трясло и швыряло; Тут ему так ударило в голову, что он закрыл глаза и застонал; И вторично его качнуло; Он крикнул: - Три! – сверкнуло, бухнуло; Их разносило в стороны, забивало на галерею, откидывало в оркестр и на сцену; Иуду швырнуло вперёд (Булгаков).

- Другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило на рельсы; И под решётку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный откос круглый тёмный предмет; Секретаря МАССОЛИТа Берлиоза сегодня вечером задавило трамваем на Патриарших; Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших; «Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай, Берлиоз» и т.д. (Булгаков).

В этих конструкциях непосредственная причина событий трамвай изображена так, как если бы она была «инструментом» некой неизвестной силы. «Субъект удалён здесь из поля зрения как неизвестная причина явления, описываемого глаголом. Именно поиск истинной причины явления и признание того факта, что эта причина неизвестна, составляет основу всех безличных предложений» [Вежбицкая 1997: 74].

В следующих примерах псевдоагенс находится под воздействием сил, вследствие чего он испытывает трудности физического / ментального / характера и остается пассивным, не контролирует ситуацию в полной мере:

- И вдруг меня словно толкнуло; Снарядом накрыло; Как до матери Тасиной дошло? Уж не наговорено ли ей про нас какой небылицы? Мелькнуло и ушло; Запершило в горле и жаром прихлынуло к глазам…(Васильев);

- Меня выбросило из машины (DTV 2006);

- В Париже вырвало с корнем деревья, повалило столбы электропередач; Останки разбросало по земле, найти ничего не удалось (ОРТ);

- Бодрова-старшего повело на Восток («Огонек»);

- Помнишь, как меня в карьере засыпало? (НТВ 2007) и т.д.

Так, идея псевдоагентивности, представленная безличным предложением, ярко иллюстрирует русскую языковую и ментальную картины мира и отражает специфические особенности, характерные для русского семантического универсума.

Список литературы

1. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова // Языки русской культуры – М.: 1999. – 888с.

2. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание [Текст] / А. Вежбицкая. – М.: Русские словари, 1997.– 416с.

3. Зализняк, Анна А., Левонтина, И. Б., Шмелев, А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира [Текст]: Сб. ст. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – 544с.

4. Колесов, В. В. Язык и ментальность [Текст] / В.В. Колесов. – СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. – 240с.

5. Рылов, Ю. А. Аспекты языковой картины мира: итальянский и русский языки [Текст] / Ю.А. Рылов. – М.: Гнозис, 2006. – 304с.

И.Э. Федюнина

Белгород, Россия

ЛЕСТЬ КАК СОСТАВЛЯЮЩАЯ КОНЦЕПТОСФЕРЫ «ОБМАН»

В РУССКОЙ, АНГЛИЙСКОЙ И НЕМЕЦКОЙ

ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ КАРТИНАХ МИРА

Одним из важнейших вопросов современной науки является вопрос соотношения человеческого мышления, языка и культуры и специфики их взаимодействия с окружающим миром. Особое внимание этой проблеме уделяет когнитивная лингвистика, главным объектом изучения которой является концепт - лингвоментальная структура, аккумулирующая знания, опыт, эмоции, ценности и т.д., имеющиеся у человека относительно того или иного явления действительности. Концепты, будучи тесно взаимосвязаны, образуют в нашем сознании концептуальную систему, или концептуальную картину мира, которая неразрывно связана с культурой ее носителей: «способ представления (репрезентации) знаний согласуется с социокультурным опытом человека – носителя знания» [Демьянков 1994: 21]. Концептуальная картина мира объективируется с помощью языковых единиц – в результате мы получаем языковую картину мира (ЯКМ). Концептуальные системы и ЯКМ разных народов имеют как общие, так и специфические черты, максимально полно выявляющиеся при сопоставлении. Сегодня расширение межкультурных контактов сделало сопоставительные исследования особенно актуальными.

Особенно интересен в этом плане концепт «Обман», возникающий и реализующийся только в человеческом общении. Хотя обман – общечеловеческое явление, исследования показывают, что в его восприятии и оценке существуют различия, часто ведущие к межкультурным конфликтам и возникновению негативных стереотипов. Оптимальным языковым средством изучения данного концепта представляются фразеологические единицы (ФЕ), характеризующиеся яркой образностью, тематическим многообразием, огромным коннотативным потенциалом и прагматической ориентацией (способностью к созданию иллокутивного эффекта, определенного чувства-отношения реципиента к описываемому человеку или явлению). Кроме того, ФЕ выполняют функцию языковых стереотипов, наличие которых «является одним из непременных условий для формирования национальной картины мира» [Маслова 2004: 190]. Важной особенностью «обманных» ФЕ является также гибкость, ситуативность их значения, благодаря чему они способны служить средством корреляции концепта «Обман» с другими концептами.

Нами были выделены несколько фрагментов концептосферы «Обман» - «Дезинформация», «Вымысел», «Клевета» и др. В данной статье будет рассмотрена сфера «Лесть». Эта составляющая концепта «Обман» неоднородна: предварительный анализ лексикографических источников позволил выделить внутри ее две семантические группы ФЕ.

В первую группу входят глагольные и субстантивные сочетания и сравнения, объективирующие признаки, качества и умения льстеца: из уст мед льется (РЯ), as sweet as honey (АЯ), glatte Zunge haben (НЯ) и др.

Здесь в первую очередь заслуживает внимания идиома АЯ to have kissed the Blarney Stone, уникальная по образной основе и концептуальному наполнению. Blarney – название замка в Ирландии; по преданию, тот, кто поцелует камень в зале этого замка, приобретает способность искусно льстить.

 You are so full of compliments today that you must have kissed the Blarney Stone. [АРФС 1984: 725] Эта ФЕ не несет отрицательной оценки. Она скорее выражает признание искусства льстеца, хотя и с некоторой иронией. Ее внутренняя форма, как видится, отсылает к концептам «Искусство», «Игра». Остальные ФЕ данной группы имеют негативную коннотацию.

 When they think they need our help they'll be all sweet and honey, but when they got no need for us they push us down and spit on us. [АРФС 1984: 393]

 …her voice ingratiating, sweet as honey, horrible, false. [АРФС 1984: 393]

Иллокутивный эффект в вышеприведенных контекстах достигается за счет противопоставления компонентов, несущих сему удовольствия (honey, sweet) и неприглядных поступков или негативных модификаторов (horrible, false). Эту же тенденцию репрезентирует поговорка РЯ В устах мед – под языком лед. Происходит корреляция с концептами «Лицемерие», «Опасность», «Унижение». Характерные чувства-отношения – недоверие, неприязнь.

Вторую группу составляют глагольные ФЕ, объективирующие образ действий и поведение льстеца: извиваться вьюном/ужом (РЯ), to pay courts to smb (АЯ), j-m Affen Zucker geben (НЯ) и др. ФЕ данной группы объединены семантическим инвариантом «пытаться задобрить человека и добиться его расположения с целью получения выгоды» и сходны по структурной модели, но различаются в планах содержания и выражения и передают различные оценочно-смысловые оттенки. Рассмотрим наиболее интересные тенденции.

Характерной особенностью АЯ является наличие «специализированных» ФЕ, репрезентирующих лесть в политике и бизнесе – to pay courts to smb и to oil the wheels. При этом они несут различную оценку.

 Its sickening to see the politicians paying courts to voters when they wont keep one of their promises [LID 1998: 71]. ФЕ, использованная в этой ситуации, объективирует поведение, воспринимаемое как циничный обман в целях личной выгоды и вызывает резкое неодобрение, отвращение; происходит «отсылка» к концептам «Предательство», «Унижение».

 Normally, Paul would have been talking to the other ambassadors, oiling the wheels [LID 1998: 383]. Этой ФЕ соответствует идиома РЯ смазывать колеса. Обозначаемые ею действия призваны наладить необходимые для успеха в бизнесе и политике контакты и, как правило, не вызывают неодобрения. В РЯ тоже объективируется «конвенциональная» лесть, которая, собственно, никого не обманывает и признается своего рода игрой, не очень приятным, но необходимым условием достижения успеха в делах.

 Инна дружила с журналистами, умела… и свои интересы соблюсти, и их почесать за их острыми журналистскими ушами [Устинова 2004: 115]. ФЕ, использованная в данном примере, по внутренней форме и концептуальному наполнению близка к идиоме НЯ j-m Affen Zucker geben, отмеченной национально-культурной спецификой. В НЯ лексема der Affe имеет негативную коннотацию, распространяющуюся на значение ФЕ в целом, придавая ему некоторый цинизм и имплицируя презрение к объекту лести.  Wenn du bei ihm etwas erreichen willst, da brauchst du seinem Affen Zucker geben [НРФС 1975: 38]. Как видится, в обоих случаях ведущую роль в создании иллокутивного эффекта играет образ-основа ФЕ, уподобляющий объект лести некоему животному, от которого надо добиться хорошего поведения.

Необходимо также отметить, что отношение к лести во многом зависит от установки самого реципиента. В целом наиболее часто негативное восприятие любой лести, независимо от ее вида и цели, и нежелание быть ее объектом репрезентируют ФЕ и контексты НЯ, несколько реже – РЯ.

 Mach bloß keine schöne Worte, Hartigen! Mich kannst du nicht auf die süße Tour kriegen! [НРФС 1975: 573]

 Никаких мне твоих гостинцев не нужно… Знаем мы тоже гостей этих. Сперва без мыла в душу лезут, а потом… [ФСРЯ 1988: 223]

Результаты нашего исследования позволяют сделать следующие выводы. Лесть как составляющая концепта «Обман» тесно соприкасается с другими фрагментами концептосферы. Репрезентирующие ее ФЕ отличаются большим разнообразием в планах содержания и выражения. В целом отношение к лести неоднозначно. Налицо расхождение между эмоциональной и рациональной оценкой этого явления: эмоциональное отношение чаще негативно, но вместе с тем признается необходимость лести в определенных ситуациях для расположения реципиента к себе и успешного достижения цели. Восприятие лести зависит от целей субъекта и установок реципиента. Однозначное неодобрение объективируют ФЕ и контексты, посредством которых осуществляется «отсылка» к концептам «Лицемерие», «Предательство», «Опасность» и т. п. В этих случаях лесть воспринимается как злонамеренный циничный обман. Репрезентируется также лесть, необходимая в силу желания реципиента – такие ситуации выражают презрение не к субъекту, а к объекту лести. В ЯКМ носителей АЯ большое место занимает «конвенциональная» и «социальная» лесть, не встречающая резкого неодобрения; здесь осуществляется корреляция с концептами «Искусство», «Удовольствие», «Игра» и т.п. Наиболее негативное отношение к лести выражено в НЯ.

Таким образом, ФЕ проявили себя как эффективное средство выявления универсальных и национально-специфических черт в восприятии и оценке феномена лести носителями исследуемых языков. Их знание и учет, на наш взгляд, необходимы для осуществления полноценного диалога культур.